Гаррис Т. 2. Гл. 23. Страстный опыт в Париже

ГЛАВА XXIII

СТРАСТНЫЙ ОПЫТ В ПАРИЖЕ: ФРАНЦУЗСКАЯ ЛЮБОВНИЦА

В этом томе, содержащем мои воспоминания о де Мопассане, я хочу рассказать еще о некоторых событиях из моей жизни во Франции. Однажды я ехал из Лондона в Париж: в Кале в поезд вошел молодой немец, который спросил о чем-то французского попутчика и был грубо оскорблен — француз, очевидно, догадался о его национальности по акценту и плохому французскому языку.

Возмущенный грубостью, я ответил на вопрос немца, и вскоре мы с ним стали почти друзьями. Когда добрались до Парижа, я сказал ему, что поселюсь в отеле «Мерис». На следующий день он зашел ко мне, мы вместе позавтракали, а потом наняли экипаж и поехали в Булонский лес.

Что-то простодушно-юношеское в этом человеке заинтересовало меня: едва мы выехали на авеню Акаций, как он сказал, что считает французских девушек удивительно привлекательными. Через пять минут мы пересекли Викторию, где во встречном экипаже заметили весьма хорошенькую девушку и пожилую женщину. Мой немец воскликнул, что девушка красавица, и спросил, можно ли познакомиться с такой звездой. Я ответил, что нет ничего проще: обе были кокотками, и если у него есть лишние двести франков, они будут ему искренне рады. А потому посоветовал в следующий раз, когда во встречном экипаже он заметит хорошенькую девушку, запрыгнуть туда и разом решить свою проблему. Молодой человек счел это совершенно невозможным подвигом, и поэтому, когда мы проезжали мимо экипажа с хорошенькой кокоткой, я велел ему следовать за мною и сам перескочил в ее коляску.

Кучер сразу же свернул на боковую дорожку и быстро поехал в сторону города. Девиц было две. Я обнял каждую и сообщил им, что мы едем ужинать в кафе «Англе». После нескольких минут разговора хорошенькая дерзко шепнула мне:

— Сделать свой выбор!

Когда я повернулся к более зрелой женщине, та подмигнула:

— Ты не пожалеешь, если выберешь меня!

Не знаю почему, но я сразу же убрал руку с талии молодки, мол, «я уступаю первенство юному другу, пусть он выбирает». Через пять минут мы уже сидели в кафе на Елисейских полях. Немец с трудом мог поверить своим ушам, когда я сказал, что намеренно оставил ему красивую и жизнерадостную девушку. Короче говоря, мы поужинали в отдельном кабинете, а затем проводили подружек домой.

Мой немец поднялся наверх со своей инаморатой, а я вошел в большую квартиру на втором этаже. Здесь в гостиной, к моему удивлению, спала девочка лет двенадцати. Как только зажегся свет, она вскочила, явно смущенная, и поспешила к двери.

— Не уходи, — сказал я, потому что девочка была очень хорошенькая, но, улыбаясь, она поспешила выйти. — Твоя дочь?

Я повернулся к своей спутнице, которая, как мне показалось, кивнул. Это помогло мне принять решение.

— Я буду спать на диване, — сказал я, — или, если хочешь, я поеду в свой отель, а ты сможешь взять девочку к себе.

— Нет, нет, — ответила кокотка, которую, кстати, звали Жанна д;Альбери. — Она никогда не спит здесь, у нее своя комната. И мне интересно слушать ваши рассказы. К тому же я ни капельки не хочу спать. Театр — моя страсть. Вы не поцеловали меня ни разу, — добавила она, подходя ко мне и поднимая лицо.

— Я не в настроении целоваться. И хочу спать. Видимо, слишком много выпил. «Мюзиньи» был сильным.

— Как будет угодно, — согласилась Жанна и через две минуты приготовила для меня постель на диване. Я снял верхнюю одежду и, слушая, как она плещется в ванной, крепко заснул.

Внезапно я проснулся от самого острого приступа удовольствия, которое когда-либо испытывал, и обнаружил, что Жанна лежит на мне. Как ей это удалось, не знаю, но зло было совершено, если зло вообще существует, и мои ощущения были слишком сильными, чтобы от них можно было отказаться. Через мгновение я поменял наши позиции и искал возобновления наслаждения. Не напрасно. Ее влагалище сжимало и доило меня с необычайной силой и разнообразием, каких я раньше и представить себе не мог. Даже с Топси я не испытывал такого сильного удовольствия. Обняв кокотку, я целовал ее снова и снова в страстном удивлении.

— Сейчас ты целуешь меня, — сказала Жанна, обиженно надув губы. — Почему не поверил мне тогда, на Виктории, когда я сказала, чтобы ты выбрал меня и получил истинное наслаждение? У моей подруги есть только ее хорошенькое личико, — презрительно добавила она.

— Ты просто чудо! — воскликнул я и, подняв кокотку на руки, понес ее к двери спальни. Уложив Жанну на кровать, я задрал ее ночную рубашку: она была хорошо сложена ниже талии, но грудь ее была вялой и низко свисала. И все же в одном я был уверен.

— Это была не твоя дочь. У тебя никогда не было детей.

Она кивнула с улыбкой.

— Мне было одиноко, — просто сказала Жанна, — а Лизетта была такой хорошенькой и веселой, что я удочерила ее много лет назад, когда ей был всего год. Видите ли, я стара в этой игре, — тихо добавила она.

Не знаю почему, но все, что говорила Жанна, усиливало мой интерес к ней. В ней были личность и ум, хотя она, безусловно, была кем угодно, но не хорошенькой. Однако женщина не только превосходно говорила по-французски, но и знала все общественные обычаи и обряды своего народа. Когда я хотел заплатить ей, она не приняла денег, сказала, что ей ничего не нужно, и что она была рада познакомиться со мной, хотела, чтобы я был ей «другом и любовником».

Через день или два я устроил ленч в своем отеле, где были Жюль Кларети1 из «Франсе», знаменитый комический актер из «Пале-Рояля» и Жанна, которая оказалась превосходной хозяйкой. Все были очарованы ею. Женщина нашла нужные слова, чтобы сказать их всем и каждому, причем была более чем тактичной. Впоследствии она сказала мне, что никогда не забудет моей доброты, поскольку я обращался с нею как с равной.
_________________________
1 Жюль Кларети (1840—1913) — известный французский журналист, публицист, драматург и беллетрист, член Французской академии бессмертных.

Позже я узнал, что Жанна была дочерью французского генерала, но в один год потеряла отца и мать и осталась круглой сиротой. Младшая сестра, которую она любила, разочаровалась в любви и увлеклась наркотиками, а после ее смерти Жанна решила самостоятельно зарабатывать деньги. Она не скрывала, что у нее имелись два поклонника. Один был помощником шерифа, он навещал женщину каждые две недели или около того и давал ей двадцать тысяч франков в год. Другой — старый сенатор, который приходил время от времени, но в уверенности, что Жанна всегда будет готова обслужить его. Он давал ей пятьдесят тысяч в год и разовые суммы по необходимости.

— Он очень милый, и я обязана его бесконечной доброте, — призналась кокотка. Кокотка ли? — Уверяю вас, в Булонском лесу я была с Аделью только ради нее, а не ради заработка. Но мне понравилось, как вы прыгнули в экипаж и выбрали меня.

Именно на этом обеде Кларети рассказал историю Эме Дескле2, которую воспроизвожу здесь, поскольку Эме была во многих отношениях самой соблазнительной актрисой, которую я когда-либо видел на сцене.
___________________________
2 Эме-Олимпия Декле (1836—1874) — французская актриса, которую считали одной из лучших актрис своего времени; имела многочисленные любовные романы с современными ей известными артистами.

— Я знал ее, — начал Кларети, — когда она была совсем маленькой, а я только получил место театрального критика в «Фигаро». Я влюбился в нее, и мы сошлись, как это делают молодые люди. Однажды Эме призналась, что хочет стать актрисой, сыграть Федру и кого-нибудь еще. Когда я сказал, что ей придется еще многому научиться, для чего требуется время, иначе она не сможет надеяться даже на небольшую роль, Эме посмеялась надо мной и ответила, что, поскольку некоторые мужчины рождаются генералами, а большинство рядовыми, нет необходимости проходить какое-либо обучение.

Как критик, я знал большую часть влиятельных людей в театральном мире, и, как ни странно, через несколько дней встретил хозяина театра, чья ведущая актриса слегла с бронхитом или чем-то вроде этого. Я сказал ему, что у меня есть на примете хорошая девица, начинающая инженю или субретка. Она вполне справится с любой ролью и даже, возможно, произведет сенсацию. В тот же день я представил ему Эми. Антрепренера она вполне устроила, и под конец он даже согласился поставить для нее расиновскую «Федру».

Наступила роковая ночь. Театр был полон. Эми трепетала и не смогла держать себя в руках. Впоследствии я никогда не видел такого позорного фиаско. С трудом можно было расслышать, что она произносила. Через пять минут, не выдержав насмешки публики, Эми сбежала со сцены, занавес опустился перед публикой — и хохочущей, и весьма обозленной. Чтобы успокоить толпу, мне пришлось из собственных скудных средств вернуть всем деньги за вход. На это ушли все мои сбережения!

Естественно, коллеги по прессе с удовольствием высмеяли то, что они назвали «моим увлечением». Некоторые уверяли, что красивое лицо не делает из девицы великую актрису. Другие намекали, что у девушки, должно быть, есть скрытые прелести. В общем, меня высмеивали со всех сторон.

Я больше не встречался с Эми, но примерно через год или около того я услышал, что она уехала в Италию с каким-то комическим актером, в которого была безумно влюблена. Потом пришло известие, что актер бросил ее в Венеции без единого су. Несколько месяцев спустя я получил от нее короткую записку с просьбой приехать к ней. В Эми было какое-то странное очарование, и я согласился.

Когда девушка вошла в комнату, я онемел! Она утратила всю свою красоту и постарела лет на десять.

— Что случилось? Потрясенно спросил я.

— Как Данте, — ответила она, — я побывала в аду.

— Тебе было плохо? — тупил я.

Она кивнула. А потом сказала:

— Ты догадываешься, почему я послала за тобой?

Я отрицательно покачал головой.

— Молю, дай мне еще один шанс!

— Невозможно, — ответил я. — Все продолжительное время смеялись надо мной. Да и тебя теперь все знают в театральных кругах. Я не смог бы помочь, даже если бы очень захотел.

— Теперь они не будут смеяться, — ответила девица. — Я знаю, как ты добр ко мне, знаю, что ты поможешь мне, и уверяю тебя в своей вечной благодарности. Мы с тобой всегда должны быть друзьями.

И она протянула ко мне обе руки. У нее был необыкновенный голос, а главное — появилась личность. Эми очаровала меня. Я поймал себя на том, что непроизвольно произнес:

— Я сделаю все, что в моих силах.

Она поблагодарила меня, улыбаясь глазами, полными непролитых слез, и я понял, что действительно сделаю все, что смогу, и даже больше.

Странно сказать, примерно через месяц ко мне пришел театральный агент с проблемой предыдущего, того, первого: у него были театр и труппа, но ведущая актриса укатила в Америку, оставив их на произвол судьбы. Агент умолял подыскать им какую-нибудь актрису, которая могла бы сыграть большую роль.

Без колебаний я отвел его к Эми Дескле. Он знал историю ее предыдущего фиаско, но по дороге я заверил его, что женщина изменилась, умолял довериться своему собственному суждению. Произошло то, чего я и ожидал. Агента вывел из равновесия ее личный магнетизм, и он согласился поставил для Эми «Федру». Правда, оговорив одно условие: никто не должен был знать ее настоящего имени до тех пор, пока не состоится премьера.

Мы «били в большой барабан» и делали все, что могли, но театр на премьере был почти пуст. Когда Эми Дескле вышла на сцену и сразу сделала немую паузу, я трепетал в ожидании. Ее первые слова сбили нас всех с ног. В конце первого акта я вышел из театра и разослал записки полудюжине коллег, чтобы они пришли посмотреть новую звезду парижской сцены. А когда я вернулся в театр, он уже был полон. Париж каким-то волшебным образом был уведомлен об этом невероятном событии, в мгновение ока все узнали, что миру явилась великая актриса.

— Думаю, — добавил Кларети, — что она была величайшей актрисой, которую я когда-либо видел.

Кларети рассказал эту маленькую историю великолепно и со странной сдержанностью, но, к моему удивлению, Жанна усилила эффект.

— Я видела ее немного позже в «Фру-Фру»3, — сказала она, — и согласна с вами. Она была не только великой актрисой, но и великой женщиной. В ее голосе были нотки, от которых сжималось сердце. Именно страдания ее собственной души дали ей силу. Дюма-сын поступил мудро, выбрав ее своей героиней4.
__________________________
3 Комедийная пьеса "Фру-Фру" в пяти действиях написана Анри Мейлаком и Людовиком Халеви в 1869 году специально для мадемуазель Эми Декле. Французское выражение "фру-фру" демонстрирует шелест шелка, в переносном смысле означает любовь к изысканной одежде.
4 Речь идет о пьесе А. Дюма-сына «Диана де Лис». Сам он так описал Эми Декле на сцене: «Необычный, протяжный, чуть гнусавый голос, напоминавший пение арабов, вначале казался монотонным, потом захватывал. У нее была изящная фигура, гибкая талия (она не носила корсета) и большие черные глаза; ее лицо отражало внезапные переходы от нежности к ярости, а под искусственными румянами можно было угадать мертвенную бледность от внутреннего страдания. Худые плечи, грудь почти плоская — короче говоря, это была одна из тех женщин, о которых все другие говорят, что она безобразна, и рядом с которой все красавицы кажутся ничтожными…»

В тот вечер я окончательно убедился в том, что Жанна в своем роде удивительная женщина: она была чрезвычайно начитанной, знала всю легкую французскую литературу и могла найти нужные слова, чтобы сказать просветляющие слова не только о Флобере, но даже о Золя, Доде и Мопассане. Знала она и о том, что Париж, со всеми его высотами и глубинами, был прекрасным спутником для литератора. А еще она была несравненной любовницей.

Через день или два я начал сомневаться в ее магии. Жанна никогда не пыталась возбудить меня, но всякий раз, когда я искал ее, находил ту же дьявольскую «силу». Я нашел для этой «силы» французское выражение — «Casse Noisettes», т.е. «щелкунчик», означающий «возбуждение женской рукой». Жанна знала точный момент, когда следовало использовать «щелкунчика».

Я все больше и больше влюблялся и все же из опасения снова и снова пытался дать ей денег и вырваться этим из ее плена. Но Жанна не принимала денег. Впрочем, она будто ненароком старалась пообедать или поужинать со мной и одновременно познакомиться с актерами, актрисами и литераторами.

Однажды мы долго гуляли в Фонтенбло, пообедали там, вернулись. Я хотел поцеловать ее, но Жанна увернулась. Наконец я сказал:

— Мне придется вернуться в Лондон, на работу.

Жанна пристально посмотрела на меня.

— Я хотела бы предложить тебе кое-что, — сказала она. — Обычно я отдыхаю в маленьком уютном местечке близ Алжира. У меня там собственный домик. Он окружен горами и морем. Там безлюдно. Ты мог бы ездить на пони, мог бы посвятить себя написанию книг и оставить эту глупую журналистику раз и навсегда.

— Вряд ли получится, — признался я. — У меня слишком мало средств для праздной жизни.

— Деньги есть у меня, — тихо заметила она. — Я накопила более трехсот тысяч франков. И этот дом, и ферма, и…

— Я не могу жить на твои деньги, — грубо перебил я.

— Почему бы и нет? Мы могли бы пожениться и жить почти идиллической жизнью.

Я вздрогнул. Какая перспектива! Мне вспомнились события прошлого месяца.

Однажды я случайно застал Жанну, когда она только что умылась. Бровей у женщины не было, она подкрасила их и придала своим светлым ресницам темный оттенок с небольшим количеством пигмента. Жениться на ней? Я рассмеялся про себя и не смог удержаться, чтобы не покачать головой.

— Я довольно хорошая хозяйка, не так ли?

— Лучше не бывает. Никто не возьмется это отрицать. Ты еще и отличный компаньон в придачу… Но я хочу больше узнать о жизни и мире, прежде чем остепениться. У меня есть цель — каждые двадцать лет или около того совершать кругосветное путешествие. А еще я намерен выучить пару новых языков и…

— Ты мог бы сделать все это и обосновавшись в Алжире, — настаивала она. — Я не стану мешать. Я хочу, чтобы мой дом был красивым. Я хочу, чтобы ты был моим мужем и компаньоном. Но ты в любой день сможешь отправиться в кругосветное путешествие, лишь бы потом вернулся ко мне. И ты вернулся бы, я знаю тебя. Ты хочешь заработать репутацию выдающегося писателя. Я уверена, что ты добьешься своей цели. Но это означает годы тяжелой работы. И годы эти должны быть беззаботными. Подумай о моем предложении.

Я улыбнулся и молча отрицательно покачал головой.

Через день или два Жанна сказала:

— Придется отправить Лизетту в школу, если мы не поедем вместе на юг. Она взрослеет и становится очень хорошенькой девочкой. Видел бы ты ее в ванне!

— С удовольствием, — сказала я, не подумав.

На следующий вечер, когда мы вошли в дом, Жанна отвела меня к себе на второй этаж и резко открыла дверь. В ванной купалась Лизетта — образец девичьей красоты, удивительно гибкая и прелестная. Бедняжка испуганно повернулась к нам спиной и схватила полотенце, висевшее рядом, но Жанна удержала ее со словами:

— Не глупи, дитя. Фрэнк не съест тебя. Я сказала ему, какая ты красивая и как хорошо сложена.

При этом девушка подняла большой непроницаемый взгляд на патронессу, повернулась к нам передом и встала у дверей. Предо мною был изысканный рисунок: грудь только начинала наливаться, бедра немного полнее, чем у мальчика, ноги и руки меньше — идеальная статуэтка танагра5. Тонкая белая кожа отсвечивала розовым на внутренней стороне рук и бедер, а холм Венеры был затенен легким пушком.
__________________________
5 Танагра — райская птица.

Она стояла и ждала, очаровательная девчачья фигурка. Я почувствовал, как у меня пересохло во рту, а в висках запульсировало. Что это значит? Неужели Жанна намеревалась?.. В следующее мгновение женщина накрыла девочку полотенцем и сказала:

— Вытрись и спускайся вниз, дорогая. Скоро будем обедать. — Внизу Жанна спросила: — Ну, ты поедешь с нами в Алжир?

— А если я захочу Лизетту?

Жанна пожала плечами.

— В твоей жизни наверняка будет несколько Лизетт, — сказала она, — но, надеюсь, только одна Жанна.

И она пристально посмотрела на меня.

— Ты чудо, — постарался сгладить неловкость я. — Чудо!

Больше ничего не было сказано. Лизетта спустилась вниз в ночной рубашке и халатике. После обеда Жанна предложила девочке сесть ко мне на колени, и я, кажется, все еще чувствую теплый отпечаток ее гибкого тела на своих ногах.

Итак, мне пришлось бороться с величайшим искушением в моей жизни. Смогу ли я победить? Я искренне верю, что меня спасло слово Шекспира. Я не мог быть превращенным «в мехи для обдуванья жарких нег цыганки»6. И все же искушение было велико. Жанна действительно была очень интересной собеседницей и очаровательной любовницей.
______________________________
6 У. Шекспир. «Антоний и Клеопатра». Перевод Б.Л. Пастернака.

Я хотел знать, почему она выбрала меня.

— Как можно узнать, почему этот мужчина доставляет тебе сексуальное удовольствие, — спросила она, — в то время как другой отталкивает тебя? Ты нравишься мне физически, интересуешь меня умственно, и я знаю, что ты трудолюбив и добр. Думаю, у нас может получиться идеальный дуэт. Я устала от Парижа и одиночества, без смысла и цели жизни.

— А Лизетта? — спросил я.

— Ах, Лизетта… Она будущее, — улыбнулась Жанна. — Еще до того, как она вырастет, ты найдешь себе арабскую красавицу с еще более красивыми руками и ногами. Это внутренний художник принуждает тебя блуждать в поисках пластической красоты. Я заметила это изначально. Но я не могу сделать свою грудь маленькой и круглой. Если бы могла, сделал бы, можешь быть уверен. Однако я знаю, что могу доставить мужчине больше удовольствия, чем любая другая женщина. И поэтому уверена, что ты всегда будешь возвращаться ко мне.

Она говорила правду, но смогу ли я работать в обществе Жанны — вот в чем было сомнение. Я уже чувствовал себя более усталым, чем когда-либо. В ту ночь я изучил свое лицо в зеркале и увидел, что черты заострились, кожа потеряла свой здоровый цвет. Я становился серым и изношенным. Если за месяц получился такой результат, то что будет через год или десять лет? Я не мог закрыть глаза на происходившее: Жанна высасывала меня, как пиявка.

У меня была еще одна яркая, великолепная ночь. Я целовал Лизетту и почувствовал ее взаимность. А затем был поезд в Кале и прежняя работа в Лондоне.

Но прежде я устроил большой обед для важных персон из театрального мира и журналистики. Пригласил Жанну, рассказал о ней всем, вытащил ее, посадил на трон, а затем вернулся к ней домой на ужин.

Пока она переодевалась, я обнял Лизетту и снова и снова целовал ее горячими губами, чувствуя ее набухающие груди. Девочка обняла меня за шею и поцеловала так же горячо. Потом я осмелился коснуться ее маленькой киски и ласкать ее, пока щель не раскрылась и не стала влажной. Лизетта прижалась ко мне и прошептала:

— О! Как вы меня возбуждаете!

— Ты когда-нибудь делала это с собой?

Она кивнула, сверкая блестящими глазами.

— Часто, но мне больше нравится, когда вы прикасаетесь ко мне.

Впервые я услышал правду от девочки, и ее смелость очаровала меня. Я не мог удержаться, чтобы не уложить ее на диван и не задрать ее юбки: как прекрасны ее конечности и как совершенно ее влагалище. Она была действительно восхитительна, и я получал почти безумное удовольствие, изучая ее красоту, раздвигая ее половые губы.

Через несколько мгновений Лизетта вся дрожала и задыхалась. Она положила руку мне на голову, чтобы остановить. Я поднял ее на руки, она поцеловала меня.

— Вы, дорогой, — сказала она со странной серьезностью, — я хочу вас всегда. Вы останетесь с нами, не так ли?

Я молча поцеловал ее.

Когда из будуара вышла Жанна, мы переместились в столовую. Потом Лизетт поднялась к себе, а я пошел спать с Жанной. Она быстро возбудила меня примерно на полчаса, затем сделала «щелкунчика» с таким артистизмом, что через две минуты довела меня до ощущений, каких я никогда не испытывал ни с одной другой женщиной.

Жанна была самой совершенной любовницей из всех, кого я встречал до нашего знакомства. По силе доставленных удовольствий ее едва ли могла превзойти хотя бы одна представительница западной расы.

Незабываемый вечер, один из немногих вечеров в моей жизни, когда я испытал одновременно и сильнейшее удовольствие, и еще более высокое эстетическое наслаждение от игры с красивыми конечностями, от пробуждения новых желаний в прекрасном теле и откровенном честном духе.

На следующий день я оставил Жанне письмо, поблагодарил ее и объяснил, как мог, желание завершить свою работу в Лондоне. В конверт я вложил пять тысяч франков для нее и Лизетты — все, что я мог тогда выделить. Затем я сел в поезд и еще до наступления темноты был у себя дома в Кенсингтон-Гор. Я победил вожделение, но это было все, что я могу сказать. Я не гордился собой.

В течение нескольких месяцев искушение не покидало меня. Оно было более острым, чем вначале. А потом я случайно услышал от комического актера из «Пале-Рояля», месье Галипо7, кажется, что Жанна покинула Париж и переехала жить в Алжир.
_________________________
7 Феликс Галипо (1860—1931) — французский актер, драматург и юморист; известен своими комическими сценическими монологами.

— Мы все скучаем без нее, — добавил он.

С тех пор я не видел и не слышал ни о Жанне, ни о Лизетте. Но именно Жанна показала мне, какими удивительными качествами любовницы обладают некоторые француженки.

С тех пор, как я столкнулся с безумной, беспричинной ревностью, воспоминания о Жанне часто возвращаются ко мне. Женщина может любить и радоваться, доставляя самое сильное удовольствие, и при этом не ревновать к эстетической, более легкой любви мужчины. Верность сердца и души и духовное общение — это все для таких немногих, редких женщин.