Берлинская стена

                Берлинская стена.
                Барабинские степи, однообразный скучный пейзаж, я практически проспал и проснулся где-то далеко за Новосибирском. Не спеша умылся, привёл себя в порядок и, заказав в ресторане еду, опять упёрся в окно. Последнее время я редко ездил на поезде, а тут потянуло, и вот третьи сутки смотрю на русскую зиму. Конечно, комфорт в нынешних поездах не сравним с социализмом, но всё равно дорога изматывает, да и возраст сказывается.
                «Мы прибываем на станцию Ачинск, стоянка поезда две минуты» - раздалось по вагону и, миновав мост через реку, поезд начал останавливаться. Когда открылась дверь в купе, я увидел официанта с подносом, сзади него женщину лет пятидесяти, небольшого роста, не броско одетую с чемоданом. Официант поставил поднос на столик, поинтересовался не нужно ли чего ещё и удалился. Женщина несмело вошла в купе и уточнила: «Тринадцатое место здесь?», я кивнул. Поставив чемодан, она сняла с себя пуховик, и села напротив меня. «Извините, но мне надо поесть»- сказал я. «О, если Вы не против, то я тоже, а то с этими сборами и поесть не успела». Она достала курицу, плавленый сырок и овсяное печенье и наша совместная трапеза началась. Чтобы с чего-то начать разговор, спросил: «Как звать и далеко ли едет». «Надежда, еду в Хабаровск, в военный санаторий». «В военный, а муж-то где?» Она дожевала кусок и, вытерев обратной стороной ладони рот, отвечала: «Умер он у меня…». «На СВО?»-вырвалось у меня. «Нет, под «Берлинской стеной»». Я ничего не понял и, чтобы как-то разрядить ситуацию, предложил: «А не выпить ли нам?». «А давайте»- согласилась моя попутчица и, когда закончилась трапеза, я стал свидетелем очередного рассказа. В поезде люди раскрываются так, как не раскрываются даже перед родственниками.
                На танцах мы с Сашей познакомились. Воинская часть стояла недалеко от нашей деревни. Когда он ко мне подошёл, я и поверить не могла, я ведь далеко не красавица. Ну и закрутилось у нас, поженились. Родственники мои всё подшучивали, подсмеивались над Сашей, я теперь думаю, что завидовали мне. Саша был с высшим образованием, а у нас выше техникума никто не поднялся, сплошь рабочий класс. И не было такого застолья, чтобы над ним не подтрунивали. Саша всё время молчал, посматривая на обидчика, иногда чуть улыбался. Так и жили. Дочку растили, квартиру получили, и всё вроде бы ничего, но умерли мои родители, сначала отец,   следом и мама. И встал вопрос наследства, нас ведь семь человек, детей-то было, а у родителей дом, да и огород соток под тридцать.
               Братья от наследства сразу отказались, а на дом стала претендовать наша средняя сестра. Она в то время работала в профкоме крупного завода, да какая-то жадная стала, она и внешне на нас совсем не походила, красивая…
           Мы с Сашей посоветовались и решили часть огорода попросить под дачу.  Сестра ни в какую, да и другие её поддержали. Люба-то покойница, сразу на сторону Светы  встала, да и Лена говорит: «Пусть будет Светин дом, я хоть иногда на родительском крылечке посижу». Сидит она, как же... Света теперь никого на пушечный выстрел к дому не подпускает.
               Мне же тогда, как шлея под хвост попала, вот захотелось мне дачу там поставить, да и Саша к земле тянулся, он у меня рукастый был. Судились, и отсудили нам кусочек.
              Знали бы, за сотню вёрст этот кусочек оббежали. Как поездка на дачу, так скандал, то с сестрой, то с её мужем, а то и с обоими одновременно. Но мало - помалу, начали строиться. Как свободное время, так туда. Сестрица-то поняла, что мы надолго, построила между нами забор метра три высотой, так в деревне назвали этот забор «Берлинской стеной». Домик достроили, огород разработали, кур да гусей завели, а нервы, что у него, что у меня, как струна стали. Как на дачу ехать, так переживания. Я – то, бывало, проплачусь, прокричусь, а Саша всё молчит, всё в себе держит. Мучились мы так, мучились, а как Саша демобилизовался, решили продать эту дачу, да новую построить.
               Покупателей не сразу нашли, но всё же продали и на новой земле быстренько так, новый построили. Осталось только ворота, времянку, на другие заменить, да кое - что из отделочных работ закончить, но заболел мой Саша. Стал жаловаться, что дышать тяжело. Поехали в город в больницу, а там нам сразу сказали, что всё, последняя стадия…
                И в краевой центр ездили, и в Израиль документы посылали. А жиды деньги взяли, но лечить отказались. Купили кислородный аппарат, так последнее время с ним перебивался. Саша - то мой с Украины, сильно переживал за войну, всё пытался родственников образумить. Сестра моя Лена, видя такое дело, говорит однажды ему: «Может исповедовать тебя, да причастить?»     А он: «Зачем мне священник, мне врач хороший нужен!» Всё верил, что вылечится… Некоторые говорили, что заболел он из-за того, что в ракетных войсках служил, но ведь друзья его все живы. Скорее всего «Берлинская стена» его подкосила, да и война добавила, хохол, а как он любил Россию. Слабость у него одна была, рыбалка, любимое занятие. Он даже на Камчатке, в санатории рыбу ловил и отдавал на кухню…
                Я, конечно, до конца с ним сидела, да и спала рядом на полу. Как-то он, наверно, подумал, что не поднимется и, чтобы меня не мучать, вырвал трубку изо рта…
                В день похорон Света к Нине обратилась, идти ли ей на кладбище, на что та ответила: «Кому ты там нужна…» Раньше-то Нина от Светы зависела, а теперь обе на пенсии…
«…ет на станцию Красноярск, стоянка десять минут».
   Быстро собрав вещи, спешу на выход. В последний раз оглядываюсь в купе и вижу худенькую, глубоко ушедшую в себя женщину, а перед ней почти не тронутую курицу.
Владимир Кибирев            Январь 2024.
 
   


Рецензии