Мемуары Арамиса Часть 228

Глава 228

Д’Артаньян вовсе не случайно завёл этот разговор с Раулем. В отличие от Атоса, он сразу же заметил, как Луиза де Лавальер смотрит на Короля. Ведь его обязанностью часто было сопровождение Людовика, и он всегда воспринимал своё присутствие при царственной особе как часть обязанностей командира личной гвардии. Лица, охраняющие важную персону, смотрят не столько на саму это персону, сколько на окружающих людей, стараясь по их поведению, мимике и непроизвольным движением рук, ног, по повороту тела, по движению глаз угадать их мысли чтобы предугадать их действия. Капитан мушкетёров легко читал каждого из окружающих людей как книгу, предугадывая их поступки по их реакции на слова и жесты Короля. Он, безусловно, понял, что Луиза влюблена в Людовика, но ещё не знал, ответит ли Король взаимностью на эти чувства, или пренебрежёт ими, или же попросту не заметит их. Однако его опыт говорил ему о том, что Людовик XIV – влюбчивый юноша, а такие пылкие натуры, как он, способны воспылать ответной страстью даже в том случае, если изначальное не находили привлекательной ту даму, которая удостоила их искренней любовью. Впрочем, даже и не столь страстные натуры иногда способны зажечься ответной любовью, поскольку истинная и сильная любовь к ним в молодой особе противоположного пола всегда льстит их самолюбию и заставляет начать по-особому воспринимать эту особу, выделяя её из тех, кто лишь изображает страстность или не делает даже этого. Даже молодой монарх, привыкший повсюду видеть обращённые на себя лишь восторженные взгляды, со временем начинает отличать восторженность показную, дежурную, льстивую от истинной любви.
Так что в то время, пока Атос пытался понять, насколько Луиза подходит в жёны Раулю по своему статусу, и в какой мере любовь Рауля истинна, д’Артаньян уже разглядел в этой страсти смертельную опасность для молодого человека и попытался упредить её, рассчитывая постепенно открыть молодому человеку глаза на ситуацию. Он надеялся, что Рауль сам должен озаботиться выяснением вопроса о том, насколько он желанен Луизе в качестве мужа, и попытаться выяснить этот вопрос как можно достовернее, действуя деликатно, и не поддаваясь предубеждению о том, что Луиза испытывает к Раулю те же чувства, что и он к ней, основываясь лишь на добром расположении друг друга двух соседских детей.
В особенности д’Артаньяна насторожил тот факт, что когда Людовик спросил у него, не знает ли он имени этой фрейлины Принцессы, которая всегда носила в причёске или на поясе ленту или что-нибудь такого же цвета, в какой был в этот день одет Король. Услышав имя мадемуазель де Лавальер, Король как бы для памяти записал его на листке бумаги, а затем то ли забавы ради, то ли из очевидного созвучия начертал рядом собственное имя. (Людовик и Луиза по-французски пишутся: «Louis» и «Louise», примечание переводчика).
 Совершенно очевидно, что для того, чтобы запомнить имя Луизы, Людовику отнюдь не требовалось его записывать, так что эта шалость означала что-то иное, а именно: как минимум, интерес Людовика к мадемуазель де Лавальер, пусть даже и совершенно праздный.
Эти события привели к тому разговору д’Артаньяна с Раулем, который я описал в предыдущей главе.
Гримо описывает случай, как Атос повздорил с Королём из-за несходства их мнения на судьбу Луизы де Лавальер, дескать, Атос считал, что она должна стать женой Рауля, а Король так не считал. Это привело к аресту Атоса, которого д’Артаньяну было велено препроводить в Бастилию, что д’Артаньян и исполнил, после чего вернулся к Королю и убедил его отменить этот приказ. История эта, конечно, занимательная, Гримо удалось её живописать в лучших красках, я сам зачитывался ей. Но она не имеет ничего общего с действительными событиями. Ни Атос не стал бы столь дерзко разговаривать с Королём, ни Король не стал бы отменять своё решение об аресте Атоса, если бы подписал его по причине такого поведения его, какое описано в мемуарах Гримо. Один лишь Гримо относился к своему хозяину как к божеству, и поэтому даже в его недостатках видел особые достоинства, и утрировал их сначала в своём представлении, а затем в своих фантазиях и описаниях. Любому человеку, бывшему когда-либо при дворе, очевидна нелепость описываемых в мемуарах Гримо двух визитов Атоса к Королю. Так вести с собой Людовик не позволил бы даже родному брату или родному дяде, не то что графу де Ла Фер. И, разумеется, граф де Ла Фер, человек, питавший к особе Короля особое уважение, сопоставимое с почти божественным восторгом, никогда не посмел бы требовать, чтобы Король отказался от своей избранницы по той причине, что её избрал себе его сын, к тому же незаконнорожденный. Для Людовика XIV Рауль де Бражелон был никем, ради него он не пожертвовал бы решительно ничем, не говоря уже о жертве, какую посмел потребовать в книге Гримо этот литературный герой, решительно отличавшийся от истинного графа де Ла Фер.
Правда в этом описании лишь в том, что Атос, каким он был в жизни, действительно, не озаботился мнением самой Луизы о перспективе её брака с Раулем, по той простой причине, что его слепая отцовская любовь уверяла его в том, что Рауль настолько хорош, что Луиза просто не могла бы его не полюбить. В этом вопросе Атос бы просто как ребёнок.

Должен сказать, что Атос, действительно, дважды посещал Короля Людовика XIV, но разговор проистекал не так, как описал Гримо, и, разумеется, заканчивался не тем.
В первый раз Атос пришёл к Королю для того, чтобы испросить согласия на брак Рауля с Луизой де Лавальер, но вовсе не затем, чтобы получить отказ. Атос никогда не рискнул бы обратиться с подобной просьбой к Королю в надежде на отказ. Во-первых, Король не принял бы подобной дерзости, во-вторых, в случае, если бы Король дал согласие, от этого брака нельзя было бы отказаться даже в том случае, если после получения согласия от него отказались бы и Рауль, и Луиза, и даже если бы ему воспротивился сам Атос. Так рисковать счастьем своего сына, даже пусть в том ошибочном понимании, которое вкладывал в это слово бедный Атос, он не стал бы ни при каких обстоятельствах.
Посещение Короля имело не такие последствия, чтобы ими хвастаться, именно по этой причине Гримо не осведомлён ни о результатах, ни о самом разговоре. Я расскажу, как всё было.

— Ваше Величество, — сказал Атос, явившись в назначенное ему время. — Я пришёл по Вашему приглашению и готов ответить на все Ваши вопросы.
— Входите, маркиз, — ответил Король. — Я рад вас видеть. Вы сослужили хорошую службу моему кузену Карлу II, хотя и не получали на это полномочий. Любопытно, что в то время, когда вы пребывали в Англии, у нашего королевства отношения с этой державой были далеко не самые лучезарные. Чем вы руководствовались, когда направились туда, не имея никакого поручения от меня? Ведь это – вмешательство во внутреннюю политику другой державы!
— Я руководствовался обещанием, которое дал отцу нынешнего Короля, Карлу I за минуту до его страшной смерти, — ответил Атос. — Я тайно находился под эшафотом, на котором состоялась казнь, так что я был последним человеком, с которым говорил Король Карл.
— По какой причине вы там находились и что вы там делали? — удивился Король.
— Я и мои друзья попытались предпринять последнюю отчаянную попытку спасти Короля, но Судьба ополчилась против нас, наша задумка не удалась, — ответил Атос.
— Я помню, маркиз, что вы были послом при дворе Англии, но, если не ошибаюсь, в тот период, о котором мы говорим, вы уже не состояли в этой должности, — спросил Король. — Вы направились в Англию с целью спасения Короля Карла по своей инициативе?
— Именно так, государь, и если я прогневал Ваше Величество, я со смирением приму любое наказание, — ответил Атос.
— Полноте, маркиз! — возразил Король с улыбкой. — Все эти обстоятельства мы давно уже рассмотрели и обсудили. Ведь вы, кажется, получили от Короля Карла Орден Святого Духа?
— Совершенно верно, — согласился Атос. — Король наградил меня им за прежние заслуги, пока ещё сохранял ту небольшую толику власти в своей стране, которая давала ему на это право. Одновременно он наградил таким орденом лорда Винтера, который, к несчастью, был убит в тот же день.
— Несчастная страна, несчастная судьба! — сказал Король со вздохом. — Но, к счастью для этой страны, среди немногих защитников законной власти оказались вы, маркиз, и хотя вам не удалось спасти Карла I, зато вам удалось вернуть трон его сыну, Карлу II. Расскажите-ка поподробней, как вам это удалось?
— Всё решил случай, Ваше Величество, а я лишь выполнил долг, — скромно ответил Атос. — Я обещал Карлу I передать эти деньги его сыну в тот момент, когда они ему понадобятся для восстановления своих законных прав, и когда этот момент наступил, я не мог не сдержать обещания. Нет никакой заслуги в том, чтобы делать единственно возможное.
— Ваше рвение похвально и результаты великолепны, — подытожил Король. — Но вы заслуживаете награду! Нет ли у вас просьб ко мне?
— Ваше Величество, как я уже сказал, я лишь делал то, что требовал от меня долг, — ответил Атос. — Но коль скоро Ваше Величество расположено сделать что-то для меня, я просил бы, если это возможно, узаконить Вашим указом права моего сына Рауля на наследование моего дворянского звания.
— Вы ведь, кажется, уже даровали ему принадлежащее вам виконтство де Бражелон? — спросил Король. — Чего же вам ещё?
— Мой сын рождён от графа де Ла Фер, и я хотел бы, чтобы после моей смерти он с полным основанием носил моё имя, — ответил Атос. — Обладание поместьем дало ему право на дворянство, но я хотел бы, чтобы он по праву был наследником и продолжателем моего славного рода.
— Узаконить незаконнорожденных можно лишь в том случае, если это дети Короля, как вы знаете, дорогой маркиз, — ответил Король. — Кстати, почему вы называете себя графом, тогда как мне достоверно известно, что вы – маркиз?
— Я не хотел смущать своих друзей слишком уж высоким званием, — скромно ответил Атос. — Я представился графом, когда мне пришлось раскрыть своё инкогнито, и с тех пор они привыкли называть меня граф де Ла Фер, и я сам свыкся с этим именем.
— Но такого графства не существует! — возразил Король. — Мне известен маркизат де Ла Фер, и вы были направлены в Англию послом именно под именем маркиза де Ла Фер, а не под именем графа де Ла Фер! Ну, впрочем, среди друзей вы можете зваться как угодно, однако, у меня на приёме прошу не скромничать. Этак, пожалуй, Принцы станут называть себя графами, а герцоги – баронами? Мне это не нравится. Итак, вы желали бы, чтобы виконт де Бражелон был признан законнорожденным, при том, что он рождён вне брака? А кто его мать?
— Ваше Величество, его мать по своему положению выше её отца, — ответил Атос. — Она герцогиня, и я не могу назвать её имя, поскольку эта тайна не моя.
— Кажется, я догадываюсь, что это за герцогиня! — воскликнул Король радостно. — Да и ваш сын ведь на неё очень похож! Как это я сразу не заметил?
— Я рад, что нашёлся повод поднять настроение Вашему Величеству, — ответил Атос, стараясь скрыть свою досаду.  — Могу ли я рассчитывать на положительное решение моего вопроса?
— Дорогой маркиз! — ответил Король. — Тот факт, что мать вашего сына – герцогиня, ничего не меняет. Будь она хоть сама Королева, ваш сын всё равно остаётся бастардом. Лишь дети Короля могут получить такую привилегию, как признание законнорожденными, но и в этом случае, как видите, они не получают всех тех наследственных прав, на которые они могли бы претендовать, будь они рождены в браке. Что же вы от меня хотите? Чтобы я нарушил закон, которому подчиняются даже принцы, герцоги и пэры?
— Ваше Величество, я собирался просить чего-либо и не смею беспокоить вас своими ходатайствами, а лишь будучи обнадёженным Вашим Величеством, осмелился обратиться к Вам с такой необычной просьбой, — ответил Атос. — Поскольку она не может быть исполнена, мне больше нечего просить.
— Но я хотел бы отблагодарить вас, маркиз! — возразил Король. — Быть может, вы хотели бы получить моё одобрение на какой-нибудь выгодный брак вашего сына со знатной дамой, на который он не мог бы рассчитывать, не будучи законнорожденным? Моё одобрение этого брака сделает этот вопросом решённым, а брак нерасторжимым, я даже могу быть крёстным отцом кого-то из ваших будущих внуков! Внимание Короля к вашему сыну не останется незамеченным. Он непременно займёт при дворе достойное место, можете не сомневаться!
— Я хотел бы лишь того, чтобы мой сын считался внуком моего отца и продолжателем моего рода, — ответил Атос. — Принадлежать к моему роду согласно закону, при том, что он по своему рождению к нему уже принадлежит – это достаточная награда для него, и других наград моему сыну не нужно. Всё остальное он добудет себе своей шпагой, своей отвагой и честью, а состояние, которым я его уже обеспечил, вполне достаточно для него, ему не нужны выгодные посты и должности при дворе. Что касается женитьбы, то он присмотрелся к одной из фрейлин Принцессы, но я полагаю, что это дело ещё может подождать.
— Фрейлины Принцессы не могут выходить замуж без согласия Принцессы и моего одобрения, — сказал Король. — Кроме того, все они достаточно родовиты, и я не думаю, что родители какой-нибудь фрейлины одобрят брак с незаконнорожденным дворянином, даже в случае, если он обладает всеми достоинствами вашего сына, маркиз. Это именно тот случай, когда брак может состояться лишь по моему настойчивому желанию. О какой фрейлине идёт речь?
— Ваше Величество, я прошу отложить или даже вовсе забыть этот разговор, поскольку признаю Вашу абсолютную правоту, — ответил Атос. — Бастард не может жениться на фрейлине Принцессы. Я так и передам моему сыну.
— Не горячитесь, маркиз! — возразил Король. — Быть может, мы что-нибудь придумаем. Может быть, ваш сын своей шпагой заслужит себе такую должность, на которой никто не посмеет упрекнуть его в его происхождении?
— Я не сомневаюсь, что так и будет, Ваше Величество, — ответил Атос. — А до тех пор порукой того, что никто не упрекнёт его в недостаточно высоком происхождении, являются его доблесть и его шпага, а также и моя.
— Ступайте, маркиз, — ответил Король. — И не забывайте, что дуэли запрещены. Мы подумаем, как отблагодарить вас и что можно сделать для вашего сына.