Христофор Леденцов - отрывок вологодский
Тогда-то он еще молодым был. Помню, бросил учебу в столице, жениться хотел. Да не на ровне: он-то из купцов, а она - дворянка. Но добился своего: удашливый, оборотистый.Так что отцовское богатство по ветру не пустил. Хорошо знал дело торговое, да и подход к людям имел, так что и те к нему – уважение. Учился много потом, и на благие дела много денег жертвовал. Вот и стал городским-то головой.
Власть дана от Бога говорят. А он-то что удумал: разорил ведь ростовщиков-процентщиков, сословье-то это алчечное.
Как? А добился ломбард открыть, казенной. В самом центре города, в бойком месте – на Сенной площади, там у них контора. Раньше-то ростовщикам приходилось кланяться. Все несли, оставляли: и часы, и табакерку, посуду какую серебряную, и самовар - под заклад те все брали, ничем не брезговали. А уж процент-от ломили – без совести и без жалости. Экие вот лихоимцы.
Всякие истории были. Люди-то побогаче и бумаги какие, и драгоценности в заклад приносили. Да чиво говорить: и заводы закладывали, и усадьбы, и земли – за сущие копейки. Коли просрочишь – так не толькё безо всего останешься, а еще и должон будешь. А кто так и в наследство – одни долги оставлял.
Нет ничего хуже нужды. Иной готов и крест нательный заложить – так жизнь прижмет. Чиво говорить: пьянчуга вон не только из дому все вынесет, он штаны последниё в заклад снесет.
А проигравшихся в карты в городе скоко? У нас в деревне такого греха испокон не знали. И все - к заимодавцам
А вот голова-то взял да и нарушил доход-то этот у христопродавцев. Кажный теперь мог в казенном ломбарде в долг взять, да и за недорого.
А ломбард открыли - желающих-то стоко было, что, говорят, денег не хватало! Дак Голова свои средствА докладывал.
Брат у меня на селе крестьянствует - так в город-то и приезжал, когда лошадей заводил, и весной - семена докупить да упряжь справить. А уж осенью, с урожаю, вернул.
А чиво я про процентщиков – то? Так вот, люди говорят, именно оне за ломбард голове-то нашему люто отомстили. За то, что он их дохода эдакого-то легкого лишил. Двух сыновей его, мальчишок, младшеньких, ..ой-ой ой, грех один, нашли… страх сказать… утопленными. Да не в реке, а прямо во дворе, в кадке с водой они уходились. А там в имении только работников – не знаю скоко, и нянька к робятишкам-то приставлена. А никто ничего не видывал… Ничего полиция дознаться не могла. Али так душегубы запугали?
Тут недалеко дом-то головы. Вот по этой улице идти – так до реки. А там по правую руку и будет его именье. Большушший дом! Уж и наш-то большой, но тот не чета… Да и каменной.
Робятишок-то хороняли - так мы бегали смотреть. В черкви при монастыре отпевали – тут все рядом. Жена-то, не старая еще, в черном платье тяжелом, атласном. Под руки ее вывели: краше в гроб кладут. Поревела бы, покричала, поубивалась - легче стало… Не, ни слезинки. Как окаменела. Не приведи, Господи!
А народу-то! Поди весь город был. Отпевали, так за ограду и не пущали: яблоку негде упасть.
Жена после экой-то беды заболела. А голова поди тогды больницу задумал – для душевных-то страдальцев. Их немало было и в нашей стороне: кто побирается, Христом-Богом живет, а кто сам мучается да и родных мучает.
Раньше я вот по соседнему-то проулку и не хаживала. Там эдакой проживал, мимо не пройди: ругается, слюной брызжет, руками машет, а то и конскими-то яблоками, что из-под хвоста выкатились, бросается. Кому пондравица? Да и падучая случалась: оземь падет, выгибается, руки-ноги ему крючит, рот в пене. Страаасть! Вот его ведь забрали в ту лечебницу–то. Какое сродственникам ослобожденье!
Это вот за рекой перевоз, там деревня. Дома на берегу из красного кирпича понастроили, а докторов из столиц выписали. Лечили они и жену у головы. И он уж и на воды ее возил, и нА море. Это оттуда весточка такая от него пришла: мол, не ждите, городским головой служить вам больше не стану. Оставил он службу из-за ее болезни…
Да только материнскую тоску-горе какой травой, какой водой, каким словом вылечишь? Никакие богатства не помогут. Умерла страдалица. А он схоронил, да и сам отсюда уехал, в Москву. Вот ведь какая история. Ладно хоть старшие-то детки остались – на инженеров их выучил. Одного-то как его звали – Христофор.
А у меня перед глазами – он, молоденькой ешшо. Сюда приходил, книжки листал: охоч до учения-то… А книг в этом дому у моего хозяина мноооого было. Разные! Переплеты-то и бархатные, и кожаные, и с медными застежками, да и с золотом! А которые книги - так и с картинками!
Свидетельство о публикации №224011201890