Бомжонок

***
Молодая женщина металась из одного зала ожидания в другой. Если бы не коляска с ребёнком, которую она катила перед собой, а иногда оставляла ненадолго, растерянно озираясь по сторонам, её можно было бы принять за школьницу.
– Егорка! Его-орка! – звала она срывающимся голосом.
Белокурые волнистые волосы женщины растрепались, плащ расстегнулся, лицо разрумянилось от волнения, а в глазах василькового цвета читалась мольба о помощи.
– Вы не видели мальчика? – по-детски всхлипывая, спрашивала она удивлённых пассажиров. – Беленький такой… четыре годика… с половиной, – но те лишь с сожалением разводили руками и качали головой.
Кто-то посоветовал обратиться в милицию, но несчастная мать как будто не услышала. Она в панике выбегала на перрон, волоча за собой коляску, потом снова возвращалась в здание вокзала. Сына нигде не было.
– Его-орка! Его-орка-а!
– Девушка, что случилось? – подскочил к ней молоденький милиционер.
– Сыночек… пропал, – едва сдерживая рыдания, ответила та.
– Пройдёмте со мной, – позвал офицер.
– Вдруг он вернётся… а меня нет, – возразила женщина. – Его-орка! – снова громко крикнула она.
– Скажите, где здесь камера хранения? – обратился к стражу порядка пожилой мужчина в широкополой шляпе…
Жизнь вокзала текла своим чередом. Пассажиры, ожидающие поезда, мирно сидели на скамейках. Кто-то внимательно наблюдал за происходящим, а кому-то вовсе не было дела до обезумевшей от отчаяния незнакомки.
– Укачивала ребёнка, да сама и заснула, – пояснял милиционеру кто-то из стоящих рядом граждан. – Старший рядом с матерью сидел.
– Проснулась, а пацанёнка нет, – добавил другой. – Никто не видел, куда делся…
– Хватилась, раззява! – осудил третий.
– Это при вас случилось? – спросил милиционер. – Кто-нибудь видел, куда отправился ребёнок?
Все только пожимали плечами.
– Я уже позже появился – ответил мужчина, находившийся ближе остальных к стражу правопорядка.
– А я отходил как раз, – сказал его сосед.
– Что же не следили за сыном-то? – упрекнул незадачливую мамашу офицер. – Кто же спит на вокзале?
– Устала очень… случайно вышло. С похорон едем. Пересадка, – бессвязно пролепетала женщина. – Вот и… Его-орка-а! – закричала снова, как будто спохватившись.
Она рванулась в сторону выхода, дёрнув за собой коляску, которая вдруг взорвалась детским плачем.
– Начинается посадка на пассажирский поезд номер сто тридцать два «Москва–Орск». Поезд находится на четвёртом пути, – сообщил бесстрастный голос дежурной по вокзалу.
Часть пассажиров, подхватив багаж, заспешила на перрон.
– Вот и наш поезд… Посадка начинается! Его-орка-а! – громче прежнего позвала молодая мама и ринулась в противоток спешащей на посадку толпе.
– Да куда же вы! – возмущённо воскликнула дама в элегантной шляпке, налетев на метущуюся женщину и выпустив из рук чемодан. – Смотреть же надо! Ну, прям, совсем уже, – растерянно проговорила она, спасая из-под ног бегущих пассажиров слетевшую шляпку.
– Поезд… посадка начинается! – молодая мать пыталась сопротивляться людской толпе. – Малыш не мог далеко уйти, он должен быть здесь! – предположила она, непонятно кого пытаясь убедить: стража порядка или себя.
– Товарищ милиционер, вон там её вещи, – полушёпотом произнесла сухонькая старушка, указывая на притулившийся рядом со скамейкой чемодан. – Мне на поезд надо, присмотреть некому…
Офицер забрал сиротливо стоящую поклажу и вновь вернулся к женщине с коляской. Но та на месте не стояла, бегала от одной двери к другой, высматривая сына.
– Девушка, да успокойтесь вы! Подождите! Что вы мечетесь, как безумная! За вами не успеть! – возмутился страж порядка, догнав молодую мать и крепко ухватив её под руку. – Ребёнка, может быть, на руки возьмёте? Закатывается же! – заметил он.
Но она не реагировала. Тогда молодой человек поговорил с кем-то по рации, и через пару минут подошёл ещё один офицер милиции.
– Вы его нашли? Где он? – с надеждой в голосе спросила женщина.
– Найдём! – пообещал вновь прибывший, осторожно вынимая из коляски розовый свёрток. – Девочка?
– Куда вы её? – встрепенулась мать.
– Она же плачет! Успокоить надо, – объяснил ей первый страж порядка. – А Коля у нас начинающий папаша, умеет обращаться с детьми. Сейчас мы с вами пройдём в линейный отдел. Найдётся ваш мальчик!
– Нет! – бурно возразила она. – Зачем в отдел? Нам ехать надо! Наш поезд же… Ну где же он? Егорка-а!
– Пройдёмте, женщина! – настаивал молодой человек, размахивая зачем-то дубинкой. – Всё равно здесь его нет. Оформим…
– Что происходит? – строго спросил оказавшийся вдруг рядом мужчина в форме морского офицера.
Он решительно отстранил представителей власти, осторожно взял женщину за плечи.
– Вера, что случилось?
– Егорка… пропал! – ответила она и разрыдалась, уронив голову на плечо моряка.

***
Очаровательный белокурый малыш, горько всхлипывая, расхаживал у подземного перехода. Слёзы катились по румяным щёчкам, личико раскраснелось. Мальчик покусывал свои пухленькие губки и растерянно озирался по сторонам. В огромных голубых глазах плескался страх. Лежащая на кучке жёлтых листьев тощая дворняга, взирающая на мир равнодушным взглядом, поднялась и, поджав хвост, спешно заковыляла прочь.
– Эй, ты что ревёшь? – спросила девочка лет двенадцати в коротеньком не по сезону тёплом пальтишке и вязаной шапчонке не первой свежести. Рядом с ней, на ступеньке, стояла круглая коробка из-под конфет, в которую некоторые прохожие бросали монетки. Но в основном люди не обращали внимания на маленькую попрошайку.
Мальчик продолжал плакать, недружелюбно поглядывая на незнакомку.
– Нахохлился, как воробей, – усмехнулась она. – Что хнычешь-то? Разговаривать совсем не умеешь?
– Умею, – ответил тот, всхлипывая.
– Ты кто?
– Никто! – сердито ответил малыш.
– Вот это да! – улыбнулась девчонка, закатив глаза. – А зовут-то как?
– Никак!
– Ну, так не бывает! – весело возразила она. – Всех как-нибудь да зовут… Или ты не знаешь?
– Жнаю! Иголька!
– Какая ещё иголка? – звонко засмеялась девчонка. – Игорёшка, что ли?
– Иголька! – упрямо повторил тот.
– А я – Тоня.
Мальчик перестал плакать и, облизывая пухлые губки, с интересом воззрился на собеседницу.
– Тебя что, бросили? – продолжала расспросы та, но ответов не получала. – Почти час уже здесь маячишь! То в переход забежишь, то снова на улицу выскакиваешь. То ревёшь, как резаный, то снова замолкаешь. Ты откуда такой взялся?
– Ниоткуда! Я ш мамой на поежде поеду! – воинственным тоном ответил малыш, вставляя шипящие звуки где надо и не надо…
– Какой смешной… хорошенький… «Поеду!» Не поедешь, видно, теперь! Ну, пойдём со мной! – скомандовала она, высыпав мелочь из коробки в потрёпанную кожаную сумку. – Всё, отработала на сегодня!
– К маме? – поинтересовался он, но Тоня неопределённо пожала плечами, деловито взяла его за руку и повела… в другую жизнь…
Егорка – а это был, конечно, он – крепко держался за руку новой знакомой. Сначала дети долго шли по переходам, которые казались мальчику длинными и враждебными, а случайные прохожие, спешащие куда-то, то и дело задевали его, отталкивая назад. Он еле поспевал за своей спутницей, боясь затеряться в толпе – как тогда, на вокзале, где был вместе с мамой и маленькой сестрёнкой. Потом мама задремала на скамейке, а он решил немножко прогуляться… и вдруг попал в какой-то совсем другой мир, где все люди слились в сплошную массу, пугающую и равнодушную, а мамы нигде не было видно…– Ты меня не жабудь! – беспокойно повторял малыш, когда девочка отпускала его ладошку.
Было страшно, что вдруг не хватит сил сопротивляться потоку, и он уплывёт, увлекаемый этой живой, но безликой, лавиной.
– Не бойся, не забуду, – успокаивала его Тоня. – Держись за меня крепче…
Тяжёлые стеклянные двери, через которые пришлось проходить, как будто старались догнать и ударить мальчика, а он ловко отскакивал, обгонял спутницу, но, боясь потеряться, снова цеплялся за неё и семенил рядом.
– А мы куда? – спросил он. – К маме?
– Слиняла твоя мама, – убеждённо ответила Тоня. – Оставила тебя.
– Как оштавила?
– Ясное дело! Не нужен ты ей!
Малыш озадаченно замолчал.
– Ты не переживай! – успокоила его собеседница. – Меня тоже мамка бросила на вокзале. Только уже давно. Ничего, живу! И ты проживёшь! Вместе будем!
– Мама меня найдёт! – упрямо проговорил мальчик. – Она вщегда меня находит, когда я убегаю…
– Тебе сколько лет-то? – уточнила девочка.
– Четыле! – сказал малыш и показал четыре растопыренных пальчика. – И ещё одна половинка!
– Ну, так ты совсем уже большой! – усмехнулась Тоня. – А говорить не умеешь!
– Умею! – возразил тот.
– А букву «р» не выговариваешь!
– Выговаиваю! – заспорил мальчик. – Вот: «р-р-р»! – продемонстрировал он свои способности.
– Ну скажи тогда: «Четыр-ре»!
– Четыр-р-р-ре! – старательно прорычал Егорка.
– Молодец! Вот так всё время и говори!
– А вщё влемя не могу! – возразил он.
– Ну, ничего, научишься, – заверила Тоня.
– Мы путешештвуем? – с интересом спросил малыш, когда дети зашли в поезд метро и сели рядышком на свободные места.
– Глупыш! Мы просто едем. А путешествуют богатые, у которых денег много…
– Мы ш мамой путешештвовали на поежде… к бабушке, – поведал он, зевая. – А её унешли на небушко в большом ящике. Она тепей на жвёждочке. Только я не видел, как она улетела…
Мальчик ещё раз сладко зевнул, доверчиво прислонился к худенькому плечику своей нечаянной спутницы и скоро задремал.
– Куда унесли? – не поняла девочка, но он не ответил. – А-а, – до неё наконец дошёл смысл этого «унешли на небушко»…

***
Из Симферополя Вера уезжала с двумя детьми и с тяжестью в душе. Смерть мамы, страдавшей в последние годы неизлечимым недугом, не стала ни для кого неожиданностью, но понимание неизбежности не сделало потерю менее горькой. Жизнь с её повседневными заботами брала своё: старшая сестра с семейством уже неделю как вернулась домой, теперь вот настал черёд Веры. Отец, тяжело переживая уход любимой супруги, казалось, постарел лет на десять. Хотелось побыть с ним подольше, но надо было успеть домой к возвращению мужа, который работал вахтовым методом на северном прииске. Успокаивало лишь то, что живущая в Севастополе сестра может приезжать в родительский дом чаще, чем она. А ещё – то, что последние несколько недель своей жизни мама провела рядом с близкими: дочерями, внуками и заботливым мужем – и потому покидала этот мир счастливая и спокойная…
Вера стояла с отцом и детьми в очереди на посадку, когда поблизости вдруг оказался мужчина лет тридцати пяти в форме офицера морского флота. Военная выправка, строгий взгляд карих глаз, густые брови, гладко выбритое загорелое лицо. На парадном кителе красовались погоны капитан-лейтенанта.
«Какой мужественный! Даже суровый. Облик настоящего моряка, – подумала Вера. – Так и просится на холст!» В ней проснулся интерес профессионала. Окончив художественный колледж в областном центре и получив профессию учителя изобразительного искусства, она не успела поработать по специальности. Вышла замуж, потом появились дети, семейные заботы… Но живопись Вера не забросила и уделяла ей каждую свободную минуту. И даже зарабатывала этим какие-то деньги на личные расходы…
– Граждане, а почему бы не пропустить вперёд женщину с двумя детьми? Мы ведь никуда не спешим? – воззвал вдруг к совести стоящих впереди пассажиров моряк.
Никто не возражал. Провожавший Веру отец хотел было поднять коляску, но офицер его опередил.
– Разрешите, я вам помогу, – предложил он, легко подхватил детскую передвижную кроватку с розовым навесом и внёс в вагон.
– Вот и всё! – сказал он. Улыбка совершенно преобразила лицо мужчины: в бархатно-карих глазах заиграли искорки, на щеках проявились ямочки, и он уже не казался таким суровым.
Он помог Вере с детьми зайти в тамбур, поднял чемодан, а сам вернулся в очередь.
Отец, обняв дочь и расцеловав внуков, теперь сиротливо стоял у окна вагона, вглядываясь в мутное стекло.
– Деда, деда! – заметив его, крикнул Егорка.
Тот, отыскав родные лица за стеклом, улыбнулся и помахал рукой.
«Бедный мой папа», – вдруг подумала Вера. От жалости защемило сердце…
Как только поезд тронулся, Егорка с криком «ура!» занял верхнюю полку с уже постеленным бельём, но находился там недолго.
– Мам, давай в шашки? – бодро предложил он.
– Подожди, Катюшку уложу, потом поиграем, – отмахнулась женщина. – Или, может быть, лучше поспим немного? – Она удивилась: откуда в сынишке столько энергии, в то время как у неё от усталости слипаются глаза.
– Не хочу шпать! Хочу в шашки!
– Тише, а то Катюшка не уснёт!
– Ага, вщё тебе Катюшка! – упрекнул он. – Вщё ш ней да ш ней! Её ты больше любишь!
– Неправда, с тобой тоже. Помнишь, я тебе говорила, что тебя я люблю целых четыре с половиной года, а её – всего пять месяцев! Получается, что тебя больше, – терпеливо принялась уговаривать сына Вера, нежно глядя на него и укачивая на руках маленькую дочку.
Пожилая пара, сидящая на соседней полке в ожидании, когда проводник принесёт постельное бельё, с улыбкой слушала увещевания молодой мамы.
– Эй, в отсеках, кто там хочет в шашки? – в дверь купе заглянул улыбающийся морской офицер. Он уже успел переодеться в спортивный костюм, но выправка была такой, что так и виделась на нём военная форма! Мужчине очень шла короткая стрижка, скрытая прежде форменным головным убором.
– Я, я! – запрыгал радостный Егорка.
– Ну, следуй за мной, богатырь! – позвал он. – Я в соседнем купе еду, можно поиграю с мальчиком? – спросил, обращаясь к Вере.
Она не возражала.
А Егорка с морским офицером, поиграв в шашки, долго катали машинку в проходе купейного вагона и беседовали.
– Ты наштоящий капитан? – поинтересовался малыш.
– Я, брат, штурман. Но главный, – пояснил моряк. – То есть всем штурманам командир.
– В мое плаваешь? – не отставал мальчуган.
– В море! Только моряки не плавают, а ходят.
– На коябле?
– На лодке.
– На маленькой? – разочарованно уточнил паренёк.
– Нет, на подводной.
– Ого! – округлил глаза Егорка. – На наштоящей?
– На самой что ни на есть!
– И фуяжка у тебя наштоящая?
– И фуражка!
– Дашь надеть? – с надеждой в голосе спросил мальчишка.
– Обязательно!
– А ты чудовищ в мое видел? – продолжил расспросы малыш.
– Видел!
– Каких?
– Огро-омных! Чудо-овищных! – ответил мужчина, которого забавляла эта игра: ему нравилось общаться с ребёнком.
– А мойшкого чая?
– Морского царя – как-то не пришлось! – развёл руками подводник. – Они ведь, цари-то морские, – очень занятой народ! У них целое морское царство на хозяйстве!
– А подводное чайштво видел?
– Подводное царство – конечно! Подводные лодки как раз по этому самому царству и ходят!
– А какую-нибудь хоть чуду-юду? Или водяного?
– Нет, этих морских граждан я, признаться, не встречал. Ведь вся эта нечисть очень трусливая, подводных лодок боится и всегда от них прячется.
– Жа-алко! – малыш вздохнул.
– А про тридцать три богатыря слышал? – спросил моряк.
– Шлышал!
– Так вот эти самые тридцать три богатыря на нашей подлодке как раз и служат!
– В дошпехах?
– Ещё в каких доспехах!
– И в шлемах?
– В шлемах!
– Ш мечами?
– С мечами! А как – тебя зовут-то, богатырь? Мы ведь даже не познакомились с тобой! – спохватился мужчина.
– Иголька! – представился мальчик.
– Егор, значит? Хорошее имя! Настоящее, мужское! Богатырское! Только тебе надо научиться его правильно произносить. А маму твою как зовут?
– Вер-р-ра, – старательно выговорил малыш.
– Ну, так ты совсем молодец! Всё можешь! – засмеялся моряк. – А я – Павел.
– Жначит, Паша? – уточнил мальчик.
– Выходит, так!
Потом офицер рассказывал Егорке сказки: про морского царя, про чудо-юдо и тридцать три богатыря. Он не помнил ни смысла, ни хода повествования произведений, прочитанных в далёком детстве, но с удовольствием фантазировал, придумывая новых героев и события. А главное, что он хотел донести до сознания славного ребятёнка, – это то, что никакое чудо-юдо, равно как и другая морская нечисть, не страшны храброму человеку, а значит, бояться её не стоит, и, вообще, добро всегда побеждает зло.
– А длятоны какие бывают? – спросил Егорка.
– Драконы? – переспросил моряк.
– Др-раконы, – подтвердил мальчик, с трудом выговаривая трудное для него слово.
 – Они бывают огненные, земляные и водяные… морские, то бишь.
– А ты ш подводной лодки видел водяные?
– Ну, нет, брат, не видел! Это не так просто! Они же тоже от людей прячутся! Как и чудо-юдо, и русалки разные, – покачал головой подводник, но, боясь разочаровать малыша, решил немного изменить ход событий в придумываемых историях. – Вот с огненными, правда, встречался…
– Они огнём дышат? – поинтересовался Егорка.
– Огнё-ом! Один раз пошли мы в автономку . Идём по нейтральным водам, значит, идём. И так случилось… ну, в общем бывают иногда такие редкие ситуации, когда лодка должна ненадолго вынырнуть из воды…  Всплыла наша лодка на поверхность и вдру-уг! Драконы! Огненные! Один такой ящер, самый главный, ка-ак выдохнет пламенем прямо на нашу лодку! И ещё другой – его заместитель, наверное, – ка-ак выдохнет! Даже вода вокруг загорелась! И тут этих огненных драконов ка-ак налетело! Закружили они вокруг нашей лодки…
Когда в купе заглянула Вера, её сын в фуражке морского офицера, то и дело съезжавшей на его носик, уютно устроился на коленях подводника и бесцеремонно теребил его русые, слегка выгоревшие волосы. Единственный попутчик мужчины спал на верхней полке. Она прислушалась к беседе.
– И что потом? – поторопил рассказчика мальчик.
– Так… богатыри в доспехах и шлемах, значит, наблюдали через окуляры в перископ, определили расстояние до противника, дали команду на торпедный залп, и-и-и… нету главного дракона! Улетел! Испугался.
– Не попали? – с сожалением уточнил малыш.
– Так ведь команды «огонь на поражение» никто не давал! Специально мимо стреляли! Этих сказочных драконов-то совсем мало в мире осталось. Они уже на грани вымирания, в Красную книгу все до одного занесены, поэтому их надо беречь! Мы их просто припугнуть хотели. Так что пускай живут!
– А дальше?
– Дальше… оценив превосходящие силы противника, главный богатырь – командир над всеми богатырями – принял решение и дал команду на погружение. И ту-ут… откуда ни возьмись появился вдруг главный дракон! Стыдно ему стало, что бросил свою команду. Шлёпнулся он на лодку и лежит! Прямо на рубке!
– А почему шлёпнулся? – удивился малыш.
– Так его же залпом оглушило, и он был немного не в себе. И прямо на лету потерял сознание.
– А-а. А потом?
– Ну-у, тогда наш командир – главный богатырь, значит, – осторожно открыл входной люк и ка-ак даст дракону щелбана хорошего! Тот сразу очнулся, крыльями замахал и улетел. А лодка приготовилась к погружению и ушла на дно.
– А люк? – уточнил малыш.
– Люк сразу же задраили. Закрыли, значит. Иначе в помещения вода бы набралась…
– И вщё? – разочарованно спросил мальчик.
– Ну, почему всё? – Павел на ходу выдумывал продолжение истории. – Через какое-то время вернулась лодка на поверхность. Богатыри надели доспехи, начали вести, значит, горизонтальное наблюдение и увидели: по курсу всё чисто, вокруг море спокойное. Разлетелись вражеские драконы! И вдру-уг…
«Мой Жорик никогда так с сыном не занимается, – с сожалением подумала Вера. – Всегда как из-под палки… А этот моряк, по всему видно, для своих детей замечательный папа», – предположила она.
– Пойдём, Егорка! – позвала она сына. – Дядя, наверное, устал уже от тебя.
– Да что вы! – возразил Павел. – Мы тут очень хорошо общаемся. Такие содержательные беседы ведём! Правда, Егор?
– Иди, мама! Не мешай. Мы ш Пашей общаемща.
– Ну вот! – засмеялась Вера. – То внимания ему моего мало, то «не мешай». Так какие там у вас драконы бывают?
– А ты в наши мушчкие дела не вмешивайща! – заявил мальчик, вызвав всеобщий смех.
С трудом увела Вера сына от нового знакомого.
– Какая вы красивая! – сказал ей Павел на прощанье, широко улыбаясь и глядя прямо в глаза. – Даже зло берёт!
– Отчего же зло берёт? – спросила она, слегка смутившись.
– Ну как же! Как говорится, «хороша Маша, да не наша!»
– Ну, вы скажете, – ещё больше застеснялась она.
– Счастливый у вас муж, наверное! – продолжил он. – Жена красивая, дети…
– Наверное, – ответила она и уточнила с усмешкой: – А у вас жены, что ли, не имеется?
– Почему же, – ответил он, – вполне даже имеется.
– Значит, вас есть кому ждать на берегу!
– Конечно…
– Выходит, и вы счастливый человек?
Он неопределённо пожал плечами…
Вера, несмотря на усталость, долго не могла уснуть. Под стук колёс вспоминала маму – всегда весёлую и жизнерадостную. Даже когда она уже сильно болела, не позволяла родным раскисать. Пыталась приободрить их, шутила до последнего своего дня, даже превозмогая боль.
«Живите, дочки, счастливо. Обо мне не плачьте, а то морщины появятся», – наказывала она.
Но «не плакать» пока что-то не получалось…

***
Комфортабельный туристический автобус мягко катился по улицам Брюсселя. Он вёз российскую делегацию, прибывшую на демократический конгресс в столицу Европейского Союза.
Друзья-партийцы, сидя в мягких креслах, прилипли к окнам, любуясь остатками старинной архитектуры на расцвеченных осенней листвой улицах.
– Ой, смотрите, стенка отдельно стоит! – удивилась Надежда, увидев украшенный лепкой фасад средневекового многоэтажного здания.
– Да, этот дом реконструируют, – пояснила женщина-экскурсовод. – Старинный фасад сохраняют – он является архитектурной ценностью, а все остальные стены и перекрытия меняют. Получится новый дом, но со старым фасадом, который отреставрируют…
Автобус прижался к обочине и остановился. Пассажиров пригласили к выходу. Компания едва успевала за экскурсоводом – эффектной стройной дамой с пышно взбитыми длинными прядями волос, которая просила называть её Риммой. Она рассказывала о достопримечательностях, мимо которых следовала процессия. В основном же улица представляла собой череду старых каменных домов с витринами магазинов на нижнем этаже.
– Брюссель – удивительно спокойный город, несмотря на статус главного экономического и образовательного центра Бельгии, – вещала Римма. – Преступности здесь нет вообще! Просто не существует! Так что можете не бояться за ваши кошельки, – добавила она, улыбнувшись.
Впереди открылась мощённая брусчаткой площадь, застроенная по контуру необычными и очень симпатичными зданиями.
– Это знаменитая Гранд-Плас, – со значением произнесла Римма. – Старинная площадь, которая считается одной из красивейших в мире. В тринадцатом веке здесь располагались торговые ряды, устраивались праздники, ярмарки и даже рыцарские турниры. Во время Девятилетней войны в конце семнадцатого века при бомбардировке города французскими войсками почти все здания на площади были разрушены. Уцелела только ратуша, построенная в пятнадцатом веке в готическом стиле.
Все с неподдельным интересом осматривали великолепное строение с остроконечными башенками и колокольней, с фасадами, украшенными богатым скульптурным декором, с изящными арками и окнами.
– На фасаде присутствуют скульптурные изображения реальных исторических персонажей, святых и героев легенд…
У Надежды зазвенел телефон. Ответив, она услышала бодрый голос мужа.
– Надюша, как дела? Вас уже разместили в отеле? – поинтересовался полковник.
– Нет ещё, Юра. Мы на экскурсии. Здесь такая площадь! Как в сказке про город мастеров, – ответила она.
– Тогда не буду мешать, ладно? Только одна никуда не ходи! И вообще, будь там осторожна. А то я тебя знаю…
– Через несколько лет после разрушения – в конце семнадцатого – начале восемнадцатого века – площадь была восстановлена по новому плану, – между тем рассказывала Римма. – Новые здания гильдий были выстроены в стиле фламандского барокко и Людовика Четырнадцатого.
Все с любопытством вертели головами, любуясь историческим пейзажем. Надежда, совершенно ошеломлённая старинной архитектурой, с застывшим на лице восхищением поворачивалась вокруг себя, как бы кружась и глядя на творения зодчих разного времени.
– Всего здесь двадцать девять домов. Они принадлежат гильдии булочников, торговцев маслом, ткачей, портных, а ещё – лучников, лодочников, галантерейщиков, мясников и так далее. Примыкающие друг к другу здания совершенно разные, но все они поражают роскошью декора: пышные украшения – позолота, статуи, орнаменты, фигурные фронтоны, рельефы. Ведь главной задачей было продемонстрировать богатство семьи торговца или ремесленника. Каждое строение имеет своё название: «Король Испанский», «Тележка», «Сумка», «Волчица», «Лис»…
– Надежда, что притихла? – спросил Владимир Иванович из Екатеринбурга. – «Королева в восхищении»? – залился он своим раскатистым смехом.
– Ещё в каком! – подтвердила Надя.
– Тише! – урезонил друзей Игорь из Саратова. – Слушайте!
– По следующей стороне ещё пять зданий, – продолжала Римма. – Самое узкое из них – «Звезда», самое высокое – «Лебедь», самое пышное – «Золотое дерево», это дом гильдии пивоваров, дальше – «Роза» и «Гора Фавор»…
Осмотрев достопримечательности снаружи, партийцы прошли в галерею «Звезды».
– А это что за статуя лежит? Какой-то национальный герой изображён спящим? – поинтересовалась Надежда, увидев на фасаде здания скульптурное изображение. – А рядом с ним – собачка…
– Нет, он не спящий, – ответила Римма. – В нише дома «Звезда»  после реконструкции в конце девятнадцатого века был помещён памятник рыцарю т'Серкласу работы известного скульптора Дилленса. Этот рыцарь был жителем Брюсселя и в четырнадцатом веке возглавил освобождение города от фламандских оккупантов. Он умер от ран в доме, который стоял на этом месте. Существует поверье: если потереть руку или колено т'Серкласа или нос собаки у его ног и загадать желание, то оно обязательно сбудется…
 Когда все желающие исполнили традицию, группа была приглашена для дальнейшего осмотра достопримечательностей.
– Ещё одно здание на древней площади имеет вид готической архитектуры: «Дом Короля». Но это неоготика. Строение приобрело современный облик уже в девятнадцатом веке. Крышу его украшают танцующие бронзовые фигурки, от времени и атмосферных явлений ставшие похожими на малахитовые. В средние века дом называли Хлебным. Ни один король здесь никогда не жил. Сейчас внутри размещается городской музей.
– Как в сказке, – повторила Надежда.
– Каждый чётный год в конце лета площадь украшают ковром из цветов, – сообщила Римма. – Очень красиво!
– Вот бы посмотреть! Надо было летом проводить конгресс, – в шутку посетовала Надя.
Андрей Богданов, который являлся инициатором организации конгресса в Брюсселе и был счастлив от того, что устроил для друзей-партийцев эту поездку, обещавшую массу впечатлений, молча развёл руками.
– Надежда, ну как тебе не стыдно! – воззвал к совести Нади Игорь. – Благодарными надо быть за то, что нас сюда вывезли!
– Да я же шучу! – ответила она. – Где твоё чувство юмора? Правда, оно мне и самой частенько отказывает, – засмеялась женщина, но ей стало неловко за своё высказывание.
– Надя, а ты потри собачке нос, – предложил Андрей, улыбаясь. – У ног того рыцаря, в нише дома «Звезда». И загадай желание, чтобы мы ещё разок сюда приехали. Скажем, через год. В августе. Почему бы и нет?
– А неплохо бы! – согласилась она.
Проходя мимо аккуратных домиков с резными фронтонами, иногда удавалось заглянуть в средневековые дворики.
 Послышалась музыка. Судя по всему, её исполняли на каком-то народном инструменте. Звуки приближались, и наконец показался тот, кто их издавал: это был шарманщик. В ярко-оранжевом пиджаке и такого же цвета шляпе, мужчина медленно вышагивал среди прохожих, слегка прихрамывая и собирая вознаграждение.
– А я никогда раньше шарманщиков не видела! – призналась впечатлённая Надя.
– Давай сфотографирую тебя с ним! – предложил Игорь, председатель Саратовского регионального отделения.
Надежда с готовностью протянула свой фотоаппарат. Но, мужчина, видимо, не хотел участвовать в фотосессии. Он ловко уклонялся от камеры, вертясь вместе с инструментом, ручку которого не переставал крутить.
– Стесняется? – спросил кто-то.
– А вы ему монетку дайте! – подсказала Римма.
Надя бросила несколько монет в деревянный стаканчик, прикреплённый к шарманке, после чего уличный артист с удовольствием сфотографировался, сохраняя важный вид.
– У меня так ноги устали! Кажется, мозоли натёрла, – пожаловалась Надежда Людмиле Константиновне из Волгограда, которая оказалась рядом. – Зачем туфли новые надела? Не думала, что так тяжело ходить по брусчатке!
– На каблуках, конечно, тяжело! – посочувствовала женщина. – Можно заскочить в обувной магазин и быстренько купить более подходящие туфли. И я с тобой зайду, мне тоже надо что-нибудь поудобнее присмотреть, – предложила она. – Здесь на каждом шагу обувь продают…
– Мы не успеем, видите, как быстро все идут! – возразила Надя. – Хотя, если обогнать группу, немного пробежать, а потом заглянуть в первый попавшийся магазинчик – шанс есть. Обгоним? – предложила она.
– Давай! – согласилась женщина.
Они забежали далеко вперёд по улице, чуть не сбив с ног человека на ходулях – ещё одного уличного артиста, и, увидев обувной магазин, не раздумывая, скрылись за его стеклянными дверьми.
Быстро выбрали по паре кожаных туфель на удобной подошве и, едва примерив, расплатились, поспешив на выход.
Группа, к счастью, не успела уйти далеко.
– В следующий раз надо будет предупредить, – сказала Надежда. – А то вдруг потеряемся…
Путешественники подошли к удивительному сооружению: в арке, установленной в пространстве между угловыми домами двух пересекающихся улиц, среди лепных узоров виднелось изваяние малыша, делающего естественным образом фонтанчик. Арка была ограждена эффектной кованой решёткой – то ли для красоты, то ли для защиты от слишком любопытных туристов.
– Здесь, на углу улиц Этюв и Шен, то есть Банной и Дубовой, находится главная достопримечательность Брюсселя и один из его символов, – поведала Римма, – писающий мальчик. Или Маннекен-Пис, как здесь говорят.
– Я его покрупнее себе представлял, – удивился Виктор Николаевич из Великого Новгорода.
– Обычный размер маленького ребёнка, – отреагировала на реплику Ирина –  детский врач из Ульяновска.
– Проект статуи создал в начале семнадцатого века Жером Дюкенуа, работавший при дворе Альбрехта Седьмого Австрийского. Но с того времени её много раз похищали. Это – очередная копия. Есть также версии, согласно которым мальчик стоял здесь уже в пятнадцатом веке, а то и раньше…
Друзья-партийцы поспешили сфотографироваться рядом с главной достопримечательностью города.
– Не торопитесь, все успеете, – успокоила экскурсовод и продолжила рассказ. – Есть несколько легенд о происхождении этого памятника, и большинство из них связано с героическим поступком одного ребёнка. Первая гласит, что в период осады Брюсселя во время войны (какой – никто не знает) враги (какие конкретно – тоже неизвестно) подложили под ворота заряд пороха и зажгли фитиль. Его-то известным образом и погасил маленький мальчик, случайно оказавшийся на крепостной стене. По другой версии – малыш спас город от пожара, потушив начинавшие тлеть брёвна. Но на самом деле таких легенд много. Среди них и верноподданнические: якобы мальчик был сыном наследника трона и с колыбели, повешенной перед решающим сражением высоко на дерево, орошал нападавших. Есть и бытовые, и мистические версии…
– Мистические – это про то, как его ведьма заколдовала? – высказал предположение Владимир Иванович из Екатеринбурга.
– Да! А вы знали? – удивилась Римма.
– Нет, не знал, – засмеялся он, – догадался. Много сказок есть про это…
– Злая колдунья рассердилась на мальчика, который писал на дверь её дома, и превратила его в каменную статую-фонтан…
– Ну и злыдня была! – покачал головой Владимир Иванович. – Ребёнка не пожалела…
– А, может, она вообще детишками питалась! Как наша Баба-яга! – сделав страшное лицо, огласил очередную гипотезу Игорь.
– Вот так появляются мифы и легенды! – засмеялась Римма. – С семнадцатого века и позже зародилось множество традиций, связанных с этой статуей. Так, в праздничные дни воду в фонтане заменяют на вино или пиво. В честь столетия знаменитого футбольного клуба, например, здесь был сидр.
– Здорово! Вот когда надо было конгресс-то проводить! – засмеялся Владимир Иванович.
– Ну, вы уж для начала определитесь с датой, – засмеялся Андрей. – Выбирайте: или сидр из фонтана пить, или цветами на древней площади любоваться!
– А что, можно и два раза в год! – не растерялся Владимир Иванович.
– Это как-то нескромно, – заметил Игорь.
– Ещё одна традиция – одевание мальчика, – прервала их спор Римма. – Он ведь голый! Первый костюмчик ему подарил правитель Баварии Максимилиан-Эммануил. А российские космонавты одели паренька в скафандр. В городском музее хранится целый гардероб. Есть даже расписание смены костюмов, его составляет организация «Друзья писающего мальчика»…
По пути от главной достопримечательности группа посетила шоколадный магазин.
– Шоколад – ещё одна достопримечательность Брюсселя, – изрекла Римма истину, которая ни для кого не являлась секретом. – Брюссель славился своими шоколатье с давних времён, когда это лакомство ещё готовили вручную. Теперь шоколадные дома используют специальное оборудование. Вот это бутик от «Galler». Он поставляет сладости королевской семье.
– Какие ароматы! – пришла в восторг Надежда, рассматривая разнообразные красочные коробки. Потом взгляд её переместился на витрину, где красовались аппетитного вида конфеты, каждая из которых лежала в круглой белоснежной салфеточке с гофрированными краями, словно в оборочках. Шоколадные шарики, цилиндры и кубики, украшенные крошечными карамельными цветочками, шишечками и веточками, были привлекательны даже без обёрточного дизайна. В другой витрине тускло поблёскивали коричневыми бочка;ми разных оттенков шоколадные шарики, сложенные аккуратными ровными горками и посыпанные кондитерскими крошками: карамельной, кокосовой, ореховой…
– Шоколадный дом – это не только магазин, но и фабрика. Их в Брюсселе несколько. Исторически так сложилось: одна семья занималась производством лакомства, другая – закупкой мяса. Кто-то плёл кружева… Вот и повелось: дом шоколада, дом мясника… Даже целые кварталы называли по виду занятий жителей.
Глаза посетителей разбегались от сладкого разнообразия.
– На подарок можно купить набор мини-шоколадок с различными вкусами и с фотографиями местных достопримечательностей, – подсказала Римма. – Или вот конфеты с марципанами. Они здесь очень хорошие…
Конечно, друзья-партийцы накупили вкусных сувениров.
«Сколько же мне надо? – прикидывала Надежда. – Чтобы никого не обделить…» Она приобрела всего понемножку – и наборов пралине, и мини-шоколадок, а для лапочки-дочки – несколько конфет-пирожных, которые были заботливо уложены продавцом в красивую коробочку и перевязаны тонкой ленточкой.
– Вот большая коробка конфет с фотографией писающего мальчика. Хороший подарок! – порекомендовала Римма. – Здесь тридцать шесть штук. Стоит двадцать восемь евро, – но сама купила совсем другую, маленькую упаковку сладостей с марципанами.
– Дороговато, – покачала головой Людмила Константиновна.
– Зато какое качество! – улыбнулась Римма, отходя от прилавка. – Бельгийский шоколад вообще дорогой. Но он лучший в мире! На самом деле, это не самый дешёвый бутик. Есть более демократичные производители, хотя их шоколад почти ничем не уступает. Стоимость коробки колеблется от пятнадцати до сорока евро. В зависимости от количества и качества конфет, и от бренда…
Покинув магазин, партийцы не оставили шоколадную тему, продолжая слушать рассказ Риммы и не забывая при этом осматривать окрестности.
– Самый знаменитый шоколатье Брюсселя – это Pierre Marcolini.
– А самый известный в мире какой? – поинтересовались женщины.
– Мировой лидер – компания Godiva. Здесь много магазинов этой сети. Если зайдёте туда, обратите внимание на горячий шоколад и свежую клубнику в шоколаде. На самом деле производителей в Бельгии много, их, наверное, не сосчитать…
У Надежды снова зазвонил телефон.
– Надюха, привет! – поздоровался Серёга – товарищ по партии из родного города и её незаменимый заместитель.
Полномочия председателя регионального отделения Надя ему пока не передала, намереваясь провести ряд мероприятий и завершить предстоящую предвыборную кампанию.
– Серёга, говори быстрей! – поторопила она. – Мы тут на экскурсии.
– Ага! Ты там по Европам, Устинова, прохлаждаешься да по Москвам личную жизнь устраиваешь, а мы тут дела разгребай! – шутливо упрекнул он. – Когда приедешь-то?
– Когда получится! Но скоро! Работайте давайте! Пикеты проводите!
– У нас с материалами возникли проблемы. Вышлешь?
– Хорошо. Как только в Москву прилечу…
– А шоколада бельгийского нам привезёшь?
– Конечно! Купила уже.
– Ну, тогда ладно! А то – «работайте»!..
– Общедоступными бельгийские пралине сделала компания Leonidas, – между тем рассказывала Римма. – Если речь идёт о молочном шоколаде, то вкус абсолютно такой же, как и у ведущих брендов. Там конфеты продают не поштучно, а на вес. Цена за полкилограмма – семнадцать евро…
Вечером, когда стемнело, друзья-партийцы отправились прогуляться по городу и, любуясь видом улочек Брюсселя, не заметили, как дошли до Гранд-Плас. На площади было в самом разгаре настоящее светомузыкальное шоу. Готические башенки ратуши играли разноцветными бликами, как в сказке, свет в высоких окнах то зажигался, то гас в такт музыке, звучал загадочный голос.
Полюбовавшись представлением, друзья зашли в ресторанчик, находившийся в одном из домов на площади. Из его широких окон было видно здание музея.
– Такие мелкие фигурки на крыше… я только трубачей рассмотрела, – поделилась Надя. – А кто там ещё?
– Надь, ну, эт-самое, ещё кто-нибудь из Средневековья! – ответил Владимир Иванович. – Не ломай голову. Завтра спросим. Ты какое пиво хочешь?
– Попробуй вишнёвое! – посоветовал Игорь. – Самое женское пиво!
– Какое будем? – спросила она спутниц. Раиса из Ижевска, Ирина и Людмила Константиновна не могли определиться с выбором.
– А давайте правда вишнёвое попробуем, – предложила Ирина.
– Интересно, а как оно с устрицами? – засомневалась Надя.
– Отлично оно с устрицами! – заверил Игорь.
Компания расположилась за несколькими столиками. Принесли пиво: мужчинам – тёмное в кружках, женщинам – вишнёвое в высоких бокалах. Устрицы, красиво выложенные на тарелочках, были уже раскрыты.
– Я первый раз в жизни пробую устриц. И чувствую себя сейчас такой дикой киржачкой, приехавшей из какой-нибудь таёжной глуши.
 – А бельгийское вишнёвое пиво ты раньше пила? – спросил Игорь.
– Нет!
– И как тебе?
– Вку-усно! А устрицы на икру похожи. На красную…
Надя любовалась ночным видом красивейшей в Европе древней площади.
«Вот бы Юра был сейчас рядом, – подумала она. – И Алёнка…»
Надино внимание привлекла занимательная деталь интерьера: под лестницей, ведущей на второй этаж, прицепился, как будто стараясь забраться наверх, одноглазый пират в полном обмундировании.
«Кто-нибудь увидит и испугается», – подумала она…
На следующий день после заседания конгресса, проводимого в комфортабельном зале делового центра столицы Европейского Союза, друзья снова отправились гулять по старинным улицам.
Они побывали на Королевской площади, у конной статуи Готфриду Бульонскому – организатору первого Крестового похода.
– Когда был взят Иерусалим, Готфриду предложили стать правителем Иерусалимского царства, но он отказался, приняв только почётный титул барона и хранителя Гроба Господня, – пояснила сопровождавшая группу Римма.
Направляясь в один из ресторанчиков на обед, миновали небольшой дворик, сохранивший облик и дух Средневековья.
– И сам ресторан тоже существует со времён Средневековья, – поведала экскурсовод. – Многие блюда здесь готовятся по оригинальным старинным рецептам.
Подали пиво и мясо с овощами.
– Как аппетитно! – не удержалась от восторженного комментария Людмила Константиновна. – И ароматно!
Она взяла приборы, разрезала приготовленный на открытом огне стейк – подрумяненный, с коричневыми поджаренными полосками от решётки – и замерла, растерянно глядя в свою тарелку.
– Оно же не прожарено! – возмущённо воскликнула женщина. – Из него кровь течёт!
Подошла официантка.
– Фу! Оно же сырое! – попыталась объяснить ей Людмила Константиновна.
– Sorry ? – улыбаясь, уточнила девушка, явно не понимая, чем недовольны посетители.
А Людмила Константиновна жестами старалась растолковать, что это блюдо есть невозможно.
Подошли Андрей с Игорем, присели за соседний столик.
– Это такая степень прожарки. Стейк с кровью, – просветил Андрей всех собравшихся партийцев, услышав, о чём идёт речь. – Спасибо, всё в порядке, – добавил он, обращаясь к растерянной официантке, и жестом показал, что всё хорошо. Она удалилась, сохраняя на лице неизменную улыбку.
– Да, это здесь считается блюдом высшего класса! – подтвердил Игорь. – Не бойтесь, для его приготовления используют только высококачественное мясо.
– Игорь Станиславович, ты же у нас санитарный врач! – вспомнила Надя. – Расскажи-ка нам о пользе такого кушанья с профессиональной точки зрения!
– Да пожалуйста! – согласился тот. – Внимайте. Во-первых, стейка с кровью не бывает. Это не кровь вытекает, а сок. В стейке слабой прожарки сохраняются все полезные вещества, участвующие в построении мускулатуры. И ферменты, способствующие пищеварению. А розовый сок, которого вы испугались, содержит витамины и минералы, благотворно влияющие на состояние кожи.
– Ого! – Людмила Константиновна снова взялась за отложенные было приборы.
– Браво, доктор! – зааплодировали друзья-партийцы.
Переборов предубеждения, все принялись за поглощение сочного стейка с хрустящей корочкой…
После кофе с круассанами продолжили прогулку по городу. Наряду с кондитерскими и другими магазинами, на улочке часто попадались бутики с сувенирами и бельгийскими кружевами, витрины которых так и притягивали женские взгляды.
– Давайте зайдём? – предложила Надежда подругам. – Хоть посмотрим.
– Не успеем, – засомневалась Раиса.
– А мы догоним! – убеждённо заявила Ирина.
…В небольшом торговом зале кружевные изделия были во множестве разложены на прилавках и развешаны на стенах. Нежнейшие шляпки, блузки, скатерти, разнообразные салфеточки, брошки, косынки и многое другое привлекало внимание и завораживало. Отдельно рядком висели раскрытые ажурные зонтики разных цветов и размеров.
Надя замерла от восторга, не в силах выдохнуть.
– Вот это красота-а! – изрекла она наконец.
– Смотри-ка, эти совсем кукольные! – изумлённо воскликнула Людмила Константиновна, глядя на зонтики игрушечных размеров.
– Почему, детские, наверное, – предположила Надежда. – Или сувенирные.
– Давайте купим, что на них глазеть! – предложила Людмила Константиновна. – Я возьму белый, – и она решительно направилась к прилавку. Там скопилась очередь человек из пяти. Продавец внимательно обслуживала каждую из посетительниц, демонстрируя товар.
Надя приобрела великолепный кружевной зонт нежно-бежевого цвета и множество салфеток на подарки друзьям.
Когда женщины с полными пакетами вышли из магазина, группы уже не было видно.
– Побежали! – предложила Надя.
Опомнившиеся любительницы кружевных изделий, как будто отойдя от колдовского наваждения, бросились догонять товарищей.
– Мы помним, на какой улице наш автобус стоит? – спросила Раиса.
– Не помним! Нас извозчик всегда до места доставлял, – ответила Надя. – То есть экскурсовод доводил.
– Ничего, без нас не уедут! – успокоила Людмила Константиновна. – Позвоним, если что, предупредим.
– А как искать будем? – спросила Раиса. – Я, например, не знаю, куда идти!
– А помните, там памятник дон Кихоту стоял? – вспомнила Надя.
– Был такой, – ответили ей.
– Вот и будем по нему ориентироваться.
– Но мы же понятия не имеем, как его найти!
– А мы выясним! – не растерялась Людмила Константиновна
– Ну да. Если мы чего-то не знаем, то мы у кого-нибудь спросим, – ответила Надя словами обезьянки из известного мультфильма. – А на каком языке здесь говорят?
– Кажется, на французском, – предположила Людмила Константиновна.
– А мы его знаем? – уточнила Надя.
– Нет, – хором откликнулись дамы.
– Здесь даже не совсем на французском говорят. Язык в Бельгии какой-то особый, смешанный, – просветила подруг Ирина. – Французский с немецким, кажется…
– Но нам это не поможет.
– Почему, немецкий я знаю… немножко, – призналась Надежда. – Шпрехен зи дойч?
– И это всё? – засмеялась Ирина.
– Ну, почему, ещё что-нибудь могу вспомнить… если приспичит…
– Надо спросить: «Где памятник дон Кихоту и Санчо Панса. Сможешь?»
– А как по-немецки «памятник»? – дурашливо поинтересовалась Надя.
– Понятно, – улыбнулась Раиса.
– Слушайте, а ведь не смешно! Мы, похоже, серьёзно отстали от группы! И заблудились. Давайте звонить! – предложила Ирина с абсолютно серьёзным видом. – Сейчас я список телефонов достану…
– Не будем никого беспокоить, сами попытаемся найти, – возразила Надежда. – Стыдно как-то… Сейчас в интернете переведём фразу на немецкий.
– В крайнем случае к полицейскому обратимся, – добавила Раиса.
Женщины шли по мощёной средневековой улочке, глядя на дома с красными цветами под окнами, с милыми балкончиками и ставенками, с башенками и эркерами, и было почему-то совершенно не страшно затеряться в этом уютном старинном городе, хранящем древнюю историю.
Погуляв так ещё минут пятнадцать, Надежда начала искать перевод на немецкий животрепещущего вопроса, не забывая при этом смотреть по сторонам.
– Ой, полицейский, – воскликнула Людмила Константиновна, завидев стража порядка. – Товарищ, товарищ! Ой как… камераде, товарищ… policeman …
Женщины кинулись бежать за мужчиной в форме по узкой улочке, наводнённой толпами туристов, и старались никого не задеть. Это было нелегко.
– Herr polizist , – крикнула Надежда вслед удаляющемуся полицейскому. – Не понимает, – растерялась она. – Что-то у меня не так с произношением…
– Да нет! – возразила на бегу Ирина. – По-французски надо! Monsieur le policier , – позвала она. – Правда, насчёт произношения не уверена.
– Так вот же он, памятник! – вдруг радостно воскликнула Людмила Константиновна. Подруги вышли на площадь, на которой красовался заветный монумент, пересекли её и увидели автобусы, стоявшие неподалёку.
– Фу-у! – выдохнула Надя. – Приключение закончилось благополучно.
– Вы что так долго? – строго спросил Владимир Иванович. – Вас уже эт-самое… искать собирались идти!
– А вы что, нас потеряли? – как ни в чём не бывало ответила Надежда. – Мы просто кружева решили прикупить…
Игорь неодобрительно посмотрел на неё.
– Мы тут волнуемся, а вы… – упрекнул он.
– Ну ладно, нам стыдно, – покаялась Надя.
– Заблудились, что ли? – поинтересовался Владимир Иванович.
– Ну, немножко, – нехотя призналась она…

***
Завидев Юрия среди встречающих, Надежда вдруг позавидовала самой себе и удивилась тому, что такое вообще возможно.
«Меня встречает муж, – подумала она, и счастливая улыбка осветила её лицо. Сердце бешено застучало. – И он самый лучший в мире! А я вот, наверное, выгляжу сейчас ужасно глупо!»
Подошла, прижалась к его плечу. Так радостно было почувствовать его слегка колючую щёку и сильные руки, нежно обнимающие её…
– Надюша, я не понял, почему вы из Дюссельдорфа-то прилетели? – удивлённо спросил он, вручая ей букет. – Ваш конгресс вроде в Брюсселе проходил. Или вы так шифруетесь? – он улыбнулся, лукавые искорки засверкали в его синих глазах. – Конспирацию соблюдаете?
– Юра, ну откуда я знаю? – беззаботно ответила она. – Меня «извозчик» везёт, я и еду! И не особо вникаю, каким маршрутом и с помощью какого транспортного средства!
– Ну, всё с тобой понятно! А я потом, значит, вызволяй тебя из рук какого-нибудь… «извозчика»! – засмеялся он.
– Нет, на этот раз он проверенный и надёжный, – заверила мужа Надя.
– Какие люди! – рядом оказался радостно улыбающийся Владимир Иванович. – Здорово, Юра! Рад, рад за вас! Только ты с этой особой эт-самое… построже!
– Зачем это он будет со мной построже? – шутливо возмутилась она.
Юрий крепко пожал ладонь друга, левой рукой продолжая обнимать за плечи Надежду.
– А что, она опять в какой-нибудь переплёт попала? – разыгрывая строгого супруга, уточнил полковник. – Ну-ка, ну-ка рассказывай!
– Нет, она же эт-самое… под нашим присмотром была!
– Тогда я спокоен! Володя, а какие у тебя планы? – поинтересовался Юрий. – Поехали к нам? Посидим, обмоем последние события, – предложил он, не дожидаясь ответа на первый вопрос.
– А что нам мешает? Поехали! – согласился Владимир Иванович. – Событий-то много накопилось! Звёзды твои полковничьи – раз! Твоя эт-самое… героическая женитьба на этой эмансипированной даме – два!
– Да ладно вам! Никакая я не эмансипированная, – смеясь, возразила Надя против такой характеристики…
Этот вечер для Надежды был согрет не только встречей с любимым, но и необыкновенно тёплым, душевным дружеским общением. Мужчины вспоминали былые годы, все вместе пели песни под гитару. А традиционное мясо, которое приготовил Юрий, было, как всегда, превосходным…

***

Тоня привела Егорку в длинное полуподвальное помещение с толстыми трубами, обмотанными жёлтой изоляционной материей. Вместо двери зиял узкий проём между вертикальной трубой и стеной из бетонных блоков, завешанный одеялом неопределённого цвета. В углу под потолком в покорёженном подсвечнике горело несколько свечей. Напротив тускло горел фонарь типа «летучая мышь». В нос бил острый неприятный запах. Обитатели этого странного места вышли навстречу вновь прибывшим.
– Опять клей нюхаете? Наркоши! – с порога принялась ругаться девочка. – Вот Сенька Моряк вам устроит взбучку! Если хотите стать юнгами, ничего такого делать нельзя! Ни курить, ни пить, ни нюхать! – строго произнесла она.
– А, может, мы не хотим…
Малыш испуганно смотрел на ребят.
С фотографии на бетонной стене – в той части, куда падал свет от фонаря, – сияла улыбка Юрия Гагарина, державшего в руках белого голубя. Края глянцевого портрета обтрепались и стали неровными, но кто-то явно бережно хранил изображение первого космонавта. Со старой афиши сбоку от него как-то не очень весело взирали на собравшихся волосатые парни с гитарами, а на ярком листе календаря, давно утратившего актуальность, маячило белоснежными парусами трёхпалубное судно. На противоположной стенке красовалась неровная надпись: «Крендель ушастый», соседствуя с группой нецензурных слов. Их, конечно, Егорка прочесть не мог. Да и вряд ли успел узнать, кто такой Юрий Гагарин, но от этой приветливой улыбки на картине он почувствовал себя гораздо увереннее.
– Вот, новенького привела! – деловито сообщила девочка. – У Ленинградского вокзала нашла. Мать его там бросила.
– Мелюзга! – констатировал чумазый, обритый наголо мальчишка в большой не по размеру куртке, с коростами, замазанными зелёнкой, по всей голове.
– Зачем он тут нужен? – спросил другой, отбрасывая длинный чуб с перепачканного то ли сажей, то ли грязью лица.
– Будет с нами жить! – твёрдо заявила Тоня. – А вы бы хоть умылись!
– Да нормально, с малышами больше подают, – возразил первый по поводу новенького.
– А чё, клёвый пацанчик, – оценил косматый мальчуган лет двенадцати. – На братуху моего похож… Теперь он подрос, наверное…
– А чё, Федька, у тебя, типа, братуха есть? – спросили из тёмного угла.
– Есть! – кивнул Федька. – Я же не на улице родился! Это уж потом… Пускай остаётся малец. Я – за!
– Посмотрим, что ещё Сенька Моряк скажет! – подала голос девочка  примерно того же возраста, что и Тоня. – Он вожак, пусть сам решает. И что, вообще, с такими маленькими делают? Ну-у, чем кормят, куда сдают, если что…
– Да ладно тебе, Нелька! С чего Сенька возражать-то будет? Какое ему дело?
– Моряк скажет, что делать, – согласился Федька. – Он знает, что-почём. У него батян ментом работал.
– Ну и что? – пожала плечами Нелька. – Это отец его знал, а Сенька-то тут при чём? Он тогда ещё совсем мелким был…
Когда глаза немного привыкли к полумраку, Егорка разглядел тех, кто здесь находился, но в разговоре не участвовал. Несколько мальчишек – как школьник Пашка, который жил в соседской квартире, и две девочки. Только Пашка выглядел гораздо аккуратнее, чем обитатели этого места.
В углу возле прислонившегося к стенке умывальника рядком стояли деревянные ящики из-под посылок и пластиковые бутылки с водой, валялись какие-то мелкие вещи: молоток, ведёрки из-под разных продуктов, лопатка, большой фонарь без лампы, куча тряпья, коробки со свечами… Возможно, это всё были нужные для хозяйства беспризорников принадлежности, но вместе они придавали помещению довольно захламлённый вид. А чуть поодаль, вдоль стены виднелись составленные ровными стопками картонные коробки крышками наружу. Получился эдакий картонно-коробочный шкаф со множеством отделений и крышками-дверцами. Сбоку кто-то прикрепил скотчем небольшое зеркальце.
Почти каждый из обитателей этого странного места держал в руках по пакету, изредка поднося его к носу.
– Хватит клей нюхать! – скомандовала Тоня. – Сенька же сказал, что выгонять за это будет!
– Не-е! Он не так говорил! – возразил парнишка с коростами. – Он предупредил, что это просто вредно. А гнать обещал за воровство и прочую уголовщину.
– А ч-чё? Ты т-тоже хочешь? Б-бери, – заикаясь, предложил бойкий мальчишка лет восьми-девяти. – Ос-сталось ещё. П-пока Сенька не в-вернулся…
– И ты, Борька, туда же? – с испугом воскликнула девочка и схватила мальчишку за ворот грязной байковой рубашки. – Вы что, пацаны, он же ещё малолеток! Зачем разрешаете? Забыли, как он в прошлый раз нанюхался, а потом ему танцующие конфеты чудились?
– Д-да не-е, Т-тонь! Не т-танцующие, а уб-бегающие, – смеясь, поправил Борька. – И я их д-догонял…
– Какая разница? – пожала плечами Тоня. – Завязывай давай, сопля зелёная, а то снова чудить начнёшь!
Она ловко выхватила у мальчишки пакет с клеем и отпустила его.
– Ну и чё? Всем что-нибудь мерещится, – возразил кто-то. – Прикольно же! И когда клея понюхаешь, потом кушать долго не хочется!
– А тебя не кормят, что ли? Сейчас есть будем. Только всех подождём…
– От-тдай! От-тдай, Т-тонька! Д-дура! – плаксивым голосом завопил Борька.
– Ага! Разбежался! Кто тебя потом выхаживать будет?
Она скомкала пакет и спрятала к себе в карман. Но через минуту Борька, изловчившись, вытянул его обратно.
– Паразит! – выругалась Тоня. – Ну, как хочешь! Только я тебе больше не помощница! В наркологичку поедешь, а потом в детприёмник, – пригрозила она.
– Ха! Ф-фигос под нос! – возразил мальчишка, прыгая вокруг обидчицы в расстёгнутых ботинках на босу ногу и корча рожицы. – В нарк-кологичку т-только по ж-желанию!
– А в детприёмник наркош не берут, – уточнил кто-то.
Егорка молча взирал на происходящее. Эти мальчишки очень отличались от всех, кого он встречал раньше. И не только внешним видом. Они вели себя как-то совсем по-особенному.
«Маме бы они не понравились», – подумал малыш.
– Грамотные все стали! – тоном повидавшей жизнь старушки проворчала девочка. – Я вот хавчика принесла, – Тоня выложила на высокий фанерный ящик, стоящий посередине помещения и, скорее всего, играющий роль стола, пакеты с лапшой, хлеб, какие-то свёртки.
– Тонька, что ты, как зэчка, болтаешь! Говори по-людски! Не хавчика, а еды! – одёрнула подругу Нелька.
– Ну, еды, – согласилась Тоня.
– Мы тоже принесли, возьми. – И девочка передала подруге ещё один пакет.
В этом сообществе каждый из беспризорников днём был занят своей «работой», а вечером все собирались за общей трапезой, независимо от того, кто сколько смог принести.
К импровизированному столу подошли две собаки: одна небольшая, белая и пушистая, а вторая – чёрная, на длинных ногах, похожая на овчарку, которая гуляла иногда с хозяйкой в Егоркином дворе. Только эта была тощая и, как показалось малышу, грустная.
– Нравятся? – спросила Тоня, видя, как малыш разглядывает псин.
– Ага, – ответил он.
– Это Белка и Тарзан, – сказала девочка. – Их можно погладить, они не кусаются.
Егорка подошёл к четвероногим поближе. Белка, виляя хвостом, обнюхала мальчика, потом облизала его ладошки и попыталась дотянуться до щёчки, но он увернулся.
– Не бойся, это она ластится, – успокоил Федька. – Без собак у нас нельзя! Они крыс гоняют, – деловито пояснил он. – И их с собой на точку можно брать: больше подают…
Егорка ничего из услышанного не понял.
Тарзан внимательно следил за тем, что происходило на «столе», и не обращал внимания на малыша.
Не успели девочки выложить еду, как появился высокий паренёк с пышной огненно-рыжей шевелюрой. Он казался совсем взрослым, старше всех в этой компании. Куртка его была небрежно расстёгнута и открывала полосатую тельняшку, шею обвивал красный шарф. Рука парня сжимала гриф гитары. За ним, как хвостик, зашла миловидная аккуратненькая девочка, с виду чуть взрослее Тони. Мальчишки спешно попрятали вонючие пакеты.
– Здорово, экипаж! – пробасил паренёк. – Что тут у вас? – спросил он хозяйским тоном, аккуратно положив инструмент на стопку картонных коробок. – Опять клей нюхали, зверские канальи? – у Сеньки недавно начал ломаться и грубеть голос, и звучал он не всегда одинаково, но уже совсем не так, как в детстве…
– Не-е, Сень, мы так… Баловались, – стал оправдываться кто-то.
– «Баловались» они! Наркоши, блин… Чтобы не видел больше! А то никакого моря вам не будет! Один уеду!
Ещё в те далёкие времена, когда Сенька, как и все дети из благополучных семей, ходил в школу, и были живы его родители, за парнишкой закрепилось прозвище Моряк. Его так называли и во дворе, и в классе. Даже учителя говорили о нём: «Сенька Моряк из четвёртого "б"». Потом стали говорить: «…из пятого "б"», «…из шестого»… Сенькины сверстники видели себя в будущей жизни кто программистом, кто банкиром… А некоторые, насмотревшись «крутых» боевиков, мечтали стать криминальными авторитетами и даже не скрывали этого. Сенька же, в отличие от большинства мальчишек своего времени, читал книжки о путешественниках и грезил о дальних плаваниях, о морских походах и новых открытиях. Вместо рубашки под форменным школьным пиджачком он всегда носил тельняшку, и никто ничего не мог с этим поделать.
Как истинный сын милиционера, паренёк открыто презирал тех, кто симпатизировал криминальным авторитетам, блатной романтике с её жалостливым тюремным фольклором, грабежами, погонями и кровавыми разборками. От отца он краем уха слышал кое-что о тыльной стороне такой «романтики».
Учительница географии не могла нахвалиться: «Он о морских путешественниках и об их открытиях лучше меня рассказать может! Просто энциклопедические знания у мальчишки!» И, конечно, она активно привлекала Сеньку Моряка для выступлений с докладами и рефератами, для участия в олимпиадах и других мероприятиях, связанных с морской тематикой…
– Вот! – Тоня подвела Егорку к Сеньке. – Новенького привела.
– Ну и зачем он нам? – спросил, в свою очередь, взрослый парень.
– А что, у нас ещё таких маленьких не было, – заметила аккуратненькая девочка. – Пусть будет…
– Райка, с ним же нянчиться надо! У них же… в этом возрасте это… режим и всё такое, – заметил Сенька как будто растерянно.
– Сень, ну посмотри, какой он хороший! – просящим тоном заговорила Тоня. – На воробышка похож…
– А может, его молдаванке отдать? Той, что у Киевского вокзала сидит? – предложил низкорослый мальчишка лет десяти, пряча в карман прозрачный пакет с клеем.
– Одурел, что ли? – взревел вожак. – Не знаешь разве, что у этой тётки дети постоянно меняются? – напомнил он. – Куда они, по-вашему, деваются?..
– Куда?
– «Куда…» На тот свет! – отрезал Сенька. – Они же у неё наркотой обколотые… чтобы не орали. Спят всё время… Мне Женёк с Киевского про неё такое рассказывал!.. Мы не живодёры, чтобы пацанёнка этой гадине отдавать!.. Да и большой он для молдаванки. Она в основном с грудничками работает. Вы и сами от неё подальше держитесь! Её непростые люди крышуют. Мутные какие-то.
– И чего тогда с ним делать? – поинтересовался Федька.
– Ну, Сень, гляди, какой он милашка, – принялась канючить Тоня, заметив, как потеплел взгляд старшего при виде малыша.
– Надо бы его куда-то пристроить по-хорошему. Совсем кроха, – с сомнением ответил вожак. – Как он тут с нами будет?
– Ну, Се-ень! – плачущим голосом протянула девочка. – Я за ним присмотрю! Нелька вон с Райкой помогут…
– Лады, Тонька! Пускай остаётся, – сдался парень. – Только ты за него отвечаешь!
– Спасибо, Сенечка! Я буду за ним ухаживать! – радостно согласилась девочка. – С собой его буду брать.
Егорка всё это время молча слушал разговор старших ребят. И вот этот большой рыжий Сенька подошёл к нему совсем близко, протянул руку.
– Семён, – представился вожак и широко улыбнулся. – А тебя как дразнить?
Егорка растерялся. Слёзы подступили к горлу от волнения. Этот Сенька вызывал в нём трепет – совсем как строгая воспитательница в садике, Алина Петровна. Малыш уже догадался, что этот парень главный в компании.
– Игорёшка, ты что молчишь? – подскочила к подопечному Тоня. – Скажи! Как зовут-то тебя?
– Иголька, – промолвил малыш дрогнувшим голосом и протянул свою пухленькую ладошку Сеньке. Тот осторожно пожал маленькую ручку.
– О, да ты ещё разговариваешь плохо… Ничего, брателло, научишься! Ладно, живи! – милостиво разрешил вожак, ласково потрепав его по волосам. – Летай, Воробышек! Добро пожаловать в экипаж!
– Игорёшка он! – уточнила Тоня.
– Игаёшка, – повторил мальчик, не понимая, почему девочка произносит его имя иначе, чем он привык, но решил, что в новых обстоятельствах оно должно звучать именно так.
 – Давайте ужинать. Всё готово. Идите сюда, – позвала Нелька, и ребята дружно ринулись к «столу».
– Э, братва, а руки? – напомнил Сенька. – Чистота – залог здоровья! В море нерях не берут!
Тоня набрала в пластиковое ведёрко парящей воды из толстой трубы и вылила в умывальник, у которого тотчас же выстроилась очередь. Сенька строго следил за тем, чтобы все его подопечные соблюдали правила гигиены. Хотя бы те, которые были возможны в данных обстоятельствах
– Мы люди, а не зверьё какое-нибудь и должны быть культурными, – назидательным тоном любил говорить он. – Да и в юнги грязнуль не возьмут…
Рассевшись вокруг импровизированного стола на ящики, беспризорники приступили к трапезе. Баночки из-под сметаны, квадратные пластиковые коробки и широкие отрезанные днища бутылок из-под газировки служили тарелками. В них высыпали лапшу быстрого приготовления – всем поровну, а потом залили кипятком из той же толстой трубы. В бутылках, составленных рядком у стенки, хранилась вода для питья.
– Вот, на полкурицы напели сегодня, – сообщила девочка, пришедшая вместе с вожаком, и стала делить на части половинку жареной куриной тушки. – И колбаса варёная ещё, – добавила она.
– Ух ты! Рая, мне чур ножку! Я первый забил! – закричал юркий мальчишка. – Ножку мне!
– Обойдёшься, Саратов! Ножку старшему! – возразила девочка.
Саратова на самом деле звали Генкой. Он год назад приехал в столицу из Саратова и чуть что говорил: «У нас в Саратове…», поэтому и прилипло к нему это прозвище. Его так и называли среди беспризорников: «Генка-Саратов», или просто «Саратов».
– Теплотрасса – жизнь наша! – ничуть не расстроившись, проговорил несостоявшийся обладатель куриной ножки тоном человека, много в жизни повидавшего, заваривая свою порцию продукта и шумно швыркая вздёрнутым носом. – А у нас в Саратове…
Громкий смех сотрапезников прервал фразу мальчишки.
– Ну и ла-адно, – обиженно протянул он.
Куриную ножку Сенька Моряк аккуратно разломил пополам, половинку протянул Рае.
– Ну, что? Давай, устраивайся поудобнее, Воробышек, – Тоня усадила Егорку рядом с собой на деревянный ящик, дала ломоть хлеба с тонким пластиком варёной колбасы, кусочек куриной грудки и круглую баночку из-под сметаны с горячей лапшой.
 – Это можно просто пить. Как бульон. Через край. Подожди, пока остынет, – посоветовала она.
– Ну, ты, Тонька, типа, нянька теперь! – со смехом прокомментировал Генка-Саратов.
– Кончай ржать! Он хоть и маленький, а тоже человек! – одёрнул его вожак.
– Я бошой! – возразил Егорка.
– О, видали? Молодчага! – смеясь, похвалил малыша Сенька. – Настоящий мужик растёт! Э, Саратов, что это у тебя там?
Генка потупился, спрятал в карман брюк кошелёк, который перед этим вертел в руках.
– Где взял? Украл? – строго спросил Моряк. – Ах ты, зверская каналья!
Парень молчал.
– Ты, стручок мелкий, опять за старое? Грабитель, блин! – старший подошёл и наградил Генку крепким подзатыльником.
Тот, опустив голову, молча почёсывал затылок.
– Воровать плохо! Что не ясно? – уточнил Сенька. – Стрёмно, если так понятнее! Чтобы завтра тебя здесь не было! Или сейчас прямо вали отсюда!
– Сень, я не буду больше…
– Воровать стрёмно! – назидательно повторил вожак. – Или у вас в Саратове не так? Просить – не стыдно! Можно металл откуда-то ободрать, на крайняк – бутылки собирать, там… банки из-под пива. Петь по электричкам… Много чего ещё можно! Машины мыть…
– Ага! Нас прогоняют! – захныкал Генка. – А один раз меня так побили взрослые пацаны на шоссе! Говорят, мойка – это не наш промысел!
– Мне сегодня один парнишка сказал, что на свалку в Саларьево опять кучу нераспечатанных продуктов выбросили, – сообщил Сенька. – Можно туда съездить отовариться. Далековато, правда.
– Там же местные всё захватили, Сень! – возразил Федька. – Мы уже пробовали! Еле удрали от них.
– Это когда там нет ничего! А если грузовиками жратву вываливают – прямо со склада – жалко им, что ли? Упаковками! Некондиция какая-нибудь, или срок реализации прошёл – бери, сколько хочешь! Они и слова не скажут.
– Ага, они всё равно чужих гоняют!
– Да мало ли, как ещё еду добыть можно? Попросить, например, если денег нет. В столовках добрые буфетчицы остатками могут поделиться. На худой конец – на помойках у кафешек промышлять!
– Как собаки? – жалостливо спросил Федька.
– А у людей красть – подло! Может, у них последнее! Кто не понял – катитесь к Сане Шалому в банду! У них грабежи в почёте! И дорога оттуда – на нары! А то и прямиком в могилу! Там тех, кто ослушался, насмерть забивают! Сами знаете! У них другие понятия! Вам это надо?
– Не надо, Сень!
– Не-е, – хором откликнулись собратья.
– Сень, я не буду больше! Не прогоняй, – в слезах принялся вымаливать прощения Генка.
– Засохни, погань! Катись, сказал! – вожак был непреклонен. – В прошлый раз из-за тебя место менять пришлось! Ёшки-матрёшки…
– Ну Сень, я обещаю!
– Ты и в прошлый раз обещал! Каналья зверская! Проваливай отсюда! – упорствовал Моряк. – У меня отец мент был, а ты тут… ворьё вонючее! Уголовщина поганая…
– Сень, ну последний раз поверь! Я понял…
– Что ты, гад ползучий, понял?
– Стрёмно воровать… Последний раз, Сеня! Слово даю!
– Последний! Понял? – смилостивился вожак.
– Да, Сеня! Спасибо! – обрадовался Генка.
– Палубу драить будешь неделю за свой проступок! – назначил наказание Сенька.
– Так Нелька вчера только пол вымела и кипятком помыла!
– Ну и ладно! Мало грязи уже натащили? Будешь драить, сказал! – не уступил старший парень. – Или не согласен? – он сердито сдвинул свои светлые брови, пытаясь казаться строгим.
– Согласен, Сень! – потупился Саратов. – Только не прогоняй.
Егорка ничего не понимал из того, что говорили ребята, но догадался, что тот мальчик, которого ругал вожак, сделал что-то очень плохое. Малышу стало страшно. Хотелось заплакать, но он сдержался. Насупившись, жевал бутерброд, запивая бульоном из пластиковой банки. Мама никогда не давала Егорке колбасу. Говорила, что для детей это вредный продукт. Иногда ему удавалось стащить ломтик со «взрослой» тарелки, но она всегда замечала и сетовала, что он сам себе делает хуже. Малыш не понимал, что плохого может случиться от такой вкусной и красивой еды… Здесь колбасу ему есть разрешали… но мамы рядом не было. Снова захотелось плакать…
После ужина девочки собирали освободившуюся «посуду» со стола и складывали в ведёрко с горячей водой.
А вожак вдруг взял гитару, бережно потрогал струны и завёл песню про Чёрное море…
Когда родители Сеньки погибли в автокатастрофе, откуда ни возьмись понаехала отцова родня – двоюродный брат отца с семьёй. Мальчик никого из них прежде не видел. Ушлые родственники оформили не только опеку над ребёнком, но и права на двухкомнатную квартиру, а после окончательного переезда в столицу осиротевший племянник вдруг разом стал им совсем не нужен.
Отдельной комнаты его лишили – туда поселили «сестрёнок» – двух премиленьких девочек-двойняшек шести лет. Сына бывших хозяев переселили на кухню, благо она была просторная. Спал он теперь на гостевой раскладушке, которую следовало утром быстро убирать, чтобы не мешать домочадцам, а уроки делал за кухонным столом, но сначала должен был перемыть посуду, накопившуюся за день. Ужинал, кстати сказать, он позже всех: сначала подавали еду для «своей семьи», как говорила тётка. «Зачем ему наши семейные разговоры слушать?» – объясняла она. Хотя «семейные разговоры» Сенька слышал и так, дама отличалась визгливым голосом и никогда его не приглушала. В один прекрасный день в квартире вдруг поменяли замок, даже не посчитав нужным дать мальчику новый ключ. Теперь ему приходилось часами ждать на лестничной клетке, когда дядька или его супруга вернутся из троллейбусного депо, куда они вместе устроились на работу. Придя домой, они ругались, что племянник бездельничает.
– В школе-то кружки всякие есть! И продлёнка! Сидел бы там, занимался бы делом вместо того, чтобы по подъездам болтаться или на кухне торчать! – высказывалась «добрая тётушка».
Её воспитательная функция на этом заканчивалась. В остальном на мальчишку никто не обращал внимания.
Но более всего Сеньку огорчало то, что новые родственники куда-то дели все вещи родителей, его любимые книги и даже альбом с фотографиями, а модель парусного судна, сделанная когда-то вместе с папой, пылилась теперь на окне и была в зоне доступа двойняшек, которым всегда хотелось её потрогать. В результате некоторые детали были оторваны и потерялись.
– Что, тебе жалко этот хлам? Они же твои сестрёнки! И ещё маленькие! – визжала тётка, выставляя мальчугана бесчувственным эгоистом.
Стоит ли говорить, что Сеньке Моряку совсем не нравилась такая жизнь. Это был уже не его дом, где мама встречала сына с пирогами, а отец спешил порадовать новой книгой или фильмом про путешественников. Здесь даже запах стал другим. Чужим и враждебным. В знакомых с детства комнатах поселились теперь совсем посторонние люди, для которых он, Сенька Моряк, был лишним и ненужным.
Мальчик знал о том, что в Москве много детей живёт на улице. Ночуют на теплотрассах, в подвалах, в люках, промышляют на вокзалах и в переходах метро. Он и сам порой встречал таких. Всяких: грязных, оборванных, голодных, дерзких и запуганных. И отец, когда был жив, часто говорил о беспризорности и о детской преступности. Сеньке Моряку вовсе не хотелось стать частью того пугающего мира. Он задумал другое – уехать к морю и наняться на какое-нибудь судно юнгой. Окончив седьмой класс, мальчик начал собираться в дальний путь. Первым делом он положил в рюкзак портрет Юрия Гагарина, который долгие годы хранил его отец, мечтавший в детстве стать космонавтом. Ещё взял красочный настенный календарь с фотографиями и описаниями парусных судов. И портрет, и календарь сохранились каким-то чудом, ожидая своей очереди на выброс.
Добираться до заветных морских берегов мальчишка решил на поезде. Он видел однажды, как беспризорники залазили под вагоны, умащивались на крошечных площадках непонятного предназначения или на каких-то самодельных приспособлениях и катались. А ещё он читал книжку Приставкина «Ночевала тучка золотая», так что счёл себя вполне осведомлённым в этих вопросах.
В первый раз Сенька Моряк отправился к морю один. Забрался под вагон поезда «Москва-Одесса». Тогда удалось проехать всего несколько станций. Осмотрщик вагонов во время одной из стоянок оказался совсем рядом, когда мальчуган забирался в свое убежище. Подойди рабочий чуть позже, не удалось бы ему ухватить Сеньку, и поезд благополучно увёз бы беглеца прочь. Потом был детский приёмник, позорное возвращение домой, презрительные тёткины слова: «А что ещё ожидать от такого хулигана?» и виноватый дядин взгляд…
В итоге после некоторых хлопот «заботливой» тёти мальчик оказался в детском доме. Местные порядки ему пришлись не по душе, и Сенька Моряк, ясное дело, задерживаться здесь не собирался. Но на этот раз он нашёл себе попутчика – Сашку, которого все называли Щеглом и часто били за тихий нрав и независимый характер. Сенька, не терпевший несправедливости, за Сашку заступался, и ему, конечно, тоже доставалось.
Прозвище же Моряк после побега к морю закрепилось за парнем ещё более прочно. Его так звали и в милиции, в отделе по делам несовершеннолетних, и в детском доме.
Собрав в заветный рюкзак нехитрые пожитки и небольшой запас продуктов, мальчишки выждали момент, когда воспитателей не оказалось в поле зрения, и покинули территорию приюта через лазейку в дощатом заборе, которую они сами для себя заранее и подготовили. Только на сей раз путь они держали не в Одессу, а в Краснодарский край, в Туапсе.
– Там море лучше, – убеждал друга Сашка. – А ещё лучше в Крыму и в Гаграх. Там теплее. Но это теперь заграница, хоть и ближняя.
– А ты сам-то где был? – поинтересовался Сенька Моряк.
– Нигде. Но мне папка рассказывал. Они с мамкой всё время собирались на море поехать. Каждое лето спорили. Мамка в Одессу звала, там у неё какая-то подруга была, а папка туда не хотел, потому что там море холодное. Говорил, что в Крыму и в Гаграх – тёплое. А в Туапсе у него, мол, дальняя родня живёт. На улице Нахимова. «Во дворе, – говорит, – под навесом нас на ночлег устроят, и хорошо. Звёзды видно…»
– И куда поехали?
– Кто?
– Да родичи твои!
– А, никуда, – махнул рукой Щегол. – Они всё пили и ругались. А когда сильно напивались – начинали драться. И так весь отпуск.
– А сейчас они где?
– Дома, наверное. Я их давно не видел…
– Так мы к твоим родственникам, что ли, заявимся? Они пустят? – спросил Сенька.
– Не-ет! Я даже не знаю, где их искать-то! Только название улицы помню. Они меня и не видели никогда.
– Тогда почему в Туапсе? – поинтересовался Моряк.
– Батя говорил, что там большой порт. Значит, юнги нужны! – аргументировал Сашка.
…Забраться под вагон поезда, следующего в Адлер, с первого раза не удалось: то сотрудник какой-нибудь железнодорожной службы оказывался поблизости, то удобного местечка под вагоном не находилось. Благо, поездов таких через Москву шло много.
Прогуливаясь вдоль путей, ребята увидели вблизи привокзальных беспризорников. Чумазые, иногда нагловатые, они выпрашивали у прохожих «на хлебушек», но что-то подсказывало, что любой из них при удобном случае был готов стащить у зазевавшегося прохожего кошелёк. К этой лихой братии Сенька Моряк и его попутчик Сашка себя не причисляли.
Пристроиться к поезду удалось горе-путешественникам только с третьего раза. И, как им думалось, довольно неплохо: площадка под вагоном оказалась вместительной – почти как полка в плацкарте, только короче. Мальчишки лежали, слегка подогнув ноги, и радовались жизни. Их даже впивающиеся в бок металлические штыри не смущали. Наконец-то они едут в заветные края! Запах железнодорожных путей, стук и скрежет колёс не раздражали, наоборот, дарили особый дух приключений.
– Чуть бы подлиннее была эта железяка! – через какое-то время громко, чтобы перекричать стук колёс, озвучил пожелание Сенька. Он попытался вытянуть затёкшие ноги, и они оказались висящими над стремительно пролетающими вдаль шпалами. Стало жутковато.
– Везёт мелкоте! Которым лет семь-восемь. Они ростом поменьше. Надо было раньше ехать! – вздохнул Сашка.
– Что же ты тогда не собрался? – усмехнулся Сенька.
– Не знаю. Как-то терпел. Да и не с кем было. Одному плохо! А ты?
– У меня раньше всё хорошо было. Когда родители были живы, – вздохнул Сенька и добавил, пытаясь пошевелить затекшими ногами: – Надо скорее успеть добраться до моря, а то в следующий раз не влезем в эту клетушку! Что делать будем в таком случае?
– Доберёмся! – обнадёжил Сашка Щегол.
Благополучно проехав незамеченными несколько станций и устав лежать в скрюченном положении, мальчишки решили на ближайшей стоянке выйти размяться и набрать воды. И это им удалось. Здание вокзала гостеприимно принимало не только законопослушных пассажиров, но и маленьких бродяг, коими они являлись. Но, когда друзья попытались залезть назад в своё убежище под вагоном, их заметила женщина в железнодорожной форме и подняла крик. Парни бросились наутёк. К погоне присоединился ещё один осмотрщик, потом откуда-то взялся милиционер. Ребята убежали бы, да только Сашка, перепрыгивая через рельсы, сильно подвернул ногу. Сенька Моряк не мог оставить друга в беде и попытался ему помочь, но безуспешно. И тут их настигла разъярённая компания железнодорожных служащих. А поезд тронулся…
Сашку увели в медпункт, а Сеньку – прямиком в комнату милиции. И снова – возвращение домой, тёткины презрительные слова, дядин виноватый взгляд, детский дом… Больше всего Сеньку Моряка расстроило даже не то, что не удалось осуществить задуманное, а то, что он потерял друга и попутчика Сашку Щегла.
Третья попытка последовала скоро, но и она оказалась неудачной. Впрочем, из детского дома Сенька Моряк всё равно почти сразу сбежал. Его не оставляли мечты о море, но действовать он решил иначе. Теперь паренёк собрался заработать денег, купить билет и добраться до какого-нибудь морского порта законным образом, как все нормальные люди.
Сенька не побоялся заявиться домой и забрать свои вещи, чем вызвал панику у перепуганной тётки.
– Хулиган! Разбойник! – раскричалась она. – Милицию сейчас вызову!
– Где мои вещи? – спокойно спросил он, увидев в отделении кухонного шкафа, которое отводили ему в пользование родственники, кастрюли и сковородки.
Дядя под несмолкающие вопли жены вынес потрёпанную сумку с оторванной ручкой.
– Вот, – с неизменно-виноватым видом сказал он.
Сенька прошёл в комнату, которая когда-то принадлежала ему, окинул её грустным взором, снял со стены гитару. Девочки-близнецы растерянно смотрели на него.
– А спрашивать не надо? – взвизгнула тётка.
– Эту гитару мне батя подарил! – заявил парень с таким напором, что вздорная баба испуганно округлила глаза.
– Ишь ты! Настоящий бандит! – завопила она. – Девочки, звоните ноль-два!!!
Паренёк молча покинул квартиру, которая была когда-то его родным домом.
– И не приходи больше сюда! – донеслось из-за закрытой двери.
Мальчик слонялся по городу, пел в электричках и в поездах метро. Играть на гитаре он научился в школьном кружке. Подавали немного, но на еду хватало. Ночевал в подвале полуразрушенного дома. Сенька Моряк не хотел походить на привокзальных беспризорников, он старался всегда быть аккуратным, следил за своим внешним видом. Он принял твёрдое решение: каждый день откладывать половину заработка, чтобы накопить на билет. И пока у него получалось.
Однажды он увидел, как привокзальная шпана избивает мальчишку. Вступился. Заслышав милицейский свисток, беспризорники разбежались, а Сенька Моряк, получив за компанию свою порцию синяков и шишек, приобрёл нового товарища.
– Ты откуда? – спросил он паренька, едва отдышавшись. – Ты с этими? На вокзале живёшь?
– Нет. Я вообще нигде не живу, – ответил тот. – Да и они не в самом вокзале околачиваются, а неподалёку. Кто – под платформой, кто – в одном пустующем доме на чердаке. Там раньше тусовались взрослые бомжи, я видел. А эти их прогнали. Так исколошматили дядек, что те больше не сунулись.
– Как звать-то тебя?
– Федькой.
– Фёдор, значит.
– Ага.
– И за что же тебя, Фёдор, били?
– Я руку пассажирам подавал. Это бизнес такой. Но я не из их компании. Они говорят, что я не на своей территории работал.
– И в чём бизнес?
– Ну, ты руку подаёшь, когда пассажиры из вагона по лесенке сходят, типа, помогаешь. А они за это тебе что-нибудь дают. Оставшиеся продукты там, или монетку…
– Ясно. Выходит, ты не выдержал конкуренции.
– Выходит.
– А как на улице оказался?
Паренёк насупился.
– Ладно, потом расскажешь. Ты петь можешь?
– Могу. Только у меня слуха нету. Так училка по пению говорила.
– А лет тебе сколько?
– Скоро двенадцать…
Слуха у Федьки и правда не оказалось, хотя голос был звонкий.
Жили теперь они в подвале вдвоём и по электричкам ходили вместе: Сенька пел под гитару, а Фёдор держал коробку, куда пассажиры складывали небогатое вознаграждение.
Как ни странно, доходы стали прибавляться.
Однажды во время такого представления к ребятам подошёл разбитного вида парень в джинсах и косухе. В руках незнакомец держал барсетку.
– Братки, давно поёте? – спросил он, терпеливо дождавшись конца песни.
– Вдвоём – почти месяц, – простодушно ответил Сенька, не заподозрив ничего плохого.
– И кто крышует? – спросил незнакомец.
– Что? – не понял паренёк.
– Платите кому?
– За что? – не понял Сенька.
– Ну как же? Вы ездите в электричках, деньги зарабатываете. Другим свободным исполнителям конкуренцию составляете. Так у нас принято, пацаны. Налог платить надо, – спокойно объяснил парень.
– И кому платить? – поинтересовался «свободный исполнитель».
– Выходит, мне, – ответил незнакомец. – Я Генка Бригадир. Меня все знают. Найдёте меня на Ленинградском вокзале.
Генка Бригадир растолковал, как его найти и какую сумму приносить ежемесячно.
– На месяц даю отсрочку. Как начинающим. А потом – спуску не будет, – добавил он.
Сумма была вполне подъёмная, и Сенька решил, что, раз уж так принято, придётся платить, чтобы не наживать неприятности. Главное – продержаться, накопить на билеты и уехать к морю.
Позже от беспризорников с Ленинградского вокзала ребята узнали, что Генка Бригадир живёт не на вокзале, а в обычной квартире, где-то в ближнем Подмосковье, а это у него «работа» такая – быть «бригадиром» у беспризорников.
Ребята не стали уточнять, кто поручил ему такую «работу», да, по всей видимости, никто из маленьких бродяг не ответил бы на этот вопрос.
А через два месяца в электричке к поющим под гитару мальчишкам подошёл угрожающего вида парень с наколкой на руке.
– Пошли выйдем, тему одну надо перетереть, – сказал он тоном, не допускающим возражений.
Вышли из вагона на небольшой подмосковной станции, тут же к ним присоединились ещё двое здоровяков. Не успел Сенька Моряк опомниться, как получил сильный удар под дых и следом второй, коленом по лицу.
– Эй, вы за что его? – вступился было за друга Федька, но отхватил такую затрещину, что отлетел в сторону.
Сенька ещё не отдышался, когда его взяли под руки и подвели к тому парню, который попросил выйти из вагона.
– Ты меня знаешь? – спросил он.
– Нет, – ответил Сенька, сплёвывая кровь.
– Так знай! Я Саня Шалый. Подо мной на этом направлении все попрошайки ходят. А ещё – такие вот артисты и другая шушера!
– Как это – под тобой ходят? – не понял Моряк.
– А так это! Платят мне. А я милиции отстёгиваю, чтобы не трогали. Понял? Плати! Или катись отсюда, а то зарою! И он грязно выругался.
– За что платить? – уточнил Сенька.
– За точку! С вас, шнурков, много не возьму, но процент отдадите!
– Мы же Генке Бригадиру с Ленинградского платим за «крышу», – вставил слово едва оправившийся от удара Федька, вспомнив гораздо более мирную беседу с пареньком, которого вокзальные пацаны называли Бригадиром.
– Мне платить будете! Базар понятен?
И молодой бандит подробно объяснил, куда и кому надо приносить дань. Назвал и сумму, которая составляла почти весь заработок ребят за прошлый месяц.
– А не принесёте… найду и закопаю! – и он снова прошипел хрипловатым голосом набор нецензурных слов, половину из которых Моряк раньше не слышал.
Сенька в сопровождении Федьки, не отстающего от него ни на шаг, шёл в свой подвал, раздавленный и униженный хуже прежнего… Все его принципы, его гордость и независимость, были жестоко попраны.
– Интересно, как эти направления между ними распределяются? – спросил он, размышляя вслух. – И кому теперь платить?
Федька молчал.
– Всё равно двоим мы платить не сможем, а если платить этому Сане Шалому – сами с голоду подохнем, не говоря уже о том, что на билеты никогда не наскребём, – вслух рассуждал Моряк.
Посоветовавшись, решили продолжать платить «налог» только Генке Бригадиру.
Где-то через месяц ребята встретили Раю. Её они застали спящей в парке на скамейке. У девочки обнаружился приятный голос и отличный слух. Таким образом, Сенька Моряк обзавёлся партнёром по выступлениям. И, как ни странно, девочка разделяла Сенькино желание уехать к морю.
– Я буфетчицей могу быть или поварихой на судне, – мечтательно сказала она…

***

Капитан-лейтенант Павел Александрович Броневой два года назад был переведён с Балтийского флота в Севастополь. Подводная лодка, командиром штурманской части которой он был назначен, уже неделю стояла в доке на ремонте после серьёзной аварии на учебных стрельбах. Подводники не особо любили подобные проволочки: их всегда тянуло в море. Но теперь Павел был даже рад паузе: от родителей из Казани поступила весть о серьёзной, как сказала мама, «нехорошей» болезни отца и настоятельная просьба приехать как можно скорей.
– Операцию будут делать! Кто знает, может, больше не увидимся, – кричал отец в трубку, вырвав её из рук матери.
Правда, Александр Павлович, был тот ещё паникёр. Это уже  третий такой вызов за последние пять лет. Первый раз, когда Павел служил на Балтике, отца укусил клещ. Сын примчался на зов родителей. Но, как показали исследования, клещ оказался неопасным и никакой угрозы для жизни и здоровья не представлял, а нога у мужчины опухла лишь потому, что кровососа удалили неправильно и в ранку попала грязь.
Полтора года назад, когда Павел служил уже в Севастополе, позвонила встревоженная мама, сообщила, что у отца инфаркт. «Может, ещё застанешь», – со слезами в голосе выразила надежду она. Повезло, что сын и тогда находился на берегу, – экипаж только вернулся из похода. Прилетев в родной город, он узнал, что «инфаркт» оказался банальной межрёберной невралгией. А счастливые родители, обрадованные приездом единственного сына, провожая его, говорили: «Ничего, зато повидались!»
Павел очень надеялся, что и на сей раз будет нечто подобное.
Ехать пришлось поездом, с пересадкой в Москве, – уж так сложились обстоятельства. Но путь до столицы оказался неожиданно приятным, так как прошёл в обществе прелестного мальчугана. У Павла с женой детей не было. Не потому, что в принципе их не могло быть, а по причине боязни супруги оставаться одной с ребёнком, пока муж «болтается в своих морях». Такие отговорки Павел не считал убедительными, но поделать ничего не мог. Не желала Ольга иметь детей, и всё тут! Ему в его тридцать семь лет очень хотелось уже, чтобы кто-то называл его папой. Чтобы маленькие тёплые ручонки обвивались вокруг его шеи и чья-нибудь милая курносая мордашка шептала ему на ушко свои детские секреты… Он с удовольствием играл с соседскими ребятишками в футбол, ремонтировал детскую площадку во дворе…
И мама Егорки, на которую мальчик был очень похож, произвела на Павла приятное впечатление. Хорошенькая блондинка выглядела совсем юной, но вовсе не производила впечатления глупой женщины, вопреки общепринятому предвзятому мнению о светловолосых представительницах прекрасного пола.
Павел лежал на своей полке и думал о новой знакомой.
В памяти всплыли строки:

«… в мыслях был пьяный туман.
Сейчас бы с красивой солдаткой
 Завесть хорошо роман…»

«Эх, Серёга, как же я тебя понимаю», – мысленно обратился он к автору стихов. Томик Сергея Есенина подводник всегда брал с собой в море. Ему казалось, что стихи классика пахнут пашней, полевыми цветами и свежим сеном…
Павлу очень хотелось спросить у молодой женщины номер телефона, но он не посмел. Да и зачем? Никаких положительных перспектив в этом направлении на горизонте не просматривалось: у красотки муж и двое детей, да и сам он не свободен… Даже для кратковременного романа нет возможности. И до романов ли ей сейчас с её материнскими заботами? Офицер-подводник не одобрял супружеских измен, осуждал этот порок, когда речь шла о других, но себе вполне мог простить некоторые вольности…
А уж этот мальчишка с его вопросами про морских чудовищ! Моряк улыбнулся, вспомнив о малыше.
«Вот такого бы сынишку, – мечтал он. – Играл бы с ним в машинки, рассказывал бы сказки, а потом, когда он бы немного подрос, брал бы его с собой на рыбалку, учил бы нанизывать наживку на крючок. И сидел бы с ним на ранней зорьке, пока утренний туман застилает речку, а когда солнце встанет – шли бы мы вместе счастливые домой, освещаемые утренним солнцем. И он называл бы меня папой. И неважно даже, велик ли был бы улов…»
Павел помог Вере с детьми сойти с поезда. Прощаясь, взял на руки Егорку, весело подбросил вверх, а поймав, прижал к себе.
– Расти, богатырь! – сказал напоследок.
Со странной грустью посмотрел он на молодую маму.
– Счастья вам, Вера! – пожелал ей с улыбкой.
– Спасибо! И вам всего хорошего, – ответила она, бросив на мужчину насмешливый взгляд. Или ему показалось, что насмешливый?
В ожидании поезда Павел бродил по Москве, а мысли о мальчишке и его маме не отпускали. Он сам не понимал, о ком из них думал больше.
Каково же было удивление подводника, когда, вернувшись в зал ожидания, он встретил Веру в обществе стражей правопорядка. Заплаканная, встревоженная и испуганная, она напоминала ему маленькую беспомощную птичку, которая, случайно залетев в открытое окно, в панике билась о стекло, безуспешно пытаясь вернуться в небо.
«Егорка пропал», – эти слова резанули его сознание. А она доверчиво склонила голову на его плечо и разрыдалась. Её растрепавшиеся волосы пахли ветром, слёзы обжигали его щёку. В этот момент как будто что-то оборвалось в груди Павла, словно переключателем щёлкнуло, и всё, кроме этой женщины и её потерявшегося сына, отступило на второй план. До отправления его поезда оставалось около тридцати минут, но это уже не имело никакого значения.
В сознании офицера мгновенно созрело решение: «Надо помочь. Задержусь на денёк. Ничего за это время с отцом не случится. Если болезнь «нехорошая», то это история долгая…»
– Где искали? – спросил моряк.
– Здесь, на вокзале, – ответил милиционер.
– Что же вы стоите! Пойдёмте! – скомандовал он. – Люди в помощь есть?
– Найдутся, – неохотно ответил один из стражей правопорядка, смена которого, видимо, скоро заканчивалась.
– Женщину надо устроить в комнату матери и ребёнка. Поспособствуете? Пусть она отдохнёт, а мы поработаем.
– Мы смотрели, мест нет, там объявление висит, – ответил тот, что держал на руках малышку.
– Нет, я не хочу никуда устраиваться, ни в какую комнату. Я с вами пойду, – возразила Вера. – Или здесь подожду. Какой мне может быть отдых!
Видя такое искреннее участие и готовность мужчин помочь, она заметно оживилась.
– Да куда же вы с малышкой? Здесь, в зале, подождите, – сказал моряк тоном, не допускающим возражений.
Он помог ей вместе с ребёнком устроиться поудобнее, а сам с тремя милиционерами отправился на поиски мальчика. Мужчины прочесали всю Комсомольскую площадь, все прилегающие к вокзалам переходы, выходы на перрон, прошлись вдоль путей, проверили каждый закоулок Казанского вокзала, побеседовали с компанией местных бомжей, но результата это не принесло.

***

– Все поели, братва? – спросил вожак, бросая в вылезшую из какой-то щели огромную крысу кость со «стола». – Гоните деньги на бочку!
– Жачем в кищку кидача? – не понял малыш.
– Он не в киску кидается, это крыса! – пояснила Тоня. – Они кусаются. Во сне могут что-нибудь отгрызть – и не почувствуешь… И еду крадут.
В этом сообществе беспризорников существовало строгое правило: две трети «заработка» сдавали в общий котёл. Часть общих денег вожак ежемесячно отдавал Генке Бригадиру с Ленинградского вокзала. Как говорили, «платил дань» – чтобы членам «стаи» Сеньки Моряка разрешали просить милостыню в переходах метро и петь в электричках – тем, кто умеет.
О «наезде» Сани Шалого с требованиями ежемесячной платы Генка Бригадир уже знал и обещал решить эту проблему, но в связи с этим почти в два раза увеличил «налог».
– Тем более у вас братвы теперь больше, – добавил он. – Каждый должен зарабатывать!
Остаток денег Сенька хранил в ему одному известном тайнике и делил на две части: первая предназначалась для покупки железнодорожных билетов на всю компанию, мечтающую однажды отправиться «к морю», вторая – «на чёрный день». На случай, если вдруг настанут особо трудные времена…
С того времени, как Сенька оказался на улице, его «экипаж» вырос, и все хотели попасть вместе с вожаком в тёплые края. Да и сам он не смог бы теперь их оставить без своего покровительства. Средств на заветное путешествие требовалось всё больше, но денежный запас рос очень медленно. Слишком много случалось непредвиденных, но необходимых расходов.
– Не жмитесь, братва! Для всех стараюсь! – напомнил Сенька. – Вот уедем к морю, совсем другая жизнь начнётся! – мечтательно произнёс он и широко улыбнулся.
…Тоня постелила на толстые трубы, обмотанные жёлтым изоляционным материалом, какие-то тряпки, позвала Егорку.
– Давай спать, поздно уже, – распорядилась она. – Я рядом с тобой буду, – сказав это, девочка помогла Егорке расстегнуть его красивый ярко-синий комбинезончик.
– А где моя коватка? – недоумённо спросил малыш.
– Теперь здесь твоя кроватка! – сообщила девочка. – Что, не нравится?
– Это не коватка! – возразил Егорка.
Мальчишки вокруг засмеялись.
– О, интеллигенция пожаловала!
– Не нравится ему…
– Ничего, юнга, привыкай к настоящей жизни! – посоветовал Сенька Моряк.
– А где поштынка? – спросил Егорка, надув пухлые губки. – И одеялко…
– Г-где п-простынка! – передразнил Борька.
– Одеяло ему подавай! – захохотали обитатели теплушки.
– У меня в Саратове тоже простынка была! – вставил Генка. – А теперь нету!
– Почему они шмеюча? – обиделся малыш.
– Да не смотри на них! Посмеются и перестанут. Они мировые, в общем, пацаны! Нормальные. Ложись давай…
Малыш стал снимать носочки.
– Э, носки не снимай! – остановила его «нянька». – Спи так!
– Ношочки надо поштиять, – возразил мальчик.
Все опять засмеялись.
– «Носочки постирать!» Какой аристократ выискался, – веселилась публика. – Где ж тебе стиральную машинку тут взять?
– Тогда въюкопашную! – настаивал Егорка, явно намереваясь заплакать.
– Ой, «врукопашную» носки стирать собрался! Ну, цирк!
– Хватит вам ржать! – попыталась урезонить всех Тоня. – Он же маленький!
– Я башой! – снова возразил Егорка, и плакать ему совсем расхотелось.
– Ладно, большой, – согласилась нянька. – Мы здесь так спим. На трубах. Они тёплые. Только вот носочки снимать не будем… Зимой вообще ничего не снимаем… А когда запачкаются – выбросим и новые купим.
– Мама не так меня шпать укладывает! Надо обнять, шкажать, кто я, и пеекьештить!
Мальчишки примолкли, слушая Егорку.
– Обнять? Ладно. И перекрещу. А как это «сказать, кто ты»? В смысле – ты кто?
– Шинок, лапочка, шолнышко!
– А-а, – улыбнулась Тоня. – Мама тебе ласковые слова говорила, – догадалась она. – «Сынок, солнышко»… Выходит, любила… Что ж оставила тогда? – недоумевала новоявленная нянька.
– Потеялащь, – вздохнул малыш и пожал плечиками.
– Да уж… потерялась. Ну, ложись давай, лапочка. А завтра на работу вместе пойдём.
– На папину? – встрепенулся он. – Далеко-о!
– На мою, Воробышек, на мою! В переход. Говорят, с тобой больше подадут… Так что мы теперь… вроде как напарники! – улыбнулась девочка.
Обитатели теплушки затихли. Каждый вспомнил времена своего короткого детства. Федька украдкой смахнул слёзы.
– Ты чего? – спросил Вовка.
– Да-а… так… Мне мамка тоже ласковые слова говорила… когда трезвая была…
Егорка долго не мог уснуть. К нему запрыгнула Белка, облизала щёчки тёплым языком, пристроилась рядом. Мешали непривычные звуки и этот резкий запах, от которого щипало глаза. Кто-то, наверное, снова открыл в темноте вонючий пакет с клеем…

***

Уже давно стояла глубокая ночь, пассажиры уходили на посадку, их сменяли другие, а вестей о Егорке не было. Вера даже плакать больше не могла – слёзы, наверное, кончились… Тревога сковала её, стотонным камнем повиснув на груди. Дочка, накормленная молочной смесью, заваренной кипятком, тихо спала в коляске.
Наконец Вера увидела Павла. Он быстрым шагом направлялся к ней. Один. Уже по выражению его лица женщина поняла, что поиски прошли впустую. Несчастная мать сидела на краешке скамьи, как вдруг медленно повалилась набок и мягко сползла на пол.
Подскочивший офицер не успел её подхватить. Он осторожно поднял Веру с пола, усадил на скамью. Дамы, сидевшие по соседству, начали приводить её в чувство: обрызгали водой лицо, прикладывали к вискам ватку с нашатырным спиртом.
Наконец несчастная пришла в себя. В этот момент подоспела бригада скорой медицинской помощи, вызванная Павлом. Вере сделали укол, дали какие-то таблетки…
– Вам нельзя здесь оставаться. Надо отдохнуть, – Павел осторожно поддерживал молодую мать под руку, опасаясь, что та снова потеряет сознание.
– Что, не нашли? – спросила она, уже зная ответ.
– Пока нет. Все окрестности осмотрели, охранников опросили, дежурных милиционеров, даже бомжей…
Она закрыла лицо руками и тихо заплакала.
– Не переживайте так, найдётся Егорка! Его ведь не только мы ищем! И с Ленинградского вокзала ребята-милиционеры подключились. Сейчас пристрою вас, и пойдём снова.
– Куда пристроите? – растерянно спросила женщина. – У меня и денег на гостиницу не хватит…
– Деньги есть. Это не проблема.
– Не надо, я не возьму. Мужу позвоню. Он пришлёт.
– И где у нас муж? – спросил он.
– В командировке. На Севере. На руднике. Вахтовым методом…
– У-ух! Так вы оттуда неделю перевода ждать будете! Если вообще дождётесь…
– Ну и ладно. Ничего. Подождём.
– Не глупите, Вера. Ночевать с ребёнком на вокзале собираетесь?
– На вокзале.
– Всё. Пойдём! Это не обсуждается!
И он, не слушая больше возражений, крепко взял женщину под руку, не забыв прихватить её чемодан.
В ближайшей к Комсомольской площади гостинице офицер снял два номера: один для Веры с дочкой, другой – по соседству – для себя.
– Мне очень стыдно, я обязательно вышлю вам деньги, когда… – потупившись, тихо сказала женщина.
– Не о том думаете, – оборвал её моряк. – Не беспокойтесь, уж разберёмся как-нибудь. Отдыхайте! – И он снова отправился на поиски ребёнка.
Записав номер её мобильного телефона, обещал сообщать о новостях.
Павел бродил по ночным привокзальным улицам, всматриваясь в лица редких прохожих, заглядывал во дворы, снова обошёл все вокзалы и переходы Комсомольской площади, надеясь увидеть белокурую головку Егорки в темноте, различить его фигурку в толпе пассажиров на перроне.
«А ты видел водяных чудовищ? А хоть чуду-юду какую-нибудь?» – вспоминался ему голос малыша…
Светало. Улицы становились всё более безлюдными. Павел боялся возвращаться в гостиницу: не знал, как сообщить Вере о новой неудаче.
Подумал о том, что она, наверное, сидит голодная. Он догадывался, что уснуть женщина не сможет. Зашёл в круглосуточный супермаркет, накупил продуктов, не забыв и о детском питании, о чём проконсультировался у продавца.
Вера открыла дверь сразу, как будто ждала его, стоя у двери. И снова огонёк надежды погас в глазах женщины, как только она увидела, что офицер вернулся один.
«Какая же она красивая!» – невольно восхитился он.
– Что? Нет? – спросила Вера, и надежда угасала в её светлых глазах.
– Нет…
Она прислонилась спиной к стене и стала тихонько сползать вниз, закрыв лицо руками, но Павел поддержал её.
– Что делать? – тихо спросила женщина. – Сыночек мой, сыночек! Как жить? Как теперь жить?
– Он найдётся, – стал уговаривать её моряк. – Обязательно найдётся!
– Что делать? Как теперь жить? – повторяла она.
– Вам надо подкрепиться. Я принёс продуктов.
– Я не хочу…
– Надо!
– Как я могу думать о еде, если мой сын где-то один… на улице. Он же совсем ещё маленький! Он голодный, ему холодно… И страшно! А если с ним что-то случилось? А если его кто-нибудь…
– Вера, так нельзя! – продолжил уговаривать её Павел. – Своими терзаниями вы ему не поможете.
Потом он взял безвольное тело несчастной матери на руки, усадил в кресло, положил мокрое полотенце на её лоб. Женщина замолчала и замерла в оцепенении, пока Павел раскладывал на низеньком журнальном столике принесённую из магазина снедь.
– Вам нужны силы. Выпейте вина. Здесь вот… продукты.
Мужчина почувствовал, что и сам невообразимо проголодался. Он вспомнил, что вчера успел только позавтракать.
– Давайте выпьем вина и поедим. Нам обоим надо подкрепиться.
Он разлил вино в гранёные стаканы.
– Пейте! Вам надо успокоиться! – Он подумал, что нужно было купить для неё какое-нибудь успокоительное. – Красное сухое вино полезно, – сообщил он, чтобы как-то уговорить её.
Она сделала несколько глотков, надкусила бутерброд и продолжила сидеть с отрешённым видом, откинув голову на спинку кресла.
Заплакал ребёнок, и Вера как будто очнулась. Взяла девочку с кровати и стала укачивать, напевая колыбельную. А Павел смотрел на эту сцену с умилением.
– Извините, мне надо её покормить, – сказала она.
– Конечно. – Он с готовностью поднялся и вышел, с ужасом подумав о том, что заставил выпить алкоголь кормящую мать…
Постучав утром в номер Веры, он тут же услышал звук открывающегося замка. Увидел её заплаканное лицо, опухшие от слёз глаза.
«Даже сейчас красивая», – подумал Павел.
– Вы не спали? – спросил он.
– Нет, – ответила она, – не могла уснуть…
– Вера, мне нужно в Казань, к родителям. Очень нужно.
– Конечно. Не понимаю вообще, почему вы должны со мной возиться. Хотя не представляю, что бы я без вас делала… Спасибо вам.
– Я сегодня же вечером вернусь. Слышите?
– Слышу, – она чуть заметно улыбнулась.
– Пообещайте мне, что с вами ничего плохого не случится.
– Что ещё может случиться…
– Но всё-таки… возьмите себя в руки.
– Обещаю.
После ухода Павла она покормила грудью проснувшуюся дочку, заметив, что молока почти нет.
«До годика докормить, кажется, не получится», – с сожалением подумала Вера. Она уже знала, как может подействовать стресс на кормящую мать: когда родился Егорка, она училась на последнем курсе художественного колледжа, и молоко у неё пропало во время очередной сессии.
– Не наелась? – с грустной улыбкой спросила она у дочки, не сводящей с матери непонимающего взгляда. – Подожди, лапочка. Сейчас смесь заварю и докормлю тебя.
Взяв кипяток у дежурной по этажу, приготовила детское питание. Потом, когда сытая малышка спокойно засопела в коляске, Вера собралась и отправилась с ней вместе на Казанский вокзал, в линейный отдел милиции, где ей любезно порекомендовали возвратиться домой и обратиться с заявлением о пропаже ребёнка по месту жительства.
– Там наши коллеги знают, что делать. Фотографию мальчика им принесёте, они оформят всё как надо, отправят куда следует. Составят ориентировку, объявим здесь розыск. Если ребёнок в первый день не нашёлся, значит, это… в общем, скорее всего, будет долгая история, – «успокоил» несчастную мать страж порядка.
– Нет, я не поеду.
– У вас даже его фотографии нет! Как искать-то? Гражданочка, вы что, не понимаете?
– Ну давайте хоть фоторобот составим! Как же так? Нельзя ведь совсем ничего не делать!
Веру отвели в другой кабинет, и с помощью девицы в лейтенантском звании, не вызвавшей почему-то у Веры никакого доверия, она, промучившись почти час, составила фоторобот. Катюшка весело агукала в коляске, теребя игрушку.
Изображение на распечатке лишь отдалённо напоминало Егорку, но ничего лучшего, увы, не получилось…
«Егор Красиков, 4,5 года, глаза голубые, волосы светлые, был одет…» – читая текст, Вера расплакалась. Её покоробило это слово «был»…
– Я это возьму? – спросила она.
– Естественно! Сейчас несколько экземпляров распечатаем, можете где-нибудь расклеить… И мы – тоже по своим каналам распространим…
Вера снова разрыдалась.
– Да что вы, женщина! Найдётся ваш мальчик! Знаете, какие случаи бывают? – как-то неуверенно сказала девушка-лейтенант.
– А сейчас мне что делать? – спросила молодая мать.
– Домой ехать, естественно!
– Нет, я не могу, – упрямо твердила Вера.
– Ну, дело ваше…
– Мне кто-нибудь сегодня поможет в его поисках?
– Девушка, у нас здесь у каждого своя работа. А искать мальчика будут и без вас. Вы же оставили заявление! И ещё в своём городе подадите…
Вера не уходила. Она продолжала стоять, растерянная и обескураженная. Она-то считала, что вся милиция Москвы сейчас бросится на поиски её сына.
– Ну, если попросить дежурных, – неуверенно пробормотала девушка, – может быть, помогут чем-нибудь. Только у нас ведь не вы одна! Мы вам, естественно, сочувствуем, и будут приняты все меры…
– Ну да, конечно…
Слёзы душили Веру. От неизвестности и тревоги душа рвалась на части. Стараясь взять себя в руки и сосредоточиться, она присела на скамью. Малышка в коляске закряхтела и перевернулась.
– Ах ты, умница какая! – улыбнулась она сквозь слёзы, глядя на дочку. – Как хорошо, что ты у меня спокойная, иначе, что бы я делала? Или ты всё понимаешь? Чувствуешь? Моя милая…
Вера достала из сумки одну из заготовленных бутылочек с молочной смесью.
– Проголодалась?
Девочка оживилась, увидев еду, протянула ручки к бутылочке и держала её крошечными розовыми пальчиками, пока не насытилась. Потом спокойно развалилась в коляске и занялась развешанными в ней игрушками.
«Хорошо ей, – подумала Вера. – Ничего не знает… Лапочка моя, – она залюбовалась безмятежным личиком дочки. – И как она похожа на маленького Егорку…» Тоска сдавила грудь.
Прошла через зал ожидания, купила в аптечном киоске флакончик валерьянки, выпила немного прямо из горлышка и отправилась на поиски дежурного милиционера. Обратилась к первому попавшемуся стражу порядка, рассказала о своей беде.
– Давайте попробуем, обойдём всё вокруг ещё раз, – с сочувствием в глазах, но без особой уверенности в голосе произнёс средних лет мужчина в погонах капитана. – Ребёнка не с кем оставить?
– Нет.
– Ну, пошли… Вчера где смотрели?
– Не знаю. Я вчера не сама искала, мне помогали. Я просто ждала…
В сопровождении капитана Вера прошла по залам ожидания всех трёх вокзалов, осмотрела каждый перрон, переход и выход.
– Какое-то проклятое место! – в досаде воскликнула Вера. – Ходим кругами, и всё бесполезно! Как будто заколдованное всё!
– Ну, почему «заколдованное»? Хотя… место непростое, что называется. Здесь же когда-то давно болото было. Люди, наверное, гибли. А потом – веке в четырнадцатом – тут стоял мужской монастырь. Есть легенда, что однажды в осеннюю непогоду туда попросился переночевать странник, а ему почему-то отказали. Вот он и проклял монахов вместе с их обителью, пожелав ей провалиться сквозь землю. Монастырь постепенно в землю и ушёл. Провалился, что называется. Бывали случаи, когда на площади бесследно исчезали люди. Говорят, что этот странник появляется здесь иногда с палкой и в лохмотьях.
– Призрак, что ли?
– Ну да. Встаёт на колени перед Казанским вокзалом, молится, крестится. Грехи замаливает, что называется. Проклинать-то грешно! А потом бесследно исчезает, как будто в воздухе растворяется.
– Ерунда! Я в призраков не верю, – заявила Вера. – Всё имеет своё научное объяснение.
– Ну, да, – согласился милиционер. – Только место здесь злачное, что называется. Всюду бомжи, проститутки выходят на работу, попрошайки разные, воришки вокзальные… За место дерутся, до убийства иногда доходит. Беспризорники на вокзалах обжились, стайками держатся. Теперь, правда, их гоняют, ловят и – в распределители. Но ребятни до сих пор много. Кто деньги просит, кто ворует. В общем, тут надо держать ухо востро, что называется…
– Беспризорники? – оживилась Вера. – Что-то не видно.
– Е-есть! Но они теперь осторожничают. Прячутся от милиции. А одеты порой не хуже обычных детей.
– Где же они тут живут?
– Да вот под платформами, например, совсем недавно нашли. Тут неподалёку, хотите взглянуть?
– Конечно!
 Страж порядка, помогая женщине катить коляску на особо неудобных участках, подвёл её к странному месту. Чуть вдали от перрона, вдоль путей, под бетонным покрытием железнодорожной платформы сохранились остатки нехитрого скарба: прямо на земле валялся задымлённый алюминиевый чайник в компании с обгоревшей сковородкой, здесь же стоял помятый примус, а чуть глубже виднелись какие-то деревянные ящики и разодранные матрацы.
– Человек десять их здесь обитало. Это лежанки у них были. Ящики, на них – матрац, и кровать готова. Даже мангал имелся. Подевался куда-то. Может, на новое место унесли. Откуда только мясо брали? Собак бродячих, что ли, ели…
– Ужас. Бедные дети!
– Да. Но взрослых они избегали. Особенно милицию. Так что помочь им было непросто. Таких стойбищ по Москве десятки можно насчитать. Если не больше. Но теперь они ищут другие места, что называется. Может, сынок ваш где-то в таком закутке заночевал?
– Да вы что! На улице? – ужаснулась Вера, но тут же подумала, что если Егорку кто-то забрал к себе домой, то это может быть гораздо опаснее…

***
Побывав у родителей в Казани, Павел возвращался в Москву вечерним рейсом. К счастью, как бывало и раньше, тревога по поводу серьёзности болезни отца оказалась напрасной: «нехорошая болезнь» не подтвердилась. Родители узнали об этом ещё вчера.
– Зато повидались, – как всегда в подобных случаях, радостно повторяли они.
При мысли о Вере храбрый морской офицер испытывал волнение. Определённо, в его душе зарождалось настоящее чувство к этой женщине. Такое в его жизни уже однажды случалось. После окончания высшего мореходного училища в Санкт-Петербурге, едва получив назначение на одну из лодок Балтийского флота, молодой человек познакомился с девушкой, поразившей его воображение и ставшей предметом его любви, а позже – причиной душевных страданий. Синие бездонные глаза, вздёрнутый носик, малиновые пухлые губы, пышная грудь, тонкая талия, стройные ноги и длинная коса цвета спелой пшеницы. Он влюбился в неё с первого взгляда. Дарил цветы, носил на руках, читал стихи и летал от счастья. Дня не мог без неё прожить. Думал о ней постоянно, чем бы ни занимался. В дальние походы он тогда, к счастью, не ходил, и долгих разлук не случалось. Его маленькая комнатка в офицерском общежитии озарялась неземным светом и становилась обителью блаженства, когда ОНА её посещала. Звал замуж, но красавица только смеялась и отшучивалась.
– Что, нагулялся уже? – веселилась девушка. – А я вот ещё нет!
Ревновал безумно, даже если не было никаких поводов. Его ревность и стала причиной разрыва.
– Я не думала, что ты такой, – небрежно бросила она, уходя.
С этого момента любовь обернулась страданием. Болезнью, которая точит сердце и не даёт дышать. Пытаясь забыть её, заливал боль алкоголем. Менял женщин, но ни одна из них не подарила ему даже искорки того огня, который ОНА забрала с собой. Все оставляли в груди лишь пустоту. Да и он вряд ли осчастливил хоть какую-то из приходящих подруг…
В один прекрасный момент на его вольном холостяцком горизонте появилась Ольга. Молодая актриса музыкального театра, вчерашняя выпускница театрального института выступала в концертной программе во дворце культуры моряков на новогоднем балу. Почему-то после окончания праздника она оказалась рядом с Павлом, он пошёл её провожать да и остался до утра. Казалось бы, ничего особенного: случайное знакомство, непрочная связь, как и многие другие. Только эта женщина, вопреки воле моряка, медленно, но верно становилась частью его жизни. Приходила и уходила, когда хотела. «Метила» его квартиру, заполняя собой всё пространство, как бы невзначай оставляя там свои вещи: то помаду, то кофточку, то зонтик, обозначая таким образом своё постоянное присутствие рядом с ним.
Однажды, обидевшись на какой-то пустяк, Ольга собрала все свои «случайно забытые» безделушки и ушла.
«Баба с воза – кобыле легче», – подумал он тогда.
Но не прошло и десяти дней, как женщина появилась опять и ошарашила его новостью.
– Я беременна. Ты как хочешь, а я буду рожать, – заявила она и гордо удалилась.
Сначала Павел почувствовал себя зверем, пойманным в капкан. Нервничал. Но, поразмыслив, решил жениться. А приняв решение – успокоился.
«Надо же когда-то бросать якорь», – рассудил он. Через неделю сделал предложение.
Радости Ольги не было предела. Сразу после свадьбы он отправился в свой первый длительный поход, а когда вернулся – супруга уже беременной не была. Делась вдруг куда-то беременность. Или её и вовсе не было.
«А говорят, что это не рассасывается», – подумал он.
Внятных объяснений по этому поводу Павел от молодой супруги не дождался. И детей она иметь «больше» не хотела.
Жили как все семьи моряков: он ходил в походы, а она ждала на берегу. Когда Павел окончил академию и получил назначение на тихоокеанский флот, Ольга безропотно последовала за ним в Петропавловск-Камчатский. Потом был снова Санкт-Петербург, и вот – Севастополь. И в каждом городе для неё без труда находилось место актрисы в каком-нибудь театре. Жена была так увлечена работой, что порой Павлу казалось, что и дома она продолжает играть какую-то не доигранную на сцене роль. Следила за собой, модно одевалась, устраивала быт. Ему нравилось, что рядом с ним эффектная спутница: всегда с модной стрижкой и безукоризненной укладкой, со вкусом одетая. На берегу его встречал уют и вкусный ужин, несмотря на то, что по вечерам супруга обычно была занята в спектаклях. Эта женщина постепенно стала необходимой для него. Он был благодарен ей за всё. Но яркого чувства к ней он никогда не испытывал.
И вот теперь Вера… Естественная, с настоящими, а не с отрепетированными заранее фразами и выражением лица… С искренним, а не диктуемым сценическим образом проявлением чувств… Без модной стрижки, а просто с гривой волнистых светлых волос, струящихся по плечам. Без тени гламура, к которому так стремилась Ольга, зато с натуральным, зашкаливавшим женским обаянием…
 Когда Павел вернулся в гостиницу, Веры в номере не оказалось. Позвонил ей на мобильный. Сердце забилось чаще, когда он услышал её голос.
– Какие новости? – спросил мужчина, справившись с волнением.
– Никаких, – упавшим голосом ответила она.
Потом вместе ходили по привокзальным улицам в сопровождении стража порядка с Казанского вокзала, и снова это не принесло результата.
– Вы же понимаете, что это бесполезно, – убеждал милиционер. – Если бы он был где-то рядом, нашёлся бы уже. Раз десять ведь всё обошли. Вам надо возвращаться домой…
Вера молчала, но Павел понимал, что принять такое решение ей непросто.
– У нас есть три дня. Потом будем решать, – ответил он за неё.
Она посмотрела на него с благодарностью. Павел отметил, что женщина более спокойна, чем в первый день. Она собрала все свои силы и сосредоточилась для поисков… или для ожидания…
Поужинав в ресторане на первом этаже гостиницы, разошлись по номерам.
Он опять снял номер по соседству. Долго думал: постучаться к ней или нет. Всё-таки решился.
Вера, казалось, обрадовалась.
– Как вы, Вера? – спросил он. Других слов не нашлось.
– Я вам так за всё благодарна! – сказала она. – Проходите.
Дочка, лёжа между подушками на кровати, доедала свою молочную смесь из бутылочки, а Вера, расположившись за журнальным столиком, что-то рисовала карандашом на листе бумаги.
– Вот, решила Егоркин портрет написать. Фоторобот такой неудачный получился, совсем никакой, – пояснила она. – Пока фотографии нет, портрет отдам. Да и отвлечься немного как-то надо. А то Егорка найдётся, а я где-нибудь в психушке, – невесело усмехнулась она, смахнув слезу.
– Похож, – удивился Павел. – А вы художница, оказывается.
– Да. Вообще-то по образованию я учитель рисования. Только не работала ни дня. Так уж получилось. – И она мило пожала плечиками.
– Я тоже рисую… немного. Непрофессионально, правда. Так, для души. Но настолько похожими портреты у меня не получаются…
– А хотите, я напишу ваш портрет? Всё равно как-то надо время скоротать.
Он не возражал. Уложив поудобнее уснувшую дочку, женщина принялась рисовать Павла. Ему было забавно позировать ей.
– Не улыбайтесь! Иначе лицо получится не такое… совсем не суровое, – то и дело повторяла она.
Но, когда офицер смотрел на неё, лицо его никак не могло быть суровым…
Менее чем через час портрет был готов, и Павел снова поразился её способностям.
– Это вам, – просто сказала она, протянув ему листок.
Потом она что-то рассказывала о сыне, грациозным, но очень естественным движением руки поправляя непослушную прядь, то и дело падающую на лицо. Женщина улыбалась, говоря о Егорке, и её большие глаза лучились бесконечной любовью и нежностью, но порой вдруг они наполнялись тревогой и слезами. А он откровенно любовался ею и думал о своём так некстати зародившемся чувстве. Вера не была похожей ни на одну из женщин, которых он встречал прежде. Ему жутко хотелось обнять её, прижать к себе и до беспамятства целовать эти нежные губы, но, боясь спугнуть, он не посмел к ней даже прикоснуться.
– Если он не найдётся, я умру, – долетели до Павла её слова.
– Он найдётся. Обязательно, – попытался обнадёжить он.
– Я мужу даже ещё не сообщила. Боюсь ему позвонить. Может быть, успеем найти Егорку, ничего и говорить не придётся?

…Поиски не принесли результата и в последующие три дня. Павел с тяжёлым сердцем провожал Веру домой.
Они первыми зашли в купе, уселись друг против друга. Женщина совсем упала духом. Он не находил слов. О чувствах заводить речь было некстати, и утешить её он не мог.
– Какая умница у вас дочка, – сказал он, переведя взгляд на девочку, которую Вера усадила рядом с собой. – Спокойная. Смотрит глазками, как будто всё понимает. И не плачет совсем.
– Да. Словно что-то чувствует. Не знаю, что бы я делала, если бы она капризничала.
– Вера, держите меня в курсе. Уверен, всё образуется. Егорку найдут, всё будет хорошо, – сказал он, хотя сам уже сомневался в благополучном исходе дела.
– Не знаю. Я больше ничего не знаю, – ответила она и заплакала.
Его сердце сжималось от сострадания и любви. Да, это была именно любовь, он теперь не сомневался. Павел осторожно взял её за плечи, придвинулся ближе. Волосы Веры, как и прежде пахнущие ветром, мягко коснулись его щеки, он ощутил солёный вкус слёз на её губах… Это был даже не поцелуй, а как бы случайное прикосновение…
Она вздрогнула от неожиданности и отпрянула от него.
– Простите меня, – поспешил извиниться Павел, как будто опомнившись.
– Это вы меня простите. Я вам так благодарна… Если бы не вы… – Она, похоже, не знала, как себя вести. – Вы такой… хороший!
– Да уж, толку-то от этого. Если бы я только мог…
– Провожающие есть? – раздался голос проводника. – Провожающие, выходим!
– Заезжающие есть! – весело сообщил высокий полный мужчина, занося в купе чемоданы и заполнив собой всё пространство в купе. – Здравствуйте! Вместе поедем…
Поезд давно ушёл, а Павел всё стоял на перроне.
– Идиот! Какой идиот! – ругал он себя, сам не понимая за что. «Я тебя обязательно увижу! Увижу!» – хотелось кричать ему.
А внутренний голос спрашивал: «Зачем?»

***
Егорка проснулся от того, что кто-то тряс его за плечо. Мама будила его совсем не так: нежно гладила по волосам, целовала в щёчки и носик, приговаривая: «Просыпайся, мой сыночек, просыпайся, мой птенчик…»
С трудом разомкнув веки, снова увидел бетонные серые стены, толстые жёлтые трубы, ящики из-под посылок и другие, сбитые из деревянных досок, служившие столом и стульями.
Глаза малыша наполнились слезами. Он нехотя поднялся со смятых тряпок. Трубы были тёплыми. Светлые волосы мальчика намокли от пота.
– На-ка вот, съешь бутербродик! – девочка, которая на днях привела его в эту каморку, протянула ему припасённый с вечера кусочек хлеба с тонким ломтиком колбасы. – Это твой завтрак. Маленьким деткам надо есть регулярно!
– Это не жавтак! Это койбаша! – возразил Егорка, однако бутерброд взял.
– Надо же, – послышался чей-то голос. – Давай тогда я съем! Никто утром не жрёт, ему одному, как фону-барону, преподносят! А он ещё недоволен!
– Он сам съест! Правда, Игорёшка?
Егорка расплакался. Обычно он завтракал в детском саду. А дома в выходные дни мама кормила его по утрам манной кашей, блинчиками, творожком с вареньем и другими вкусными вещами. Папа при этом смеялся и говорил, что мужики должны есть мясо, но сам всё равно любил манную кашу. Правда, папа дома бывал нечасто…
– Ну тебя, Генка! Он же маленький!
– Ну и какого… ты его привела? Ревёт ещё! У нас в Саратове такие в ясли ходят!
– Не твоё дело! – огрызнулась Тоня. – Вот сейчас мы успокоимся и съедим бутерброд… Да, Игорёшечка?
– Фу, плакса! Достал уже капризами!
– Мы не будем капризничать! Правда, малыш? – приговаривала девочка. – А что бы ты хотел на завтрак? Кашу? Сегодня купим овсяную кашу в пакетиках…
– Бнинчики… ш ваненьем, – ответил малыш.
– Ух ты! – хохотнул Генка. – Блинчики да ещё с вареньем!
Никого, кроме Тони и вечно недовольного Генки-Саратова, в тёмной теплушке с трубами Егорка не видел.
– Да где же я тебе тут блины буду стряпать? – невесело усмехнулась «нянька».
– А у нас в Саратове блинная рядом с домом была, – вспомнил Генка, и лицо его стало серьёзным. – Только мы туда не ходили. Мамка говорила, что там дорого. Но оттуда так вкусно пахло по всей округе!
– Ну и мы в блинную не пойдём! – весело сказала Тоня. – Там только богачи питаются. Егорка, давай ешь, что дают! Ребята уже разошлись. Сейчас все денежки заработают, а нам ничего не останется! – продолжила уговоры девочка.
– «Давай ешь, давай ешь», – передразнил Генка.
– А ты помолчи! Помни лучше, что тебе Сенька Моряк сказал, – оборвала его Тоня. – Не кради, а то прогонит! И в милицию загребут… И пол мой! Тебе ещё два дня «палубу драить»!
Генка недовольно засопел и стал наливать кипяток из трубы в пластиковое ведро из-под краски. Взял стоящую в углу швабру и принялся сердито тереть бетонный пол…
Тоня вела Егорку через широкий двор, где кто-то ярко-оранжевый заметал облетевшие листья совершенно фантастическим приспособлением, которое малыш видел в каком-то мультфильме.
– Это что жа шущештво? – спросил удивлённый мальчик.
– Это не существо, – пояснила девочка. – Это дворник.
– А он человек или животное? – поинтересовался Егорка.
– Ты что? – засмеялась Тоня. – Дворника никогда не видел? Человек, конечно! Только в оранжевом комбинезоне. Это спецодежда такая!
– А я думал – живо-отное, – разочарованно протянул малыш.
Спустились в переход.
– На поежде поедем! – предположил Егорка.
– Нет, сначала тут неподалёку посидим. Пешочком дойдём.
– А кто такой пешочек? – доверчиво спросил он. – Животное?
– Какой ты забавный! – развеселилась нянька. – Хоро-оший… Пешочком – значит ножками, – пояснила она. – Сегодня в другом месте посидим.
В переходе метро Тоня достала из-за киоска с выпечкой картонные коробки, развернула их и разложила на бетонном полу, как коврики, умостилась на одной из них, прислонившись спиной к стене. Рядом поставила пустую банку из-под печенья, а около неё – квадратик серой толстой бумаги с какой-то неровной надписью.
– Садись! – скомандовала она.
Мальчик смотрел, не понимая.
– Ты что, правда, фон-барон? Тебе подушки подавай? – засмеялась Тоня. – Устраивайся поудобнее!
Она с силой дёрнула паренька за руку, тот не удержался и плюхнулся на картонку рядом с Тоней, обиженно сквасив губки.
– Не реви! Посидим сейчас, денежку заработаем, – как умела, успокоила девочка подопечного.
Мимо спешили люди. Кто-то бросал на детей равнодушный взгляд и тут же отворачивался, кто-то неодобрительно качал головой, а некоторые кидали в коробку монетки. Егорка молча наблюдал за прохожими.
Время от времени девочка пересыпала звонкую мелочь в свою потёртую кожаную сумку, оставляя зачем-то несколько монет лежать на донышке.
Мальчику не нравилось сидеть на жёстком бетонном полу, хоть и на подстеленной картонке. Он всё ждал, что вдруг появится мама, но она не приходила.
– Мне холодно! – пожаловался наконец Егорка. – Я к маме хочу!
– Подожди, скоро пойдём, – пообещала Тоня.
Малыш поднялся и стал прыгать на месте.
– Хочу к маме! – захныкал он. – Хочу к маме!
– Что ты опять ревёшь? Ты же мужик! Сбежала мамка твоя! Не дошло ещё? Такое бывает… Моя вон давно меня бросила! Я же не ною! – авторитетно заявила девочка. – Что, не нравится здесь? – спросила она.
– Нет, не нъявича! – признался малыш.
– Ну, завтра в другое место отправимся! Сенька не велит подолгу на одной точке светиться.
– Я есть хочу! И в туалет…
– Сейчас…
Девочка выгребла из коробки накопившуюся мелочь, собрала и поставила на место все картонки, деловито взяла малыша за руку.
– Пошли! – скомандовала она.
Когда свернули на лестницу, Егорка увидел женщину в серой вязаной шапке и в каком-то бесформенном мятом пальто, с маленьким ребёнком на руках. Вернее, ребёнка видно не было: женщина держала свёрнутое розовое одеяльце, но Егорка знал, что так носят грудных детей, когда вынимают из коляски. У него тоже была маленькая сестрёнка, которая теперь потерялась вместе с мамой…
 «"Грудничок" – значит, недавно родился и питается только маминым грудным молоком», – объясняла как-то мама любопытному сынишке…
Женщина с «грудничком» на руках сидела на ступеньках, а рядом с ней стояла такая же картонная банка, как у Тони. Малыш хотел посмотреть, есть ли на дне монетки, но девочка крепко держала его за руку. Она отвела малыша не к маме, а в ближайший пункт быстрого питания.
Сводив Егорку в туалет, потянула его к выходу.
– А кушать? – не понял он.
– Есть в переходе будем. Здесь нам дорого, – пояснила строгая «нянька».
Вернувшись на прежнее место, она оставила Егорку ждать на картонке, а сама ушла.
Малышу надоело сидеть. Потеряв всякое терпение, он поднялся и хотел было пойти искать маму, раз его нянька так долго не возвращается, но вдруг показалась Тоня с бумажной тарелкой, на которой дымились пластиковые стаканчики с горячим чаем и аппетитно желтели кусочки какого-то плоского пирога с розовыми кругляшками. Мама таких не пекла…
– Эй, Воробышек, ты куда? Ну-ка, садись обратно! – приказала она строгим голосом. – Пиццу любишь?
– Не жнаю, – ответил он.
– Не знаешь? Ну, сейчас узнаешь!
Малышу понравилось новое для него блюдо, правда, чай оказался слишком горячим, и девочке пришлось поить Егорку из пластиковой ложки…
После обеда снова сидели в переходе, и опять Тоня несколько раз пересыпала монетки из коробочки в свою потрёпанную сумку.
Вдруг подошла женщина «из-за угла» – та, что была с ребёнком, завёрнутым в розовое одеяльце.
– Тонька, здорово! – сказала она охрипшим голосом.
– Здрасьте, тётя Ира.
– Чего это ты мимо проходишь? Кто это с тобой? – удивлённо спросила дама.
– Игорёшка, – ответила Тоня. – У Ленинградского вокзала нашла. У перехода… Мать, видно, бросила…
– И что ты с ним делать собираешься? – полюбопытствовала незнакомка.
– Да вот, вместе будем, – неопределённо ответила девочка.
– Эх, замаешься ты с ним! Отдай кому-нибудь!
– Нет уж! Я уже к нему привыкла, – заявила Тоня.
– Я вот свою с утра беру из дома малютки, а вечером возвращаю, дык и то… это… снотворное в питьё подмешиваю, чтобы спала…
– Ну, ваша-то совсем маленькая, а этот уже мужик! – засмеялась девочка. – Да, Игорёха?
Мальчик молчал. Ему не нравилась ни эта тётка, ни её серая, криво надетая шапка, ни красный нос…
– Спокойный? – поинтересовалась та.
– Ага, – ответила Тоня.
– А ты его щипли за щёки-то… чтобы плакал. Так больше подадут, – посоветовала «заботливая» собеседница. – Ишь, пухленький какой! Только, видать, от мамки! – усмехнулась тётка.
– А вы почему свою не щиплете? Жалко?
– Да моя, если разорётся, то на весь день! Её ж кормить надо… А мне нечем… Молока-то нету… А на детское питание тратиться… я столько не зарабатываю, – усмехнулась она беззубым ртом. – На выпивку и то не всегда хватает…
– И нечего советы тогда раздавать… Мамаша…
– Ну, сиди, я пошла, – сказала женщина и заковыляла неровной походкой к себе на ступеньку, «за угол»…
Мальчик смотрел на спешащих мимо людей, надеясь увидеть маму или папу, но никто из прохожих даже отдалённо не походил на его родителей…
– Когда мы маму будем ишкать? Она не идёт, жначит ишкать надо! – заявил малыш и расплакался.
– Игорёшка! Ты опять за своё! – всплеснула руками Тоня и принялась успокаивать мальчика.
Она гладила его по волосам, вытирала слёзы с румяных щёчек своим платком.
 – Тебе со мной, разве, плохо? Мы сейчас гулять пойдём…
Вдруг маленькая девочка в ярко-розовом комбинезончике остановилась, заглянула в коробочку и, беспрестанно оглядываясь, неуверенно побрела дальше. Потом возвратилась, постояла, переводя взгляд с коробочки то на Тоню, то на Егорку. Вдруг решительно развернулась и отправилась прочь.
Она топала маленькими ножками, растерянно озираясь по сторонам, протягивала пухленькую ладошку то к одному, то к другому из прохожих, пытаясь взять кого-нибудь из них за руку…
– Эй! – окликнула её Тоня. – Ты чья?
Та не услышала.
– Ну, точно бросили! – воскликнула Тоня, поднимаясь. – Везёт мне на подкидышей!
– Юля! – раздался вдруг с противоположного конца перехода встревоженный женский крик. – Юлечка! – голос становился громче.
Малышка остановилась, повернулась на голос и, радостная, побежала навстречу матери.
– Ну, куда ты делась! Я же с тётей-продавцом расплачивалась! Булочки вот тебе купила с вареньем, – проговорила нерадивая мамаша, успокаивая испуганную дочку.
– Нашлась! – облегчённо вздохнула Тоня, возвращаясь на свою картонку…
Наконец она пересыпала всю мелочь в сумку, убрала картонки за ларёк, взяла за руку Егорку и повела его через стеклянные двери – туда, где ездили шумные поезда…
– Поедем теперь на другое место, Воробышек мой, – сказала она. – Туда, где я тебя нашла. Часок там поработаем.
И снова Егорка шёл вслед за спутницей по длинным людным переходам, ехал в поездах, сидел на картонке…
А после этого девочка повела малыша на Красную площадь.
– Надо тебе достопримечательности показать, – сказала она. – Мы же с тобой москвичи!
– Какие ещё пимечательношти? – не понял он.
– Увидишь!
Они гуляли в Александровском саду, ходили к собору Василия Блаженного, обошли вокруг Кремлёвской стены.
– А кто в этих башенках живёт? Волшебники? Или фея? – спрашивал Егорка, указывая на башни со звёздами.
– Нет, – смеялась девочка. Никто там не живёт. – Зато за этой высокой красной стеной работает президент! А волшебников вообще не бывает.
– Как это не бывает? Что, и длятонов не бывает?
– Кого? Драконов? – переспросила Тоня.
– Ага! Др-раконов.
– Конечно, не бывает!
 – И даже феи не бывает?
– Точно! Это всё выдумки! – твёрдо заявила девочка.
– Бывает-бывает! – заспорил мальчик. – Кто же тогда мне конфеты под подушку кладёт? – спросил он, вспомнив, как у него под подушкой появлялись конфеты, а мама говорила, что это фея принесла за хорошее поведение.
Девочка засмеялась и ничего не ответила.
Егорка восхищённо осматривал кремлёвские башни и недоверчиво поглядывал на спутницу. «Не может быть, чтобы никто там не жил! – размышлял он. – Я точно знаю, что в таких местах живут волшебники». Но Тоню малыш разубеждать не стал.
– Покупайте мороженое, – предложила женщина с ярко накрашенными губами, стоящая у лотка.
– Купим? – спросил Егорка.
– Мороженое богачи покупают! – ответила Тоня, уводя мальчика от вожделенного лакомства. Я, может, тоже хочу! Но надо брать только необходимое. Так Сенька говорит. А то никогда на море не заработаем.
– А мама мне покупала. Жначит, мы богачи? – спросил он.
– Ну, не знаю, – ответила девочка и задумалась.
«Мороженое покупала, а на вокзале бросила. Вот странная женщина!» – мысленно рассуждала она.
На зелёных ещё газонах, освещённых вечерними лучами солнца, краснела осыпающаяся листва. Какие-то птицы, похожие на скворцов, искали пропитание. Рядом с ними расхаживала важная серая ворона.
В Александровском саду беззаботно прогуливались прохожие. Фонтаны уже не работали. Каменные кони, лихо вставшие на дыбы, впечатлили Егорку, но восхищению его не было предела, когда он увидел на островках рукотворной речки застывших сказочных персонажей: утку с утятами, старика с золотой рыбкой в руках, тоскующую по брату Алёнушку, возлежащую на камне русалку…
– Ух ты-ы! – восклицал малыш, всякий раз забавно округляя свои и без того большие голубые глаза. – Окамене-ели!
Только когда стемнело и всё вокруг засияло разноцветными огоньками, дети отправились в своё убежище.
За ужином Егорка восторженно рассказывал ребятам обо всём увиденном.
– А ещё там ешть такие башни, в них волшебники живут! – в заключение добавил он.
– А-ха-ха, – засмеялся Борька. – Д-да ты ещё совсем г-глупый! Не б-бывает никаких в-волшебников! Од-дин лишь дед Мор-роз всё м-может.
Никто из старших ребят не стал переубеждать Борьку…
– Но он приходит домой к нормальным детям… А мы – беспризорные! – тихо, чтобы слышали только старшие собратья, сказал Федька. – У нас и дома-то нету…

***
Дочка мирно спала, посапывая на полке. Вера, глядя в окно на пробегающие мимо деревья, сохранившие ещё яркую осеннюю листву, не видела всех этих красот. Все её мысли были о потерявшемся сынишке.
«Где же ты, Егорчик мой? Только бы ничего с тобой не случилось», – думала она и молила Бога, чтобы малыш попал к добрым людям, которые его не обидят.
Супругу женщина так ничего и не сообщила ни о пропаже сына, ни о своём возвращении. По её подсчётам, Георгий вчера должен был вернуться из командировки…
Вера познакомилась с будущим мужем на праздновании для города в областном центре. Тогда она сдавала летнюю сессию за второй курс. Жора был студентом транспортного факультета в университете. Он подошёл к ней с широкой улыбкой.
– Девушка, это вам от деда Мороза! – и протянул ей ярко-красный воздушный шар.
– Откуда летом дед Мороз? – спросила она, смеясь. – Он растаял давно в такую жару!
– Так он из морозильной камеры, – нашёлся парень.
– Дед Мороз мороженое дарит, а не шарики, – продолжила смеяться Вера, но шар взяла.
– Так сейчас и мороженое будет! – не растерялся он.
Высокий, красивый, весёлый… Девушка влюбилась в него с первого взгляда.
Они ели мороженое, сидя на скамейке в парке, смеялись и смотрели друг на друга. А потом, когда разговорились, оказалось, что у них много общих тем для бесед: им нравились одни и те же книги, фильмы, актёры… Он проводил её до общежития, а через полгода сыграли свадьбу.
Вера вспоминала то время с тёплой грустью: тогда мама была ещё жива и даже не подозревала о своей болезни. И всё казалось таким светлым и безоблачным…
У матери Георгия была просторная двухкомнатная квартира, но жить молодые пожелали отдельно – сняли малогабаритную «однушку». А когда родился Егорка, новоиспечённый отец решил заработать на собственную квартиру. Перевёлся на заочное отделение, получил права соответствующей категории и устроился работать шофёром на какой-то секретный рудник в Красноярском крае. Работал вахтовым методом: два месяца – в командировке, один – дома.
Свекровь, учительница младших классов, была очень недовольна решением сына да и его выбором. К невестке относилась с холодком. До Веры дошли слухи, что она прочила Георгию в жёны дочку своей школьной подруги, муж которой являлся директором крупного завода.
Однако внуков женщина любила и водилась с ними охотно… Вере даже не пришлось брать академический отпуск после рождения Егорки. Свекровь так распределила своё рабочее и свободное время, что в случае необходимости легко могла подменить невестку.
Но, когда молодая мать получила диплом об окончании колледжа, решено было переехать жить в небольшой городок в пяти часах езды от областного центра – в малогабаритную двухкомнатную квартирку, доставшуюся ей от бабушки. Туда-то сейчас и возвращалась Вера из «дальних странствий» …
Поезд прибывал ранним утром. Она взяла такси, с волнением открыла дверь своим ключом. Куртка мужа висела на обычном месте в прихожей, на обувной полке стояли его ботинки, а рядом – полураскрытая командировочная сумка.
«Тихо. Значит, отдыхает», – подумала она. Сняла пальто, взяла дочку из коляски, с трепетом в груди открыла дверь в спальню, прошла на цыпочках.
Георгий крепко спал. Тёмные волнистые волосы разметались по подушке, одеяло свалилось набок, открыв загорелое, как будто со специально накачанными мускулами плечо. Вера раздела дочку, та беспокойно закряхтела, и муж проснулся.
– О! Веруль! Привет! – потягиваясь, сказал он. – Я так соску-учился! А ты почему только сегодня? Почему задержалась? – он поднялся, подошёл, обнял её вместе с дочкой. – Я уж подумал, что ты решила ещё у родителя погостить…
– Да… были дела.
– Как всё прошло?
– Жорик, ну как могут пройти похороны…
– Как батя?
– Да не очень. Переживает сильно… – Вера отвечала на его вопросы, думая о том, как сообщит самую страшную новость…
– А Егора у отца оставила, что ли? – спросил он вдруг, не увидев сына.
– Нет. Жорик, я его… потеряла, – тихо ответила она, уткнув лицо в розовый чепчик дочки.
– Что? – не понял он. – Как это – потеряла?
– На вокзале… убежал. Милиция ищет.
– Так я поеду на вокзал! – встрепенулся он. – Ты зачем уехала-то оттуда? Искала бы! Мне бы позвонила! Одурела с горя, что ли?
– Жора, Жор, погоди!
– Чего годить?
– Я не здесь, в Москве его потеряла! – наконец сорвались с уст Веры эти жуткие слова.
– Ты обалдела, что ли? Как можно потерять пацана? Не врубаюсь я что-то! Ну-ка поподробнее!
– Он пошёл погулять, наверное, и потерялся.
– Как это «наверное»? – раскричался муж. – А ты-то где была?
– Я устала очень. Задремала… на скамейке. Мы вместе были. Жорик, мы найдём его!
– Как ты теперь найдёшь? Где ты и где он? Какого… ты приехала тогда?
Это был долгий разговор с бесконечными упрёками и обвинениями. Вера не оправдывалась. Она тихо плакала. Она сама сейчас была о себе самого ужасного мнения.
– Значит, надо ехать туда! – решительно заявил он.
– Сказали, здесь ещё надо обратиться в милицию, по месту жительства. А там… они сами будут искать. Нам там делать нечего. Жорик, уже пять дней прошло.
– О-оба-алдеть! – протянул он и в задумчивости уселся на кровать, обхватив голову руками. – О-оба-алдеть, – повторил он.
– Жор, мы его…
– Молчи лучше! – прервал он её. – Ты же… знаешь, ты кто? Ты самая последняя! – Губы Георгия дрожали, голос срывался, от возмущения он не мог найти слов. – Ты… мать никакая! Какая мать может… А!
Он вышел из спальни, а Вера, замерев, продолжала стоять с дочкой на руках. Но ей даже не было обидно сейчас. Она чувствовала себя именно такой, как он сказал…

***
Надежда, выйдя замуж за Юрия, переехала в Москву. Устроилась на работу преподавателем информационных технологий в один из университетов, причём на очень удобных условиях: аудиторная нагрузка предполагалась пока небольшая, и то в весеннем семестре. Таким образом, до февраля она была совершенно свободна. Это время женщина собиралась потратить с пользой – на подготовку к защите диссертации и на завершение партийных дел в родном регионе.
Она проходила медицинскую комиссию, размышляя о кардинальных изменениях в своей жизни.
В кабинет с табличкой «окулист» очереди не было, и Надя, несмело открыв дверь, спросила:
– Можно?
– Заходите, дорогая, заходите! Присаживайтесь! – бодро ответил солидного вида мужчина в белом халате.
– На что жалуетесь? – спросил он.
– Да, в общем, ни на что… У меня, в принципе, стопроцентное зрение.
– Хорошо-о! – откликнулся доктор, заполняя какой-то журнал.
– Если только за компьютером долго посижу – тогда глаза устают, – добавила женщина. – Но я упражнения специальные делаю – и всё проходит…
– Хорошо-о! – повторил он.
Врач взял молоточек, стал водить вправо и влево перед лицом Надежды.
– Следите глазами за предметом… Всё нормально?
– Да…
– Хорошо-о! Дотянитесь указательным пальцем левой руки до носа.
– Ага.
– А теперь то же самое – правой рукой.
– Ага.
– Хорошо-о! Закиньте ногу на ногу.
«Странный какой-то окулист, – подумала Надя, – при чём тут ноги-то? Какое отношение они имеют к зрению?»
Вдруг врач ударил молоточком по коленке.
– Ой!
– Хорошо-о!
– Что именно? – спросила она, потирая колено.
– Всё у вас, моя дорогая, хорошо-о…
– А глаза?
– Так вы же говорите: «Стопроцентное…»
– А проверить?
– Так это – к окулисту!
– А вы…
– А я, дорогая, невропатолог!
– Ну… я так и поняла.
– Окулист будет после обеда, – сообщил на прощание доктор.
Выйдя из кабинета, Надежда взглянула на дверь и только теперь обратила внимание на прикреплённый кнопкой листок с мелкой надписью: «Невропатолог» и заполненным от руки графиком приёма.
«Чем не анекдот? – усмехнулась Надя. – Итак, приключения начинаются!»
Почти весь день она потратила на хождение по кабинетам и заполнение так называемого «паспорта здоровья». Домой добиралась на метро. В одном из подземных переходов навстречу попалась не очень опрятно одетая девочка-подросток в замусоленном коротеньком пальтишке, а рядом с ней, крепко держась за руку, семенил очаровательный светловолосый парнишка лет пяти. Его большие, широко открытые глаза смотрели на мир доверчиво и немного испуганно, а носик был таким, как у всех малышей, – похожим на пуговку, если посмотреть снизу…
«Как он на моего Валерика похож… когда тот был в таком возрасте, – встрепенулась Надя, вспоминая своего сыночка, погибшего так нелепо… – Глаза, носик, губки пухленькие… И как не похожи эти дети друг на друга! Мальчик в нарядном комбинезончике и девочка в поношенном пальтишке, из которого она уже выросла».
Растревоженная душевная рана тупо заныла…

Юрий был уже дома, из кухни доносился аромат жарящегося мяса.
– А я-то, как всегда, надеялся, что меня дома ждёт любимая жена, ладно? – проговорил он с улыбкой, обнимая её. – А она где-то разгуливает. И телефон отключен…
– Да? Так он, наверное, разрядился. Миленький, я медкомиссию проходила, извини, – оправдываясь, приласкалась к любимому Надя. – Думала, что успею к твоему приходу ужин сообразить…
– Всё уже почти готово. Мой руки! – скомандовал Юрий и отправился на кухню.
В ванной комнате, посмотревшись в зеркало, она упрекнула себя за свой внешний вид.
«Есть же женщины, которые мужу на глаза показываются только при полном параде! Причёсочка свеженькая, губки подкрашены, глазки подведены, – размышляла она. – Вот бы научиться! Не то, что я… волосы растрепались, помада стёрлась, тушь осыпается…» – И она принялась приводить себя в порядок…
На кухонном столе горели свечи, стояла бутылка красного вина, в вазе красовались фрукты. А полковник выкладывал на большое блюдо невообразимо ароматные куски мяса.
– Сударыня, я решил сегодня вас побаловать. Ладно?
– Ю-ура, какой ты у меня…
– Вот-вот! Я у тебя хороший! – подтвердил мужчина.
Он погасил верхний свет, включил настенный фонарик. Пламя свечей слегка потрескивало.
– Надюша, в этом мире так много зла! И, наверное, невозможно победить его до конца, – сказал вдруг полковник, разливая вино по бокалам.
– Но нельзя закрывать на него глаза! – вставила Надежда.
– Конечно! И я – о том же. Со злом необходимо бороться! И надо уметь сопереживать… Ты это умеешь. Иногда – даже слишком. Так вот… Я хочу выпить за тебя. За такую, какая ты есть и какой я тебя люблю.
– Спасибо, Юра, – Надя растрогалась, – но одним «сопереживанием» ничего не добьёшься!
– Так точно! – согласился он. – Но оно иногда помогает многое понять. Не умом, а сердцем…
Глаза Юрия смотрели нежно и задумчиво. Вино согревало тело мягким теплом.
– Юра, это блюдо у тебя вкуснее, чем в любом ресторане! – оценила она.
– Конечно! Всё дело в ингредиентах, – лукаво улыбнулся он.
– Самый главный ингредиент здесь – мясо! – засмеялась Надя.
– Не-ет, – возразил ей муж. – Самый главный – любовь!
Постепенно тягостные мысли оставили Надежду, всколыхнувшаяся было старая боль отпустила. Ей стало радостно от нежного взгляда любимого, и жизнь вновь показалась прекрасной.
Он загадочно улыбался, в глазах его играли лукавые искорки.
– Юра, а о чём ты думаешь, когда на меня вот так смотришь? – спросила женщина.
– А ты – о чём?
– А вот… совсем не о том, о чём ты подумал! – выпалила она, округлив глаза, и залилась краской.
– Ой, возмутилась, застеснялась, – засмеялся он. – И всё-то она знает! А говоришь, что это я насквозь тебя вижу! По себе судишь? Какая ты у меня… опасная!
– Для тебя – не опасная!
– Вот это «не опасная»! Захватила меня в пожизненный плен, а сама…
– В «плен»? – удивилась она.
– Конечно! Зарекался ведь я не жениться больше…
– Так ты жалеешь? – с явным разочарованием уточнила она.
– Никак нет! – бурно возразил он. – С тобой я счастлив! Ладно?.. Увидел тебя тогда и… забыл обо всём на свете… А почему ты так долго не соглашалась – вот вопрос!
– Неделя – это долго?
– «Неделя»… Потом сколько времени ещё от меня бегала… Обычно женщины мечтают, чтобы их позвали замуж!
– А я должна была убедиться, насколько сильно ты сам этого хочешь!
– Убедилась?

***
Павел бесцельно бродил по причалу. Порывистый морской ветер обдувал лицо. Чайки сегодня как-то слишком тревожно кричали, а гребешки волн вздымались, суля усиление шторма.
Он думал о Вере и пытался прогнать эти мысли. В плеске волн, шелесте листвы и криках птиц ему чудилось её имя. Он несколько раз звонил ей, спрашивал, как идут поиски сына, но разговоры неизбежно заканчивались её рыданиями: хороших новостей пока не было. Так хотелось сказать, как он её любит и хочет увидеть, но разве уместно это было сейчас?
«Хоть бы уж в море скорей», – думал Павел, но ремонт всё затягивался, и поход откладывался.
Домой идти не хотелось. Он был не в силах находиться там в присутствии жены. Что-то изменилось в нём по отношению к ней. Он не мог похвалиться супружеской верностью, но раньше его это не смущало. Да и в верности Ольги он далеко не был уверен. Как он понял за годы, проведённые с артисткой, сценическая жизнь – это особый мир, далёкий от целомудрия. Тем более его по несколько месяцев не бывает дома…
«Как может, так и ждёт. Лишь бы ждала», – подобным образом рассуждают многие моряки.
Но теперь Павел не мог спокойно смотреть жене в глаза, хотя с Верой ничего такого и не случилось! Просто он её любил.
Офицер возвращался домой в то время, когда супруга уже вовсю блистала на сцене. Или – не блистала. Он мало интересовался её делами. Съедал холодный ужин, чувствуя некоторые угрызения совести. На какое-то время ему становилось её жаль. Когда она приходила после спектакля, он обычно уже спал. А чаще – притворялся спящим. Утром уходил, когда она ещё досматривала сны. Так и жили. Виделись только по выходным, и то не всегда…
Как-то воскресным утром Павел проснулся от запаха кофе.
На передвижном сервировочном столике красовался завтрак. Кружок омлета желтел, как утреннее солнышко в детских книжках, на тарелке лежали искусно оформленные бутерброды с колбасой, в изящной фарфоровой чашечке дымился ароматный кофе. Рядом с ним на кровать присела Ольга в новом шёлковом халатике.
– Доброе утро! – сказала она и улыбнулась.
И улыбка эта показалась Павлу какой-то показной, натянутой, театральной.
– Что, разве сегодня мой день рождения? – спросил он, окончательно проснувшись.
– А почему бы безо всякого повода не порадовать мужа завтраком?
– Оля, я не выспался, давай позже, – он попытался перевернуться на другой бок, но она не позволила, вцепившись в его плечо.
– Слушай, ты объяснишь, что случилось? – крикнула она. От её улыбки не осталось и следа.
– Оль, может, не сейчас, а?
– Нет, я хочу знать, что происходит!
– А что такое?
– Почему ты так изменился после поездки к родителям?
– Тебе кажется.
– Только не надо из меня дуру делать, ладно? Ты же на меня не смотришь даже! Не прикасаешься ко мне! Избегаешь! Ищешь повода, чтобы из дома уйти.
– Ну, хватит! Не начинай!
– Я за тобой по твоим точкам езжу всю жизнь, а ты!
– Ничего себе «по точкам»! Сплошные культурные центры. Скажи, хоть в одной такой «точке» не было театра? Ну, не реви…
Жалость сдавила грудь. Он приподнялся, обнял жену за плечи, погладил по голове… Она на днях сделала новую стрижку, обесцветила волосы, и сейчас они были жёсткими, как пакля.
«И в чём она виновата? – спрашивал он себя. – Живём вроде не хуже других. А любовь… Это уж как кому повезёт», – рассуждал он. А сам снова думал о Вере.
«Плавание без ветра, что жизнь без любви, – вспомнил Павел морскую поговорку, которую частенько повторял всеобщий любимец и весельчак боцман Павленко. – А жизнь без любви – не жизнь, а существованье, как говорят поэты…»
– Скажи, у тебя кто-то есть? Что-нибудь серьёзное? – задала вопрос Ольга, понемногу успокаиваясь.
– Нет у меня никого. Только ты, дура психованная! – ответил он.
– Правда?
– Правда…
Подобные объяснения случались не раз. После них обычно следовала семейная трапеза, а вечером Павел сопровождал жену на очередной спектакль, терпеливо ожидая конца представления. Сидел в зале, смотрел на сцену, а видел Веру, слышал её голос…
Потом выносил жене цветы на поклонах, и она на какое-то время успокаивалась…

***

Заканчивался октябрь. Почти отгорел осенний костёр. Деревья, как будто в память о потерянном роскошном одеянии, сохраняли на ветвях то там, то здесь одинокие яркие листья.
Надежда навестила друзей на родной Полтавке, а на обратном пути в одном из подземных переходов в глаза ей бросилась душераздирающая картина: дети сидели на бетонном полу, прислонившись к стене, а перед ними стояла открытая картонная коробка с надписью: «Помогите. Нечего есть». Подойдя ближе, женщина узнала встреченных какое-то время назад девочку-подростка и мальчика лет четырёх-пяти. Она поначалу растерялась. Детей, просящих милостыню, она не видела давно. А уж такого…
В глазах малыша было столько доверия и детской непосредственности, что Надежда едва не заплакала.
«Как всё-таки он похож на моего сыночка», – снова подумала она.
Встряхнувшись от наваждения, она спешно начала изучать содержимое своего кошелька.
– Здравствуйте… Вы… как сюда попали? – спросила она, бросив в коробку несколько мелких купюр.
– Обычно, – ответила девочка.
– А мальчик… он же маленький совсем, – пролепетала Надя.
– Я бошой! – возразил паренёк, и Надежда снова уловила с нём сходство со своим сыном.
– Где ваши родители? – не отставала женщина.
– Не знаю… Дома, наверное, – неопределённо произнесла девочка, пожав худыми плечиками.
Сенька Моряк не велел никому говорить, что они живут на улице, чтобы милиция не забрала.
– Подождите, я вам поесть принесу! – спохватилась Надежда и бросилась в ближайший продуктовый магазин.
Боясь, что не застанет детей на прежнем месте, она в спешке набрала первых попавшихся продуктов: колбасы, мясных нарезок, сыра, конфет, фруктов и поспешила в подземный переход.
Дети сидели как ни в чём не бывало.
– Вот, это вам, – сказала она, ставя пакеты с покупками на картонку рядом с девочкой.
– Спасибо, – заулыбалась та.
– Шпащибо! – вторил за ней малыш.
– Послушай… – Надя не знала, о чём спросить прежде всего и как помочь этим несчастным, но просто так уйти она не могла. – Где вы живёте?
– Где все, – уклончиво ответила девочка.
– А родители знают, что вы здесь?
Девочка снова неопределённо пожала плечиками.
– Как вас зовут?
– Тоня. А он – Игорёшка.
– Тоня, пойдёмте со мной, – предложила Надежда. Она не знала, как ей поступить и что делают в подобных ситуациях.
– Куда? – спросила та.
– Ко мне домой. Я вас… покормлю. А потом что-нибудь придумаем, – женщина не стала говорить, что её муж – полковник милиции, побоялась испугать детей.
«Юра уж точно знает, как поступить», – подумала она.
– Не-ет! – отказалась девочка. – Мы к чужим не ходим.
– Но я же помочь хочу!
– В милицию сдать? – с насмешкой в голосе уточнила Тоня и прижала к себе мальчика. – Нет, мы не хотим!
Надя страстно желала забрать к себе этого малыша, обнять его, обогреть. Но она и сама сознавала нелепость своего приглашения… «И действительно, с какой стати дети куда-то пойдут с чужой тёткой, если дома их ждут родители… какими бы они ни были».
Она подошла к мальчику, погладила его по голове. Вязаная шапочка вдруг слетела, и Надя ощутила мягкость детских волос, нежность кожи. Мальчуган удивлённо посмотрел на незнакомку широко распахнутыми глазами.
– Тётя, ты жнаешь мою маму? – вдруг спросил он.
У Надежды ком подступил к горлу.
– Шкажи ей, чтобы она меня не жабыла, – вдруг попросил малыш.
– Тётенька, уходите! Вы нам мешаете! – заявила Тоня, оторвав мальчика от Надежды, и голос её прозвучал почти враждебно. – Нам нельзя с посторонними разговаривать!
– Почему это «нельзя»?
 – Так, – девочка опять пожала плечами, водрузила съехавшую шапку на голову Егорки, заботливо поправила чубчик. – Идите, тётенька!
Надежде ничего не оставалось, как послушаться. Мысли о мальчике, так похожем на её сына, не отпускали. Душа снова заныла…
В этой боли смешались чувство вины, беспомощности и растревоженная, вновь проснувшаяся тоска безвозвратной потери.
«Почему он просил передать маме, чтобы она его не забыла? – недоумевала Надя. – Не нравится, наверное, ему это занятие, – решила она. – Да и кому оно понравится?»
Дома женщина поведала мужу о встрече с детьми в подземном переходе.
– Юра, куда смотрит милиция? – задала она риторический вопрос. – Где органы опеки, в конце концов?
– Надюша, ну согласись, что сейчас беспризорных детей стало намного меньше, чем в девяностых! Милиция работает. Ты говоришь, у них родители есть? Это уже повод для лишения родительских прав…
– А, кстати, куда делись беспризорники? Их же ещё каких-нибудь пять лет назад пересчитать было невозможно!
– Но ведь ты, наверное, в курсе, что некоторое время назад начала работать целевая программа по борьбе с беспризорностью. Процесс идёт. Хотя бездомные дети на улицах ещё попадаются… Стараются приспосабливаться к новым условиям, прячутся…
– Да, знаю.
– Так вот, уже тогда компании беспризорников начали разбиваться, расформировываться, а уличных ребятишек отлавливали и распределяли по приютам и детским домам. Правоохранительные органы, узнав о появлении таких детей на своей территории, принимали меры. Да и… некоторые выросли, пополнив армию взрослых бомжей. А кто-то из бездомных ребят просто не выжил… на улице.
– Но пока в стране существуют бедность и неблагополучные семьи…
– Не надо путать понятие «беспризорность» и «безнадзорность». Если есть родители – они не беспризорники. Это безнадзорные дети. Другая неблагополучная категория.
– В этом случае им хоть есть куда пойти.
– Ну да. Всё-таки не на улице побираться… Может быть, пьют родичи… Что-то же их заставляет попрошайничать… Или кто-то. В каждом отдельном случае надо разбираться.
– Я так растерялась, что и расспросить ни о чём не успела… Как-то странно та девочка о родителях говорила, слишком уж неопределённо. А может быть, дети потерялись? Или убежали из дома. Вот как они там оказались? – не успокаивалась Надежда. – Может быть, они самые настоящие беспризорники? Или, может быть, их кто-нибудь ищет?
– Возможно, – с явным скептицизмом в голосе ответил полковник. – Но… понимаешь, по статистике из десяти детей, оказавшихся на улице, разыскивают обычно только одного…
– Почему? – ужаснулась Надя.
– Выходит, остальные девять никому не нужны. Семья алкоголиков или ещё что-нибудь.
– Дети просят милостыню… В двадцать первом веке!
– А такие добренькие, как ты, охотно подают.
– Юра, иногда ты меня пугаешь своими рассуждениями! Тебе о милосердии что-нибудь известно?
– Милосердие, милая моя, должно быть с головой!
– Что ты хочешь этим сказать? – усмехнулась она. – Что я…
– Вот уж ничего обидного для тебя я говорить не собирался! Просто из-за таких «милосердных» этот бизнес и процветает. А те, кому вы подаёте, «зарабатывают» зачастую больше самих подающих!
– Ну не для всех же это бизнес, – попыталась возразить Надежда. – Кто-то действительно просит на кусок хлеба! Как эти дети…
– Ой, Надюша, мы снова с тобой какие-то криминальные проблемы обсуждаем! Но, если хочешь знать правду, практически все попрошайки в России – профессионалы. Это или мошенники, или рабы. Обычному человеку стоять с протянутой рукой просто не позволят! Обязательно подойдут и будут выяснять, «от кого» он на это место пришёл и кто его крышует. Кстати, по некоторым данным, аренда «точки» обходится нищему от одной до десяти тысяч рублей в день. В зависимости от расположения. Большинство просящих милостыню удерживают насильно – они работают за еду. Среди них есть и дети. Так что, если хочешь помочь, не подавать надо, а расспросить, выяснить, связаться с милицией.
– Я пыталась поговорить, но у меня не получилось…
– Дети и «мадонны» с детьми – это отдельная история, – продолжил Юрий. – Вот… откуда, думаешь, у них берутся ребятишки?
– Как это «откуда»? – удивилась Надя. – Ты что, до сих пор не знаешь? – попыталась пошутить она.
– Думаешь, они со своими младенцами сидят? Не-ет! Всё гораздо серьёзнее и страшнее, чем ты предполагаешь! – покачал головой полковник. – Они стараются создать впечатление, что их, бедных, жизнь заставила выйти с малым ребёнком, да с протянутой рукой. Но дети-то у таких «мамаш», как правило, чужие. Грудничков обычно продают мигранты или те же неблагополучные семьи…
– Жуть какая…
– Темнокожий младенец может стоить примерно шестьдесят тысяч рублей, светленький – около ста.
– Ладно там, в азиатских странах, но у нас-то…
– И у нас! – развёл руками Юрий. – А факт продажи ребёнка очень непросто отследить. Если он появляется на свет в роддоме, дают справку, но пока эту бумажку не отнесут в ЗАГС, малыша как бы и не существует. А если горе-мамаша рожает дома? Или ещё где…
– Но ведь этих «мадонн» с чужими детьми проверить можно!
– Можно… Но и тут есть проблема. Статья сто пятьдесят первая уголовного кодекса…
– Юра, ты же знаешь, я совершенно в этих ваших статьях не разбираюсь и…
– «Вовлечение несовершеннолетнего в совершение антиобщественных действий», – пояснил полковник. – Но груднички под неё не подпадают, потому что сами не просят милостыню. Они всего лишь… реквизит. Живут, как правило, от полутора до трёх месяцев… на руках у своих «мадонн». Каждый, кто даёт деньги такой попрошайке, должен понимать, что фактически оплачивает мучения и смерть младенцев. И способствует процветанию криминального бизнеса!
– Этот мальчуган был с девочкой… на вид ей лет тринадцать. Неужели и она… «мадонна»?
– Он уже не грудной младенец. В каждом таком случае надо отдельно разбираться, – повторил мысль, высказанную ранее, мужчина. – Ты никого из взрослых поблизости не заметила?
– Нет. Юра, давай пойдём туда завтра? Поговорим с ними, расспросим…
Но ни завтра, ни послезавтра побирающихся детей на прежнем месте Надя не обнаружила.
– Грустно… Я бы хотела снова увидеть того мальчугана, – призналась женщина, покидая под руку с любимым станцию метро, – и помочь ему.
– Возможно, они сюда больше не вернутся. Если это беспризорники, то на свободе из них остались, думаю, самые осторожные. Когда группы уличных ребят активно начали отлавливать, распределять по приютам и детским домам, они стали прятаться. Те, которые избежали облавы – затаились. Стараются меньше попадаться на глаза, часто меняют места обитания и… «работы».
– Как жутко. «Отлавливали», будто зверей… А вдруг этих детей всё же кто-то разыскивает? Ты можешь проверить?
– По каким признакам? – спросил Юрий.
– Я имена знаю! – обрадовалась Надя. – И внешний вид могу описать.
– Не густо, – невесело усмехнулся полковник. – Хорошо, погляжу, что там у нас в сводках…
Надежда с сожалением смотрела на деревья с оставшейся кое-где красновато-жёлтой листвой.
– Давай прогуляемся? – предложил он. – Хочешь, в центр проедем? Погода хорошая. Золотая осень…
– Уже не золотая, а мокрая! – возразила Надя. – Листья почти все облетели, а не в меру добросовестные дворники эту красоту сразу подмели и выбросили! Я не успела даже «осенним ковром» налюбоваться…
Они доехали на метро до станции «Пушкинская», прошлись по Тверскому бульвару. Остановились у памятника Сергею Есенину.
– «Мечтая о могучем даре того, кто русской стал судьбой, стою я на Тверском бульваре…»  – глядя на памятник любимого поэта, прочла Надежда.
Она бывала здесь и раньше, когда ещё не жила в Москве. Всякий раз, приезжая по своим партийным делам, старалась заглянуть сюда. Первый раз сразу после открытия памятника к столетнему юбилею поэта пришла с букетиком незабудок, и, когда, насмотревшись на облик поэта, любовно запечатлённый в бронзе скульптором Бичуковым, положила цветы к подножию, к ней подошла очень пожилая, скромно одетая женщина и сказала: «Спасибо».
Надя растерялась. А потом корила себя за то, что не расспросила её: кто она, откуда. Что если та женщина знала Есенина, и, может быть, он был для неё не чужим человеком?
«А для какого русского человека он чужой? – такой мыслью обрывала она обычно свои укоры. – Да и не только…»
– Ведь это здесь раньше памятник Пушкину стоял? В те времена, когда… «по всему Тверскому околотку в переулке каждая собака» знала лёгкую походку Сергея Есенина, – улыбнулась она, с чувством процитировав знакомые с детства строки.
– И когда «каждая задрипанная лошадь» головой кивала ему навстречу? – поддержал её тон Юрий. – Нет, он в самом начале Тверского бульвара находился, – ответил полковник. – В середине двадцатого века его на другую сторону Тверской улицы перенесли, на место снесённой колокольни Страстного монастыря. И площадь эта Страстной раньше называлась. Потом её переименовали в Пушкинскую…
Они дошли до знаменитого памятника Пушкину скульптора Александра Опекушина.
– Перед этим самым памятником когда-то Сергей Есенин стоял «как пред причастьем», – восхищалась Надежда. – И стихотворение написал. А теперь и ему памятник недалеко установили. Как символично, – задумчиво произнесла она…
– А чувствуешь, какой воздух свежий после дождя? – полковник сделал шумный вдох, лицо его выражало удовольствие. – И опавшей листвой пахнет…
– Да-а, – согласилась Надя.
– «Закружилась листва золотая в розоватой воде на пруду…» – процитировал Юрий.
– Не-ет! – оборвала его Надежда. – Больше подходит вот это: «Нивы сжаты, рощи голы, от воды туман и сырость…» – произнесла она строку из другого стихотворения любимого поэта.
– И что же, уже «рыжий месяц жеребёнком запрягался в наши сани»? – спросил Юрий его же стихотворной фразой.
– А что, вполне даже может быть, что… «запрягался», – ответила Надя. – Он сейчас уже низко…

Стемнело. Зажглись фонари. Их свет, перемешиваясь с отблесками луны, плясал на мокром асфальте, разливаясь по мелким лужицам.
Юрий обнял Надежду за плечи, привлёк к себе.
– Не продрогла? – спросил он и прижался к её щеке тёплыми губами.
И снова, как в первый раз, голова кружилась от его поцелуев.
«Я с ним как восемнадцатилетняя девчонка! – подумала она. – И краснею, и голова кружится, и сердце стучит…»

***
Шёл ноябрь, но зима уже вступила в свои права. Тоня купила для Егорки у какой-то старушки в метро поношенный тёплый комбинезончик и почти новые зимние сапожки.
Сама девочка так и ходила в том коротком пальтишке, в котором встретила своего «потеряшку».
– Сейчас поедем в одно место, – сказала нянька, сидя на картонке и пересыпая в сумку последнюю порцию собранной мелочи.
– В какое мешто мы поедем? – поинтересовался малыш, когда дети спустились в подземку.
– В парк, – ответила Тоня. – Побежали, ещё успеем в этот вагон! – поторопила она малыша и потянула его к открытым дверям поезда, через которые уже заходили пассажиры.
– Туда такой белый автобус приезжает, из которого бездомным раздают еду и тёплые вещи… хорошие люди, – на бегу объяснила девочка. – А ещё лечат, если кто болеет, у них лекарства есть. Если поранился – забинтуют…
– Как в больниче? – округлив от ужаса глаза, уточнил он, но Тоня в суматохе не услышала мальчика.
Дети заскочили в вагон за секунду до того, как строгий голос произнёс: «Осторожно, двери закрываются…»
Егорку очень интересовал вопрос, на который Тоня не дала ответа, но переспросить было неудобно: нянька прижимала малыша к себе так, что его личико упиралось ей в бок, а в спину давила чья-то жёсткая сумка.
Когда Тоня наконец вывела Егорку на платформу станции, он тяжело вздохнул.
– Ты что так дышишь? – засмеялась девочка. – Как будто мешки таскал!
Но малыш не отреагировал на эту фразу. Его больше занимало другое.
– Нянька, нам укол поштавят? – спросил он. – Как в больниче? Я не болею!
– Нет, что ты! Это никакая не больница! И уколы нам ставить не будут, – успокоила его девочка. – Я же говорю – у них тёплые вещи можно взять. Люди приносят ненужное… вот и отдают нуждающимся. Ещё, правда, у вокзалов такое бывает, но там стало опасно: в приют могут загрести. Потом пока вырвешься…
– Кто такой пиют? – спросил Егорка.
– Не кто, а что! – не переставая умиляться, назидательно ответила Тоня. – Это такое место, где держат детей, у которых нет родителей. Как тюрьма. Там злые тётки кричат и обзываются. И наказывают за любую мелочь.
– Палубу дъяить жаштавляют? Как Генку?
– Не-ет! – засмеялась девочка. – Не палубу драить. Разве это наказание? Сенька дисциплину так в экипаже воспитывает – заставляет пол мыть. И для чистоты. В детдоме другие наказания, пострашней. Там могут в тёмной комнате закрыть, еду не давать. Смотря какие воспитатели попадутся. Мальчишки такие ужасы рассказывают! А ещё там всех налысо стригут, уколы делают и мажут вонючими лекарствами. Самых непослушных отправляют в психушку…
Егорка хотел спросить, что такое психушка и что в ней страшного, но тут его внимание привлёк белый автобус, стоящий у входа в сквер. Перед его открытой дверцей вытянулась жиденькая очередь человек из пяти. Несколько взрослых бомжей сидели на невысокой изгороди, держа в руках миски с едой.
– Кашей и похлёбкой кормят, – сообщила Тоня, сосредоточенно принюхиваясь. – И можно какую-нибудь тёплую одёжку прихватить – вон мешки с вещами стоят…
Когда подошли ближе, Егорка смог лучше рассмотреть собравшуюся публику: плохо одетые взрослые люди, косматые, грязные, с синими лицами стояли в ожидании своей порции еды. Две женщины в белых халатах протягивали им наполненные чашки, а третья предлагала какие-то вещи.
– Здравствуйте, – поздоровалась Тоня. – А мама Тая где?
– Нет сегодня Таисии. Приболела, – ответили ей.
– Мама Тая? – переспросил малыш. – Это чья мама?
– Да ничья, это просто добрая тётенька. Она всем помогает, – отмахнувшись от малыша, ответила девочка. – А пальтишко какое-нибудь для меня найдётся? – снова обратилась она к женщинам на раздаче.
– Была тут шубка, отдали уже. Да она всё равно вся молью побита, – ответила одна из них – Вот рукавички есть, вязаные носки, шарфики. Во втором мешке – шапки. Надо?
– Давайте! – и Тоня выбрала несколько тёплых вещей для себя и для Егорки.
– Можно, я ещё ребятам возьму? – спросила она.
– Ишь ты! А другим не надо? – возмутился хромой грязный дядька. – И без очереди! Теперь мне давай! – он подошёл вплотную к детям, направляясь к мешку с носками и варежками, и Егорка почувствовал резкий запах, исходящий от него.
– Нянька, почему от него так воняет? – простодушно спросил малыш.
– Ишь ты, барчук какой! «Воняет» ему! – отозвался мужик. – Поживи с моё!..
– Пойдём отсюда! – скомандовала девочка.
– Что же это такого маленького-то на улицу? – покачала головой женщина, раздающая одежду.
– Да мамашка оставила… около вокзала, – объяснила Тоня. – А я вот взяла… на воспитание.
– Ох, матушки! – воскликнула та, что разливала похлёбку. – На воспитание! А сама-то ещё!
– Чего только тут не насмотришься! – всплеснула руками другая.
– Может, мы его в детприёмник отвезём? – предложила первая. – А там – в детдом! Всё лучше! Как же он на улице-то, крошка такой!
– Нет, у нас в теплушке нормально! Там трубы горячие, – возразила девочка и тут же пожалела об этом, вспомнив наказ Сеньки Моряка никому не выдавать место своего обитания.
– Это в том заброшенном доме, о котором ты говорила? – спросила женщина.
– Нет, тот дом ещё весной снесли. Мы потом уже и в другом жили, – аккуратно поставив в пакет две порции каши с подливкой, Тоня схватила Егорку за руку и заторопилась прочь от этого места.
– Нянька, а похлёбку? Так пахнет вкушно! – напомнил малыш.
– Не до похлёбки! – отрезала девочка. – Вон как они смотрят! Того и гляди вызовут кого-нибудь, и загребут нас с тобой, – шёпотом добавила она.
– Ишь ты, «на воспитание»! Побирушка малолетняя – сердито пробурчал хромой мужик.
– Сама-то беспризорница. Куда милиция смотрит? Вроде сейчас детей с улиц убирают, – послышался за спиной Егорки женский голос…
Дети спешно удалились от благотворительного пункта.
На улицах в любое время года торговали всякими цветными и блестящими безделушками: машинками, вертушками, хлопушками, бантиками и заколками.
– Это что? – спросил Егорка, показывая пальчиком на красивый розовый бант со стразами.
– Это бантик. Всё это девчачьи украшения. Для маленьких девочек, – ответила нянька.
– А ты в дечтве была маленькой девочкой? – спросил он.
– Конечно, была! – засмеялась Тоня. – Все люди в детстве были маленькими девочками и мальчиками.
– Ну, купи щебе бантик.
– Какой же ты смешной, Игорёшка! – веселилась Тоня. – Взрослые бантиков не носят!
– Купи! – настаивал малыш. – Когда шнова будешь маленькой девочкой, то наденешь! – не унимался он…
Иногда в теплушке бывали гости – так местные называли временных постояльцев, которые, прибившись к компании уличных ребят, какое-то время делили с ними нехитрый быт, а потом возвращались в свою привычную жизнь. Почти своими здесь считались братья Разгульновы – «Разгуляевы», как кликали братьев беспризорники. Они частенько пережидали в кругу ещё более обездоленных товарищей запои родителей. Старшим был Толян – тринадцатилетний худой парнишка в засаленной оранжевой куртке и всегда коротких брюках. Складывалось впечатление, что стремительный рост мальчугана сильно опережал рост материального благосостояния его семьи. Второй, Женёк, почти не походил на брата. Это был низкорослый восьмилетний мальчуган довольно плотного телосложения, с испуганным взглядом и втянутой в плечи головой, как будто он всегда ожидал подзатыльника.
Мальчишки жили недалеко от площади трёх вокзалов, в «хорошее» время ходили, как все нормальные дети, в школу, а в «плохое» – убегали к беспризорникам, подкармливая их сладостями и домашней едой. Сегодня они принесли целую кастрюлю голубцов, устроив для своих бездомных товарищей настоящий пир.
– Родичи опять в запой собрались, – рассказал Толян. – А мы – к вам!.. Маманька, когда зарплату получит, всегда наготовит, как на свадьбу, а потом отключается вместе с папкой на несколько дней. Ну, а мы… Только кастрюлю мы заберём! А то мамка нам всыплет, когда протрезвеет!
– Оставались бы с нами насовсем, – предложил Генка-Саратов. – Нам вот никто не всыплет!
– Не-е, у нас родичи ещё ничего-о, – отказался Толян. – Бухают только… Мы бы чаще к вам приходили, да вы теперь далеко живёте! – посетовал он.
– А у меня в Саратове тоже родичи были, – с тоской в голосе промолвил Генка. – Только…
Его прервал смех ребят.
– У тебя в Саратове чего только не было! – захлебнулся от смеха Федька.
– Ну и ладно, – не очень-то и обиделся Саратов.
После плотного ужина ребятишки развалились на трубах, пребывая в блаженном состоянии сытости, что у беспризорников случалось крайне редко.
– Я недавно по телику видел, что в Москве целый подземный город есть, – сообщил Толян. – И подземные каналы с водой, где парусная флотилия может разместиться.
– Во заливает! – не поверил Генка. – Это сказку какую-нибудь показывали или фантастику! Даже в Саратове такого нету! А там всё-таки Во-олга!
– Слово даю! – Толян вдруг перекрестился. – А потом про эти каналы забыли, что-то там не состоялось. Но корабли-то, наверное, остались? Вот бы отыскать!
– Точно, есть! – поддержал товарища Федька. – Это факт. Мне один знакомый учёный дяденька рассказывал, когда я ещё дома жил… Только где ж ты их отыщешь? Всё землёй засыпано давно, если и было. Вот если бы какой-нибудь подземный бункер найти, один из тех, что для разного начальства строили, тогда мы бы зажили! – мечтательно произнёс Федька. – Всегда строили бункеры на случай войны. Там всё есть! Все удобства. И электричество проведено, и продуктов целый склад. На сто лет хватит! А нам бы хоть лет на десять…
– Ну и жили бы мы там, как крысы подвальные! – подал голос Сенька Моряк. – Ни тебе моря, ни парусов! Ничего, братва, вот поднатужимся, подкопим деньжат, и махнё-ом!
Егорка заметил, как Нелька тайком достаёт из-за верхних труб какой-то свёрток, рассматривает в дальнем уголке теплушки розовые и голубые тряпочки.
– Ты что это? Крысятничаешь? Жратву тыришь? – возмутился оказавшийся вдруг рядом с ней Генка-Саратов, награждая Нельку обидными словами.
Девочка хотела спрятать свёрток, но не успела.
– К-крыса, к-крыса! – подхватил подоспевший Борька и выхватил пакет. – В экип-паже всё д-должно быть общее!
Развернул…
– О-о! Эт чё за прикид? – удивился Генка.
– Ничего! – крикнула Нелька, собирая рассыпавшиеся вещи: шапочки, распашонки, ползунки…
– Ты это… того, что ли? – спросил ошарашенный Генка.
– Ог-го! – засмеялся Борька. – П-приданое! П-приданое! Это кому?
Он выхватил из рук девочки голубенький кружевной чепчик и начал, кривляясь, примерять его на себя.
– Мне ид-дёт, мне ид-дёт!
– Отдай, гад! – Нелька сорвала с его головы маленькую шапочку и отвесила негоднику довольно чувствительный подзатыльник.
– Сама ты г-гадина! – захныкал он, потирая затылок. – У-у, д-дура!
Нелька молча собрала вещички, бережно сложила. Подтянулась вверх, чтобы вернуть свёрток на место, и тут Егорка заметил под расстегнувшимся пальто её округлившийся живот. Девочка села на трубу и тихо заплакала, закрыв лицо рукой.
– Да не реви ты! – успокаивающе проговорил Генка-Саратов. – Подумаешь…
– А у Н-нельки п-приданое! П-приданое! Т-тра-ля-ля! – всё еще дразнился Борька, забыв про полученный подзатыльник и прыгая вокруг Нельки. – Т-тра-ля-ля!
– Отойдите вы! – прогнал мальчишек Федька. – Нелька, не обращай внимания на дураков! А ты это… правда, того?
Подошёл Сенька.
– Что за шум? – спросил он.
– У Нельки п-приданое, – подскочил к нему Борька.
– Что за приданое? – поинтересовался старший. – Замуж собралась? – усмехнулся он. – Не рановато?
 Нелька, потупившись, смахивала слёзы.
– Не замуж она собралась, а ребёнка производить! – сообщил Генка-Саратов.
– Правда? – спросил Сенька.
Нелька молча кивнула.
– Дела-а, – озадаченно протянул парень.
– Я уйду, только найду место, – виноватым тоном пообещала девочка.
– Ладно, живи пока. Там разберёмся, – разрешил вожак.
Все разошлись по местам, размышляя над новостью, а Сенька задумался.
– У тебя там лялечка? – спросил Егорка, подойдя к Нельке и указав на спрятанный под просторным пальто живот.
– «Лялечка»… Понимал бы ты… Пошёл отсюда! – грубо ответила девчонка, шлёпнув любопытного малыша по мягкому месту.
– Нелька, ну зачем ты! Он же маленький! – заступилась за Егорку подскочившая покровительница Тоня.
– Я бошой! Я жнаю! У моей мамы уже была лялечка в животике, – обиженно сообщил малыш и заплакал.
Он знал, что эту «лялечку» мама очень берегла.
– Как она туда жалежла? – поинтересовался как-то мальчик у матери. – Ты её шьела?
Родители, смеясь, пытались разубедить сынишку, говоря о каком-то «волшебном семечке». Старались, как могли, удовлетворить его детский, несвоевременно проявившийся интерес. А Егорка никак не мог понять, как у мамы в животике из какой-то «семечки» могла вырасти целая «лялечка», и терзался жуткими подозрениями.
– Ты её шьела! – убеждённо повторял он и не понимал, почему родители смеются…
Потом «лялечка» родилась и стала «грудничком» – маленькой Егоркиной сестрёнкой – красной, беззубой, постоянно кричащей, но очень хорошенькой и, наверное, поэтому забравшей всё мамино внимание и любовь…

***
Надежда уехала в родной город для работы над диссертацией.
– Я буду скучать! – сказал Юрий, провожая её.
И она знала, что это так…
Лапочка-дочка решила не переводиться в московский вуз, но намеревалась впоследствии, перебравшись в столицу вслед за мамой, получить второе высшее образование.
– Как странно! Приехала домой, – делилась Надежда ощущениями с друзьями, сидя на своём диване с любимой Прелестницей-кошкой на коленях. – И рядом с Юрой я тоже дома. Как будто раздвоилась…
– Да уж, Устинова! Скоро и не будешь знать, куда к тебе в гости идти! Прямо как революционерка в царские времена – следы путаешь! – балагурил друг Серёга. – Явочные квартиры меняешь.
– Нет, Серёжка, она теперь замужняя дама! Сейчас ей не до революций! – убеждённо заявила подруга Наталья.
– И правильно! Политикой пусть мужчины занимаются! – подтвердила Лилия Семёновна, которая теперь жила вместе с внучкой.
– Мама, как хорошо, что ты можешь часто приезжать! У тебя теперь два дома! – восторженно повторяла Лапочка-дочка.
– Это нам хорошо! А Юра там, наверное, скучает один, – предположила заботливая тёща, которой зять пришёлся по душе.
Вдруг Прелестница-кошка спрыгнула с колен Надежды и уселась на пол, вопросительно глядя на хозяйку.
– Ну, что тебе? – спросила Надя.
– Это она тебя куда-то зовёт! – подсказала дочка. – К холодильнику, наверное. Или пить – чтобы ты ей кран открыла. Забыла, что ли?
– Ну пойдём, открою.
Лилия Семёновна отправилась за Прелестницей. Но та оглянулась и, увидев, что вслед за ней пошла не приехавшая хозяйка, по которой она жутко соскучилась, а совсем другая, резко развернулась, подскочила к Надежде и снова стала гипнотизировать её выразительным взглядом своих голубых глаз.
– Ну как тебе не стыдно! Она с дороги устала, а ты её терроризируешь! – пристыдила кошку Лилия Семёновна.
– Да ладно уж! Это она со мной пообщаться хочет! – Надежда пошла за Прелестницей-кошкой, та весело подбежала к холодильнику и вновь одарила хозяйку просящим взглядом.
– Ах, тебя без меня не кормят! Бедняжечка моя! – запричитала женщина и отрезала любимице кусок колбасы.
– Да она всё врёт! – искренне возмутилась Алёнка. – Кормим как на убой! А она ещё и капризничает!
– Ну надо же нашу Прелестницу немного побаловать, – приговаривала Надя, глядя, как любимица, громко мурлыча, уплетает угощенье.
– Давай-давай, балуй её! – неодобрительно воскликнула Лапочка-дочка. – Ты уедешь, а мы что с ней тут делать будем?
…Почти всё время Надежда проводила за компьютерным столом, трудясь над диссертацией, чтобы успеть закончить её к нужному сроку, лишь периодически отлучалась на консультации к научному руководителю, профессору с фамилией Щеголевская, носившей совершенно обычное русское имя Анна Ивановна…
 Самым продуктивным временем в работе для Надежды были ночные часы, когда никто не позвонит и не потревожит. Она раскладывала на полу источники и распечатанные черновики – главы диссертации, поверх которых с деловым видом восседала Прелестница-кошка. «И как мне теперь со всем этим управиться?» – читалось на её озабоченной мордашке.
«Как быстро дни летят! Ничего не успеваю, – подумала Надежда как-то, засидевшись далеко за полночь. – Надо торопиться».
Она подняла с пола напечатанный листок с оглавлением своей работы и в задумчивости уселась на диван, размышляя над формулировками глав. Прелестница-кошка запрыгнула ей на колени, свернулась тёплым клубочком и сладко замурлыкала…
«Как-то мне не особенно нравятся эти названия», – засомневалась Надя…
– Ах ты, неразумная женщина! – вдруг ворчливо произнёс непонятно откуда появившийся толстый человек в чёрном монашеском одеянии, с круглой лысиной, обрамлённой полоской тёмных волос.
«Неужели дверь не заперта?» – только и подумала Надя.
– Зачем тебе это надо? Смотри, сколько ты должна всего изучить, чтобы поумнеть! – назидательным тоном продолжил незнакомец, показывая на стопки невесть откуда взявшихся книг, которые, громоздясь от пола до потолка, занимали всё окружающее пространство. И сама комната теперь напоминала келью. – Успеешь?
– Успею! Успею, – безропотно ответила Надя, мгновенно осознав, насколько далека она от научного мира. – Я буду стараться!
«Ого! Это же Фома Аквинский, – сообразила “неразумная женщина”, узнав в мужчине средневекового монаха-мудреца, основоположника официальной доктрины католицизма, члена ордена доминиканцев, портрет которого не раз видела в учебниках философии. – А когда это я с ним успела познакомиться? – недоумённо спросила себя она. – И какое отношение он имеет к моей научной теме? И вообще, откуда он знает, где я живу?»
Тем не менее Надежда взяла из рук мировой знаменитости протянутую ей толстую книгу и чуть не выронила её: такой тяжёлой та оказалась. Пережившие века страницы излучали приятное тепло, видимо, сохранившееся от рук великого философа. А может быть, и не его одного…
– Учись, женщина! – изрёк Фома, назидательно подняв вверх указательный палец, и вышел, оставив Надю в полном замешательстве в келье, до потолка заполненной книгами.
С благоговением держа в руках драгоценный фолиант, она еле пробралась к низкому столу около маленького оконца, стараясь не задеть стопки потемневших от времени изданий, присела на единственный в помещении неуклюжий стул. Листала пожелтевшие страницы, сознавая, что прикасается к великой мудрости, идущей из глубины веков. Ей даже казалось, что старательно выведенные кем-то много веков назад буквы светятся в полумраке кельи…
– Надюша, вставай! – послышалось вдруг.
«Что-то голос у него стал какой-то другой…», – подумалось ей.
– Доченька, ну что же ты! Кошку чуть не придушила… Что ты в неё вцепилась-то? Вставай, постели как следует да и спи! – убеждала Лилия Семёновна, осторожно трогая Надежду за плечо.
– Мама, не мешай, я работаю! – не открывая глаз, ответила Надежда и перевернулась на другой бок…

***

Однажды ночью Егорку разбудил вопль Нельки.
– О-ой! Ма-ама-а! Бо-ольно-о! – кричала девочка, катаясь по каменному полу.
– Врача надо, скорую! – подскочила Тоня.
– Что это она? – не понял сонный Федька.
– А-а! Я умираю!
– Где болит-то? – спросил Вовка, подойдя поближе.
– Так это она… того… рожает, наверное! – догадалась Рая.
– Сень, скорую надо! Звони! – мобильный телефон имелся здесь только у вожака.
– Может, я позову врача? На вокзале медпункт есть, – предложил свои услуги Вовка.
– Разве он ночью работает? – с сомнением пробурчал Генка.
– Он круглосуточный! – не желал отступать Вовка. – Я сбегаю!
– Стой! – преградил ему путь Сенька. – Только не сюда! Нас же всех тогда загребут… по детприемникам. Это место никто не знает! Надо везти в больницу.
– Как ты её отвезёшь? – чуть не плакала Рая.
– Или отведём на вокзал, в медпункт, – растерянно пожал плечами Сенька. – А туда и скорую вызвать можно…
– Ты что! – закричала Тоня. – До вокзала далеко. Не видишь, ей совсем плохо? Как она пойдёт?
– Не сможет идти, – растерянно подтвердила Рая. – Она вообще никакая. Стоять даже не может. Падает и всё!
– Если про это место узнают, нам придётся немедленно уходить отсюда! А у нас малец! – вожак кивнул в сторону Егорки. – Куда мы с ним пойдём ночью, в мороз?
– О-ой! Мамочки-и-и! – завопила Нелька. – А-а-а! – она срывала с себя одежду. – Ой, я больше не могу! Уже часа два-а терплю! Думала, пройдё-от. А-а-а! Оно всё сильнее…
– Ты чего, одурела? Зачем раздеваешься-то? – пытался образумить девчонку Сенька Моряк. – Здесь же пацаны! И замёрзнешь!
– Всё да-авит! Жмё-от! – принялась стенать та, пытаясь сбросить с себя одежду.
– И что делать? – растерянно спросила Тоня. – Чего ждать-то?
– Давайте её переложим с пола, – предложил Сенька. – За ноги берите, за руки…
– Она же опять упадёт, – неуверенно сказал Федька, придерживая роженицу, чтобы та не ударилась обо что-нибудь. – Вон как мечется, как не в себе…
– Ага! Тебе бы… А-а-а! Ма-ама-а!
Мальчишки с трудом переместили кричащую и вырывающуюся Нельку на тёплые трубы.
Малыш испуганно наблюдал за происходящим, сидя в своём уголке.
– Надо позвать кого-нибудь на помощь! – вновь поднял тему Генка. – У нас в Саратове в соседнем подъезде врачиха жила. Так её всегда звали…
– Ну, беги, зови! – зло съязвил Федька.
– Сами справимся! – решительно заявил Вовка.
– Ну, попробуем сами, – неуверенно согласилась Рая.
– Как? – вскрикнула Тоня. – Мы же не знаем, что делать! И не умеем!
– Так! Воду набирай из трубы! – скомандовал Вовка. – Я по телеку видел…
– Да, вода нужна… Ой, мамочки, что делать-то? – растерянно всплеснула руками Рая.
– Уж наши-то «мамочки» нам тут точно не помогут! – заявила Тоня, недобро усмехнувшись.
– И простыни… или хоть тряпки где-нибудь надо взять… И ещё – чем пуповину резать… Ножницы… И йод. Или спирт, – давал наставления Вовка. – Можно зелёнку…
– А-а-а! Всё! Не могу-у! – закричала малолетняя роженица. – Ой! Ой! Умира-аю-ю!
– Надо позвать кого-нибудь… Может, всё-таки, медсестру с вокзала? – в который раз нерешительно предложила Рая, глядя на Сеньку. Но её кумир и сам растерялся.
– Ага! Чтобы в больницу меня… а потом в приют, – возразила Нелька. – Не надо. Да мне уже вроде лучше! Отпустило чуток. Может, ничего ещё, а?
Она ненадолго смолкала, а потом снова начинала кричать всё сильнее и сильнее.
– Подставьте сюда что-нибудь, а то опять свалится! – скомандовал Сенька Моряк, удерживая на трубах метущуюся в схватках девчонку.
Мальчишки принесли ящики, служащие столом и сиденьями, придвинули их вплотную к трубам.
– Бегите на вокзал, в медпункт, – скомандовал вожак. – Если что – через квартал круглосуточная аптека. Купите марлю, салфетки влажные… ещё там… в общем, всё, что надо. – Сенька протянул Вовке деньги.
– Во, и клея захватите, пацаны! – бросил вдогонку Генка-Саратов.
– Цыц, шпана! Без клея обойдётесь! – прикрикнул он. – Совсем затоксились! Все мозги пронюхали! У нас вон… дело какое сегодня! Соображать надо!
– Ну чё такого-то, Сеня? – заканючил Генка.
– Всё, заткнись! Не до тебя!
– Хоть покурить-то можно? – спросил он, доставая сигарету.
– Надо же! Иностранная! – усмехнулся вожак. – Где взял? – спросил он.
– Стрельнул у одного мужика…
– Дай сюда! – потребовал он. Выхватил сигарету из рук мальчишки и безжалостно смял её. – Курилки сопливые, ёшки-матрёшки! Ты видишь, какие у нас тут дела?
– Да-а, – шмыгнув носом, обиженно буркнул Генка.
– Вот и сиди! Нечего здесь дымить. И сам без сигарет здоровее будешь…
Егорка неподвижно сидел на своём месте. Он не любил, когда ребята ругались, а сейчас ещё ему было страшно за Нельку, хоть она и такая вредная. Он понимал, что скоро у неё родится «грудничок», только немного надо «потерпеть». Слышал, как девчонки по секрету от пацанов обсуждали эту тему.
– У меня живот шевелится, – делилась впечатлениями юная роженица в промежутках между схватками. – И внизу что-то… твёрдое…
– Ты же рожаешь, – напомнила Рая, – это ребёночек, наверное…
Вернулись ребята с марлей, бинтами, и целым пакетом всякой всячины.
– А ты не подсматривай! Это зрелище не для маленьких детей. – Сенька Моряк подошёл к Егорке, потрепал его по волосам. – Тонька, завесь её чем-нибудь… Лампу туда забери, чтобы посветлей, и свечи зажги. Девчонки, ну вы… давайте как-нибудь… чтобы всё нормально, – напутствовал он Раю с Тоней, помогавших малолетней роженице. Но было видно, что сам вожак очень волнуется.
– А-а!! – снова закричала Нелька.
Егоркина нянька занавеской из тряпок отделила закуток, в котором на трубах корчилась в предродовых схватках Нелька.
– Вовка, иди к нам! – позвала Рая. – Подсказывать будешь! Кажется, по серьёзному начинается…
– Не-е, вы сами девчонки! Тужься, Нелька! – из-за занавески давал указания Вовка. – Так надо! Поняла? Тужься сильнее. А ты, Тонька, пуповину потом перережь, как он родится. А Райка обработает пусть. Там всё для этого есть… И пуповину… это… завязать вроде надо…
– А пуповина у кого будет? У Нельки или у ребёночка? – спросила из-за занавески Тоня.
– Не знаю я! – ответил «консультант». – У обоих вроде. Она их соединять должна. В общем, у кого получится, у того и будет. Сами увидите.
Пацаны сидели в тревожном ожидании. Крики Нельки становились не такими громкими. Чувствовалось, что она, бедняжка, выбивается из сил. Вдруг в душном полумраке теплушки раздался её жуткий вопль.
– Ой, вот он, вот! – радостно воскликнула Тоня.
– Ага! Держи его! – ответила Рая.
– Всё, Нелька! – торжественно провозгласила Рая.
– Кто там, Тонь? – взволнованно спросил вожак.
– Девчонка! – крикнула Тоня из-за занавески. – Дочка у тебя, Нелька! Поздравляю!
– Только почему она молчит? – послышался озабоченный голос Раи.
– Ой, а вы её по попке шлёпнете! – спохватился Вовка. – Так делают, чтобы они закричали! А то голоса не будет…
Послышались лёгкие хлопки, а следом – слабый детский плач.
– Ну вот! – удовлетворённо воскликнул Вовка. – Я же говорил!
– Всё там нормалёк? Отрезали, что положено? Обработали? – поинтересовался Моряк.
– Всё вроде сделали как надо, Сеня! – радостно ответила Рая. – Фу-у, как я перепугалась!
Нелька рыдала за грязной занавеской – то ли от счастья, то ли от боли, то ли от безысходности и неопределённости своего существования.
Тоня принесла малышку, одетую в костюмчик из собранного юной матерью приданого. Шапочка и распашонка были сильно велики девочке. Поверх Тоня с Раей неумело запеленали новорождённую в несколько слоёв белоснежной марли.
– А одеялко не приготовила, что ли? – уточнил Сенька. – И пелёнки… Тоже мне, мамашка! Зима на дворе-то! – и он бережно укрыл малышку, лежащую на руках у Тони, чьей-то курткой.
– Сень, и куда её теперь девать? – задал вопрос Генка-Саратов.
– Не знаю…
– Это что теперь, Нелька будет с ней здесь жить? Может, в приют отдать? Или цыганам. Они ещё и денег дадут, – предложил предприимчивый Генка.
– Ты, блин, совсем крякнулся, что ли? – возмутился Моряк. – Дурик! Не жалко? Человек всё-таки родился!
– А чего с ней делать-то? Тут ясли, что ли? Она же орать будет! – аргументировал Генка. – Можно на улице оставить, кто-нибудь подберёт… А цыгане вообще детей воруют и воспитывают как своих. У нас в Саратове…
– Да отвяжись ты со своим Саратовом! – оборвал его Вовка. – Какое твоё дело? Нелька сама разберётся, что делать.
– И правда, – согласилась Тоня, – сама пусть думает, что и как. Она мать.
Егорка расхрабрился, слез с трубы и подошёл к малютке, которую Тоня бережно держала на руках. Девочка кряхтела и смотрела на мир тусклым, бессмысленным взглядом.
– Какая ты хао-ошенькая, миленькая… Какой нощик маленький, – приговаривал Егорка.
– Да, носик как пуговочка! – умилилась Тоня.
 – Мы тебя не выбъящим на уличу! Ты же человек! – продолжил мальчик, осторожно поглаживая новорождённую по розовой фланелевой шапочке.
– Ясно? – строго посмотрела на Генку Тоня. – Даже маленький понимает, что человека нельзя выбрасывать!
– А ты, Тонька, теперь двойная нянька? – усмехнулся тот.
– Почему это я ей нянька? У неё мать есть… А у меня – Воробышек!
– А п-почему она т-так смотрит? М-может, она с-слепая? – предположил Борька.
– Дурак ты, Борька! – засмеялся Федька. – Они сначала всегда плохо видят! Это потом у них нормальное зрение появляется…
– Эй, покажите мне её! – тихо позвала Нелька, перестав рыдать, и Тоня унесла малышку матери.
– Ты там как, Нель? – спросил Вовка.
– А-а, так, – ответила новоиспечённая мамаша. – Стрёмно как-то…
– А сначала всегда не очень, – сообщил всезнающий Вовка. – Потом выздоровеешь! Зато дочке будет десять, а тебе – всего двадцать три!.. Будет когда-нибудь счастливая!
– Ага! Только сейчас – в теплотрассе, с крысами…
Уснули в эту ночь не скоро: обсуждали рождение девочки и её будущую счастливую жизнь…
– Экипаж, слушай сюда! – обратился к товарищам Сенька утром, когда все засобирались по своим точкам. – На одном месте подолгу не светитесь! Генка Бригадир вчера сказал, что мент, которому он за нас отстёгивал, куда-то делся. Посадили вроде. Теперь вместо него другой. Крышевать нас пока некому. Он вообще велел сидеть тихо в своём «подвале». Он думает, что мы в том подвале до сих пор живём. Я ему не говорил, и вы, если что, помалкивайте.
– Ладно, Сень, – согласился Федька.
– Может, совсем заляжем пока? – предложил Генка-Саратов. – Отдохнё-ом…
– Совсем – нельзя… – покачал головой Моряк. – Есть что-то надо. И за точки всё равно платить придётся. А Генка Бригадир с «крышей» сам обещал разобраться…
И прежде Тоня с Егоркой нигде подолгу не засиживались, а теперь и вовсе старались больше часа на одной «точке» не находиться. Девочка постоянно озиралась по сторонам в страхе встретить милиционера, то и дело прятала коробку с мелочью. Её тревога передавалась и Егорке. Он деловито вышагивал рядом с ней, не задавая лишних вопросов, когда дети переходили на новое место просить милостыню или возвращались на старое. Мальчик без капризов и слёз терпел неудобства и даже кушать не просил: ждал, когда «наступит время», как говорила его нянька.
В такой тревоге прошло несколько дней, а потом обитатели теплушки постепенно привыкли к этому состоянию или к обстоятельству, вынуждавшему их оглядываться по сторонам и бояться нежданной встречи с представителями органов правопорядка…
По ночам Егорка то и дело слышал приглушённые всхлипывания Нельки. Он не понимал причины этих слёз, ведь мама говорила, что рождение ребёнка – всегда большая радость…

***
Надежда уже неделю находилась в родном городе с Лапочкой-дочкой, мамой и Прелестницей-кошкой. Правда, основным её «собеседником» теперь был компьютер.
За обычным занятием застал Надю звонок подруги Натальи.
– Надь, ну ты хоть совесть имей! – начала она, забыв поздороваться.
– А что такое? – не поняла Надежда.
– Когда уже приехала и ни разу у меня в гостях не была. Только мы к тебе ходим, как к больной! Через двор живёшь! Загляни сегодня вечерком, хоть отвлечёшься от своих заумных дел! Наших позовём, посидим…
 «Поимев совесть», Надя пообещала посетить подругу, а заодно и передать все партийные дела верному соратнику Серёге.
– Ой, Наташка, ты, как всегда, пирогов напекла! – с порога воскликнула она, ощутив аромат свежей выпечки.
– А как же! – ответила та, обнимая гостью. – Ты первая пришла! Сейчас мне поможешь. Они же после работы все будут голодные…
– А почему у тебя в прихожей темно?
– Да с выключателем что-то…
Вместе накрывали на стол, когда появился Серёга.
– Ой, а что у вас тут так темно? – спросил он с порога.
– Да с выключателем что-то, – повторила Наталья. – Некому починить.
– Ну, я посмотрю сейчас, – пообещал верный товарищ, несколько раз щёлкнул выключателем, и свет погас во всей квартире.
– Серёжка, ты что сделал! – возмутилась хозяйка. – Предупредила же, что выключатель неисправный!
– Ну, раз неисправный, то и не должен работать! – ответил неунывающий Серёга. – А он… сработал, да не в ту сторону! – засмеялся он своим громогласным заразительным смехом.
– Теперь свечки надо искать! – сокрушенно покачала головой Наталья. – Посвети телефоном!
– Что, так всё серьёзно? – принялся хохмить виновник происшествия. – У-у, как…
– Нашла! – радостно закричала Наталья, вынимая из шкафа пачку хорошо сохранившихся новогодних свечей.
Разместив их на столе между тарелками с угощением, она осталась вполне довольна.
– Да будет свет! – провозгласил Серёга, чиркнув зажигалкой.
– Слушайте, ну так даже лучше! Романтично! Когда бы мы ещё при свечах посидели? – засмеялась хозяйка.
Раздался звонок мобильного, Наталья подскочила, схватила телефон, засмеялась, отвечая:
– Вася, так звонок не работает! Заходи, открыто!
– А что это у тебя в прихожей темно? – спросил Василий Николаевич.
– А у нас теперь везде так! – со смехом откликнулась Наталья.
– Ой, как с вами здорово! – воскликнула Надежда. – Хоть посмеёмся от души!
– А кто же тебя заставлял уезжать? – спросил Вася.
– Ну ты, Вася, полегче с такими вопросами! Она теперь замужняя дама! – напомнил Серёга. – Это тебе не баран чихал! Сейчас вот посмеётся с нами вдоволь, а потом обратно к своему полковнику поедет! Скучает он там, наверное, без тебя?
– Надо думать! – ответила за подругу Наталья.
– Скучает! – подтвердила Надя. – И я скучаю. Но и по вам по всем скучаю тоже!
– Давайте хоть сфоткаемся! – предложила Наталья. – Пока стол нетронутый. Они сделали снимок при свечах на фоне красиво накрытого стола. За окном становилось совсем темно.
Друзья вспоминали прошлые годы: партийную деятельность со сбором подписей и митингами, поездки на солёное озеро, пережитые вместе горести и радости, и «сиреневый праздник», который они сами придумали и отмечали каждую весну…
– Ну ладно, Наташка, мы ещё к тебе придём! – пообещала Надежда, прощаясь.
– Попробуйте только не прийти!
– Наташа, спасибо тебе за романтический вечер! – поблагодарил Серёга. – При свечах…
– Это тебе, Серёжа, спасибо «за романтический вечер при свечах»! – весело парировала хозяйка, снова вызвав всеобщий смех.
– А что, отлично всё получилось!
– Да! Только завтра электрика придётся вызывать, – напомнила Надежда.
– Так всё равно надо было! – бодро ответила подруга.

***

Вернувшись как-то вечером в теплушку, Тоня с Егоркой застали только Нельку с малышкой. Она снова плакала.
– Нель, ну ты что ревёшь-то? – удивлённо спросила Тоня. – В самом деле! Вон она какая хорошенькая!
– И что я делать-то с ней теперь буду? У меня молока нет… кормить нечем!
– А можно детское питание брать… бесплатное, – подсказала Тоня.
На следующее утро Егорка с нянькой поспешили в молочную кухню. Но питания для малышки им не дали: большая сердитая тётя в белом халате попросила направление из поликлиники…
– Ничего! Можно обычным молоком кормить! Из магазина, – решила Тоня. Мы сейчас быстро сбегаем!
Малыш весело семенил за нянькой, а потом наблюдал, как та деловито выбирала в аптеке бутылочку для кормления малышки. Они купили в супермаркете «самое лучшее», с точки зрения продавца, молоко и пачку сухой смеси для детей.
В теплушке пакет с молоком залили горячей водой, чтобы согрелся…
Егорка наблюдал, как малышка сосала молоко из тщательно вымытой бутылочки и вспоминал свою сестрёнку…
Нелька кормила дочку, а сама то и дело отворачивалась, смахивая слёзы.
Вернулись Федька с Вовкой, подошли Генка с Борькой.
– Опять плачет? – участливо поинтересовался Федька. – Вот уедем к морю, и будет всё тип-топ! – обнадёжил он.
– А чего она там делать-то будет? – спросил Генка-Саратов. – Кто её на работу с ребёнком возьмёт?
– На море по-любому лучше! – сказал Федька. – Морозов нету, да и воздух.
– Это точно, – согласился Вовка.
– И в тёплом климате люди добрее. – продолжил Фёдька. – Летом больше подают, а в мороз идут, жмутся… Злые, как собаки…
– А у нас в Саратове люди добрые! – заявил вдруг Генка.
– Да ну? – усмехнулся Федька. – И зачем ты тогда сюда припёрся?
– Это они добрые были, потому что ты там ни у кого ничего не просил, – предположил мудрый Вовка. – А тут денежку клянчишь…
Вечером Моряк принёс стёганое детское одеялко, несколько пелёнок и пакет памперсов.
– Нелька, разоримся мы тут с тобой! – беззлобно выговаривал он. – О чём раньше-то думала? Надо было заранее всё подготовить! Мамаша, блин!
– Спасибо, Сень! – снова расплакалась молодая мама.
– Слёзы-то чего лить?
– А у неё молока нет! – сообщила Тоня.
– Ну-у, ещё не легче! – воскликнул Моряк. – И как теперь?
– А мы иж булылочки будем комить – заявил Егорка и радостно запрыгал.
– Мы молока купили. А греть есть где! – оптимистично сообщила Тоня. – И смесь…
– Ну, вы даёте! – только и сказал Сенька.
…Кормление малышки стало настоящим развлечением для ребят. По очереди мыли бутылочку, бегали за молоком, выбрасывали в ближайший мусорный бак памперсы.
А через неделю Нелька с маленькой дочкой пошла в переход просить милостыню. Вернулась вечером уставшая и продрогшая, но довольная.
– С младенцем и правда больше подают! – радостно сообщила она, отдавая Моряку большую часть выручки. – Только тяжело стоять так… И холодно. Завтра не пойду…
– А почему это «не пойду»? – удивился Вовка, – если хорошо подают…
– Сам иди постой! – огрызнулась молодая мама. – Хочешь, чтобы я задницу отморозила? После родов…
– Ладно, Нелька, не шуми! Завтра отдыхай, – милостиво разрешил Сенька Моряк. – Ничего, продержимся!
Ужинали лапшой быстрого приготовления с курицей гриль. Сегодня Генка-Саратов принёс две целые тушки. Правда, сильно подгоревшие.
– Откуда дичь, Саратов? – строго спросил вожак.
– Сень, я не того! Это не ворованное! Мне сами отдали… в кафе-гриль. Выбрасывать хотели. А тут я… Подгорели, ну и… Столько дыма было, я думал, пожар! Подбежал, а там тётка тряпкой машет, дым разгоняет. И кур несут на помойку… Я у них подъедаюсь иногда, они меня знают…
– Ну, смотри, если врёшь!
– Да зуб даю! – поклялся Генка.
– А чего две только взял? – уточнил Федька.
– Так остальные совсем сгорели, как угольки. А эти почистить только, а внутри ничего…
После ужина девочки пеленали малышку, Нелька прилегла отдохнуть.
– Нелька, а кто у него папаня-то? – спросил Сенька Моряк.
– А нету у нас никого, – ответила девочка.
– Не, ну я думал, поможет там или как… Дочка всё-таки… кровная…
 – Бомж с Ленинградского вокзала, – процедила Нелька сквозь зубы. – Насильно меня… На фиг нам такой папаня! Мерзота…
Раздался плач Егорки.
– Ты что? – спросила нянька подбежавшего к ней малыша.
– Меня Генка… кулаком… в живот! – сквозь слёзы пожаловался малыш. – А у меня там обед!
– Саратов, ты за что его? – воинственно начала допытываться Тоня.
– Да он шуток не понимает! – усмехался тот. – Мы же просто играли!
– Сволочь ты, Генка, он же маленький! – возмутилась нянька. – Дебильные у тебя шуточки! Правда, Егорка?
– Ну да! – согласился тот.
– А ты в другой раз ему сдачи дай! – посоветовала юная наставница. – Чтобы не лез! И не реви! Ты же мужик!
– А ты купишь мне шдачу, чтобы я ему дал? – успокаиваясь, просил Егорка.
– Мой хороший! – девочка с нежностью посмотрела на малыша и погладила его по мягким волосам, успокаивая. – Сдачу не покупают! Сдача – это когда бьют в ответ! – объяснила она…
На следующий день, вернувшись в теплушку, Егорка и Тоня застали мальчишек, собравшихся в уголке. Они пели какую-то песню с непонятными словами, курили одну на всех сигарету, громко смеялись и бренчали на сломанной игрушечной гитаре, которую откуда-то притащил Вовка.
– Ну, вы, кончайте! Здесь ребёнок! – попыталась урезонить их Тоня. – Выражайтесь как-нибудь поприличнее!
– И чё? Пусть привыкает! – ответил Вовка.
– Что-о ты! Фон-баро-он! – принялся кривляться Генка.
– Ладно, пацаны, правда, завязывайте! Маленькую надо укладывать, целый день не спала, – подала голос Нелька.
Зашли Сенька с Раей. Пацаны сразу спрятали сигарету и примолкли.
Вожак казался озабоченным.
– Курили? – строго спросил он.
– Сень, мы…– начал было Генка.
– Всё! Замолкли! – прервал Моряк. – Даже обсуждать эту тему не хочу. Сами должны понимать.
– Ладно, Сень, прости, мы больше…
– Экипаж, помните пацана на инвалидке, что между машин работал, у Рижского? – вдруг спросил Сенька, не дослушав извинений.
– Ну-у, – многозначительно протянул Федька.
– Его грузовик сегодня утром сбил… насмерть, – сообщил Моряк. – Я видел, как увозили…
– Нифигасе! – выразил удивление Генка.
– Жалко… И так несчастный, – пожалела бедолагу Тоня.
– Никакой он не несчастный! Нормальный пацан, и ноги у него нормальные… были… я видел! – сообщил Вовка. – Это для жалости его на коляску сажали… для работы. Так больше подают. Его взрослые дядьки на машине привозили и забирали потом. Я видел! – повторил он.
– Всё равно жалко. Ему же лет одиннадцать всего… было…
– С ногами или без ног – нету пацана! – подвёл итог Сенька.

***

Надежда посетила собрание областного Русского центра. После обсуждения обычных вопросов и традиционного для такого случая чаепития разговорилась с председателем, Виктором Михайловичем Саяниным.
– Беспризорность теперь не так зашкаливает, как года три назад! – сказал он. – Ты же помнишь, как ребятишки на канализационных люках ночевали, на трубах теплотрасс. То тут, то там можно было встретить. Последствия девяностых… Сейчас это не настолько в глаза бросается.
– Помню, как вы пытались устроить для них пункт бесплатного питания в своём кафе.
Виктор Михайлович был владельцем кафе, где делались, по мнению Надежды, самые вкусные в городе шашлыки, а ещё, кроме закрытых помещений, там имелась большая веранда с фонтаном.
– Так ведь и не удалось! Санэпидстанция замучила! Наверное, считали, что с помоек беспризорным детям полезнее питаться, – усмехнулся он. – Мы и праздники для них устраивали: ёлку на Новый год наряжали, стол накрывали… на Пасху тоже. И до сих пор ещё! Но ребятня опасается близко подходить. Они, бедолаги, думают, что это приманка и их хотят в детдом определить… Или в милицию. С большей охотой идут в криминал…
– Встретила я недавно в Москве детишек… в переходе.
– Неужели и там ещё попадаются?
– Представляете, малыш лет четырёх-пяти… так на моего Валерика похож!
– Брось, Надя! Не рви себе душу! Может, он и не беспризорник вовсе…
– Да как-то вот не могу не думать. Тоже ведь чей-то сынишка…
– Сейчас все эти попрошайки под кем-то ходят. У них обязательно есть родители, или какие-то люди, которые о них… заботятся.
– И эксплуатируют, – добавила Надежда.
– Ну, да… Вон около церкви полно их бегает. От пряников и мелочи нос воротят, большую денежку им подавай!
– Я вот думаю… по тому делу… с моим сыном…
– Дело тогда, кажется, даже не завели?
– Нет. Директриса лагеря строгим выговором отделалась. А потом её и вовсе денежной премией наградили. За хорошую работу…
– О, как!
– До меня дошли слухи, что Валерика в речку толкнул парень один, ему тогда шестнадцать лет было. У него мать ещё работала главным бухгалтером в областной администрации. Нелли Петровна… если мне память не изменяет, Федорчук её фамилия.
– Надя, так она давно уже лишилась своей должности! – сообщил Виктор Михайлович.
– Мне тогда никто толком ничего не рассказал, – продолжила женщина. – Такое впечатление, что скрывали что-то. Ребятишек – тех, кто что-то видел, – быстренько по домам развезли, а воспитатели всё по-разному рассказывали. Ну, прыгали мальчишки с тарзанки, там сразу глубоко… А Валерик не мог сам, он плавать не умел… Хотя бы теперь узнать… Просто узнать!
– Та-ак…
– Хотела поговорить, в глаза посмотреть, но… они не живут на прежнем месте, я звонила.
– Ну, подожди, я выясню! – вызвался помочь Виктор Михайлович.
Сделав несколько звонков, он сообщил, что Вовчик Федорчук пять лет назад вместе с матерью переехал в столицу, окончил институт и удачно женился на коренной москвичке, отец которой работает в министерстве «какой-то промышленности».
– Живёт, не тужит? – усмехнулась Надя. – Ну, так я его найду! – решила она.
Шла домой и думала о своём сыночке – вихрастом, улыбчивом, родном… которого больше нет. А этот Вовчик, вполне возможно ставший виновником его гибели, живёт и здравствует…
«Разве это справедливо?» – спрашивала она кого-то невидимого. И сама себе отвечала: «Нет! Так не должно быть!»
Вспомнилось вдруг, как вела однажды поздней осенью детей в сад, погода стояла ветреная. Шла, чуть отстав, и слышала их диалог.
– Варелочка-Варелочка, мне что-то в ушко дует! – жаловалась четырёхлетняя дочка старшему братишке.
– А ты, Алёнка, глаза закрой! – посоветовал тот.
Тёплые воспоминания вызвали улыбку, редкие снежинки таяли на разгорячённом лице женщины…
– Мама, я пасьянс научился раскладывать! – звенел из прошлого голосок сынишки.
– Валерочка, детям нельзя трогать карты! Это же всё азартные игры! – испугалась тогда Надежда. – Сейчас же отдай мне и больше не бери!
– Мама, ну я только один раз! На желание!
– И какое же ты желание загадал? – поинтересовалась строгая мамаша.
– Сначала – чтобы ты была счастливая, а потом – чтобы я был счастливый, – прозвучал ответ.
Надежда прослезилась.

***
Стояли морозные деньки. С утра Тоня с Егоркой сидели в каком-нибудь из переходов, а во второй половине дня уезжали к одному из вокзалов и просили милостыню «на воздухе». Опасаясь милиции, как обычно, старались чаще менять места. Нянька где-то достала кусок искусственного меха и стелила его поверх картонок. Но это не помогло. Малыш простудился.
Как-то ночью он проснулся от сильного холода.
Спали дети зимой одетые, потому что мороз проникал и сюда. В их убежище постоянно стоял густой пар от труб.
– Нянька, – позвал он. – Мне холодно! Укьёй меня!
– Да нечем у нас больше укрыть, – откликнулась Тоня. – Да ты горишь весь! Как печка…
– Холодно, – снова пожаловался малыш.
– Белку сейчас рядом положу, – она взяла собачку и положила рядом с мальчиком. Та не сопротивлялась.
Девочка приносила Егорке молока, грела бумажный пакет в ведре с горячей водой, поила подопечного тёплой живительной влагой.
– Я жаболел? – спрашивал он.
– Ничего, всё до свадьбы заживёт! – успокаивала нянька.
– Аспирин надо дать, – посоветовал всезнающий Вовка, и Тоня побежала в аптеку. Кто-то из ребят раздобыл лимон.
Нянька давала малышу кипяток с лимоном, а он упорно не хотел пить кислую горячую воду.
– Тогда так лимон ешь! Это витамины! – распорядился Вовка.
– На, кусай! – Тоня протянула Егорке половинку лимона.
Тот откусил краешек, потом ещё.
– Хватит!
– Ещё кусай! – скомандовала девочка. – Тебе надо выздоравливать!
– Не могу больше, у меня жубы отупели! – жаловался Егорка.
– Зубы «отупели» у него! – рассмеялся Вовка. – Тогда аспирин пусть пьёт!
Температуру через день удалось сбить.
– Как ты меня напугал! Не пойдём завтра никуда, – заявила Тоня, укладывая малыша спать и укрывая его всем, чем можно. – Побудем дома. Выпей вот молочка горячего…
«Это не дом, – подумал Егорка. – Дом – где мама». Но не стал расстраивать няньку.
– Не хочу! Мне уже похояшело! – отказался он, отворачиваясь.
– Пей, говорю! – настояла нянька. – «Похорошело» ему, – улыбнулась она.
После ужина Сенька куда-то ушёл. Почувствовав свободу, кто-то из ребят нюхал клей, кто-то курил. Егорка не любил этот процесс. Он его боялся. Все после клея становились неестественно весёлыми, а иногда вели себя очень странно. Смеялись слишком громко, но при этом были злыми. А его любимая нянька ругалась на ребят и даже с ним была не такой доброй, как обычно. Один раз оттолкнула Егорку, когда он спросил её о чём-то… От обиды он тогда долго плакал, обняв Белку, но так, чтобы никто из ребят не услышал и не стал обзывать его плаксой и девчонкой. Поэтому, когда парни надевали на головы мешки, намазанные клеем, он тихонько лежал на своём месте и терпел этот резкий, до тошноты противный запах…
Сенькины выволочки не давали результата. Беспризорники соглашались, что это вредно и совсем не нужно, но при случае не упускали шанс понюхать доступную «дурь». И даже Нелька иногда присоединялась к этой компании. «От стресса», – говорила она. Её маленькая дочка после вечернего кормления обычно крепко засыпала…
– Ты как дочку-то назвала? – спросил у неё Вовка.
– А-а, не знаю! Девчонка и всё! Не придумала ещё! – ответила одурманенная ядовитыми парами мамаша…
Через день Тоня с Егоркой снова пошли «на работу». Мальчик сильно кашлял, и нянька два раза просила для него кипяток у продавщицы в киоске с выпечкой.
Малыш лежал на подстилке и наблюдал, как мимо проходят люди. Их длинные шубы с поднятыми воротниками и пуховики иногда были такими бесформенными, что они снизу казались злыми чудищами, особенно если представить, что это не переход, а какое-нибудь сказочное королевство, про которое ему рассказывала мама. В сказке злой волшебник забирал детей у родителей, обижал и заколдовывал, а добрый всех спасал. Егорке казалось, что в этом подземном королевстве остался только злой волшебник, а добрый где-то заблудился… совсем как его мама…
Мальчик не мог понять, почему же мама так долго его не находит, и никак не хотел поверить, что она про него забыла или бросила его…
«Мама меня найдёт», – твердил он себе.
Мужчина в короткой дублёнке подошёл к детям, бросил бумажную купюру в коробочку, посмотрел на Егорку, потом – на Тоню.
– Не первый раз вижу вас здесь, – весело сказал он. – Это твой брат?
– Брат, – соврала нянька.
– А родители бухают, что ли?
– Нету у нас родителей, – призналась Тоня и ужаснулась собственной неуместной откровенности. – Вернее, есть, но им не до нас, – поправилась она.
– Кру-уто вас прижало!
– Проходи, дядя, не загораживай! – попросила Тоня.
– У-у ты, какая! – засмеялся незнакомец и пошёл своей дорогой…
– Вещёлый дядя, – прокомментировал Егорка.
– Ага. Все они тут весёлые, – ответила Тоня. – Чего им грустить-то?
Она спрятала бумажную купюру в сумку, а коробку с несколькими блестящими монетами на дне поставила обратно на бетонный пол.
Вот подошла девочка – чуть постарше Егорки. Она что-то несла в пушистой рукавичке.
– Бросай, бросай в коробочку! – поторопила пожилая женщина в длинной чёрной шубе, держа внучку за шарф. – Только близко не подходи! У них, наверное, вши!
– Нянька, а кто такая «вши»? – спросил малыш.
– Не «кто такая», – почему-то с грустью в голосе поправила Тоня. – Это вошки – бекасы, которые в голове живут…
– А мы киящином их накомим? – спросил Егорка. Он видел, как недавно Генку с Борькой мазали керосином, чтобы прогнать «бекасов», а потом всё равно остригли налысо.
– Накормим керосином… если заведутся. А что, у тебя голова чешется?
– Нет, не чешеча…
– А то смотри, обстрижём, как Генку с Борькой…
Стриг соплеменников сам Сенька, для этого в компании имелись большие ножницы. Голова получалась не очень ровная, но машинкой для бритья ребятам разжиться не пришлось.
– Скажите «спасибо», что хоть так! – говорил Федька недовольным собратьям. – Вы видели, как настоящие беспризорники стригутся? – Себя и свою компанию он, видимо, всё ещё к «настоящим беспризорникам» не причислял.
Слово «стригутся» не совсем подходило к той дикой процедуре, с помощью которой завшивевших беспризорников обычно лишали волос и которую Федьке пришлось наблюдать ещё до встречи с Сенькой Моряком. На голову несчастного надевали шапку-ушанку со вложенной петардой, потом взрывали… На голове после экзекуции оставались лысины и ожоги…
Когда Тоня с Егоркой вернулись в теплушку, услышали плач Нелькиной малышки.
– Орёт целый день сегодня, – пожаловалась мамаша. – Сил нет!
– Она же спокойная у тебя! Раз плачет, значит, ей что-то надо. Может, голодная. Или что-нибудь болит, – предположила Тоня.
– Не знаю уже, что она хочет, – ответила замученная девочка. – Кормлю, когда попросит…
– Надо медсестре на вокзале показать, – посоветовал Вовка.
– Она говорит, что с ребёнком в дом малютки надо. А она не педиатр, – сухо ответила Нелька.
– Может, простыла? Температуру надо измерить, – продолжил давать советы Вовка. Он достал из коробки, служившей аптечкой, стеклянный градусник и протянул юной маме.
– А какая у них температура? – спросила та.
– Во даёт! – удивился её познаниям Федька. – Какая и у нас, наверное! Они же тоже люди, хоть и маленькие…
Нелька развернула дочку, Вовка, стоящий с протянутым градусником, попытался поставить его малышке, девочка пошевелила ручкой и выбила хрупкую стеклянную трубочку из рук мальчишки. Та упала и с треском разлетелась мелкими осколками. Ртуть серебристыми капельками рассыпалась по бетонному полу.
– Ну ты, растяпа! – воскликнул Федька. – И как теперь?
– Никак! Пойду в аптеку и новый куплю! – спокойно ответил тот.
– Сам схожу! – вызвался Сенька. – А ты тут убери всё, – дал он указание Вовке.
Нелька туго запеленала маленькую дочку, потом заботливо завернула в одеяльце, уложила на трубы и легла рядом. Малышка продолжала плакать. Личико её посинело. Иногда она так закатывалась, что долго не могла перевести дыхание, и Егорке становилось за неё страшно.
– Я не могу, когда она такая! Мне её жалко! – всхлипнул он и тоже заплакал.
– Ну вот! Ты-то взрослый уже! Можно сказать, мужик! – сказал Сенька Моряк, отправляясь в аптеку, и положил ладонь Егорке на плечико.
Но мальчика это не успокоило…
Сенька принёс новомодный небьющийся градусник, и температуру малышке ребята в этот вечер всё-таки измерили. Оказалось – тридцать восемь.
– Надо аспирин дать! От всех болезней лекарство! – посоветовал Вовка.
– Может, таким маленьким другие лекарства дают! – засомневалась Нелька.
– Ладно, я сейчас! – бросил Сенька и снова удалился.
Вернулся он радостный, с аптечным пакетом в руках.
– Вот! Лечите! Здесь всё для грудничков. Сироп от кашля, от температуры… и ещё там. Изучайте…
Малышка кричала всю ночь с короткими перерывами, не давая никому уснуть. Егорка тоже временами начинал плакать, но тихо, чтобы никто не слышал. Он очень переживал за девочку. И невыносимо хотел спать.
Утром малышка отказалась от еды.
– А ты не давай ей есть, она проголодается и сама попросит, – предложил Вовка.
– Ага! Как она попросит-то? – Тоня держала в руках бутылочку со свежей молочной смесью.
– Ничего, на улице постою с ней, она, может быть, уснёт, – выразила надежду молодая мамаша.
– С больной – на улице? – воскликнула Рая.
 – Температура спала, я лекарство с собой возьму. Может, ничего, – завернула дочку в одеяльце и ушла…
Вечером она вернулась без ребёнка.
– Где малая? – поинтересовался Моряк.
– В больницу подбросила, – ответила девочка.
– В какую? – ужаснулась Рая.
– Там какая-то поблизости…
– Во, даёт! – воскликнул Федька.
– Вдруг она и правда сильно заболела… А там разберутся, – принялась оправдываться мамаша. – Всё равно мы не знаем, что делать. И врача к нам сюда не вызовешь…
– Ну, мама-аня! – неодобрительно высказался Вовка.
– Не могу я больше. Сил нету, – призналась Нелька. – Да и там лучше ей будет. Определят, куда надо…
– Нелька, это сколько ей уже? – уточнила Рая. – Недели три есть?
– Три с половиной…
– А когда она вейнёча? – спросил Егорка.
– Она не вернётся, – ответила Нелька. – Она заболела… а там её вылечат. Она будет в каком-нибудь детском доме жить… в интернате, а потом её, может, удочерят хорошие люди, – упавшим голосом проговорила юная мать и заплакала.
– Тебя вон «удочерили»! – бросил Вовка.
– Злюка ты! Меня придурки взяли, а её нормальные люди заберут! – уверенно изрекла девочка. – Я молить Боженьку буду. Говорят, материнская молитва всегда исполняется.
– Ну, надейся…
– Жначит, у наш малютки больше не будет? – растерянно спросил Егорка.
– Нет! – отрезала Нелька.
– И она будет беж мамы? – продолжил он расспросы.
– Замолчи ты! – сердито ответила малолетняя мамаша. – Не до тебя!
Егорка надул губки, глаза его увлажнились, по щёчкам потекли слёзы. Но он плакал не от обиды, не от грубости Нельки. Ему было очень жаль маленькую девочку. Никто из ребят не сказал, что он уже большой…
– Как же так? Не жалко? – тихо спросила Рая, подойдя к Нельке.
– Жалко! А чё делать? Всю жизнь по переходам её таскать? Так хоть…
Нелька достала клей и удалилась за свою занавеску, которая так и висела с той ночи, когда у неё родилась дочка.
– А где Саратов? – поинтересовался Сенька Моряк. – Есть уже охота, а его где-то носит!
Никто Генку с утра не видел.
– Странно, он всегда к ужину первый приходит! – смеясь, заметил Вовка.
– Придёт… если не случилось чего, – заверил Сенька.
Оставаться ночевать в чужих «теплушках» или подвалах здесь было не принято.
– А что с ним случится? – усмехнулся Федька. – Он пацан юркий, вывернется!
– Месяц назад Женёк с Курского пропал… Помните? Тоже «юркий» был, – вспомнила Рая. – А потом нашли… убитого за мусорными баками.
– Ничего, Генка везучий! Из Саратова в товарняке ехал, и никто его ни разу не поймал. Он сам хвастался. И сейчас побегает, поморозится и вернётся! – попыталась обнадёжить друзей Тоня. – Не сегодня, так завтра.
Но Генка-Саратов не пришёл ни завтра, ни через неделю. Никогда… Больше обитатели теплушки его не видели…

***

Надежда возвращалась в Москву. Лёжа на верхней полке, любовалась синевой небес, на фоне которых искрились на солнце верхушки берёз, покрытые инеем…
– Ну, наконец-то! – выдохнул Юрий, обнимая жену на перроне. – Говорила, что через неделю приедешь, а сама целый месяц пробыла! – упрекнул он. – Уезжала осенью, а вернулась зимой!
– Юра, прости, но не получилось раньше! Зато теперь только на защиту поеду!
…Полковник кормил Надежду своим «фирменным» мясом под кисло-сладким соусом с приправами, который у него каждый раз получался по-разному, но всегда вкусно.
«Творческий подход», – говорил он.
– Миленькая моя приехала! – проворковал он над ней своим бархатным баритоном, глядя с такой нежностью, что Наде безумно захотелось прижаться к любимому и растаять в его объятиях. – Смотрит на меня… глазками своими зелёненькими…
– Говори тост! – предложила женщина, подавляя в себе несвоевременные, на её взгляд, желания.
– За то, чтобы ты больше не уезжала от меня! – выпалил он.
– Так не получится! – засмеялась Надежда.
– Ну, тогда хоть ненадолго! Знаешь… неделю после твоего отъезда я ещё… ничего! Потом уже начинаю беспокоиться. А через две недели – просто с ума схожу! – признался он.
– Хорошо, мой миленький, надолго больше не уеду, – пообещала Надя. Она не знала, то ли от вина вдруг закружилась голова, то ли от лучистого взгляда любимого, к которому она так и не смогла привыкнуть.
– Посмотрел я тут некоторые ориентировки, – начал вдруг Юрий, – о розыске пропавших детей. Ты говорила, Игорем зовут того мальца, которого ты встретила в переходе?
– Игорёшка, – ответила Надя. – И что там с ориентировками?
– Никто с таким именем среди потеряшек не значится. Говорю же, разыскивают одного из десяти… И потом, возможно, эти дети живут у родственников. Или даже у собственных родителей.
– А тогда зачем побираются? – недоумённо пожала плечами Надя.
– Да кто знает! Надюша, разные люди бывают. А если уж без родителей… Сиротство – жестокая штука!
– Юра, мне нужно найти адрес одного человека в Москве. Поможешь?
– Какого ещё «человека»? – спросил Юрий.
– Он, возможно, причастен к смерти моего сына, – ответила она.
– «Возможно» или «причастен»?
– Я ничего точно не знаю! – вздохнула она. – Мне много что тогда говорили… Но я хочу с ним встретиться. Теперь он живёт в Москве.
– Хорошо, я попробую…
…Надежду не покидала мысль о малыше, напомнившем ей погибшего сына. Утром, проводив любимого на службу, она отправилась на знакомую станцию метро, прогулялась по переходам. Детей не было. Но на ступеньках одного из переходов сидела неопрятного вида женщина и держала младенца в ярко-розовом одеяльце. Вспомнив рассказ Юрия о «мадоннах»-попрошайках, Надя уверенным шагом подошла ближе.
– Женщина, извините, можно на ребёнка взглянуть?
– А чего это? – возмутилась та, пытаясь округлить отёкшие глаза, но они всё равно остались щелочками.
– Он у вас спит?
– Ну, спит!
– Это девочка? Откуда она у вас?
– Дочка это! Дочка моя.
– Ваша? Точно?
– У меня и документ… справка есть. Вот. Из роддома. О рождении.
И женщина достала из кармана замусоленную бумажку. Она принялась разворачивать непослушными пальцами свёрнутый вчетверо листок.
«Как можно такими грязными руками держать ребёнка! – подумала Надя. – Хоть и в одеяльце…»
– Вот! Читай! – Попрошайка протянула Наде справку. – Шалова Ирина… это я – Шалова Ирина, – уточнила она. – Девочка. Два килограмма семьсот пятьдесят…
– А почему она спит? – поинтересовалась Надежда.
– Так это… под успокоительным. Чтобы спокойнее! – объяснила мамаша.
– А где вы живёте… с дочкой? – не унималась Надежда.
– Так… у знакомых я… перебиваюсь. А дочка-то – в приюте.
– Ну, так возвращайте ребёнка обратно в приют! – потребовала Надя. – Иначе я сейчас в милицию позвоню!
– Так это… я ничего не сделала! Жизнь заставляет! На хлеб прошу…
– Послушайте, а вы здесь не встречали детей: девочку лет тринадцати и мальчика лет четырёх-пяти? – вспомнила Надя о цели своего прихода.
– Так… это… а какую девочку-то?
– Я шла однажды, а дети просили здесь милостыню, – терпеливо объясняла она.
– А, не-е, не видела! Мало ли кто здесь ходит! А таких – не видела!
Надежда в раздумье брела по улице, когда раздался звонок.
...

Полный текст произведения можно скачать на сайте электронных книг ЛитРес.
Бумажный экземпляр книги можно приобрести в интернет магазинах.

P.S.

-  "В России насчитывается до 5 млн несовершеннолетних беспризорников, большинство из которых вовлечены в преступную деятельность", – заявил замглавы Федерального агентства по делам молодежи Александр Повалко.
"По официальной статистике, большую часть правонарушителей среди несовершеннолетних составляют беспризорные, безнадзорные и подростки, относящиеся к категории социальных сирот. Исходя из разных источников, беспризорников в России от 2 до 5 млн человек", – заявил Повалко.
По его словам, "особенно настораживает тенденция широкого вовлечения подростков в преступную деятельность". "Более трети преступлений подростки совершают под непосредственным руководством взрослых. Преступления среди несовершеннолетних характеризуются высокой степенью организованности, доля несовершеннолетних, совершивших преступления в составе групп, превышает 70 процентов", – считает замглавы Росмолодежи, сообщает "Интерфакс"».

Анатолий Обросков
Дата публикации: 14.11.2008 15:15
Опубликовано: http://proza.ru/2008/11/24/754
© Copyright: Анатолий Обросков, 2008
Свидетельство о публикации №208112400754


- «В России, по приблизительным подсчетам, до от 2 до 5 млн бездомных несовершеннолетних детей, причем, как с тревогой отмечают эксперты, большинство беспризорников регулярно совершают преступления. Об этом «Интерфаксу» сообщил замглавы Федерального агентства по делам молодежи Александр Повалко.
Как отметил Повалко, большую часть правонарушителей среди несовершеннолетних составляют беспризорные, безнадзорные дети и подростки-сироты. По данным разных источников, беспризорников в России от 2 до 5 млн человек. О проблемах безнадзорных детей речь шла на конференции «Повышение эффективности системы предотвращения и профилактики правонарушений среди несовершеннолетних».
По статистике МВД, более трети преступлений подростки совершают под руководством взрослых, причем групповых преступлений, в которых принимают участие подростки, – 70%. Как считают эксперты, так как в стране отсутствует профилактика повторных правонарушений, дети идут на преступления снова и снова. Уровень повторных правонарушений среди несовершеннолетних в среднем по стране составляет от 30 до 70%.
Напомним, что только на улицах Москвы обитают до 10 тысяч малолетних бездомных. Беспризорники стали постоянными обитателями московских вокзалов и подворотен, а проблема по-прежнему решается неэффективно: рейды по отлову юных бездомных приводят только к тому, что они меняют место своего убежища.
В прошлом году милиция провела спецоперацию, вынудившую подростков-беспризорников покинуть Ленинградский и Ярославский вокзалы, но они сразу же «прописались» на Курском и Казанском вокзалах. Возле железнодорожных касс дети «стреляют» мелочь, продают просроченные билеты и так добывают себе средства на пропитание. Живут беспризорники на чердаках в соседстве с крысами, блохами и взрослыми бомжами.
Дети по-разному становятся беспризорниками, иногда они уходят даже из благополучных семей, но чаще всего это все-таки неблагополучные семьи. В то же время, по данным Генпрокуратуры РФ, полученным после проверки детских домов и школ-интернатов в ряде областей России, 40% выпускников этих учреждений становятся алкоголиками и наркоманами, 40% пополняют преступный мир, 10% кончают жизнь самоубийством, потому что не имеют крыши над головой, и только 10% адаптируются к жизни.

Данные за март 2007 г. источник: http://artyushenkooleg.ru/wp-oleg/archives/1018