Я БЕГУ

Я БЕГУ…


Я бегу. Мои кроссовки с силой вминают прибрежный мокрый песок. Дыхание ровное. Волны океана мерно накатывают на берег. Шипят и мерно откатываются назад. Сейчас отлив и твёрдая гладь песка под моими ногами позволяет мне легко бежать. Лёгкий, попутный ветерок подбадривает меня, и я ещё с большей уверенностью несусь к своему дому. Утренняя свежесть только к тому и располагает. Я несусь, не обращая внимания на преодолённое расстояние. Это и лучше, как сказали мне врачи, надо побольше бегать утром. Вот он и виден, мой дом.
На высоком утёсе из-под пальм он уже проглядывается. Уже видны его широкие окна, отражающие лучи восходящего солнца. Сейчас, ещё немного, и я добегу до него. Дыхание не сбивается, а радость встречи меня ободряет. И я несусь вперёд, ещё больше напрягая тело, ноги и вытягиваясь в струну. Надо сделать последний рывок, и я буду там, где сегодня ждёт меня моя радость. Ведь вчера я весь день мыл и чистил свой дом.
Вчера я ездил по магазинам и покупал всё, чтобы понадобилось моей любимой. Даже Курт вчера сказал, что я очень озабочен. И это правда.
Я заставил его привезти новый диван, рабочих переставить мебель в спальне и по-новому оборудовал кухню.
Я жду её, мою любимую. Я её уже так долго жду! И эти последние шаги до дома я бегу с предельной для себя скоростью. А вдруг она уже здесь? Хоть и рано. Солнце только что выглянуло из-за кромки океана. Но, может быть и так, что она уже едет.
Её самолёт сегодня первым прибывает в наш аэропорт. Может быть, она тоже ждёт и так же хочет видеть меня?
Я ещё прибавляю скорость и вылетаю на прямую. От этой магнолии до дверей дома всего сто метров. Поворачиваю и вижу…
Жёлтое такси подъехало к воротам. Таксист услужливо выбежал из машины и открыл багажник. Задняя дверь такси неспешно открылась и из неё выходит женская фигурка. С этого расстояния можно рассмотреть только её зелёную блузку, чёрную юбку и каштановые волосы, раскинутые по плечам. Она небрежным движением расправила их и делает первые шаги. Как они мне знакомы, как я их люблю эти движения, шаги, жесты.
Да! Это она, та, которую я ждал так долго и мучительно. Всего какие-то последние сто метров, но их надо преодолеть, их надо прожить. И я несусь.
Всё! Силы иссякли. И только взгляд хочет её достичь. Я встал. А она, не видя меня, позволяет таксисту поднести вещи к двери дома. И вдруг её взгляд скользнул вдоль пустой аллеи туда, откуда к ней неслась одинокая фигура. Всё! Всё в ней изменилось. Уставшие плечики приподнялись, руки вспорхнули вверх, радостная улыбка вспыхнула на лице и звонкий голос разбудил мирно спавшую аллею:
— Алечка! — раздался её громкий выкрик в тишине раннего утра.
Кто уже быстрее несся? Ветер или мы навстречу друг другу? Вот ещё секундочка и она уже здесь. В моих объятьях. Её руки обвивают мою шею. Радостно светящиеся глаза широко открыты, а наши губы соединились в поцелуе. Как долог и прелестен он! Но надо вздохнуть, надо оторваться, чтобы взглянуть друг другу в глаза. И вот они, озёра вечного моего блаженства. Как долго я их представлял и видел в своих снах. И вот они здесь. Рядом со мной. Я смотрюсь в них и её первый выдох:
— Алечка, — пахнущий парным молоком, взвинчивает все мои эмоции. Я подхватываю её на руки и несу к дому.
Смущенный таксист ждёт. Я с ним расплачиваюсь. Благо, что карта и телефон всегда со мной. А нам больше никто и не нужен. Дверь открывается с мелодичным звоном, и мы остаёмся вдвоём…
Её руки так и не отпускают моей шеи, моих плеч. Она их гладит и ласкает, её глаза смотрят только на меня и нет никаких слов. Мы любуемся друг другом. В моей широкой ладони почти скрылась её головка и я пальцами перебираю мягкую гриву её каштановых волос. А её изумрудные пальчики нежно касаются моих глаз и губ.
— Мы вместе, — почти одновременно вырывается у нас шёпот, громом отдающийся в наших сердцах.
— Мы вместе, — в восторге вырывается у нас, и мы вновь сливаемся в объятьях.
— Да! Мы вместе, — опять и опять повторяем мы после каждого поцелуя.

Как хорошо, что именно так я установил диван. Крюгер всё удивлялся. Зачем именно так? А для того, чтобы, войдя в зал, сразу упасть на него. А… эти американцы. Ни черта они не понимают в семейной жизни.
И мы упали на него, утопая во всех его подушках. Лица близки, губы не отрываются. Как же мне не хватало эти полгода именно этого. А её пальчики, лаская меня, наталкиваются на этот шрам. И она от этого невольно вздрагивает:
— Не больно? — в её зелёных глазах проскользнул испуг.
— Уже нет, — стараюсь её отвлечь, но она всё перебирает его на моей шее и из уголков её озер неожиданно вытекает слезинка.
Голос её садиться. Она старается скрыть свои страдания. Понимаю, как много она пережила и как долго из-за этого меня не видела. Но не для состраданий же мы встретились?! Надо срочно прервать минуту этих переживаний. Надо всё направить в другое русло.
— Ты же ещё не завтракала! — громко восклицая, вспоминаю я. — А что я тут приготовил для тебя? — и, проведя ладонью по гриве её волос, вскакиваю с дивана и бегу на кухню, а она неохотно следует за мной.
Надо готовить завтрак. Я так ещё и не снял с себя футболку и брюки после пробежки. Они влажноватые от пота. Это как-то меня смущает. А ей, я чувствую, не хватает этого запаха.
На кухне я всё с себя скидываю, остаюсь только в трусах и ловко готовлю наш сегодняшний первый завтрак, а она, застыв в проёме двери, наблюдает за каждым моим движением.
Всё! Всё готово и расставлено на столе. А она всё также стоит в дверях. Почему мне так неловко? А! Я раздет. Как давно я не испытывал этого ощущения. А она меня съедает глазами. Сколько месяцев меня держали без одежды? Сколько операций, сколько врачей, сколько снимков и фотографий они сделали? Я привык, что кто-то постоянно разглядывает моё тело. Но сейчас… Я испытывал что-то новое. Это взгляд любящей женщины. Она любовалась статностью моей фигуры, ловкостью движений, и хотела только одного, чтобы это досталось только ей. И никто бы уже больше не претендовал на это тело, на её мужа. А мне от такого необычного взгляда стало неловко. И, чтобы скрыть эту секундную заминку, проскользнула мысль:
«Надо хотя бы душ принять».
А она, как бы угадывая мою мысль, оторвалась от косяка двери и бархатной пушинкой, приникнув ко мне, повлекла в душ.
— Остальное всё подождёт, — её голос мягко переливался в груди.
Жёсткие струи прохладного душа обняли нас обоих. Мы долго и нежно предавались всем чувствам, которых полгода лишала нас судьба. А струи били, хлестали, подстёгивали.
И только закутавшись в полотенца и халаты, мы успокоились от всего пережитого за кружкой горячего кофе.
Её глаза излучали счастье. Слова оказались сейчас уже не нужными. Всё говорили только руки и жесты. И, находясь в моих объятьях, она ласкала мои влажноватые волосы, перебирала их и касалась каждой клеточки моего тела. А, когда её руки вновь наткнулась на этот страшный шрам, то пальцы слегка вздрогнули, и в глазах вновь возник испуг.
— Как хорошо, что ты жив, — с болью и слезами вырвалось у неё. — Я не знаю, чтобы я делала, если бы тебя не стало!
Она целовала шрам у меня на шее и слёзы текли по её лицу. Не было сил оторвать её от себя. Но, переждав всплеск эмоций, я слегка отодвинул её от себя и, взглянув в наполненные слезами глаза, мягко произнёс:
— Но я же жив. Я ведь всё равно только твой.
— Да, да, только мой, — и она опять залилась слезами.
Много позже, уже, успокоившись, она осторожно спросила:
— Мне же никто, ничего не рассказал. Я полгода только и мучалась от неизвестности. Что тогда произошло? Как же всё-таки это случилось? Расскажи, - и она нежно посмотрела на меня.

Отведя взгляд от её глаз и, стараясь вспомнить что-то важное, я уставился в широкое окно на океан, пляж, пальмы. А когда это «важное» встало перед глазами, начал:
— Ты же помнишь, как долго меня обрабатывали, чтобы я стал начальником охраны биологического института. Крамер звонил, добивался этого. Им нужна была надёжность и гарантия безопасности. Я же не знал, какие работы ведутся там и что вообще делается там. Мне требовалось время, чтобы ознакомиться со всем, узнать сотрудников, досконально изучить все планы и расположение помещений. Я добивался только одного — ясности для себя. Мне нужна была свобода действий.
Когда Крамер согласился со всем, что я от него требовал и ознакомился с моим планом охраны, то он, конечно, удивился ему. И хотя Крамер и американец, но в душе всё равно всегда оставался немцем.
Он попытался меня отговорить от части проектов охраны. Кое-что я сократил, как потом оказалось, зря. Но, в основном, они всё оставили, как я хотел. Сумма оказалась приличная. Её долго согласовывали, утверждали, а когда оборудование прибыло, для меня начались «весёлые» деньки. Я почти перестал бывать дома. Ты, конечно, обижалась, но это была моя работа. По-другому я не мог, и я ей отдался полностью.
Это был мой проект охраны, моё детище и я старался сделать его, как можно лучше.
Когда всё было готово, то наняли новый персонал охраны. Я всё предъявил Крамеру и Самюелю.
Охранников я подбирал, инструктировал и обучал нюансам системы охраны лично. Специалисты-электронщики всё подготовили для первого испытания. Каждый знал только свой участок и только Питер знал всё. Он всё и контролировал.
Парень он был не из болтливых, и я надеялся, что дальше него секреты охраны не уйдут. Учебные тревоги проводились на высшем уровне. Крюгер с Самюелем остались довольны результатами.
Как только они не пытались спровоцировать автоматику, охрана всегда оказывалась на месте. Все были одеты в спец форму, жилеты. Каждый вооружен коротким УЗИ и кучей прибамбасов на поясах. Охрана выглядела внушительно. И тут у Самюэля облегчённо вырвалось:
— Ну, значит Зибельман может начинать здесь делать всё, что захочет.
Стали завозить оборудование для лабораторий. Новые люди, новые заботы. Постоянные проверки и контроль. Я, естественно, достал всех своих охранников. Но они с прежним усердием выполняли всё, что требовалось от них. Никто не ныл и не ворчал по углам. Эти ребята знали, на что шли, когда нанимались. То, что Крамер снял с проекта, особенно с крыши, делало какую-то прореху в нашей защите. Но все ребята об этом знали и были там особенно на чеку.
Я ещё реже стал бывать дома. Ты мне только звонила, а о детях я знал только из твоих рассказов. Но за эти деньги, что мне платили, я работал, отдавая всего себя. Особенно когда кто-то из обслуги болтнул (я так и не узнал кто), что начались работы с газом Z.
Весь институт жил, как в осаде. Никого не выпускали, а вход в здание института я строго ограничил. В таком напряжении мы жили последние две недели.

Тот вечер начался, как обычно. Развод всех охранников совершил я лично. Всё шло спокойно, как всегда. Но какая-то тревога, обострившаяся к полуночи, не покидала меня. Я проверил все мониторы, переговорил со всеми постами, обошёл наружный контур вместе с Вилли и его грозными доберманами. Ничего, всё тихо. Но беспокойство не покидало меня. И я, взяв Уилиса и Уолтера, пошёл в бокс лабораторий.
У входа нас приветствовал, как всегда грозный, Сэмюэль. Он наблюдал за мониторами и компьютером. Мы все были, как близнецы. На голове шлем с опущенным инфракрасным забралом, тёмно-синий комбинезон, броне жилет последней модели. Он отражает даже пули последнего русского изобретения. На груди автомат, у пояса пистолет, в руках фонарь. Шнурованные до середины икры берцы специально сделаны для бесшумной ходьбы. На поясе — обоймы, наручники, рация и ещё всё то, что должно всегда находиться под рукой.
Входя на каждый этаж, предупреждаем Сэмюэля, и он отключает следящие лазерные лучи. Тихо проходим по коридору, открываем двери и обследуем все без исключения лаборатории.
На третьем этаже лаборатория Зибельмана — святая святых. Он уже третий день из неё не выходит. Вот и третий этаж.
Осторожно открываю дверь. Уилис и Уолтер тихо прокрадываются за мной. Что-то подтолкнуло меня идти сразу к лаборатории Зибельмана. Делаем манёвр и втроём подходим к двери. Поднимаю видоискатель и навожу его на окошко в двери. Экран показывает столы, шкафы и натыкается на стеклянный саркофаг. От него исходит фосфоресцирующее свечение. Вижу в нём самого Зибельмана. Делаю увеличение. Лицо его спокойно. Он спит. Обвожу видоискателем вокруг и вдруг… Под саркофагом вижу что-то не то. Делаю ещё увеличение. Ба! Перчатка. По виду женская, кожаная. Не может быть! Все, кто входит сюда, сдают личные вещи и одежду, переодеваются в комбинезоны, проходят контроль и только после этого им разрешается вход в бокс.
Решаю войти. Из-за забрала мой голос наружу не слышен. Командую вход. Везде темно, но нам всё прекрасно видно. Вставляю карточку в замок. Тот должен щёлкнуть. Но щелчка нет. Значит, дверь кем-то уже открыта. Мои «овчарки» поняли меня без слов.
Уилис резко распахивает дверь. Я и Уолтер врываемся (проскальзываем, как тени) во внутрь. И, вот оно! Какая-то тень метнулась от саркофага. Закон наш один. Кто проникнет и будет обнаружен во время наших обходов — уничтожается немедленно. Кто без нашего ведома находится внутри бокса — тому смерть. Я вскидываю свой УЗИ и полосую по тени. Но у тени оказалось преимущество в долю секунды. Краем глаза вижу, как разлетаются осколки шлема на голове Уолтера. А в меня летит что-то чёрное и жуткое. Ничего не успеваю предпринять. Тупой удар по горлу бросает меня к стене, и я лечу в темноту. Темнота кругом, времени для меня уже нет. Всё! Темнота — это смерть. Меня больше нет. Я умер…

Но что это? Где-то брезжит свет. Надо туда идти. Но двинуться нет сил. Ни одна частичка моего тела не шевелится. Я пытаюсь что-то сделать, но безуспешно. А свет приближается. Что? У них тут в смерти так и положено? Ведь я же умер. Я уже в другом мире. Неужели вся эта ахинея про загробный мир правда? Никогда не верил. Выходит — зря. Есть он. Но свет всё ближе. И вдруг… Я услышал удар своего сердца. Как? Оно же мёртвое. Оно не может работать. Но оно стукнуло ещё раз, ещё раз и вдруг забарабанило, что в ушах загрохотало.
Так я что, живой? А вздохнуть? Я же не дышу. Мёртвые не дышат. И, как будто из-за горизонта, еле слышно донёсся голос Зибельмана:
— Давай, парень, давай! Вздохни!
Непроизвольно напряглось всё тело и воздух пошёл в меня. Он наполнил меня всего, он пропитал меня. Я полон им.
— Теперь выдохни, — голос Зибельмана всё ближе. И что же? Я выдохнул. Потом ещё раз вдохнул, ещё раз выдохнул, а этот скрипучий, родной голос засмеялся:
— Ну, что я вам говорил, господа? Газ Z делает чудеса. Этому парню повезло, что он в момент смерти оказался рядом с саркофагом. Газ его оживил. И он будет жить! Но это только начало! Многое ещё неизвестно, многое ещё надо узнать, - радостно вещал голос Зибелмана.
Страстное желание увидеть своего спасителя, моего бога, заставило меня открыть глаза. И, вот он мой БОГ! Он так и стоит, воздев руки к небу, произнося свои заклинания.
Господи, спасибо тебе! Я жив! Я вновь увижу небо, солнце. Я вновь буду с женой, семьёй. Я не умер! Я и дальше буду попирать бренную землю и буду любить и буду любим.
Уолтеру не повезло. Ему раздробило череп, мне же только разорвало горло и все окружающие мягкие ткани.
Потом несколько операций. И после каждой — саркофаг с его волшебным газом Z. Для Зибельмана я являлся подопытным кроликом. Я же всё равно уже умер. И ты об этом знала. Но мы с ним подружились. Он постоянно за мной наблюдает. Приставил Курта. Теперь я полон сил и здоровья. И они, через эти долгие полгода, разрешили мне встречу с тобой. Теперь у нас есть наш дом и нам никогда не придётся разлучаться. Мы всегда будем вместе. Мы под государственной программой. Бери детей, и мы вновь начнём нашу жизнь. Здесь есть всё, чтобы и они, и ты были счастливы.

Её грустные глаза наполнились слезами, а пальчики по-прежнему гладили мой шрам. Она молчала, стараясь проглотить какой-то комок в горле и, не выдержав моего взгляда, только положила голову мне на плечо. Глубоко вздохнула, а слезинка выкатилась и продолжила свой путь по, моей щеке…

Механик Макаров очнулся. А слезинка так и катилась по его щеке. Но это была не она. Это катилась капля пота. Чёртов кондиционер еле-еле гнал воздух, не успевая его охлаждать. В каюте стояла жара, а вентилятор не успевал её разгонять. Судно слегка вибрировало и мерно покачивалось в ночной темени Персидского залива. Август — самое жаркое время года в этом районе. А до встречи с той, о которой постоянно думалось и мечталось, осталось ещё два месяца.


Август 1998 Персидский залив
Июль 2002 Шмаковка
Декабрь 2002 Аравийское море

Рассказ опубликован в книге «Три измерения»: https://ridero.ru/books/tri_izmereniya/