Спрут. Туберкулезная история. Часть V. 3

   «На чужой роток не накинешь платок»
                Русская пословица.

 
Рассказ от первого лица.
 
   Ивановы перестали держать скот и отдали через п/совет огород, который арендовали у соседей, живших через дорогу своего дома, Клаве и Леше, чтобы они косили там траву для своей коровы.
   А я возьми, да скажи Клаве, что бывшие хозяева огорода – туберкулезные. Значит и огород заражен. Покашливают, дескать, они. Но я-то знал, от чего это: курят они. В то время и Татьяна курила, потом бросила. А Клава возьми, да и ухватись за мои слова. Что тут началось! А я всякие подсказки Клаве стал делать, чтобы она Татьяну изводила. Она, конечно, рада была этому, да еще и выгоду, как всегда, хотела поиметь.
   Разработали мы совместный план. Стала Клава часто наведываться к Ивановой и при каждом приходе к ней говорила, что муж ее и дети стали туберкулезом болеть. И такие подробности ей рассказывала! И мужик ее будто без обезбаливающих лекарств уже жить не может, что его отселять надо от семьи, так как он опасен. А все, кому она молоко продавала – заболели туберкулезом. Видимо, она так поверила в мою версию, что даже поинтересовалась у Тани, принимают ли она и Сергей антибиотики. А еще она спросила у брата Тани, который последний раз косил траву в этом огороде по разрешению Ивановых: «У тебя все кролики здоровые?» А он возьми, да пошути: «Что-то один крол перестал на кролих прыгать».
   Понятное дело, она сразу придумала, что ее Леха импотентом стал из-за лекарств, которыми от туберкулеза будто бы лечился. А они еще сына хотят родить.
   Таня ей очень сочувствовала, но что она может сказать, если она не в курсе дела. А Леша так вошел в роль, что уехал в районную больницу первую группу инвалидности просить. Дескать, он уже ничего делать не может. А ведь больных не только результатами анализов проверяют, которые и не выявили у него заболеваемости. Посмотрели врачи и медсестра, как больной из больницы вышел. А Лешка-то бегом побежал: он на электричку опаздывал.
   А Клава-то, когда к Ивановой приходила, то еще ей говорила, что ее корова будто бы болеет; что заработки у ветеранов и врачей маленькие, что они за коробку конфет хоть что напишут. Дошли эти слухи до ветеринара, которая уже на пенсии была. Пришла она к Клаве и спросила: «Чем это, Клавонька, корова у тебя болеет? И чем ты ее лечишь?»
   А Клавка не ожидала такого поворота дела. От такой неожиданности аж побледнела. Это как раз при мне было. Она даже заикаться начала. «Да вот новая ветеринарша какую-то болезнь нашла у коровы, уколы ей ставит». А ветеринар опытная была. «Дай-ка мне ампулы от тех лекарств или шприцы, в которых то лекарство было. Надо определить от чего ты корову лечишь?» А Клава еще больше затряслась, но не растерялась: «Я их в печке сожгла».
   Ветеринар сама подоила Клавину корову и не поленилась, сама отвезла молоко на экспертизу. Молоко оказалось здоровым!
   Досталось мне от Клавки. А ничего, я-как ветер в поле, прибился к другой семье. А с Клавкой и Лехой все поначалу перестали разговаривать. У людей шок был от этой истории, потом простили им люди это. Клавка со всеми может найти общий язык. А через небольшое время и меня начала звать помочь в чем-нибудь.
   А вскоре она от «туберкулезного в последней стадии, ничего не могущего импотента» родила еще одну дочь. Как-то Татьяна поругалась с Клавой из-за того, что она спиртом людей травит. Так она со своим Лехой решили ее попугать, они знали в какое время Иванова в магазин ходит. Позвали мужиков, парней и меня позвали. Встали мы в кружок возле их дома. Думали, что Татьяна, увидев нас, вернется домой, испугается. А она прошла мимо нас, да еще и поздоровалась.
   Клавка и Леха еще несколько раз звали помочь им по хозяйству и еще для того, чтобы Ивановым чем-нибудь навредить. Но стали мало платить.
   Приглядел я себе новых хозяев, вскоре в силу обстоятельств, стал жить у них некоторое время. Но еще не раз сталкивался с Розепиными, да еще в таких сногшибательных вариациях. До сих пор диву даюсь их фантазиям и изобретательности. А кто я?
   Я человек маленький.