3. Пастырь Единорогов и Сыновья Макуши

Час дзеяння: Верасень 2019га года

Продолжение


Ночь. На смотрящее седьмые сны российское село N бесшумно, без огней, опускается летающая тарелка.

- Увидим инопланетян или нет? - нервным шёпотом спрашивает смотрящий в окно восьмиклассник у своего младшего брата.

- Подождём, что покажут, - ровным басом отвечает тот, сидя по-турецки на расположенной перпендикулярно подоконнику лавочке. Он извлекает из материной  пепельницы окурки и, потроша их пальцами, создаёт на тетрадном листке табачную горку.

После ужина братья употребили по таблеточке дедушкиного Ноопепта и напрочь потеряли сон.

- Попросим их забрать нас с собой или нет? - спрашивает старший.

- Попросим, - басит младший, делая самокрутку.

- Смотри, она ниже не опускается, - шепчет старший, - зависла, kurwa.

- Зависла, kurwa, - задумчиво повторяет младший и начинает подкуривать. Затягивается, выпускает дым. Произносит:

- Может, там все пьяные. Или наркоманы.

- Может геи! Типа ЛГБТ, - с тревогой во взоре говорит старший.

- А может типа ЛГБТ, - согласно кивает младший - геи, лесбиянки. Трансгендеры ещё.

- Если они геи, то не летим с ними!

- Не-а. Никуда не летим, если геи. С лесбиянками и трансгендерами я тоже не полечу. Лучше с наркоманами.

- Смотри, смотри что! - возбуждённо произносит старший тыча пальцем в стекло.
 
Из-под днища летающей тарелки исходит ровный нерассеивающийся луч бледно-фиолетового света, направленный под острым углом за забор соседнего дома.

- Лазер что ли? - громким шёпотом говорит старший.

- Просто фару включили, - выпуская дым отвечает младший.

В мгновение ока, луч оказывается на стене их дома, в точке где-то между крышей и окном. Старший стремительно падает на пол.

- Заметили! - почти кричит он, забыв про шёпот.

Младший вскакивает с лавочки, делает шаг к окну, наступая при этом на щиколотку старшему, и попыхивая самокруткой смотрит сквозь стекло на идущий по строгой прямой линии от тарелки к их дому фиолетовый свет. Замечая, что траектория луча начинает плавно смещаться вниз, мальчик резко приседает и ровная полоска света проходит в комнату поверх его головы, не создавая малейшего освещения, а лишь отражаясь ярким пятном на противоположной окну стене.

Сама собой включается стереосистема, начиная воспроизводить, никем в этом доме не слышанную ранее, инструментальную музыку, загорается плафон на потолке, источая невиданный прежде сиреневый свет, и следуя друг за другом прямо по лучу, сквозь стекло и раму в комнату проникают три единорога и их некогда бывший слепым Пастырь. Каждый достигая стены спрыгивает с луча и отходит в сторону оставляя место для приземления следующему позади. В комнате становится тесно.

- Ну что, цуцики, не ждали? - с ноткой превосходства, но вполне дружелюбно говорит Пастырь, - А вот и мы. Здорово были!

- Здоровенькі були, - еле слышно говорит старший, не поднимаясь с пола, а лишь усаживаясь спиной к стене.

Вновь расположившись на лавочке, младший со сдержанным любопытством смотрит на прибывших, делает последнюю затяжку и засовывает окурок самокрутки в стеклянный флакончик.

- Какие мы тебе цуцики, попутал что ли? - произносит он нарочито брезгливым тоном, и вызывающе добавляет, - Сивый мерин!

- Воспитанность из мальчика так и прёт наружу, - произносит один из единорогов толстым женским голосом, исполненным сарказма.

- Да ну нах! - кричат братья, - Говорящая лошадь!

- О, как ты права, - говорит жене отец-единорог, - Культура здесь на целый уровень ниже плинтуса.

- Они все говорящие у вас? - ёрзая на полу, спрашивает у Пастыря старший брат.

- Да, все говорящие мы, - вступает в разговор сын-единорог, и обращаясь персонально к младшему, - А ты поменьше язык распускай, а то как дам копытом в лоб! Узнаешь у меня!

- Ой, одному летом ты уже дал в лоб, - говорит мать-единорог, - Мы с отцом только под жопу его пинали.

- Мама, ладно уже, я случайно тогда. А сейчас я пошутил.

- Хватит напоминать ребёнку о том, что но сделал не так, - говорит отец-единорог, - Пусть прошлое останется прошлым. Что случилось, то случилось.

- Убедил, мой дражайший, - не без сарказма говорит мать, кивая головой в знак согласия.

 Пастырь, всё это время наблюдавший за младшим братом, спрашивает со смешинкой в глазах:

- Ты кто по жизни-то?

- Мужик чёрный, порядочный, - уже без всякого гонора отвечает тот.

- Смотри-ка, знаешь что говорить.

- Россия - земля каторжан, - подаёт голос старший, - Я тоже знаю, что говорить.

Младший поворачивает голову, несколько секунд смотрит на брата с улыбкой, потом обращает лицо к Пастырю и деловито осведомляется:

- Czy palisz? Masz papierosa?

- Где ж ты был пока мы не бросили? - добродушно говорит Пастырь, - может ещё и наркоманишь?

- Nie twoja sprawa, - прищурившись, отвечает младший, - Кто такие? Чо припёрлись? Мы вас не ждали.

- Хорошие мы, не сомневайся. До Богумилы ака Макуши, мамки вашей, с визитом прибыли, - не теряя дружелюбного тона говорит Пастырь, - Повидаться с ней имею намерение. Поди, разбуди.

- Ишь ты, «поди, разбуди». Знаком с нею?

- Знаком. Да не видел её лица ни разу. Слепым я был, недавно прозрел, два месяца было позавчера.

- Из госпиталя едешь?

- Можно и так сказать. Вот на этой тарелке и меня и лечили.

- Czy to szpital obcych? - спрашивает младший.

- Да, - отвечает Пастырь,- Так. Вроде того.

- Ух ты! Вау! - восклицают братья.

- Геи там есть? - спрашивает старший, вставая на ноги.

- Зачем тебе? - удивляется Пастырь, - Непорядочных нет. Две девки с лиловыми шиньонами, вот тебе и весь экипаж.
 
Они говорят всем, что любят друг друга,
вместе спят и резвятся под душем,
очерчены гранью порочного круга,
и крепко связаны тайной их души...

Лица у них похожи на те, что были у ГэДээРовских кукол, глаза такие прямо жёлтые-жёлтые, кожа сероватая, а вот жопы, знаешь, у обеих как под копирку - клином. В остальном неотличимы от земных баб. Хотя тебе рано ещё про это.

- В смысле клином? - удивлённо спрашивает старший.

- Перевёрнутым треугольником жопы у них, как тебе объяснить. Беспонтовые жопы. Не привлекательные.

- А про каких кукол вы сказали, я не понял.

- Из Восточной Германии кукол привозили в СССР, ты тогда ещё не жил. Называлось государство - ГДР. Те их куклы отличались от наших - в лучшую сторону. И материал был качественнее, и выглядели они симпатичнее наших.

- А ты, что - в куклы играл? - насмешливо спрашивает младший.

- Знаешь, нет, - беззлобно улыбается в ответ Пастырь, - Ты ведь в курсе, как выглядит бюстгальтер, а сам его не носишь.

- Ему рано ещё, - говорит старший, - грудь не выросла.

- А ты с юмором, - одобрительно произносит Пастырь, - хотя выглядишь полным лохом.

- Если они lesbijki там, значит мужиков не любят, как же они тебя лечили? - с насмешливой искрой в глазу спрашивает младший.

- Почему не любят? - пуще прежнего удивляется Пастырь, - Мал ты ещё, жизни не видел, не шиша не смыслишь. Любят, ещё как любят, но не всех и не всегда. И вообще-то, любить и лечить это не всегда одно и то же. Помнишь как у Розенбаума: любить, так любить, лечить, так лечить, стрелять, так стрелять... А ещё Вальс Бостон, Есаул и Налетела грусть мне у него нравится. Так то. Ну где ваша мамка, зовите сюда, а то сам пойду.

- Нет её дома, - говорит старший, - У дяди Серёжи ночует сегодня - в городе.

- Ёб твою мать! - сокрушённо восклицает Пастырь, - Какой-такой к чертям дядя Серёжа, я б этому трахарю яйки сейчас открутил... Ну хоть фотки мамкины покажите.

Старший протискивается между единорогами, извлекает из комода фотоальбом, передаёт Пастырю. Пастырь присаживается на лавочку рядом с младшим, кладёт альбом на колени, открывает.

- Ох, ты курво! - немедленно восклицает он, - Это ж Савенок, следачка, которая закрыла меня 21 год назад! Как же я её по голосу не вычислил в прошлый раз.

Братья дружно хихикают.

- Не, - говорит старший, - следачка это мамина старшая сестра. Она живёт на Дальнем Востоке. Они две похожи как близнецы. Это все говорят.

- Ну, всё сходится, та тоже Тадеушевна, а имя-то другое, - произносит Пастырь, перелистывая страницу, - Какое невероятное совпадение. Божий промысел, не иначе. О, тут и пляжные есть.

- Это Крым, - говорит младший.

- Крым что ли? Не был ни разу. О, что за жопа!

- Это не мамина попа, это её подруги, - замечает старший.

- У мамки вашей не хуже, - заявляет Пастырь уверенным тоном.

- Такая же, а то и лучше, - говорит младший и прищурившись, добавляет, - А ты спец по бабьим жопам, я смотрю. Откуда ты знаешь какая у мамки, если даже её лица не видел?

- Этот по тёткиным стопам идёт, - кивнув головой в сторону младшего брата, говорит Пастырь старшему, - Чисто мусорская манера у него.

 Поворачивается к младшему и глядя в упор, спрашивает:

- Не заподло мусором быть?

- А с чего бы это, - ни мало не смутившись отвечает мальчишка, - Я сварщиком хочу стать как мой отец, на северах деньгу заколачивать, в Крым отдыхать ездить.

- Это лучше, - одобрительно произносит Пастырь, - А жопу вашей мамки я руками видел, когда гладил и мял.

- Ишь ты! - возмущённо восклицает младший.

- Наверное у вас с мамой секс был, - с пониманием говорит старший.

- Про секс не будем, - категоричным тоном отрезает Пастырь и спрашивает, - Так вы от разных отцов у мамки? 

- От разных, - внимательно глядя Пастырю в глаза говорит младший, - Мы единоутробные. Ты за что присел-то? Уж не по нехорошей ли статье?

- За базаром следи, иначе по шее схлопочешь, - рассержено отвечает Пастырь, - Приличная статья у меня была. Одному реальному подонку провернул яйца по часовой стрелке. Девять полных оборотов сделал, а тот и подох от болевого шока.

- Убийство с особой жестокостью, - замечает младший.

- Реальному подонку?! - с интересом спрашивает старший, - Какому подонку? Как? Где? Расскажите, пожалуйста.

- Дело было в парке-дендрарии, в моём родном дальневосточном городе, в сентябре 1998го года. Типок с отклонениями, не псих даже, а, знаешь, чисто извращенец позорный, повадился с утра пораньше показывать свои причиндалы школьникам, которые ходили через парк на занятия, путь сокращали. Выскочит этот гад ненормальный в плаще из кустов, распахнётся и показывает. Я пришёл в дендрарий за час до начала уроков, подкараулил его и наказал. Всё сделал без ассистентов. Ответственно подошёл. И перчатки хирургические у меня были. Так что я к его яйцам голыми руками не прикасался. Только вот, хотел двенадцать оборотов сделать, а как он на девятом копыта отбросил, так сразу и смысл пропал. Двенадцать - это моя любимая цифра. Я праздную свой день рождения двенадцатого декабря.

- Э, ты же сам с приветом, - скривив рот, говорит младший, - У тебя не хватает.

- Ну, предположим. А специалисты невменяемым меня не признали. Понял, сынок? Обтекай.

- Продуманный ты тип. Опасный. Хоть вроде и Робин Гуд.

- Вы сказали, что он показывал причиндалы школьникам... - медленно произносит старший брат, подбирая слова, - Эээммм... Всем школьникам показывал или, наверное, только девчонкам?

- Ну, нет, - говорит Пастырь, - Девчонкам он ничего не показывал. Даже не интересовался ими. Подкарауливал исключительно мальчишек. А они все в моей школе какими-то хлюпиками были. Только убегать умели. Потенциальные куколды, знаешь.

- Ну, мне интуиция так и подсказала, что он исключительно мальчишками интересовался... - говорит старший брат, - Неприятно как-то, беспокойно на сердце... Вот вы - мститель, отважный и бескомпромиссный, а я, может быть, тоже потенциальный куколд...

- Точно! Куколд, - говорит младший, - Вот бы ты пересрался со страху в том парке.

- Куколд или нет, - говорит Пастырь, - это всем станет ясно, когда ты с женой начнёшь жить. Потому как, роль куколда - это из области семейной жизни, это про муженька, жёнушка которого ходит на лево. Rogacz po polsku.

- А по-русски как? - вопрошает старший.

- Рогоносец, - опережает Пастыря с ответом младший.

- Точно, - утвердительно кивает головой Пастырь, - Женишься, год пройдёт, два, десять, а там уж как-нибудь обозначишься в своём поведении. И жена обозначится. Если будет изменять, может ты нижним куколдом окажешься, кто тебя знает. То есть, захочешь непосредственно присутствовать при её изменах. А может ты ещё и латентный гомосексуалист, сначала женишься, а потом переживёшь перестройку ориентации и сойдёшься с мужиком. Будешь с ним жене изменять, а она уже будет присутствовать, если захочет.

- Что-то совсем тревожно мне от ваших слов...- говорит старший, - Я тогда лучше никогда не женюсь, а уж с мужиком точно жить не буду...

- Будешь, будешь, - скалит зубы младший, - со мной же живёшь.
 
- Смолоду никогда не знаешь, что ты реально можешь и что из тебя получится в конечном итоге, - задумчиво произносит Пастырь, - Разве я мог подумать, что у меня в один прекрасный день силы в пальцах окажется достаточно, чтоб яйца петуху так закрутить, что он, непорядочный, от этого просто сдохнет?

- А вы случайно ванговать не научились, когда слепым были? - интересуется старший, -  Хотелось бы поточнее прогноз по судьбе узнать.

Пастырь смотрит на подростка с подчёркнутым безразличием. Мгновение спустя, на его губах появляется усмешка.

- Ты что, серьёзно думаешь, что каждый слепой может обрести способность предсказывать?

Один китайский патриот,
был преисполнен веры,
что ниже плинтуса падёт
давленье атмосферы,
и выйдут жабы из воды
огромные как горы
и спросят в качестве еды
чеснок и помидоры...

- Я не понимаю... А при чём тут китайцы? - недоумённо смотрит на Пастыря старший.

- А я же с Дальнего Востока, - невозмутимо отвечает тот, - Там Китай от нас всего на расстоянии харчка. Как ваши судьбы сложатся, сказать не могу, а я был везучий. Под счастливой звездой родился, не смотря на то, что с детства круглый сирота. На зоне ослеп от мук душевных, а как освобождался - вот, семью единорогов встретил. Так и ходил с ними потом по всей Тартарии Великой и летом, и зимой. Не нужные они никому были, как и я. Но милостыню мы не просили, мне это в западло, а единороги попросту не умеют.

- Ты говоришь - ослеп. А если бы видел, стал бы воровать? - серьёзно спрашивает младший.
 
- Всегда употребляй слово красть, - отвечает Пастырь, холодно глядя на мальчишку, - так оно и на тюрьме вернее будет, ежели закроют тебя когда-нибудь... Красть - о, это в некотором роде искусство, требующее умения не только рисковать, но и видеть наперёд, а всякие случайные люди за решётку попадают прямо после первого раза. Этому можно научиться, но склонность и навыки должны быть врождёнными. Я очень далёк от кражи, не крал никогда, просто не способен взять чужое... Оставалось только честно зарабатывать, а после зоны, как ослеп, подвязался на музыкальной ниве с единомышленниками бесценными моими. Музыка это наше. Высоцкого, Розенбаума, Вертинского исполняли, раннюю Пугачёву, раннего Гребенщикова, из зарубежного были у нас - Брюс Спрингстин, Карел Готт, Пол Маккартни, Крис Де Бург, Марыля Родович. Вам нравится как поёт Марыля Родович? Старенькая она совсем стала...

- Деду нравятся её песни, - говорит младший брат, - Он и трахнуть её не отказался бы.

-  Старенькая она совсем стала... - осуждающе глядя младшему в глаза, повторяет Пастырь.

- Ишь ты - старенькая. Дед наш тоже не мальчик, - возмущённо говорит младший, - но к бабам интерес не теряет. И хочет, и может.

- Послушай, сынок... Как тебе объяснить, знаешь... Марыля - это святое. От неё можно наслаждаться исключительно эстетически. Она такая вся как икона, перед которой молились несколько поколений поклонников. Например, лежит человек в постели с девкой, а над ними икона... Но человек не будет лежать в постели с иконой, и чтоб над ним образ какой-то непонятной девки был. Так не делается. Понимаешь?

- По моему, это бред, - изрекает младший, - Или даже шизофрения.

- Зелёный ты, не дотягиваешь до моего уровня пока, - говорит Пастырь, - Марыля - это то же, что мать родная, такая аллегория тебе понятна?

- Теперь понятно.

- Ну вот. Поэтому твоему деду лучше успеть найти себе согласную женщину в этом селе и как следует обрюхатить её под песни Марыли. Будет у вас ещё одна тётка. Или на этот раз дядька.

- У нас дядя есть, - замечает старший, - Он в Беларуси живёт с семьёй.

- Ещё один дядька будет про запас, - говорит Пастырь, - этого сами нянчить будете.

- Он будет, - басит младший, указывая рукой на старшего, - А я ещё сам ребёнок.

- Ребёнок, а дымишь как паровоз, - улыбается Пастырь, - Накурил, до сих пор кумар в хате стоит, - И возвращаясь к предыдущей теме, добавляет, - Но здесь у нас плохо знают песни Марыли, не в Польше живём... Больше Пугачиху заказывают, её на бис часто приходится исполнять. А в Польше уже давно номером один по каверам Марыли были бы... И мы ведь налоги платим. ИПэшник я теперь. Так то.

- Ты деньги, наверняка, лопатой гребёшь на всяких корпоративах и вечеринках, а носишь рванину, - говорит младший.

- Не собираю я себе богатства на земле, - отвечает с гордостью Пастырь, - Слово благотворительность слышал? На общак отчисляю, а так же помогаю сиротам да старикам да инвалидам, отдаю всё за исключением того, что трачу на пищу моим единорогам и на своё собственное пропитание...

- Вы с детства сирота? - сочувственно спрашивает старший.

- Да. Детдомовский я, - со вздохом отвечает Пастырь, - И разведённый. Бросила жена, когда меня посадили. Она тоже детдомовская была.

- Ого, у тебя ещё и жена имелась, - удивлённо произносит младший.

- Ты за кого меня принимаешь вообще, сынок? - раздражённо спрашивает Пастырь, - Я к твоему сведению и образование педагогическое имею, в школе преподавал. Как ты думаешь я узнал про извращенца? От своих учеников и узнал.   

Возникает пауза. Пастырь просматривает последние страницы фотоальбома. Один из единорогов чихает.

- Будь здорова, Марта, - говорит Пастырь.

- Спасибо, Алёша, - отвечает та.

- Вы успели с женой ребёнка завести? - осторожно любопытствует старший брат.

- Сына, - кивает головой Пастырь, - да что толку - она его с собой на Украину увезла. Будто его и не было... Она родственников там имела, а я ни о ком из своих никогда и не слышал.

Тишину возникшую после этих его слов ни один из братьев нарушать не решается. Пастырь делает это сам, он говорит:

- Ещё из Машины Времени есть у нас несколько песен. Марионетки - говно, а вагонные споры мне очень нравятся... Вы представляете себе Макаревича?

- Вряд ли... Не помню такого, - говорит старший, - Нужно в интернете посмотреть.

- А я знаю, - говорит младший.

- Ни чё себе! - одобрительно смотрит на мальчишку Пастырь.

- А ты учителем чего был? - интересуется тот.

- Вообще-то английского языка, - отвечает Пастырь, - но по совместительству и учителем музыки.

- Идите к нам на село по специальности работать, - говорит старший, - У нас тут плохо английскому учат.

- Поздно мне учительствовать. Отошёл я от этого. Разве, что Харис...

Пастырь смотрит на младшего единорога.

- Харисик, пойдёшь к ним учителем английского? Уже пора тебе самостоятельной жизнью жить начинать.

- Нет, я с родителями, - отвечает единорог.

- Ну, кто ж тебя упрекнёт за это, ведь ты не человек.

- А что, единороги знают английский? - спрашивает старший брат.

- Они все языки знают, - отвечает Пастырь, - А Райан ещё и инопланетными наречиями в совершенстве владеет.

- Да, это так, - важно молвит глава единорожьего семейства.

- А на каком инструменте играешь? - спрашивает младший брат у Пастыря, - На фортепьяно?

- А я на всех играю, - отвечает тот, - какой в руки не возьму, на том и играю.

- Ишь ты, - скептически фыркает младший.

- Вы куда от нас потом? - спрашивает старший.

- Полетим в иные миры. А для начала вернёмся на тарелку, - говорит Пастырь, - Ох, как хотелось мне Макушу повидать...

Дверь комнаты начинает открываться, но бедро главы единорожьего семейства препятствует этому, и тогда в образовавшийся проём просовывается седая мужская голова с висячими усами.

- Дедушка Тадеуш проснулся, - говорит старший брат, - Ничего страшного с нами, дедушка.

- Что тутай происходит у вас? - хлопая веками сипло спрашивает старик, - Что за кони и человек? Человек, ты кто, ёб твою курва мать?

- А придержи-ка свою прыть, дедушка Тадеуш, - злобно произносит Пастырь, - Я за такой базар яйки могу открутить.

- Это добрый человек, дедушка, - говорит старший, - Он с нашей мамой знаком. В гости прилетел.

- Ты по што в дом с конями? - сипит старик, - Коням место во дворе.

Отец-единорог теснится в сторону и Тадеуш прорывается в комнату.

- Не бушуй, дед, я не шучу, - зловещим тоном говорит Пастырь, надевая резиновые перчатки.

Тадеуш, тяжело дыша, кладёт руку на сердце.

- Что за кони у тебя с рогами? - говорит он, глядя попеременно то на Пастыря, то на его единорогов.

- Они ещё и говорящие, - уже вполне добродушно улыбается Пастырь.

- Как тебя зовут? - спрашивает Тадеуш.

- Алексей моё полное имя, - с достоинством отвечает Пастырь, - Dla ciebie jestem Lyolikiem, dziadku.

Старик обращает внимание на проникающий в окно луч. Глядит наружу.

- To talerz!

- Тарелка, - утвердительно кивает Пастырь.
 
- Dziewczyny без комплексов есть на борту?

- Две найдутся - с жёлтыми очами, лиловыми волосами и треугольными жопами. А в остальном как земные.

- Да, пох на форму жопы, - говорит старик, - Земные тоже с треугольными бывают. По мне так пусть даже пентаграмма или шестиугольник. Главное, чтоб cipka была тугая да уста умелые. Знакомь меня с ними уже, Лёлек. В этом селе честных давалок не осталось ни одной, все поразъехались да повымирали.

- Ну, что, moi przyjaciele, - говорит Пастырь, обращаясь к братьям, - Счастливо оставаться, может быть, ещё увидимся на этой земле.

- Деда живым верни и в сохранности, - нахмурив брови говорит младший брат, - Это родной отец нашей мамки. Не вздумай яйки ему крутить.

- Ну что ты, совсем извергом меня считаешь. Без причины крутить не стану. Обещаю.

- Дедушка не ссорься с ним, - говорит старший, - Он за справедливость убить может. Тётя Лидия вела его дело в 1998м.

- Так ты тот самый, который гомосексуальному педофилу—эксгибиционисту кокошник отвинтил? - восклицает Тадеуш, с восторгом разглядывая Пастыря, - Ловко, приятель, я тебе симпатизирую. Правда, я бы на твоём месте тому выродку ключицы перебил да связки на ногах перерезал опасной бритвой, а потом рассёк бы хер ему продольно на две равные части, и пока он кровью истекал, я бы фотографировал.

- Дед, ты ошалел, - говорит младший.

- Не могу поверить, что ты такое сказал, дедушка, - вторит ему старший.

- Не, я всегда таким был, просто шифровался. Повода в этой жизни не было так поступить. Да и фотоаппарат я не всегда с собой носил, в отличии от бритвы. Ну пока, внучата. Я - тайну третьей планеты раскрывать, если что, матери своей так и передайте... Всё, до скорого.

Пастырь помогает единорогам и старику взобраться на луч, поворачивается к братьям.

- Как имена ваши, между прочим?

- Моё - Патрикей, - басит младший.

- А моё - Пантелеймон, - говорит старший.

- Гляди-ка, какие русские имена у вас, - улыбается Пастырь, - Ну, а я дядя Лёша, как вы уже поняли... И кто из вас Дорогой, а кто Охотный?

- Дорогой это я, - поднимает руку Патрикей.

- Охотный, - коротко кивая головой, называет свою фамилию Пантелеймон.

- Чмокните мамку Богумилу за меня, кенты... - говорит дядя Лёша, - Чтоб вдвоём да с любовью, в обе щеки одновременно. Обнял, ушёл.

 Забирается на луч и быстро покидает комнату, догоняя шествующих впереди.

- Интересное кино, - говорит младший брат наблюдая улетающую тарелку.

- Да, посмотрели бесплатно, - задумчиво говорит старший, - Будем надеется, что дед вернётся.

- Или же мы видели его этой ночью в последний раз, - мрачно прибавляет младший.

Тем временем, уже выключилась сама собой стереосистема и погас сиреневый свет. В погрузившейся во тьму комнате наступает гробовая тишина.