Украденное Счастье

                I


Говорят, что Петербуржцы с самого начала с иронией относились к тому, что город переименовали, это я говорю про тот период, когда Санкт Петербург переименовали в Петроград. Да, что говорить о людях, даже река взбунтовалась и вышла из своих берегов… Тогда после сильного наводнения, недельного протеста Невы и родилась такая досадная реплика:

"Город утонул Петроградом, а всплыл Ленинградом…"

Всегда люди были недовольны, когда родному городу меняли имена. Я уезжала из своего любимого города в совершенно неизвестный мне мир, в Москву. Для меня это казалось так таинственно, как может быть какой-нибудь девушке из-под Тобольска в Нью-Йорк…

Я уже мысленно оставляла Марсово поле, где встречала рассветы, улицы, исхоженные мной длиною в полжизни, скверик, где зимой захватывало дух от высоких снежных гор, на этой же улице были когда-то и детский садик, и моя первая школа. Совсем рядом помпезный дом с величественным названием Дворец Бракосочетания, в нём я оставила девичью фамилию и имя, которое мне дала мама, решив, что в жизни это имя мне поможет. Вот я так же, как и Нева, проявила своё неповиновение, только вода отступила через неделю и покорно вернулась в свои берега, а я свои прошлые стены оставила навсегда, и уехала в Новый свет налегке, но это было потом.

А пока что, начало августа, новое познание мира, прелестный полуостров Крым, моя восторженная степень увиденной красоты требовала молчания в чарующей тишине. Пробуждение золотого солнца, этакого царственного величая, из индиго ночной прохлады, медленно озаряло Вселенную. Степенно, не торопясь, поднималось это божественно-волшебное золото, щедро прощаясь со своим недавним пребыванием, сверкающими переливами. И только потом начинался день с его пыльными окрестностями, пёстрыми горами, узкими улочками и галечным пляжем…

Было ещё так рано, что даже вохкий песок не блестел и не согревал, но она уже сидела на кончике большой махровой простыни и любовно смотрела на мальчика, качающегося в прохладной, но спокойной волне. Я подошла, одновременно и улыбаясь, и спрашивая:

- Могу ли я рядышком оставить своё полотенце и халатик.

А она доброжелательно сказала:

- Конечно, я никуда не отойду, я за сыном слежу, вон он там с волнами играет.

В её голосе, глазах и улыбке было столько любви к сыну, что я, невольно взглянув на мальчика, улыбаясь заметила:

- Да, вроде и не маленький.

- Для меня маленький, в октябре семнадцать будет, а я до сих пор его купаю… Вы из Москвы?

- Я собираюсь в Москву, прощаюсь с Ленинградом.

- А мой сын вот закончит школу и всех отличников обещали повезти на экскурсию в Ленинград. Он прямо ждёт это следующее лето с нетерпением.

- А я хочу поступать в художественное училище и тоже жду весны с нетерпением.

- У меня муж художник-иллюстратор.

- А почему только иллюстратор?

И она как-то просто и простодушно ответила:

- Потому что война была и так было гораздо проще заработать деньги, но потом он всё равно ещё долго хорошо зарабатывал и у нас всё было, а уж потом, когда он слёг, всё пришлось продать..., и теперь уже у нас другая жизнь. Но ничего, всё равно лучше, чем до войны, там-то я вообще была из очень бедной семьи…

Так, за пятнадцать минут шапочного знакомства, эта простая, ничем не примечательная русская женщина, имя которой я ещё не знала, в пяти предложениях рассказала про всю свою невесёлую жизнь с больным мужем, а глаза добротой светились и безумной любовью к сыну. Она даже сидела на кончике простынки, приговаривая:

- Сейчас накупается и ляжет отдыхать, - и при этом поглаживала место, где рядом с ней будет отдыхать её сыночек.

Я сочувственно отнеслась к её рассказу, поняв, что наболело и как это часто бывает, легче поделиться с посторонним, чем пожаловаться близким и родным. И уже всё оставшееся пляжное время мы занимали друг для друга по два полотенца, иногда я приходила позже, проспав восход, иногда она задерживалась, готовя горячие завтраки избалованному трогательной любовью сыну, но так или иначе, завидев меня издали, встречала радостно, махая рукой. И мне с ней было как-то уютно, мне тоже доставалась её забота, она приносила завёрнутые оладушки с яблоками или блинчики с мясом, словом, чем кормила сына, то и мне на пляж приносила.

С мальчиком я тоже подружилась, он был приветливый, радушный и очень красивый, про таких говорят Голливудская красота. Это правда, он был во всём красив, приветливый нарцисс, выйдя из моря аккуратно поправлял пробор на пепельных волосах, подстриженных волосинка к волосинке. Когда он уходил плавать, она с восторгом рассказывала, как Саша прилежно учится и главное, что он такой чистюля, носит только белые маечки и никогда на другой день не наденет ту же самую. Да, мальчик был абсолютно влюбленный нарцисс и, как оказалось к концу нашего пребывания, его мама, Варвара Дмитриевна, по секрету сказала мне, что этот нарцисс влюблён в меня… Прощаясь, мы обнялись как-то по-родственному, душевно и обменялись телефонами…

Знаете, как бывает при возвращении в привычный быт, он затягивает, на дольше остаётся только загар, а рассказывая друзьям о лете, вспоминаешь восторженную красоту восходов…




                II


Через год, когда позвонил мальчик Саша и долго объяснял, что он закончил школу, что он сын моей знакомой, а я, в то время, была вся в сборах и эмоционально, и фактически, то я решила, что на том конце провода, какой-то школьник ошибся номером, и он, уже отчаявшись, с обидой сказал:

- А мы надеялся, что Вы нас с мамой не забудете.

И тут я вспомнила, и радостно сказала:

- Так это ты Саша, нарцисс что ли, сразу так бы и сказал, а то мямлишь что-то про школу…

Он тем же обиженным голосом спросил:

- Почему нарцисс…

Но объяснять было долго, и я, стараясь смягчить неловкость своей забывчивости, добавила:

- Скажи адрес, я приеду и скрашу твоё одиночество.

Был холодный ветреный день, гулять было зябко, и вообще меня не радовала эта встреча с каким-то маленьким школьником, и так было скучно его слушать про экзамены и автобус на котором их привезли в нетопленую школу…, и какую бы придумать отговорку, почему я не могу пригласить его домой на ужин, и я возьми и скажи, что замуж вышла и, поэтому, не могу пригласить его домой. По его лицу пробежала тень, видно было, что расстроился.

— Это должно было случиться, - прозвучал его дрожащий голос, а потом, схватив за хвост улетающую надежду, спросил - а как же Москва и художественное училище?

И я, как ни в чём не бывало, и минуты не подумав, сказала:

- Всё по плану, скоро приеду и тогда непременно вам позвоню, маме передай привет, и папе тоже, и ещё раз прости, сам понимаешь, муж…

- Да, да, понимаю, извини пожалуйста…

- Да ничего, ну пока, тогда до встречи в Москве...

- Да, да, только позвони, ладно, я буду ждать, и мама просила передать, она тоже тебя очень ждёт...

И я довольная собой от наскоро придуманной лжи, оставила его где-то в районе той школы, где поселили московских школьников, сдавших экзамены на отлично…

В середине апреля, поместив на удивление все свои вещи в небольшой чемодан, я предполагала, что оставляю прошлые стены с лёгкостью и с дыханием новый весны, в плацкартном вагоне, провела свою прощальную Ленинградскую ночь… Но оказалось, что память сильнее наших предположений и с годами не то, чтобы отпустить, нет, она ещё болезненнее напоминала о себе и возвращала… Разве в двадцать три года возможно знать свойство девичьей памяти…


Стоял апрель в своей эмалевой прозрачности,
Деревья зеленели неспешна
И колокольный звон Пасхальной праздности
Звучал, и ликовала в нём моя душа.


Особенно торжественно встречала столица Пасхальную ночь. Было празднично, весело и многолюдно, как же легко задруживаться в молодости без надобности и принуждений, а только от желания радости, как на молодёжных фестивалях, так было и в ту Пасхальную ночь...

В толпе кто-то громко крикнул моё имя, теперь уже простое, как у всех, я обернулась и улыбаясь, неуверенно кивнула, и какой-то парень дивной красоты бросился в объятия с удивительной нежностью и безумной страстью, и в общем порыве ночного праздника я подалась его страсти…, и растянулся этот страстный роман на годы.

Да, да, этим красивым юношей оказался тот самый пляжный нарцисс. Саша за год настолько вырос и возмужал, из школьника превратился в очень красивого юношу, пятью годами меня моложе, набрал масть и оставался потрясающе влюбленным молодым, подающим надежды, адвокатом.

Мы жили все вместе, несчастный, интеллигентный, исхудавший, парализованный еврей, бывший художник, Варвара Дмитриевна, потрясающе преданная ему женщина, ухаживающая за ним с райским терпением, воистину была светлой душой. Что касается меня, так даже от моей мамы я не ощущала столько тепла, заботы и любви, сколько от этой, можно сказать, мало знакомой женщины. А уж как она боготворила Сашеньку, от всей широты своего материнского сердца, как счастье, подаренное Богом.

Нарцисс, конечно, был хорош и влюблён был в меня, бесспорно, но меньше, чем в себя…, собой он любовался, подолгу приглаживая пробор, не отходя от зеркала…, так мы и жили все вместе в тесноте, но в любви.

И книжный шкаф тоже жил в тесноте притёртых друг к другу книг, но любви между ними не было, потому что на маленьких томиках Тютчева и Фета, стоящих в рядочек, сверху всей своей тяжестью навалился Герцен со своими “Былое и Думами”, на нём неподъёмным грузом лежал Карамзин с “Историей Государства Российского”.

Варвара Дмитриевна не производила впечатление читающей дамы, муж, по-видимому, был из читающих, что касается нарцисса, я за год проживания с ними не заметила, чтобы до створок книжного шкафа, кроме меня кто-то дотрагивался. Я каждый раз ловчила, чтобы не развалилась эта книжная баррикада, поэтому, в очередной раз, подходя к скрипучим дверцам, я спросила не будет ли Варвара Дмитриевна против, если я всю библиотеку переложу, согласно моему пониманию, не по росту и цвету переплётов, а по времени ушедших авторов и значимости их моей душе…

- Да, кстати, кто собирал эту библиотеку?

- Да Григорий Александрович, кто ж ещё, да я практически всю библиотеку оставила, взяла только часть, которую он выпросил.

Я посмотрела в сторону лежачего художника, по вымученным болезнью щекам текли тяжёлые слёзы.

- Когда Григорий Александрович заболел и нужны были деньги на лечение, вот я и поменяла трехкомнатную отдельную квартиру в центре Москвы на эту комнатушку ближе к крематорию. С той доплаты мы и живём…, - на этот раз на меня смотрели её совершенно потухшие глаза светло-орехового цвета.

- Конечно, разбирай этот завал, - сказала она равнодушно.




                III


Я часто подходила к Григорию Александровичу, гладила его руку и рассказывала про свои занятия. Он слушал с интересом и всё понимал, паралич конечностей не затронул его светлой головы. Были у него и дальние родственники, известный во всём мире скрипач, но родственники о нём давно забыли.

На дне последней полки лежал потрёпанный временем альбом, Варвара Дмитриевна вспыхнула на мгновение, потянула к альбому руки, но на полпути безвольно опустила со словами:

- Я знаю, ты промолчишь… Во всяком случае пока я жива…

Со многих страниц старенького альбома на меня смотрел Саша, только в поношенной фуфайке, в военной форме рядового солдата немецкой армии, обнимающий её молодую, весёлую, игривую…, с подписью: "Варюшка, я люблю тебя".

Я посмотрела на неё, а она, опустив глаза, гладила фотографию Курта с той же любовью и с той же нежностью, как когда-то на пляже гладила пустую простыню в ожидании сына, только горестно вздохнув сказала:

— Это была моя единственная в жизни любовь, это было моё женское счастье и сын мой, радость, оставшаяся от него…, за сына я всю жизнь и живу у него прислужницей, и служу ему верой и правдой, словно отмаливаю у него своё украденное счастье…

- В конце 1945 года на завод прислали пленных немцев, Курт был ослепительно красив, ранен и голоден..., я его взяла домой, выходила и вылечила, и была меж нами любовь ангельская, неразрывная… Накануне Дня Победы под сердцем постучал Сашенька, а Курта увезла последняя машина в Германию, пленных возвращали на родину…

- Вот те крест, - сказала она, проведя тремя пальцами ото лба к сердцу и к предплечью, - жить не хотела, по полу каталась... Григорий Александрович, хоть и еврей, но добр был ко мне, в загс повёл и спас, и от позора, и от тюрьмы, и от всего на свете… А вначале октября родился Сашенька, яичко моё Христово, точная копия Курта, один в один… Ради него я под трамвай брошусь, да что там под трамвай, ради него я по гроб жизни этому служить буду и по десять раз на день горшки выносить… - секундой бросив взгляд на давно постылую ей оттоманку… - Ты первая, кому я душу свою раскрыла…, мать подозревала, да так до смерти своей и не простила этой связи…

Мне давно казалось странно и непонятно откуда появился этот пепельный голубоглазый красавец, от отца он ни капельки не взял, и с Варварой Дмитриевной я сходства не находила. Да и в характере его тоже не было маминой доброты, и душевной щедрости, к отцу он, можно сказать, вообще не подходил, брезговал и сетовал, что своей мол болезнью, только жизнь ему испортил.

Мне, кстати сказать, он порядком надоел со своей постоянной фарфоровой улыбкой и любованием; года через полтора я от него ушла, а с Варюшкой, так Курт называл Варвару Дмитриевну, с ней я долго поддерживала тёплые отношения.

С Сашей объяснения были простые, я ему сказала прямо:

- Понимаешь, приедается всё, "лишь тебе не дано примелькаться" - как сказал Б. Пастернак про вечно меняющейся море…, но ты не море, ты плакат, такие рисовал твой папа, поэтому, ты примелькался со своим изумительным эмалевым блеском голубых глаз, дежурной фарфоровой улыбкой и безукоризненным пробором в промытых пепельных волосах… Но ты ещё, может быть, встретишь ту женщину, которая будет любить тебя, как твоя мама, и ты будешь солнечным светом в её окне, а я переросла страсти по тебе, для творчества мне нужны другие страсти.

- Мне нужны драматические эпизоды Библейской истории, связанные с последними днями жизни Иисуса Христа и о Тайной Вечере в Гефсиманском саду. Эти истории вдохновляют и наполняют мою душу, и дают импульс для писания икон и,
безусловно, музыка И. С. Баха, с его самым значительным, грандиозным творением “Страсти по Матфею”.


P.S. Теперь, никого на предав, я посчитала возможным написать об этой любви.




Наташа Петербужская.  @2024. Все права защищены.
Опубликовано в 2024 году в Сан Диего, Калифорния, США