Семья и люди Часть 5-2

Феликс Довжик

Семья и люди

Часть 5-2


Пища Пегаса

Пришло время вернуться к задаче с тремя лампочками и тремя выключателями, о которых упоминалось в рассказе «Дважды два». Напомню тем, кто пропустил эти страницы или уже забыл.

В комнате висят три электрические лампочки, а три выключателя от них находятся в коридоре за стеной. Нужно определить, какой конкретно лампочке соответствует каждый выключатель. В комнату можно зайти один раз.

Тот, кто пытался решать, комбинировал выключателями – мысленно то один включал, то два, в одном порядке, в другом, быстро убеждался, что решения нет. У него возникало чувство, что ему морочат голову. Нормальный человек в таком случае сдается и просит подсказки или бросает задачу. Но есть сильные ученики – им надо решать, и есть люди с обостренной гордостью, самолюбие задето – задача сидит в печенках.

Однажды зимним вечером мы приходим с работы домой, а жена после сытного ужина говорит:
– Дорогой, я хочу к празднику помыть плафоны люстры, а у меня сегодня болит нога. Я боюсь встать на стул. Ты выше меня, ты с пола достанешь. Сними, пожалуйста, и, я тебе обещаю, ни разу больше за весь вечер не отвлеку тебя от телевизора.

Обычно к празднику жена устраивает трамтарарам, а тут такой пустяк – вечер подарен. Мы щелкаем левой клавишей выключателя и гасим две лампы люстры. Одну из трех ламп оставляем гореть, чтобы видеть, как выкручивать остальные.

Подходим к люстре, размышляя, футбол или детектив будем смотреть, запускаем руку под плафон, и тут сверкает молния. Произошло короткое замыкание в нашем сознании. Мы горячей лампочкой обжигаем руку, а в голове молнией мелькает решение задачи. Одна лампа ярко светит, другая обжигает пальцы – она еще не успела остыть.

Наши чувства, наша обожженная рука дают нам подсказку. Почему взрослые люди с высшим образованием не смогли решить эту задачу? Они решали ее логически. Лампочка в этих рассуждениях являлась абстрактным математическим предметом, а не физическим со своим многообразием свойств. Сложные задачи, задачи, которые не поддаются известному алгоритму, нужно решать всем арсеналом чувств.

Несколько дней тому назад, вскоре после Нового года, моя жена Валентина попросила сына отвезти нас на дачу. Сыну было некогда. Он нехотя согласился.

Дачный домик – физический предмет со своим многообразием свойств. Фундамент дома в зависимости от погоды, от влажности и промерзания почвы живет своей жизнью с соответствующими последствиями на всю остальную конструкцию.

Сначала мы долго возились с дверью и с трудом открыли ее, а потом не смогли закрыть. Из-за подвижки фундамента и стены дверь застряла в косяке дверной коробки. Пока мы суетились, наступил темный зимний вечер. Сыну еще предстоит дальний путь до Москвы, а дверь не закрывается. Валя нервничает, предлагает заколотить дверь гвоздем, а мне с этим трудно согласиться.

Я зажигаю свечу, Миша светит мне свечкой из прихожей, а я в сенях определяю, где и что мешает двери закрыться. Затем мы меняемся местами. Миша, чтобы мы не тратили время впустую, проверяет, правильно ли я определил.

Потом он поднимается на захламленный чердак, чтобы снова включить пробки, а я, пока он там в темноте среди ящиков и стройматериалов пробирается к щитку, со свечкой ищу инструменты. Стамесок и рубанка нет. Я сам их осенью вывез, чтобы не ржавели. И топор найти не могу.

Нахожу молоток и широкий кухонный нож. Миша освещает косяк электрической переноской, и я ножом вырубаю древесину. Я работаю, мне тепло. Валя и Миша замерзают. Валя снова предлагает все бросить, но я уже запрограммирован, меня не остановить. Наконец дверь закрывается – победа!

Миша в очередной раз поднимается на чердак выключить пробки, а я в спешке разношу по местам переноску и инструменты. В темноте закрываем на замок дверь и уезжаем.

Дома суета с запоздалым ужином, а после него я сажусь слушать вечерние новости. И вдруг в разгар сообщений о внутренней жизни страны рассказывают о реставрации колесницы арки Главного штаба в Санкт-Петербурге после пожара от взрыва петард в Новогоднюю ночь.
«Куда я на даче дел свечу, что я с ней сделал?» – пронзает меня тревожная мысль. Пытаюсь вспомнить и не могу.

Приятно совершить что-нибудь эдакое, за что можно себя похвалить, а тут непрерывная цепь неудач и в итоге ляп со свечой. На душе становится скверно. Я перехожу на другую программу, пытаясь отвязаться от навязчивых мыслей, но и на другой программе через несколько минут рассказывают о каком-то пожаре, а потом о другом. Я обреченно понимаю, что бессонная ночь мне обеспечена.

До дачи никакой транспорт уже не ходит, и какой смысл туда тащиться, если там уже все горит. Воды нет. Пожарная машина из-за снега близко не подойдет. И кто ее вызовет?

Черт с ней, с дачей, лишь бы не занялась соседняя. Одной искры хватит на их шикарный особняк. Когда-то, когда у них был еще только сарайчик, а я из всевозможных отходов с любовью возводил свой домишко, соседский пацан в ветреный день развел костер на границе наших участков. Мне надо уезжать, а у него огонь в самом разгаре.

Пришлось объяснять ему, что от костра может случиться. Мальчишка был сообразительным. Сейчас он уже университет кончает. Он тут же тщательно погасил костер. А что теперь он мне скажет? Что же ты, дядя? Учил, учил, а сам?

Я в очередной раз пытаюсь припомнить свои действия на даче. Хорошо помню горящую спичку. Хотел ее бросить, но мелькнула мысль, нельзя бросать, пока не погасил. Куда ее дел, не помню, но раз осознавал свои действия, значит, поступил обдуманно. А о свечке никаких следов в памяти. Надо же так потерять голову, но горячую лампочку самодельной переноски, после того, как Миша выключил пробки, положил в пустую тарелку.

Все делал осознанно. Хватит думать о свече. Лампочку, обжигая пальцы, вывернул и донес куда надо. И тут внезапно вспомнилась задача из рассказа «Дважды два». Вот она – подсказка и наводка на решение! Вот ещё одно доказательство, что трудные задачи надо решать всем арсеналом чувств.

Сколько раз в жизни я обжигался лампочкой, а задачу, впервые с ней встретившись, решить не смог – сразу полез в решение. И понятно почему не решил.

Те школьники, которые, быстро забросив бесплодный перебор вариантов с выключателями, стали вспоминать электрическую лампочку в разных бытовых ситуациях, казалось бы, уходя и увиливая от решения задачи, на самом деле, включая чувства в игру воображения, находились в двух столовых ложках от цели.

Тот, кто представил лампочку не абстрактным предметом, а живым физическим и вспомнил, как она обжигала руки, тут же находил решение.

Задача, у которой нет простого алгоритма, должна решаться всем арсеналом чувств!
И тут внезапно я вспомнил рассказ Чехова «Лошадиная фамилия». Великолепный рассказ Чехова может служить примером взаимодействия логического и образного мышления. В нем все изложено, все подмечено тонким наблюдателем.

Многие люди моего поколения помнят этот рассказ с детских лет. Наши дети читали меньше – отвлекал телевизор.

У генерала разболелся зуб. Его приказчик пытается вспомнить фамилию человека, который может заочно по телеграфной депеше заговорить больной зуб. Фамилия простая – «словно как бы лошадиная», а не вспоминается.

Все пытаются помочь приказчику, но все варианты идут от лошади: Кобылин, Жеребцов, Коненко, Меринов, Буланов. Иногда круг поиска бессистемно расширяется – Табунов, Копытин, Черессидельников, Засупонин, но не помогает.

Только утром, когда врач, вырвавший генералу больной зуб, просит приказчика продать ему овса, приказчик вспоминает фамилию.

Никто не скажет, что у приказчика доварило подсознание. Приказчик сознательно вспоминал, пока не получил подсказку со стороны. Допустим, что ее бы не было. Приказчик еще помучился бы день-другой, и вдруг увидел бы лошадь, подбирающую губами остатки овса из мешка. Доварило подсознание? Нет, снова подсказка. Образное (чувственное) мышление помогает логическому.

Если бы приказчик, решая задачу, представил не абстрактную лошадь, а лошадь в ее живом многообразии – на конюшне, на водопое, в упряжке, он бы значительно расширил круг поиска. При достаточной полноте перебора мимо не пройдешь. Но полный перебор – не простая задача. Удача и случай играют здесь немаловажную роль.

Логическое мышление и главный его инструмент – абстракция – часто создают ложный круг поиска и очень мало дают пищи для его расширения, пока не придет осознание, что надо выйти из порочного круга.

Образное мышление дает более богатую пищу и свободу. На одной логике во многих задачах далеко не уедешь. Зашел в тупик, попал в заколдованный круг логических построений – включай весь арсенал чувственных средств: смотри, слушай, ощущай, осязай, принюхивайся, воображай, представляй, фантазируй. Что-нибудь даст подсказку.

Однажды я не знал, что делать с подтекающим сантехническим сооружением новой для меня конструкции. Я представил себя водой. Я теку, я втекаю в сооружение, осматриваю его своды и ищу, где я буду просачиваться.

Тривиальный метод, известный из теории решения изобретательских задач (ТРИЗ), помог мне быстро выбраться из круга шаблонных рассуждений на плодотворную дорогу.

Когда-то, когда сын учился в школе и не он меня, а я его контролировал и занимался с ним математикой, мне часто говорил:
– Зачем ты десять раз повторяешь одно и то же?
Я вернулся к решению задачи с лампочками именно в этом рассказе, чтобы лишний раз убедить себя – сложные задачи решаются всем арсеналом чувств.

Однажды на заборе я увидел объявление, отпечатанное на лазерным принтере, «Куплю участок». С листочка свисали бумажные лепестки с номером телефона, а по чистому верхнему полю объявления кто-то гелиевой ручкой аккуратно приписал: «Покупай. Рад за тебя».

Мне вправе ответить, как ответил товарищ из объявления: «Убедил? Рад за тебя!». Мне можно не верить. Это законное право каждого, а я на права других не посягаю. Я лишний раз убедил себя.

Мысль, остыв, словно печка,
не способна на взлет,
а погасшая свечка
Шар Земной не зажжет.


На грани

В ту пору, когда я учился в институте, профессор Козырев предложил свою теорию сотворения физики. Его точными биографическими данными я не располагаю. По слухам того времени, он попал в густую сеть советского рыболовства и получил возможность в течение двадцати пяти лет наблюдать небо в клетку. Каким-то чудом ему удалось этот срок стоически вынести, он вышел оттуда с запасом идей и быстро сделал себе имя.

Как успешного астронома его признавали, но он уверял, что его открытия – следствия его новой теории в физике. Козырева пригласили на встречу в наш институт. Организаторы рассчитывали, что придет сотня-другая сутулых очкариков, и все пройдет тихо и мирно. Но, к их великому ужасу, явились толпы студентов. Актовый зал не вместил бы и десятой части желающих. Встречу немедленно отменили и перенесли.

Волею судьбы я оказался в плотной толпе рядом с представителем института, ведущим переговоры с Козыревым о переносе срока. Тот, кого я принял за Козырева, был высоким и важным мужчиной.

Его собеседник был обычного роста и телосложения и вообще был незаметным мужчиной. Каково же было мое изумление, когда тот, на кого я не обращал внимания, оказался Козыревым, а важный мужчина, которого я ел глазами, – заместитель нашего директора.

Вторую встречу организовали по всем правилам, и она состоялась. Два часа без перерыва Козырев рассказывал о своей теории и отвечал на вопросы. Могу похвастаться, ровным счетом ничего я в его теории не понял, но он меня заворожил. Великолепно рассказывал о самых сложных вещах.

Свои открытия он считал следствием его теории и даже высказал еще несколько предположений, которые экспериментально в астрономии могут быть подтверждены.

Теорию его не признали. С большим трудом и скандалами она была опубликована в каких-то не то украинских, не то крымских журналах. Можно было не понаслышке, а воочию с ней ознакомиться. Серьезные и великие физики от нее отмахнулись.

С состоятельной теорией так не бывает. Даже теорию Эйнштейна, которая переворачивала представление о мире, несколько человек переднего края науки поняли и приняли сразу.

Фактически она носилась в воздухе и вытекала из всего ранее открытого.
Какое-то время после института я следил за судьбой предсказаний Козырева. Одно за другим они сбывались. У меня два объяснения. Первое. Козырев на сотни лет опередил науку. Звучит красиво, но мало правдоподобно. В науке так не бывает. Это удается фантастам.

Самый яркий пример у многих в печенках. Фантасты-утописты предсказали наш социализм, но спасибо за это не скажешь. Впрочем, к ним самим у меня нет претензий.

Они – молодцы. Как предположили в глубокой древности, так и случилось в наше время. Это делает им честь и не делает чести тем, кто идею реализовал буквально. В двадцатом веке можно было бы опираться на будущее, а не на прошлое, и не нестись на грязном хвосте истории.

Второе объяснение. Придуманная теория позволила Козыреву системно охватить вселенную и сделать несколько правильных выводов. Такое в науке случалось неоднократно. Теории бывали надуманными, а плоды – съедобными.

Потом появлялись правильные теории, они позволяли все объяснить и идти дальше. Теории приходили и уходили, открытия оставались. Толкования могут меняться, факты не перелицуешь. Они входят в золотой фонд познания.

И еще замечание. Эйнштейн, сам того не желая и не предвидя, оставил глубокий след не только в науке, но и в душе ученых двадцатого века. Среди них немало было желающих совершить переворот в понимании мироздания.

Одни при скромных заслугах на основном фронте работ делали себе имя, прослыв ниспровергателями, другие, наоборот, добившись немалых успехов, ныряли в дебри, вызывая соболезнующие взгляды трезвых коллег. Бездна вселенной затягивает. Именно так при полной самоотдаче совершаются все великие открытия, но удача приходит не к каждому.


Взаимовыручка

Мы ждали сына. Он должен был приехать на машине и задерживался, а мы дежурили у окна и смотрели на дорогу, проходящую возле дома. Темнело. Чуть дальше края дома от нашей дороги перпендикулярно к ней отходит дорога, идущая вниз к домам на берегу речки. На самом пересечении дорог сидит кошка, сидит себе и сидит. Снизу по дороге навстречу кошке семенит маленькая мохнатая собачонка.

Она замечает кошку, замедляет шаг и совсем останавливается. Свесив набок ухо и голову, размышляет и не знает, что делать. Идти напролом собачонке не хочется, а кошка на нее ноль внимания и не уходит с дороги.

Собачонка могла бы бочком обойти сторонкой, но ростом она чуть-чуть выше кошки и, видимо, опасается подвоха с тыла. Сидячее противостояние длится довольно долго. Нервы сдают у собачонки.

Она молча поворачивается и семенит вниз. Мы с Валей посмеялись над собачонкой и похвалили выдержку кошки. Я отошел от окна и пропустил последующие события, но Валю они потрясли, она пересказала мне их.

Собачонка вернулась, но не одна. Перед нею вышагивал огромнейший пес – позвала старшего брата на помощь.

Когда кошка увидела их, она сорвалась с места и побежала во все лопатки. Пес, заметив подлое бегство противника, помчался галопом вдогонку. Кошка летела стрелой, и у нее была фора в расстоянии. Пес тоже старался и пробежал немало, но осознал бесполезность попытки.

Он легкой рысью с гордостью победителя повернул назад. Собачонка ждала его на том месте, где сидела кошка. Когда пес добежал до нее, она засеменила за ним, и они ушли вниз.

Все, как у людей, особенно у детворы, но каким образом собачонка передала информацию об обидчике? У меня даже гипотезы нет.

Люди, которые держат домашних животных, знают, что с ними можно и нужно разговаривать, они все понимают, особенно то, что связано с ними. Наше скудное умишко не нами изобретено. Процесс его формирования шел у животных, а мы – оттуда.

Животные умеют мыслить. А их чутью, смекалке и преданности своей семье и людям не мешало бы позавидовать иному человеку.


Мурзилка

Мы с Валей трудно привыкали к одинокой жизни, когда Миша женился и переехал жить в Москву. Когда он учился в физико-математическом интернате и несколько недель не бывал дома, мы скучали, но относились к этому спокойно. Не в эти выходные, так в другие, он к нам приедет. А после женитьбы – все не так. У него своя жизнь, и он уже не наш.

Наверно, дети почувствовали наше состояние и, чтобы мы не сильно скучали, привезли нам котенка Мурзика.

Через месяц при ближайшем рассмотрении котенок оказался кошечкой, но путаница с именем и его половой принадлежностью так и осталась. Для нас в разговорах он то кот, то кошка, то Мурзик, то Мурзилка. Но это ни в какой степени не влияло на наше к нему отношение.

В первую же ночь котенок не захотел оставаться в одиночестве на отведенном ему месте, и Валя разрешила ему забраться на нашу постель.

Шли дни, месяцы, годы, кошка стала любимым и равноправным членом семьи. Обожала всякие праздники. Когда я открывал дверцы шкафа в прихожей, она прибегала смотреть, что оттуда вытаскивается. Если трехлитровая банка соленых огурцов, она разочарованная уходила. Если банка рыбных консервов, шпрот или сайры, а еще лучше того и другого, она относилась к этому с большим одобрением. Забиралась на табуретку в кухне и ждала, когда я достану консервный нож.

Если, открывая банку, я мешкал, она становилась на табуретке на задние лапки, левой передней опиралась о край стола, а правой стучала по столешнице, напоминая мне, что надо расторопнее справляться со своими обязанностями. На стол она никогда не забиралась, какие бы яства там ни стояли. Случалось, я заходил в кухню и наблюдал такую картину. Валя у плиты, на столе что-нибудь вкусное, а кошка сидит на табуретке и терпеливо дежурит.

– Мурзила, что ж ты своровать-то не можешь? – корил я ее. Она с удивлением смотрела мне в глаза. «Что ты такое говоришь? Зачем мне это надо? – читал я в ее взгляде. – Неужели ты со мной не поделишься?». Сейчас мне даже жалко, что она не проявляла воровской хитрости. Вороватые кошки изобретательно мыслят, и мне было бы, о чем рассказать.

Сняв пробу с консервной банки, Мурзилка спокойно уходила из кухни, понимая, что главное – за праздничным столом. Она садилась возле меня на табуретку и терпеливо слушала наши разговоры. Если хозяин слишком занят был гостями и забывал о ней, она поднималась и стучала лапкой о край стола.

Одна странность водилась за нею. Никому, кроме Валентины, с детских лет она не давалась в руки и ни у кого на коленях никогда не сидела. Правда, если я недомогал и днем ложился, она приходила ко мне на грудь и мурлыкала свои песни, позволяя ласкать себя и гладить.

Когда она была еще котенком, зашла как-то к нам соседская девчонка Ира и захотела взять Мурзилку в руки. Иру отговаривать бесполезно, но и Мурзилка проявила свой характер. Они шумно подрались.

Когда Ира зашла в следующий раз, и Мурзилка услышала ее голос, она убежала в дальнюю комнату под диван. Так и повелось. У кошек слух – дай боже. Если она внезапно срывалась с места и убегала, мы уже знали, что через несколько секунд в дверь позвонит Ира.

Если наоборот Мурзилка бежала к входным дверям, все уже знали, что это я возвращаюсь с работы и сейчас открою в дверь. Но, случалось, раздавались звонки незнакомых Мурзилке людей. Начиналось самое интересное. Чаще всего Мурзилка сидела или лежала на верхней плоскости спинки дивана. По внезапному звонку она стремглав слетала со своего места. Это естественный инстинкт опасности. Тут все понятно.

Но, слетев со своего места, Мурзилка замирала – она принимала решение, выбирала дальнейший маршрут. Когда человек принимает решение, он думает. Создатель снабдил кошку инстинктом, но мог ли создатель предусмотреть, что у Мурзилки будет возможность выбора – в какую комнату бежать и в каком укромном уголке прятаться. Значит, это был сознательный выбор Мурзилки.

Человек может думать, но может и не думать. Такое часто бывает. Животное может не думать, но может и думать. Каким бы предусмотрительным ни был создатель, а ситуации в жизни часто заставляют животное соображать. Иначе не выживешь.
Безоблачная жизнь у нашей Мурзилки была до тех пор, пока у нас не появились внуки.

К ее великому изумлению, наше внимание мгновенно переключалось с нее на малышей, и этого она ни нам, ни им простить не могла. Ревновала и обижалась страшно. Долгими часами днем сидела под диваном, и, чтобы выманить ее оттуда, покормить и успокоить, требовались значительные усилия.

 Кошка становилась безжизненной и безучастной и очень трудно, медленно и всякий раз заново привыкала к новому для себя положению. Внуков близко к себе не подпускала, шипела на них и отгоняла прочь. У нее были все основания относиться к ним холодно. Но!

Ползунковое детство старшего внука прошло в Москве. У Миши еще не было машины. А младший внук в этот период своего роста часто бывал у нас. Мы с Валей уступали детям свою комнату и переселялись в гостиную. Мурзилка ночью у наших ног. Утром просыпаемся, лежим молча, чтобы никого не разбудить.

Внезапно Мурзилка настораживается и начинает беспокоиться. Через несколько секунд после этого в комнате за стенкой раздается отчаянный вопль младшего внука – проснулся герой.

 Кошка срывается с нашей постели и мечется возле дверей. Становится на задние лапы, передними толкает дверь, но не может открыть. Она оборачивается к нам и смотрит укоризненно с изумлением. Что же вы не бежите на помощь? Как же вам не стыдно? Никакие уговоры, что там родители, на нее не действуют. Смириться с нашей черствостью она не в состоянии.

Вечером купают младшего внука. Он эту процедуру не любит, воды и шампуни боится, глаза не закрывает и орет благим матом. Кошка мечется возле ванной. Если есть хоть маленькая щелка, она туда проникает. Становится на задние лапки, передней левой опирается на борт ванной, а правой пытается спасти малыша – выгрести его из воды. Женщинам приходится успокаивать и малыша, и кошку.

Утром внук тянется к кошке. Он же помнит, что она одна искренне хотела его выручить. Взрослые успокаивали, а экзекуцию не прекращали. Но кошка снова шипит и не подпускает его близко.

Через пару часов после отъезда детей у Вали с Мурзилкой – примирение. Они ласкают и целуют друг друга.
– Мне бы капельку любви, которая перепадает Мурзилке, – вслух завидую я.
– Бесстыжий ты и неблагодарный, – отбивается Валя.
А счастливая Мурзилка даже мне позволяет себя погладить.

Все, кто держал домашних животных, ни на секунду не задумываясь, ответят, что животные умеют мыслить и еще как! И эмоции, и образное чувственное мышление, сопереживание и сочувствие не с неба свалились человеку.

Животные – наши родственники и даже близкие. Конечно, когда идешь, задумавшись, и витаешь в облаках, а какая-нибудь дурно воспитанная собака бросается на тебя с лаем и сбрасывает с мысли, мне трудно признать ее своим младшим братом. Но ведь и не каждого человека хочется взять в родственники.

Многие животные ведут себя по-человечески, а некоторые люди, к сожалению, по-скотски. Что поделать? В любой сфере есть неприятные издержки производства. Но, если отбросить крайности и с пониманием отнестись к неизбежному браку в природе, надо признать – животные и люди, все мы вместе и врозь – дети Земного Шара.


Отличие

Нет никакого сомнения в том, что человек – выходец из животного мира и его продолжатель, но есть существенное отличие человека от животного. Корова не может построить коровник, а человек может устроить свинарник.

Животные живут инстинктами, а человек использует разум, чтобы уклониться от разумных инстинктов и традиций и создать скотские. Честь ему и хвала. Разум поработал, и душа не дремала.


Творческий сортамент

Условно всех людей можно разделить на три категории: пустомели, критики и работники. Конечно, любой из нас бывает и болтуном, и критиком, и пустомельным критиком, а когда жизнь или жена заставляет – в какой-то степени полезным работником, но одно их этих направлений является определяющим.

Пустомели и критики все знают, все понимают, все умеют, но ничего не делают, и их не заставишь. Все остальные ничего не знают, ничего не понимают, ничего не умеют, с точки зрения предыдущих категорий, но именно их руками, лучше или хуже, сделано все, что должно быть сделано. И это правильно.

Если человек умеет работать, он работает, а если не хочет, не любит и не умеет, он занимается всем остальным – грамотно сомневается, изобретательно льет воду, талантливо и аргументировано охаивает.

Такое поведение формирует чувство собственной важности и возвышающего превосходства. А что еще нужно для полноценной и сочной жизни? Что еще нужно? Хорошая зарплата, интересный досуг и счастье в личной жизни. Все остальное есть.


Футбол на полигоне

В семидесятых годах прошлого века через несколько лет после полета Гагарина с 1963 по 1968 годы мне довелось несколько раз побывать на полигоне Капустин Яр. Полным именем тогда его никто не называл. В разговорах он фигурировал как Кап Яр или «у Вознюка».

Вознюк – легендарный генерал, командующий полигоном. О нем я много слышал, но самого не видел, хотя несколько раз находился рядом с ним в соседней комнате. Моего присутствия на заседаниях Государственной комиссии не требовалось.

О рекламной составляющей своей работы на полигоне говорили со здоровым чувством самоиронии, и мне это очень нравилось. Мы хорошо знали потную сторону черной работы. Пафос уместен на свадьбе, когда не тебе сопровождать невесту в покои. Знаменитую песню, исполняемую лучшими запевалами страны, на полигоне пели с измененными словами.

Я верю, друзья, что пройдет много лет,
И мир позабудет все наши труды.
На пыльных обломках разбитых ракет
Останутся наши следы.

С ракетами всякое бывало. Одни выходили на орбиту, другие – «за бугор». Случалось и хуже.

За пару часов до первого пуска, который я видел своими глазами, нас рано утром на рассвете разбудили и выгнали в поле. В гостинице ракета может накрыть всех сразу, а в поле за каждым отдельно она гонятся не станет.

 Я впервые в жизни видел восход солнца в степи. Внезапно на дальнем горизонте из земли поднялись в разные стороны несколько огненных мечей. Они стали разрастаться, занимая полнеба. Потом у самой земли показался край раскаленного солнца. Сам пуск и факел ракеты в свете ярких солнечных лучей произвели меньшее впечатление.

Для меня командировка начиналась с Днепропетровска. Месяц-полтора проверки и испытания аппаратуры, потом мы, командированные, совместно с хозяевами перелетали к Вознюку и там – до отвального банкета.

Первой экспедицией, в которой я побывал, руководил сам Ковтуненко, в будущем Главный конструктор Подмосковной фирмы, а следующий Хачатурян – начальник отдела днепропетровской фирмы. С этим отделом мы несколько лет были тесно связаны.

Когда Хачатурян первый раз в качестве руководителя экспедиции прилетел на полигон, его знакомили с членами Государственной комиссии. Последним среди членов комиссии стоял молодой высокий худой парнишка.
– Хачатурян, – представился Хачатурян и протянул руку.
– Римский-Корсаков, – ответил парнишка и пожал руку в ответ.

Хачатурян не на шутку обиделся. Бывалым членам экспедиции стоило немалых трудов убедить его, что этот дерзкий мальчишка не первый раз именно под такой фамилией заседает в комиссии и отвечает за одну из самых важных и сложных систем.

В серьезных и состоятельных фирмах кадры набирали из престижных вузов, а в престижных вузах бывал большой конкурс. В таких командировках и экспедициях собирались интересные люди.

Всю жизнь мне казалось, что учителя и врачи разобщены. Ничего не могу сказать о научных сообществах. Я там не купался. Проектно-конструкторская деятельность, разработка и создание нового требуют совместного труда. Сама работа, ее специфика способствует формированию коллективов. Все формы внутривидовой борьбы там присутствуют, но, если коллектив держится, значит, сложилось устойчивое равновесие.

В таких командировках быстро складывались группы и коллективы, возникала дружба. Соединяло общее дело и бытовая беззаботность. Но, как легко дружба возникала, так легко и рассыпалась после расставания. С некоторыми случалось потом встречаться, но они уже в других коллективах, былой контакт утерян – пути разошлись.

 Дольше теплые отношения удерживались с хозяевами. Некоторые до сих пор у меня в памяти и душе.
Хорошие отношения складывались с офицерами полигона. Все они – выпускники академий и, как мы, еще молоды. Разница в возрасте минимальная. Военные по характеру больше, чем другие – дети природы – открытые, откровенные. Мне повезло. Я встретил среди них несколько изумительных рассказчиков. Или я оказался благодарным слушателем, а их это вдохновляло.

Я и сейчас мог бы воспроизвести многие забавные рассказы, но не буду этого делать. Устные рассказы трудно поддаются перу, тем более в пересказе постороннего – живость и детали теряются. Во-вторых, это – чужая собственность. Может быть, авторы когда-нибудь их оформят, или рассказами отцов воспользуются дети. У них больше прав.

В одной из командировок я примкнул к команде из Института Земного магнетизма. Руководил командой известный ученый. Он был старше нас, зацепил войну, вернее, она его изрядно зацепила, но по характеру он самый юный – мальчишка мальчишкой. До перелета в Кап Яр у нас оказался свободный день, и он сманил нас в ресторан среди бела дня – поесть, так поесть. Потом повел на берег Днепра.

Днепровские кручи не давали ему покоя, он уговорил штурмовать их и первым полез наверх, не стесняясь карабкаться на карачках. Потом мы, все еще немножко под градусами, сбегали наперегонки сверху вниз. Слава богу, никто не сломал себе шею. А на полигоне оказалось, что он – человек недюжинной настойчивости и воли.

Предстартовые испытания не получились. В его приборах сплошные сбои. У начальства твердое мнение, что они сырые, и все надо прихлопнуть и отложить. Три часа он сражался с Государственной комиссией. Его писклявый голос мы слышали за стеной. Первым сдался генерал Вознюк. Он решил выполнить все «надуманные и капризные» претензии ученого.
– Но если…
Что будет, если, Вознюк не раскрыл, и это осталось тайной грозного генерала.

От корпуса оттащили все крупные металлические предметы, отогнали вагоны. На два часа обесточили площадку и все в округе.
Испытания прошли без единой запятой. Комиссия дала добро. Потом отвальный банкет, а на банкете, как известно, другие герои.

Через полгода я специально ездил к ним в институт, и они восторженно хвастались результатами. Потом они эти результаты опубликовали, а мы ими пользовались, создавая свои приборы.

Группой офицеров полигона, которые работали с нами, командовал весьма пожилой подполковник. Новую технику он не знал, в образовании и в культурном уровне по сравнению с выпускниками академии у него проплешины, но он был трудолюбивым служакой, закаленным еще с войны, а по характеру – демократ. Офицеры относились к нему иронически, но по-доброму.

В эти же годы идеологическое ведомство Суслова придумало для страны сногсшибательное занятие – борьбу за звание ударника коммунистического труда. Оглядываясь в прошлое, могу сказать, что ни вреда, ни пользы массовая затея не принесла.

 Кто-то с удовольствием отвлекался от дел, кто-то раздражался, что его отвлекают, а основная масса отправляла затею под копыта. Вся страна от доярки до маршала писала индивидуальные обязательства. Чушь – собачья. Многие на этом бананы едали, а простому труженику от этого не навар, а хлопоты.

Дошла очередь до офицеров, о чем им поведал их командир. Еще не видя из своего корпуса, что творится в стране, офицеры встали на дыбы – так поначалу всегда поступают, когда навязывают бесполезную и глупую работу. Не лежит душа, хоть тресни. Подполковник старательно убеждал, офицеры его доводы разбивали в пух и прах и окрылялись этим. Терпение подполковника лопнуло.

– Встать! – заорал он командным голосом. – Смирно!! Через полчаса чтобы все обязательства лежали тут на столе! – и вышел из комнаты.
Офицеры рассказывали эту свежую историю с удовольствием и без обид. Старый подполковник дал им хороший урок. Дело не стоило яичной скорлупки. Тридцати минут много, чтобы и Суслов облизывался, и от них отстали.

В те дни, когда я был на полигоне, произошел сброс Никиты Хрущева с трона. Мы работали в испытательном корпусе, и вдруг возникла небывалая суета. По громкой связи срочно созывают всех офицеров. Через какое-то время они возвращаются возбужденные, а рот на замке. Снует высокое военное начальство, но работой не интересуется. По громкой связи объявляется о грядущем срочном партийном собрании офицеров.

Мы, гражданские, понимаем, что в стране что-то произошло. У одного из парней мощнейшая радиоаппаратура по обслуживанию испытаний его приборов. Он тут же поймал вражеские голоса. Мы, беспартийные, спокойно слушаем новости и комментарии.

Те из нас, кто вступил в партийные ряды, но таких немного, и офицеры, все как один члены партии, подходить к динамикам опасаются. Они издалека навостряют уши или осторожно расспрашивают тех, на кого могут положиться. А команды, выключить радиоаппаратуру, нет. Все заинтересованы, чтобы она работала.

Потом новое объявление. Гражданских лиц, членов партии, будут пропускать на партийное собрание офицеров по партбилетам. Теперь наша очередь расспрашивать. Ничего, кроме самого факта, им не сказали – провели идеологическую дезинфекцию: как себя вести и трактовать события.

После отставки Хрущев приезжал к нам в Истру, разыскивал знакомого агронома, расспрашивал дорогу – общался с народом. Протрезвел мужик. Заметил, что ходит по земле, а на ней есть ещё люди. Но это – классика. После пинка под зад любой становится мудрее.

С другой стороны, если хорошо подумать, а что он мог сделать, кроме сумбурных глупостей, в таком окружении, которое он сам себе сколотил, и при таком давлении, которое оказывали на него соратники. Душа рвалась, а сапоги в болоте.

Большой рычаг государства распределен на рычаги чиновников. Любой из них отдельно взятый – человек как человек, но вместе – не дай бог. Все вместе они насмерть защищают корпоративные интересы и консервируют то, что есть. А возможностей у них, хоть отбавляй. Они примут любую избыточную концентрацию своей власти, но не расстанутся даже с крупицей ненужных и обременительных функций.

Все, что позволила история, Никита совершил, а те возможности, которые отпускались самому, прохлопал. Не хватило гибкости, мудрости и образования. Слишком высоко витал он в облаках, чтобы понимать, что творится на земле.

С первых же шагов новых кремлевских мальчуганов сразу стало ясно, что с мягкотелой интеллигенцией нянькаться не будут. Когда в стране урчит живот, основной рецепт – затыкать рты. Ничего нового в этом не было. Всё это те же мальчуганы затевали при Никите, но шло, как всё при нем, через пень колоду, наскоками, сумбурно, непоследовательно, а теперь делу можно было дать строгий ход без отклонений.

Теплились какие-то надежды, что что-то можно сделать с экономикой. Новой метле хочется подчистить старый мусор. Романтики объединились вокруг премьера Косыгина, но слишком много было объективных причин, чтобы реформы благополучно провалились.

У каждой системы свой срок существования. Яростных защитников – с избытком, еще не пришла пора умирать. Среди многих глобальных причин меня интересует причина человеческая.

Косыгин боялся лишний раз чихнуть, он справедливо опасался, что Брежнев сбросит его с облучка. Чутье Косыгина не подводило, но с таким горизонтом лошадей не подгоняют. Брежнев терпеть не мог Косыгина. Если у того получится, часть славы и влияния придется отщипнуть. Брежнев в быту – мужик нормальный, а на политическом ринге за свое стоял аккуратно, но бескомпромиссно.

Он дождался отставки любимого соратника, а государственная машина в лице чиновников первого разряда, зная пристрастие шефа, окутала отставника теплотой забвения. Даже похороны пытались провести тишком. Смешно было смотреть со стороны, но таковы правила на том футбольном пятаке.

Футбол – основное занятие на полигоне в свободное время. Мяч никогда не брали, гоняли консервную банку. Победы не праздновались, поражения не огорчали, но все перипетии игры обсуждались охотно и долго.

В футболе свои герои. Одного парня, по телосложению ничего особенного, каждая команда хотела иметь защитником. Я привык, что защитник – массивная тумба, от которой все отлетают, а этот – ничего особенного, но в игре я понял, в чем дело. Он прирастал к земле, его невозможно было столкнуть, а поскольку завидным весом не обладал, он оказывался на пути любого шустрого нападающего.

В последней командировке сколотилась команда игроков в преферанс. В основном москвичи. Один из нашей команды решил маленько проиграться. Такое удовольствие ему доставили, но он знал, на что шел.
– Играют профессионально, – заключил он.

Один парень решил ввязаться. В институте когда-то играл, решил повысить квалификацию. Как ни отговаривали, сел за стол и проигрался в пух. Ребята, с которыми он приехал, как-то его кормили и обеспечили отъезд, но улыбки на его лице мы больше не видели.

Играли преферансисты в холле гостиницы. Поначалу к ним примыкал парень из Днепропетровска. Похоже, он в игре знал толк. Ободрать его не удавалось. Главное его достоинство для болельщиков – он бурно и сочно комментировал события, это делало для окружающих игру интересной, но именно за это игроки его не любили и отшили от стола. Болельщики тут же исчезли, и дальше профессионалы играли в одиночестве. Скучные люди для неиграющих.

Игрой это нельзя назвать. Это работа – нервная и напряженная. Мне кажется, в итоге каждый из них остался при своих. Играли до последнего дня, деньги ни у кого не иссякли, а чемоданов валюты по их служебному положению у них быть не могло. Поддерживали квалификацию.

 Знакомый преферансист мне рассказывал. По дороге на юг он сколачивал в вагоне компанию и пополнял свой кошелек. На юге почти не играл, боялся нарваться на мастеров. На обратном пути снова грешил. За достоверность информации не ручаюсь – знакомый любил прихвастнуть.

Когда я был студентом и ездил из Ленинграда в Белоруссию на каникулы и обратно, меня много раз в вагоне настойчиво пытались втянуть в игру на деньги, но я не романтик. Мне не доставляет удовольствие перекладывать свои деньги в чужой карман и чужие в свой брать не хочется.

 Правда, в шахматы поигрывал, и чужой проигрыш меня не огорчал. Я знал одного парня-шахматиста. Ему необходим был стимул в игре. Если ставкой был хотя бы бокал пива, он играл изобретательно и виртуозно, если не было стимула, не шла у него игра. Не взвинчивались чувства, и не работала фантазия. Многообразие жизни в чемодан не уложишь.

Однажды я был на полигоне в марте месяце. Вечером мы поздравили женщин. Мне кажется, что женщины, которые бывали на полигоне, не жалеют, что судьба занесла их туда. Суровые условия быта с лихвой компенсировались теплым отношением мужчин. Скучать им там не давали.

Утром я встал и пошел умываться по пустому коридору. Из своего номера, шатаясь, вышел хозяйственный руководитель экспедиции и заплетающимся языком сказал мне:
– Ты один не брал у меня спирт. На тебя положен целый чайник.

Это обратная сторона полигона. Формально на полигоне до банкета сухой закон, но, кто хочет, найдет лазейку присосаться к цистерне. Командировки не сделали меня хуже.

Длительные командировки выбивают из рабочего ритма и не всем по душе. Я не жалею, что несколько лет провел в частых разъездах. Мы были молоды и беззаботны, ответственность за страну и будущие поколения нас еще не обременяла. Мы радовались жизни и во всем находили свои изюминки – в играх, в рыбалке, в посиделках.

Командировки значительно расширили круг людей, попавших в поле моего зрения. Многих я помню до сих пор и благодарен судьбе за встречу.

Советский секс
В прекрасном фильме «Тридцать три», сатире на советскую власть, есть изумительная сцена. У героя фильма тридцать три зуба. Он стал знаменитым, его даже в космос посылают.

Герой в сопровождении эскорта мотоциклистов и тружеников информации едет в свой поселок сообщить жене о полете. Она в это время стирает белье и выжимает кальсоны. Молча выслушав высоко взлетевшего мужа, жена шлепает его кальсонами по лицу. Герой поворачивается к сопровождающим и сообщает: «Семья согласна».

В 1984 году, когда советская власть еще стояла на ногах, и казалось, износа ей не будет, я оказался в Ессентуках. В то время в районе Кавказских минеральных вод существовала единственная на всю страну лаборатория, занимающаяся проблемами сексуальной сферы.

 Сотрудники лаборатории раз в неделю читали лекции в городском лектории. За символическую плату можно было получить сведения, которые ни в какой другой точке Советского Союза ни за какие бриллианты не достанешь. Литературы об этом в стране не было начисто. Партия строго следила, чтобы кроме ее оболванивающих откровений никто ни о чем не помышлял.

Одна лекция – только для мужчин, другая – только для женщин. Смелые женщины приходили и слушали лекцию для мужчин. Ничего такого, чего нельзя было бы им слушать, не было. Все было в строгих рамках приличия. Никакого разговора о технологии секса не было. Речь шла о тончайшем взаимодействии души и тела, о котором полезно знать, а прочитать негде.

К концу лекции моя соседка, пожилая женщина, навзрыд расплакалась. «Он все делал не так!».

Ее богатырь бульдозерист без вполне уместной подготовки мчался совершить героический подвиг – закрыть собою амбразуру. Она не отвечала ему подобным азартом. Тогда он винил себя и удваивал энергию. Она становилась еще холоднее, а он сильнее зверел

С тем природным богатством, каким располагал ее муж, женщина могла бы прожить счастливо, а прожила, как в аду. Природа наградила его физической и иной силой, но не получил он от природы тонкого чутья, чтобы чувствовать и понимать женщину.

Ему бы дать обратный ход и поступать наоборот, не как жесткий герой, но никто не научил его другой математике, не подсказал, не намекнул.

Каждая лекция – женские слезы. Мужики сдержаннее, но, я же вижу, выходят ошарашенные и крепко о прошлом думают. Ну что мы знали? Конечно, тот, кто интенсивно ходил по рукам, располагал сведениями, передававшимися из постели в постели, но основная масса была дремучей.

Когда в страну хлынул потом литературы на эту тему, и студенты распространяли ксерокопии, мое поколение подворовывало у детей экземпляры и тайком от них почитывало при свете настольной лампы.

Ну что антисоветского находила власть в том, чтобы литература на эту тему лежала на книжных прилавках? За одно это – за дремучесть общества в таких вопросах – партия Ленина-Сталина заслужила шлепка кальсонами по лицу. Но, если поразмыслить с ее позиции, мне рассуждать легко, а власть понимала, что все на соплях держится. Отпусти на свободу соломинку – весь сноп развалится.

Так в итоге и получилось десять лет тому назад. Я ждал ее падения, но не в эти сроки, и то, с какой легкостью она рухнула, оказалось для меня неожиданным. На десятилетнем юбилее падения выяснилось, что ее предали даже элитные части. Но так и должно быть. В элитных подразделениях больше чем где бы то ни было думающих. Они понимали – с идиотизмом пора кончать.

Теперь я иногда ворчу на средства информации за перехлест. Везде – о технологии, о том, как раскрыть тело, почти ни слова о том, как важно открыть душу. Воспламенишь душу, тело само раскроется – не через силу и деньги, а по порыву души.


Обыкновенный злобизм

В последние годы ассортимент белых лиц Подмосковья пополнился загорелыми лицами гор и предгорий, и это стало вызывать у некоторых аборигенов бульканье в желудке.

Мальчишка из семьи, снимающей квартиру в нашем подъезде, жалуется:
– Я родился в России, и моя сестра родилась в России, а меня дети обзывают «черным чурбаном» и «черной кошкой». Я хочу здесь учиться, а папа говорит, что нельзя. Тебя здесь бить будут. Я хочу учиться. Я не боюсь. Я буду драться.

Я помню, как дрался чернокожий мальчишка на берегу озера возле Челябинского трубного завода. Я там оказался на преддипломной практике, как занесло туда семью негра, не знаю. Отца, высокого, сильного, обожали женщины. Он сходил в воду озера, а две-три блондинки висели на нем.

Сын-мальчишка играл с детьми. Во всем он был ловчее их, а когда побеждал, они дразнили его за цвет кожи. Он зверел и выступал против стаи. Отец не вмешивался, но его помощь не требовалась. Мальчишка разбрасывал и расшвыривал стаю. Но дети есть дети. Снова игра и снова драка. Дети тиражируют то, что культивируют родители, повторяя и зазубривая их идеологию.

Жизнь любит преподносить сюрпризы. Часто хочешь одно, а получаешь другое. Не лучшие представители большинства, презирая, завидуя, отвергая, закаляют инородному меньшинству волю и стимулируют творческую и житейскую активность, а сама обстановка побуждает родителей меньшинства относится к детям с прочным запасом заботы и теплоты, чтобы компенсировать холод улицы.

Нет худа без пользы. Получается, что обыкновенный бытовой злобизм приводит к неравным стартовым условиям внутренней мотивации.

Пока он на кухонном уровне, но через пару десятков лет «черные чурбаны» и «черные кошки» окончат вузы, станут успешными конкурентами на разнообразных жизненных тропинках, и тогда особо чувствительная интеллигенция и чиновничество поднимет вой о засилье гор в равнинной местности.

Все люди разные по уровню воли и дарований, по умению их реализовать. Для зависти и злобы всегда есть, почва. Поэтому завистливый злобизм неистребим, и легкой жизни на земле никогда не будет.