de omnibus dubitandum 5. 436

ЧАСТЬ ПЯТАЯ (1584-1586)

    Глава 5.436. У МОСКОВСКОГО ГОСУДАРЯ БРАТА ВЗЯТИ НА КОРОЛЕВСТВО НЕ ХОТИМ…

    Ни в русских, ни в польских (отредактированных романовскими фальсификаторами - Л.С.) источниках не сохранилось каких-либо подробностей о вызволении Марии Владимировны Магнусовой из рижского замка и путешествии ее на родину. А между тем, Солтану Дубровскому пришлось выполнять царское поручение в трудных условиях «календарной смуты», с новой силой охватившей Ригу.

    Беспорядки, вызванные введением Григорианского календаря в ноябре 1585 г., удалось подавить только в январе 1586 г.

    Кардинал Юрий Радзивилл обвинил рижан в нарушении клятвы верности королю. Бюргеры, опасаясь последствий, отправили особую депутацию в Гродно, где в это время находился королевский двор. Туда же приехал кардинал. Вслед за ним, в начале марта, как уже говорилось выше, в Гродно прибыл Дубровский с царской грамотой.

    Царский гонец получил королевское разрешение сопроводить Марию Владимировну на родину 25 марта. А на следующий день, 26 марта, король выслушал представителей от горожан и магистрата Риги.

    Он издал указ, согласно которому бургграф и другие члены магистрата освобождались от ответственности за происшедшую смуту, им возвращались все привилегии, а горожанам надлежало возместить убытки городу и выдать на суд короля зачинщиков беспорядков.

    2 апреля 1586 г. из Гродно в Ригу прибыл королевский уполномоченный Грабовецкий с указом короля о возмещения убытков членам магистрата и требованием выдать городских смутьянов.

    Горожане встретили королевского посланника враждебно. Они отказались выполнить приказ и выдать Грабовецкому зачинщиков. По истечении месячного срока, когда бунтовщики должны были явиться к суду, но не явились, Баторий заочно осудил их на смертную казнь с конфискацией имущества в пользу королевской казны.

    Горожане возмутились, и брожение в городе стало опасно усиливаться. Ремесленники и подмастерья собирались на площади. Они выказывали неповиновение властям и угрожали расправой членам магистрата: бургграфу Екку, бургомистру Бергу и фогту (правоведу) Тастиусу. Вскоре выступления приобрели откровенно антипольский характер.

    Солтан Дубровский, прибывший в Ригу вместе с Грабовецким, также столкнулся с враждебным отношением со стороны горожан. Освобождение Марии Владимировны встретило многие препятствия, сроки выполнения царского поручения грозили быть сорваны.

    Грабовецкий уехал из Риги в начале июня, так и не выполнив королевский приказ. Он пригрозил вернуться с отрядом солдат. Вслед за ним бежал из города бургграф Екк, прихватив деньги общины.

    Тогда началось новое смятение, и страсти накалились до предела. 17 июня ремесленники ворвалась в ратушу, где шло заседание магистрата. Их предводители обвинили бургомистра Берга в сговоре с бургграфом и в краже денег из городской казны. Они потребовали, чтобы Берг немедленно был брошен в тюрьму и предан пытке, что и было исполнено стражами порядка.

    Другой враг городской общины - правовед Тастиус предусмотрительно укрылся в рижском замке, ожидая момента, когда магистрат восторжествует над общиной. Узнав о расправе с бургомистром, в ту же ночь Тастиус попытался бежать, воспользовавшись потайным ходом, который вел из замка к реке Даугава (Западная Двина).

    Он переоделся в платье крестьянина и тайком покинул замок. У берега его ждала лодка.

    Тастиус намеревался переправиться на другой берег и добраться до морского порта, так как городские ворота были заперты. Однако побег не состоялся. Один из замковых служителей - замочных дел мастер - предупредил горожан о замысле предателя.

    Тастиус был схвачен и подвергнут пытке. Правовед сознался в своих преступлениях, и 27 июня состоялась его публичная казнь.

    Его товарищу по несчастью бургомистру Бергу удалось совершить побег из городской тюрьмы. Он переоделся в платье жены, которая пришла его навестить, и благополучно покинул Ригу на морском судне (В.У. Календарная смута в Риге // Вестник всемирной истории. № 2 (январь). СПб., 1900: 111-132).

    Итак, отъезд Марии Владимировны состоялся в то время, когда город был охвачен мятежом. Солтану Дубровскому пришлось действовать в крайне сложной обстановке. Вполне вероятно, он использовал побег Тастиуса как отвлекающий маневр для вызволения королевы Ливонии.

    Пока стража и горожане были заняты поимкой правоведа, Мария Владимировна и ее домочадцы ускользнули из замка тем же потайным ходом. На беглецов никто не обратил внимания, так как они обменялись платьем с прислугой.

    По сведениям Геннинга, Мария Владимировна уехала на родину в сопровождении нескольких лиц из немцев (Henning Salomon. Salomon Henning's Chronicle of Courland and Livonia. Madison (Wis.), 1992: 154).

    Состоявшийся при таких драматических обстоятельствах отъезд королевы Ливонии на родину более напоминал бегство из осажденной крепости, чем выезд «во всякой чти».

    Солтан Дубровском, несомненно, действовал в Риге не в одиночку. Ему помогал один из слуг Джерома Горсея. Англичанин первым узнал об успешном завершении операции по спасению королевы Ливонии. Он сообщил царским советникам, что «подарки» готовы к доставке в Москву. Тотчас «дворянин с 50 охотниками был послан, чтобы принять все меры к быстрой доставке их через реку Двину».

    Горсей с гордостью отметил, что «в этот раз» его «похвалили за хорошую службу и за выполнение воли царя относительно королевы Магнуса, которая была благополучно доставлена в Москву» (Horsey Jerome. The Travels of Sir Jerome Horsey//Russia at the Close of the Sixteenth Century. London, 1856: 102).

    Борис «Годунов» (кавычки мои – Л.С.) остался доволен службой Горсея, так как пребывал в полной уверенности, что главный «подарок» - «недорогое колечко с рубином» - было доставлено в Москву и находится в его руках.

    Вскоре из Польши поступило сообщение, что Баторий, намерен созвать в декабре 1586 г. сейм с единственной целью -назначить себе наследника (Бантыш-Каменский Н.Н. Переписка между Россиею и Польшею по 1700 г. Ч. II. М., 1862: 13). В Кремле, несомненно, расценили такое заявление как проявление королем бессильного гнева из-за потери заложника.

    Баторий, не успел назначить наследника и объявить войну «московиту» в целях «обороны» сироты. Простудившись на охоте, он умер 12 декабря 1586 г.

    Скоропостижная смерть Батория вызвала множество кривотолков при королевском дворе, многие подозревали отравление, поэтому состоялось вскрытие тела. Подозрения не нашли подтверждения (Hechel Fryderyk. Historyczno-krytyczne badania pocz^tku i wzrostu medycyny s^dowej//Rocznik Wydzialu Lekarskiego w uniwersytecie Jagiellonskim. Vol. II. Krakow, 1839: 177-178).

    В Варшаву с соболезнованиями от имени государя был отправлен в посланниках Елизарий Ржевский. Он предложил панам-радам взять на королевство брата царя Федора (царевича Дмитрия Ивановича - Л.С.).

    Польско-литовские вельможи категорически отвергли такое предложение: «...Мы у московского государя брата взяти на королевство не хотим и, миритца с московским государем... не хотим» (Лашков Ф.Ф. Статейный список московского посланника в Крым Ивана Судакова в 1587-1578 году//Известия Таврической ученой архивной комиссии. № 14. Симферополь, 1891: 61).

    Известный исследователь Смутного времени граф С.Д. Шереметев полагал, что именно в 1586 г. образовался «зародыш» Смуты, «всего будущего, связанного с именем царевича Дмитрия» и Гришки (не Гришки, а Жорки – Л.С.) Отрепьева. И основой для появления этого «зародыша» послужило дело о «наследстве Стефана Батория» (Шереметев С.Д. Труды по истории Смутного времени. М., 2015: 253, 275).

    Вряд ли Борис «Годунов» (кавычки мои – Л.С.)  догадывался в 1586 г., чем обернется «хитроумное» освобождение королевы Ливонии из польского плена, когда благодарил Горсея за быструю доставку «подарков». Не задумывалась о последствиях и «Елена», ступая на родную землю.