de omnibus dubitandum 11. 392

ЧАСТЬ ОДИННАДЦАТАЯ (1602-1604)

    Глава 11.392. ВОВРЕМЯ, ПОЯВИВШИЙСЯ ИНФЛЯНЧИК…

    Завесой тайны покрыта судьба «инфлянчика» Юрия Петровского, несомненно, прибывшего в Московию вместе с Марией Владимировной в числе сопровождавших ее «немцев».

    Сведения о нем появляются в документах только после того, как в литовских землях объявился «царевич Дмитрий». Из донесения папского легата Рангони от 17 января 1604 г. из Кракова известно, что «инфлянчик» - главный свидетель по делу Претендента - некоторое время служил царевичу Дмитрию в Угличе. Затем он оказался в Великом княжестве Литовском, где в его судьбе принимал участие литовский канцлер Лев Сапега (Тимощук В.В. Новые данные о первом Самозванце//Русская старина. 1899. Т. 97. № 1: 199).

    Имя «инфлянчика» долгое время скрывалось от русских. Бояре узнали его лишь после (придуманной фантазиями романовских фальсификаторов и их последователей дипломированных горе-историков – Л.С.) смерти царя Дмитрия Ивановича=Сигизмунда III "Ваза"="Лжедмитрия" (ум. 27 мая 1606 г.).

    Юрий Мнишек признался московским боярам на допросе 9 июня 1606 г.: «И некий Петровский, который служил в Угличе, а потом пану канцлеру литовскому (Льву Сапеге - Л.С.), и который также знал его (Претендента) хорошо, тоже признал его перед королем его милостью...» (Горсей Джером. Записки о России. XVI - начало XVII вв. М., 1991. Дневник 1995 - Дневник Марины Мнишек. СПб., 1995: 63).

    Отправленные немедленно в Польшу послы царя Василия Шуйского пытались подорвать доверие к главному свидетелю. Они упрекали Льва Сапегу в покровительстве проходимцу, настаивая, что того звали не Юрий, а Петр Петровский. Утверждали, что он находился короткое время в Ливонии, куда прибыл в составе русского посольства в 1601 г., а затем сбежал к Сапеге, «заворовав». Особо настойчиво послы доказывали, что Петровский никогда не бывал в Угличе и «царевича Дмитрия не видал» (Сборник Русского исторического общества. Т. 137. СПб., 1912: 264).

    Особая настойчивость царских послов, утверждавших, что Юрий Петровский никогда не бывал в Угличе, заставляет усомниться в правдивости их слов. Скорее всего, после пострига Марии Владимировны ее мнимый «приемный сын» был отправлен в Углич и находился в свите царевича Дмитрия в течение нескольких лет. Если такое предположение верно, то «инфлянчик» стал свидетелем трагических событий 15 мая 1591 г., когда при неясных обстоятельствах погиб (фантазиями романовских фальсификаторов и их последователей дипломированных горе-историков – Л.С.) сын Ивана Грозного (Симеона-Ивана – Л.С.), наследник русского престола.

    По странному стечению обстоятельств, Джером Горсей принимал активное участие в угличских событиях. Англичанин находился в то время поблизости от Углича - в Ярославле. В российской историографии принято (фантазиями романовских фальсификаторов и их последователей дипломированных горе-историков – Л.С.) скептически относиться к сообщениям Горсея об угличских событиях. Так, в своем письме к лорду Бэрли «по горячим следам» от 10 июня 1591 г. он «ошибочно» датирует убийство царевича 19 мая (Лурье Я.С. Письма Джерома Горсея//Ученые записки ЛГУ. Серия исторических наук. № 73. Л., 1941: 200).

    Но так ли это? Вполне вероятно, Горсей намеренно сдвинул дату происшествия, чтобы сообщить первоначальную версию смерти царевича - убийство, которая подверглась изменению в ходе следствия.

    В этот день - 19 мая, «в вечеру», из Москвы в Углич прибыла Обыскная комиссия, которую возглавлял сводный брат Дмитрия Ивановича=Сигизмунда III  "Ваза"="Лжедмитрия" князь Василий Иванович Шуйский.

    В течение трех дней - с 15 по 19 мая - пока комиссия находилась в пути, в городе происходили беспорядки. Посадские люди, по наущению Нагих, убили несколько человек, в том числе московского дьяка, и разграбили его дом. Кроме того, из Углича исчез «ведун Ондрюша Мочалов», которого держал на своем дворе дядя царевича Михаил Нагой.

    Обыскная комиссия провела молниеносное расследование обстоятельств трагического происшествия. Уже 2 июня материалы дела были представлены на заседании Освященного собора в Кремле. За десять дней князь Шуйский «с товарищи» провели титаническую работу. Они опросили около 150 свидетелей, переписали набело треть расспросных речей, скорее всего, убрав наиболее спорные утверждения очевидцев, и перетасовали бумаги таким образом, что в итоговом документе акценты, оказались смещены с эпизода смерти царевича на городские беспорядки.

    Смерть царевича Дмитрия была признана несчастным случаем.

    Дознаватели разделили материалы «обыска» на три самостоятельных дела:
первое - о колдовстве на погибель царя Федора Ивановича и бегстве «ведуна» Ондрюши Мочалова;

второе - о подстрекательстве Михаилом Нагим и (фантазиями романовских фальсификаторов и их последователей дипломированных горе-историков – Л.С.) вдовствующей царицей посадских людей к убийству государева дьяка на фоне смерти царевича Дмитрия, которая произошла в результате приступа «падучей болезни»;

третье - об убийстве государева дьяка посадскими людьми и разграблении его имущества (Клейн В.К. Угличское следственное дело о смерти царевича Дмитрия 15 мая 1591 г. Ч. 1. М, 1913: 2-13; Богданов А.П. Основы филиграноведения. История, теория, практика. М., 1999: 204-225; Таймасова Л.Ю. Трагедия в Угличе. Что произошло 15 мая 1591 года? М., 2006: 146-154).

    Из сохранившихся материалов Следственного дела видно, что «ведун» являлся одной из ключевых фигур в расследовании происшествия. Освященный собор, заслушав отчет Обыскной комиссии, объявил Мочалова в розыск. В Москву его велено было доставить в кандалах, как опасного преступника.

    Вероятно, Обыскная комиссия и Освященный собор отводили эпизоду о бегстве «ведуна» столь важное значение потому, что тот сбежал из Углича не один, а вместе с «инфлянчиком».

    К сожалению, основные материалы расследования по делу «ведуна Ондрюши Мочалова» ныне (стараниями романовских фальсификаторов и их последователей дипломированных горе-историков – Л.С.) утеряны вместе с началом свитка. Кто-то аккуратно отрезал эту часть документа.

    Письмо Горсея с неверной датировкой смерти царевича Дмитрия написано им в то время, когда Освященный собор уже принял вердикт по делу царевича: смерть ребенка была признана несчастным случаем, «попущеньем Божим».

    Таким образом, Горсей в отчете к лорду Бэрли излагает первоначальную версию событий в Угличе - убийство наследника престола. Эта версия подверглась искажению с помощью перебеливания расспросных речей свидетелей и перетасовки документов. Но тот ли мальчик умер, на которого готовилось покушение?

    Интересно, что в рассказе Горсея об угличских событиях вновь появляется «искусно вышитый платок».

    Англичанин подробно рассказывает, как он узнал об убийстве царевича Дмитрия. Поздней ночью в ворота его дома в Ярославле постучал дядя царицы Афанасий Нагой. Он сообщил о трагическом событии в Угличе и просил помочь cвоей племяннице - царице Марии, которая была отравлена. Англичанин передал для больной женщины «небольшую склянку с бальзамом от отравы». Эту склянку Горсей получил из рук королевы Елизаветы (NB)! «в награду за красиво вышитые золотом, серебром и персидским шелком разные московские платки». Королева также пожаловала ему свой портрет, вырезанный на «прекрасном голубом сапфире» (Горсей Джером. Записки о России. XVI - начало XVII вв. М., 1991. Дневник 1995 - Дневник Марины Мнишек. СПб., 1995: 115, 130).

    С помощью отсылки читателя к эпизоду с «искусно вышитом платком» и «недорогим колечком с рубином», полученным в дар от королевы Ливонии, англичанин, несомненно, дает понять, что «хитроумный побег» Марии Владимировны из рижского замка и трагические события в Угличе тесно связаны между собой.

    Мальчик, который должен был умереть, исчез, а вместо него погиб царевич Дмитрий.

    Несомненно, Горсей сам принимал участие в организации побега «ведуна Ондрюши Мочалова» и «инфлянчика». «Хитроумный» план был разработан, по крайней мере, за месяц до трагических событий. В апрельском послании Горсея к лорду Бэрли есть интересный пассаж о детях. Жалуясь на «большие (денежные - Л.С.) издержки здесь» (в Москве и в Ярославле), англичанин вдруг добавляет, что он «давно уже помолвлен с дочерью одного честного джентльмена в Букингемшире, время истекает, со мной дети того доброго человека в качестве слуг» (Горсей Джером. Записки о России. XVI - начало XVII вв. М., 1991. Дневник 1995 - Дневник Марины Мнишек. СПб., 1995: 238).

    Скорее всего, Юрий Петровский исчез из Углича вместе с «ведуном», а затем под видом одного из мальчиков-слуг английского дипломата благополучно покинул пределы Московии. В конце концов, Петровский оказался в Речи Посполитой, где находился под покровительством литовского канцлера Льва Сапеги. Так родилась легенда о спасении царевича Дмитрия неким доктором-наставником.

    Сведения о загадочном наставнике, который подменил царевича другим мальчиком, фигурируют в записках современников со слов самого Лжедмитрия=Сигизмунда III "Ваза"=Дмитрия Ивановича.

    Версию своего спасения Самозванец сообщил князю Адаму Вишневецкому, а тот изложил ее в донесении от 8 ноября 1603 г. к (нему же - Л.С.) польскому королю Сигизмунду III "Ваза"=Дмитрию Ивановичу=Лжедмитрию (Пирлинг Павел. Смутное время и Отечественная война. М., 1912: 64-66).

    Личность доброго наставника не раскрывалась в донесении, но современники полагали бесспорным, что тот был иноземного происхождения и обладал познаниями в медицине.

    Автор так называемого «Дневника Марины Мнишек» называет доктора «влахом»*, то есть итальянцем (Горсей Джером. Записки о России. XVI - начало XVII вв. М., 1991. Дневник 1995 - Дневник Марины Мнишек. СПб., 1995: 25).

*) Валахи (южнославянское; древнерусский — волохи; от германского walhos — название кельтского народа вольков, упоминающегося у Цезаря как Volcae; устаревший русский — валахи) — общее название предков восточно-романских народов (румын, молдаван, аромун, истро-румын, мегленитов). Первоначально у славян валахами могли называться романоязычные народы в целом. Чехи и поляки называют так итальянцев.

    В Италии полагали, что «воспитатель Димитрия, немец, как полагают, из окрестностей Кельна» (Бутурлин М.Д. Критический разбор неизданных документов, относящихся до истории Димитрия...//Архив исторических и практических сведений, относящихся к России. Кн. 1. СПб., 1860: 9). Такого же мнения придерживались при дворе французского короля: автором хитроумного плана по спасению царевича с помощью мальчика-двойника был «дворецкий, родом немец» (Сказания современников о Дмитрии Самозванце. Т. 1. СПб., 1859: 329). Немецкий купец Ганс Паерле в своих заметках со слов поляка Товяновского, сообщил имя «медика, старого немца» - Симеон (Сказания современников о Дмитрии Самозванце. Т. 1. СПб., 1859: 154).

    Анонимный автор «Краткой повести о злополучии и счастии Димитрия, нынешнего князя Московского» рассказывает о неком докторе Августине, который, всячески стараясь спасти царевича от покушений на его жизнь, нашел одного мальчика, очень на него похожего «летами, ростом и наружностью», и подменил детей (Чтения в Императорском обществе истории и древностей Российских. Кн. 3 (июль-сентябрь). Ч. IV. М.,1875: 2).

    Разнобой в сведениях о личности загадочного воспитателя позволяет выдвинуть предположение, что образ доброго доктора-наставника являлся вымыслом, но прототип у него все же был, это - Джером Горсей, который держал наготове склянку с противоядием. Несомненно, вызволение Юрия Петровского могло состояться только при содействии «ведуна», который имел доступ в угличский дворец. «Хитроумный побег» был столь тщательно продуман и осуществлен, что царские сыскари не смогли найти беглецов.

    Пропажа мальчика из Углича разрушила замыслы Бориса «Годунова» (кавычки мои – Л.С.). Всесильному (фантазиями романовских фальсификаторов и их последователей дипломированных горе-историков – Л.С.) конюшему ничего иного не оставалось, как делать вид, что «недорогое колечко с рубином» все еще находится в его руках. Такой уловкой, несомненно, стало появление при особе Бориса «Годунова» (кавычки мои – Л.С.) загадочного «царевича Дмитрия» через месяц после смерти (фантазиями романовских фальсификаторов и их последователей дипломированных горе-историков – Л.С.) бездетного царя Федора Ивановича - в феврале 1598 г.

    Этот юноша был поразительно похож на покойного царевича, но был старшего его годами. Как полагали, он родился от «Пятигорки, которой давно нет в живых», то есть был сыном царицы Марии Темрюковны. Иностранные шпионы доносили, что интриги "Годунова" (кавычки мои – Л.С.) вызвали замешательство среди знати. Бояре произвели собственное расследование о личности «друга» царского (фантазиями романовских фальсификаторов и их последователей дипломированных горе-историков – Л.С.) шурина. Они обвинили «Годунова» (кавычки мои – Л.С.) в убийстве наследника престола, который теперь необходим, а также в отравлении царя Федора и в намерении самому захватить престол.

    Говорили, что Федор Никитич Романов «подбежал к «Годунову» (кавычки мои – Л.С.)  с ножом, желая его убить, но остальные удержали его». После этого правитель перестал появляться в Думе и усилил свою охрану. Роль посредника в примирении его с оппозицией исполнял князь Дмитрий Иванович Шуйский, шурин «Годунова» (кавычки мои – Л.С.). Он убеждал бояр, чтобы те без правителя никаких шагов не предпринимали и царя не выбирали (Титов А.А. Из Львовского архива князя Сапеги. Письма Льва и Андрея Сапег к кн. Христофору Радзивиллу//Русский архив. № 11. М., 1910: 341).

    Следует признать, что «хитроумный» побег как «приемного сына» Марии Владимировны из рижского замка, так и его двойника Юрия Петровского из угличского дворца оказался «бомбой замедленного действия».

    Страшная правда открылась в 1603 г., когда в ВКЛ объявился юноша, называвший себя царевичем Дмитрием, законным наследником московского престола, а Юрий Петровский (фантазиями романовских фальсификаторов и их последователей дипломированных горе-историков – Л.С.) опознал в нем «брата царя Федора», которому он (фантазиями романовских фальсификаторов и их последователей дипломированных горе-историков – Л.С.) служил в Ливонии.