Гаррис Т. 2. Гл. 24. Предвкушение смерти. Ч. 2

Сейчас я определенно чувствую себя лучше, чем с тех пор, как мне исполнилось тридцать. Я довольствуюсь парой чашек чая по утрам; около часа дня я плотно обедаю, а вечером не ем ничего, кроме овощного супа и иногда кусочка мяса или сладкого. Теперь я могу выпить маленькую чашечку кофе, даже со сливками, после обеда и не чувствовать никаких побочных эффектов.

В почти семьдесят лет я могу пробежать сто ярдов за пару секунд так же быстро, как мог бы в двадцать. Я совершаю такой спринт каждый день.

Прекрасное здоровье я отвоевал, но возраст, хотя и сдерживаемый, нельзя отрицать. Хуже всего то, что это лишает вас надежды. Вы обнаруживаете, что вздыхаете вместо того, чтобы смеяться. Вид вашей могилы стоит перед вашими глазами, она всегда рядом с вами.

Поскольку великое приключение любви больше его не искушает, человек устает от монотонной работы и обязанностей, лишенных соблазна. Без надежды жизнь становится черствой, плоской и невыгодной. Хуже всего — безнадежность. Если вы нуждались в деньгах раньше, было двадцать способов их заработать: немного мысли и энергии. В старости жизнь идет без желания, без радости, без надежды. Откуда возьмется энергия? Сама мысль о борьбе вызывает у вас отвращение.

— Почему? Зачем? Что хорошего? — слетает с ваших губ, и слезы подступают к вашим глазам.

Теперь и моя память на имена внезапно стала очень плохой. Часто я вспоминаю слова, которые хочу процитировать, но не могу вспомнить имя автора. Или я иду в магазин, чтобы купить книгу, но имя автора забыл. Все это усложняет жизнь и раздражает.

Впрочем, я выражаю надежду, что эта забывчивость уравновешивает другую мою чрезвычайно полезную слабость. Всю жизнь я самым странным образом забывал неприятные события и обычных смертных. Жена часто говорит мне:

— Ты помнишь Марию или Сарру — служанку, которая сделала то или не сделала этого.

А я совсем забыл ее.

Я помню, как однажды в Нью-Йорке жена очень рассердилась на меня за то, что второсортный писатель последовал за мной к нашим воротам и попросил одолжить ему десять долларов.

— Разве ты не помнишь, — воскликнула она, — как он говорил и писал против тебя не шесть, но несколько месяцев назад?

А я давно забыл обо всех мелких жизненных невзгодах. Они очень быстро забываются для меня, и я считаю это одним из главных благословений моей жизни. Прошлое для меня все сладко и приятно, как прекрасный пейзаж, залитый солнцем.

Но настоящее становится все темнее, а будущее… Жалоба Уитмена в «Листьях травы», в самом конце сборника, отзывается эхом в моем сердце.

Высока эта песня, слова ее и полет,
Она обнимает бескрайние сферы пространства и времени,
Всю эволюцию и в совокупности — поросль грядущего и отошедшее.
Я запел ее в зреющей юности и пронес через жизнь,
Скитаясь, всматриваясь, не признавая авторитетов, включая в песню войну и мир, день и ночь,
Не отступив от нее ни на краткий час,
Я заканчиваю ее здесь и теперь, больной, нищий и дряхлый.
Я пою о жизни, но скажите мне доброе слово о Смерти:
Сегодня Смерть, словно тень, идет за мной по пятам, годами преследует мой согбенный двойник,
Порой приближается, и тогда мы — лицом к лицу10.
__________________________________
10 Уитмен. У. Стихотворение «Смысл “Листьев травы”». Подстрочник.

И все же что-то, что Гете называет «сладким обычаем жизни», удерживает человека на грешной земле. Я, например, не могу принять утешение: с потерей мужеской силы очарование ушло из жизни. Замечаешь, что в ногах девушки нет ничего удивительного; даже хорошо сложенные ноги не волнуют и не возбуждают так, как раньше: волшебство почти исчезло!

Десять лет назад я с живым любопытством читал объявления парижских театров. Теперь я вряд ли перешел бы улицу, чтобы стать свидетелем какого-нибудь происшествия. Почти все очарование исчезло.

Пять лет назад я с большим интересом брался за редактирование очередной книги: есть ли в ней что-нибудь новое и необычное? Теперь я читаю собственную книгу и остро чувствую, что очарование исчезло. Я ясно вижу, что моя четвертая книга портретов не так хороша, как первые две. Я вижу, что рассказы из этой книги не такие, какими я предполагал их написать, они не так хороши, как в предшествующих томах, — грязные воды!

Небеса лишены солнечного света.

Земля лишилась солнца.

Зачем же тогда продолжать борьбу? Почему бы не покончить с собой посредством шприца? Тем более, что я не боюсь неизведанной страны. Нет! Зачем колебаться? Я не могу надеяться писать лучше в семьдесят, чем писал в шестьдесят. Я знаю, что это маловероятно.

Зачем задерживаться еще на час на сцене этой жизни? Я не знаю. Я хожу по земле, дышу воздухом и чувствую солнце. И в этом есть некое притяжение, но очень слабое: первый сильный толчок — и я уйду.

Как бы то ни было, забота о будущем моей жены сдерживает меня больше, чем любой другой фактор. Имею ли я право огорчить ее, причинить такую ужасную боль? Ведь я обязан ей всем добрым, что есть во мне!

Вот шприц для подкожных инъекций, завтра я куплю морфий. Значит ли это, что в жизни нет никакого удовольствия? Неправда, есть! Одно, величайшее, самое острое и подлинное — чтение! А еще великолепная музыка и восхитительные картины, и вообще все новые произведения искусства — все это чистейшая радость без малейшей примеси декаданса.

Я иду в свою маленькую библиотеку, беру книгу Чосера «История персон»11 и моментально попадаю в иной мир. Читаю проповедь священника о семи смертных грехах. Первой идет гордыня — «учительница зла»; «от этого первородного греха идут корни гнева, зависти, лени, жадности, обжорства и даже прелюбодеяния.
_________________________
11 «История персон» или «Сказки Кентербери» — другие названия «Кентерберийских рассказов» Дж. Чосера.

Я никогда не страдал гордыней — ни проживая в столице мира, ни вне её. Во мне нет ни единого проявления гордыни, прежде всего «черного сердца, когда человек радуется тому злу, которое он причинил». Никаких следов гордыни, за исключением прелюбодеяния, хотя как приятно, что грех может быть связан с гордостью.

Сначала я познал «вонючий грех распутства, который является сущностью мужчины». Это и есть прелюбодеяние. Адюльтер, ведущий прямо в ад. Впрочем, у меня есть оправдание: я никогда не желал чужой жены!

Но потом я прочитал «о распутстве разных видов, таких, как блуд между мужчиной и женщиной, когда блудник отказывается жениться на своей жертве; это смертный грех и это против природы».

Против природы? Почему? Глас небесный возглашает Парфею12, что это смертный грех, ибо Бог-Отец запретил распутство. Подтвердил слова Бога и святой Павел.
__________________________
12 Парфей — один из персонажей «Кентерберийских рассказов».

Далее хуже: «Еще один грех прелюбодеяния — быть служанкой-девственницей... и принести драгоценный плод». Но я улыбаюсь, потому что этот случай не оговаривает святой Павел.

Наконец, я обращаюсь к откровениям Батской ткачихи13.
_________________________________
13 Рассказ Батской ткачихи — одна из центральных новелл «Кентерберийских рассказов».

Он каждый город посещал и дом
И всюду всех расспрашивал о том,
Что женщины всему предпочитают.
Но если даже женщины и знают,
Чего хотят, двоих на свете нет,
Чтоб на одном сошелся их ответ.
Те назовут богатство и наряды,
Те почести, те угожденью рады,
Тем лишь в постели можно угодить,
Тем бы вдоветь да замуж выходить.
Тем сердце лесть всего сильней щекочет,
А та сознаться в слабости не хочет,
Но ей хвала сокровищ всех милей.
Ведь льстивым словом нас всего верней
Или услугой самою ничтожной
И покорить, и усмирить возможно.
А те свободу почитают главным,
И чтобы с мужем были равноправны.
И чтоб никто не смел их укорять,
Коль на своем затеют настоять14.
_____________________________
14 Перевод И.А. Кашкина и О.Б. Румера.

Внезапно мне бросилась в глаза еще одна замечательная фраза, особенно адресованная, по-моему, женщинам, и предупреждающая светловолосых не одеваться так, чтобы показать «как бы заднюю часть обезьяны в полнолуние». Весело смеясь, я решил не горевать о полноте жизни или о полнолуниях, которые я пропустил!

Чосер — лишь один из многих магов, которые сумели изменить для меня весь мир и превратить тяжелые, тревожные времена в наполненные радостью, веселые часы развлечений и приятных бесед. И эти развлечения я могу варьировать по своему желанию; переходить от улыбки Чосера к Спенсеру и услышать, как он рассказывает о... ее ангельском личике, которое творит солнечный свет в затенённом месте.

Слава Богу! Есть сотни книг, которые я хочу прочитать. Я должен выучить русский язык и увидеть новую часть Божьего мира. Я слышал о новом испанском поэте из Никарагуа, Рубене Дарио15, лучшего поэта любви, чья проза не менее замечательна. И у Арно Хольца16, с которым я познакомился в Берлине, есть «мед в сердце». А в недалекие времена жил сам Шопенгауэр17. И так много, так много других дивных творцов, слава Богу.
________________________
15 Рубен Дарио (1867—1916) — первый всемирно известный латиноамериканский поэт, ярчайший представитель модернизма в испаноязычной литературе.
16 Арно Хольц (1863—1929) — немецкий писатель и драматург, теоретик натурализма в немецком театре.
17 Арту;р Шопенга;уэр (1788—1860) — великий немецкий философ. Прославленный мыслитель иррационализма, мистик, мизантроп.
 
Хватит о возрасте! Я ненавижу свое невежество: есть Уильям Йейтс18, мой соотечественник и, безусловно, один из величайших поэтов мира, пишущих сегодня на английском языке, лауреат Нобелевской премии прошлого года.
________________________
18 Уильям Батлер Йейтс (1865—1939) — ирландский поэт, драматург, писатель. Один из самых могущественных заправил мирового масонства. Лауреат Нобелевской премии по литературе 1923 г.

И, прежде всех, Генрих Гейне, чью жизнь я почти написал и всегда хотел написать. Гейне, после Шекспира, самый милый из людей, «лучший из всех юмористов»19, как он сам говорил, самый мудрый из современных, за исключением его собственных дел. Интересно, почему Гейне никогда не писал ни драм, ни романов? Его острое, беспристрастное видение могло бы дать нам замечательные драмы или новеллы. Почему он никогда не пробовал написать роман его изысканной прозой, прозой столь же совершенной, как у Шекспира? В один прекрасный день я посвящу творчеству Гейне целый месяц жизни, хотя уже знаю наизусть десятки его стихотворений.
____________________________
19 Именно шутки Гейне привели к тому, что Николо Паганини за его искусство игры на скрипке церковь негласно признала «слугой дьявола», и останки скрипача несколько десятилетий не могли захоронить в освещенной земле.

И вот я снова купаюсь в наслаждении души, в радостях искусства, художественных начинаний и достижений, которые для нас, современных людей, только что достигших высот зрелого разума, перевешивают все удобства и утешение религии. Здесь, наконец, мы, смертные, стоим на твердой почве, с глубоким убеждением, что наконец-то мы вступили в наше наследство. И всё благодаря тому, что в каждом из нас живет собственный художник. В противном случае мы, люди, не сможем сделать новый мир более справедливым и более приемлемым для души. Но тогда чем мы отличаемся от любого из тех фанатиков, которые рисовали и рисуют лучший мир в будущем? Нет, мы можем уже сейчас войти в наш рай и наслаждаться им, когда захотим. И Любовь написана над вратами в него яркими, большими буквами. И все, кто хочет сюда войти, приветствуются. И бессмысленно кого-либо обнадеживать будущим, ибо здесь все желания уже осуществлены, все прогнозы уже превзойдены.

Теперь, наконец, я должен серьезно поговорить о своей цели жизни. Слава Богу, я много о ней размышлял. В чем же мое послание людям?

Мужчины, мои братья, мужчины — рабочие, всегда создающие что-то новое. Они уже сделали очень много, но сделают гораздо больше и гораздо более значительное. Частью этого созидания является радость Любви. О ней надо говорить прямо и открыто. Отчасти восхищение ею передают миру великие люди, особенно великие благодетели человечества — художники и писатели, которые увеличивают наши радости. Но не меньше их достойны почитания люди науки и целительства, которые уменьшают наши страдания. Здесь, в этом мире, они дают нам возможность оставаться мужчинами и в семьдесят лет земной жизни.

Я ненавижу войны и воинственный, агрессивный дух великой расы завоевателей — англосаксов с их безумной, эгоистичной жаждой власти и богатства. Я ненавижу их успехи и боюсь жизнь, которую они строят кровью и страданиями других народов. Я хочу, чтобы все армии и военные флоты мира были расформированы, а производство боеприпасов повсеместно стало уголовным преступлением.

И еще я хочу нового типа армии, где деньги, которые сейчас тратятся на нападение и оборону, были направлены на научные исследования. Научные школы должны получить полное обеспечение, а ученые, авторы оригинальных исследований, станут офицерами этой армии.

Миру необходимы школы музыки и искусства. В каждом городе должны иметься собственные театры. Театры вместо казарм… Но прежде всего людям нужны больницы — вместо наших ужасных тюрем. И врачи — вместо тюремщиков, медсестры — вместо палачей.

И я хочу, хочу, хочу, чтобы всем были гарантированы еда и жилье. И богадельни для всех нуждающихся, поскольку сегодня они являются всего лишь страховкой богатых от возможных бедствий.

Мои идеалы все человеческие и все в пределах досягаемости. Реализованные, они преобразят жизнь человечества. Но если этот идеал не будет вскоре воплощен в жизнь, боюсь, бездна окончательно разверзнется перед нами.

Вот сэр Ричард Грегори20, знаменитый ученый, бьет тревогу в ежедневной английской прессе этого 1924 года. Он говорит нам: «Мы находимся на пороге развития, в результате которого будут высвобождены могущественные силы, они выйдут далеко за пределы нашего нынешнего воображения. И если эти дары будут использованы не по назначению, человечество должно исчезнуть с этой планеты».
_______________________
20 Сэр Ричард Арман Грегори, 1-й баронет (1864—1952) — британский астроном и популяризатор науки. Профессор астрономии в Королевском колледже Лондона. Писал учебники по астрономии, химии, гигиене, физике и другим научным дисциплинам. Был членом Совета Британской ассоциации содействия развитию науки и председателем Комитета по преподаванию естественных наук в средних школах.

Тем не менее, Англия и Америка тратят миллиарды долларов и фунтов на армии и флоты — наборы «вставных зубов, которые не годятся даже для укуса».

Что я могу сделать, чтобы отдать должное новому Идеальному государству и новому Идеалу Индивидуальности? Очень мало, и это немногое будет эффективным в той мере, в какой я улучшу себя и выну пылинки из своих собственных глаз.

Смерть закрывает вроде бы все, но что-то еще не до конца. Какая-то благородная работа еще может быть сделана. И вот посредством искусства, литературы и веры в будущие тысячелетия я снова обретаю на этой планете любовь к жизни и успокаиваюсь, чтобы усовершенствовать все лучшее, что еще остается во мне.

Можно ли когда-нибудь забыть этот маленький стишок?

Поцелуй Солнца для прощения
И пение птиц для веселья —
Человек ближе к сердцу Бога в саду
Больше, чем где-либо еще на Земле.

В конце концов, что мне нужно, кроме небольших сумм денег, чтобы обеспечить себе спокойную старость? Но даже их практически невозможно получить, хотя мои потребности невелики, и я удовлетворяюсь немногим, пока дух чем-то увлечен и доволен.

И мне снова и снова помогают друзья. Американские друзья, которых я даже не знаю. Они присылали мне деньги и любящие ободрения, снова и снова вызывают сладкие слезы благодарности и привязанности на моих глазах. Я готов сделать для них все, что в моих силах, если это, конечно, возможно.

Да, я делаю это вроде бы унизительное признание. Шекспир сказал, что он больше согрешил, чем сотворил. Хотел бы я сказать также, но чувствую, что согрешил против других, по крайней мере, так же основательно, как и они согрешили против меня. И теперь я даже не уверен, как раньше, что был более щедр к другим, чем люди были щедры ко мне.

Некоторые наверняка прочтут эту книгу и согласятся с ее замыслом. Некоторые даже поймут, чего мне это стоило — написать такую книгу. Читатели часто говорят о зарабатывании писателями денег с помощью скандальной откровенной книги. Чушь! Если книга на английском языке, вы гарантировано проиграете, написав ее. Вы проиграете, опубликовав ее. Вы проиграете, продав ее.

Во Франции на книге можно заработать деньги, но даже там это влечет за собой потерю престижа. Виктор Маргерит21, сын знаменитого генерала, был исключен из ордена Почетного легиона за публикацию «Холостячки» в прошлом, 1923 году. А профессор Эдмунд Госс22, эта дешевая посредственность, посвящен в Великобритании в рыцари: он пишет о жестокости «Мальчика»23 и отвратительном хаосе в «Улиссе»24, хотя оба романа — и Маргерита, и Джойса — выше его понимания.
____________________________
21 Виктор Маргерит (1866—1942) — французский романист, драматург, поэт, публицист и историк, получивший мировую известность скандальным романом «Холостячка». Сын дивизионного генерала Жана Огюста Маргерита и младший брат писателя Поля Маргерита.
22 Сэр Эдмунд Уильям Госс (1849—1928) — английский писатель, поэт и критик.
23 «Мальчик» — роман В. Маргерита.
24 «Улисс» — роман Дж. Джойса.

Год или два назад меня чествовали повсеместно: куда бы я ни пришел, замечал, что мужчины и женщины говорили обо мне с интересом, по крайней мере, с любопытством. С тех пор, как появился первый том «Моей Жизни…», повсюду я чувствую невысказанное осуждение и вижу насмешки или мерзкие, косые ухмылки. Я дорого заплатил за свою смелость.

Все путники, говорю я себе, должны страдать, но несправедливое наказание озлобляет. И все же моя награда несомненна, хотя я никогда не увижу лавров. Многие мужчины и некоторые женщины будут читать мои книги, когда я стану пылью, и, возможно, будут немного благодарны мне за то, что я разорвал оковы и вывел их из тюрьмы пуританства на открытый воздух и солнечный свет этого чарующего мира.

На днях здесь, в Ницце, я услышал восхитительный лимерик:

Если юбки станут короче
Сказал Хлопушка со всхлипом;
Мне придется припудрить еще две щеки
И гораздо больше волос для стрижки.

Разве в этом нет ничего смешного? Хороший смех тоже что-то да значит в нашей эфемерной жизни.


КОНЕЦ 2 ТОМА