Розовые Распашонки

Грушенька и Панюшка родились в одночасье в деревне Ласточки, обе беленькие, синеглазые и чудо, как хороши… Грушенька на двадцать минут раньше открыла глазки и без всякого крика тихо захныкала, Панюшка, как потом и в жизни было, точь-в-точь повторила Грушеньку и тоже тихо захныкала… Двум девочкам надели розовые распашонки и положили два кулёчка возле Шурочки, с двух сторон.

Шурочке-то самой только что исполнилось двадцать два года, жаль в деревне конкурсов красоты не было, а то первое место было бы её… Да и Степан, парень хоть куда, как говорили бабушки, на актёра Столярова больно похож был.

А Шура, статная, высокая, коса-чистый лён, за пояс заходит. Свадьба была на весь колхоз одна такая, шутка ли сказать, сам председатель сына своего женил, да не просто на какой-нибудь доярке, а на самой настоящей учительнице, выросшей тут и выучившейся тут же, и не предавшей свой народ, их детей учить осталась. Так что любили Шурочку все без исключения. А уж когда Шура родила двух деток, то откуда только не везли ей подарки, с области даже приехала команда новый дом отстроить.
Бывает же так, в их семье всё было ладно, все друг друга любили и здороваясь улыбались.

Девочки росли в мире и согласии, не ссорились, только Груша всегда вела себя, как старшая, не на двадцать минут, а как будто на пару лет. А Панюшка снисходительно молча улыбалась, позволяя Грушеньке командовать, словно ей нравилось оставаться малой, понимала, что Грушеньке хотелось командовать и она потворствовала её нраву…

Чужие дети растут быстро, Грушенька постепенно стала Груней, Панюшка – Прошей, Шурочка – Александрой Васильевной, а Степан занял должность отца и уж вы к нему на пьяной козе не подъедите, Степан Матвеевич не любил ни панибратства, ни подхалимажа.

Жизнь в этом колхозе текла исправно, размеренно, в согласии с богатой природой, щедрости которой можно было позавидовать. Лес был лучший, за версту отличишь от других, а серебряная река со своими хрустальными брызгами – загляденье, да и только; рожь высокая, наливные колосья тяжёлые, в пояс кланяются Земле Матушке. А церковь-то выстроили, точь-в-точь как Московскую, не отличишь, только вдвое меньше, а что звона касается, так ростовские мастера лучшие, во всех веках славились. Торжественный, светлый звон благовестил о великих церковных праздниках, звон колоколов звучал, как глас небесный. И вся повседневная жизнь колхоза строилась под этот церковный перезвон.

Выросли наши красавицы-двойняшки, обе как Василисы Прекрасные, не отличить одну от другой, Агриппина и Прасковья. Народ, бывало, спрашивает Александру Васильевну:

- Как только ты их отличаешь…

А она лишь смеётся и говорит:

- Не всегда…. девочки иногда подшучивают и путают меня, но только если не по лицу, то Агриппина у нас училка, а мы все, включая нашего папу, её ученики...

Так и текла жизнь в этом колхозе старательно и добросовестно, до того, как облюбовала деревню Ласточки Московская киностудия для совместного итальянского фильма…

На нашу беду, увидели они и красавиц-двойняшек и тут же без всяких, как говорится проб, утвердили их, как актрис второго плана, которые будут исполнять роли в этом фильме по значимости ниже героини, но выше эпизода. Весь сценарий перекромсали, а близняшек вставили, уж больно хороши они были и, бесспорно, украсили итальянское кино. Груша и там командовать стала и что вы думаете, она за два месяца так барабанила по-итальянски, что ей никакой переводчик был не нужен. Сам Степан Матвеевич затылок чесал да приговаривал:

- Что делается-то, Господи, да и как шумно от них стало, понастроили на каждом углу пиццерий, будто наших лепёшек им не хватает, правда много денег колхозу дают ежемесячно, газ провели и в каждую избу по телефону в руки дали, деревня растёт и жизнь улучшается, это видно и простым глазом.

Меж тем наступала осенняя прохлада и частые дожди, съёмки приходилось отменять… Как-то раз, вернувшись домой после несостоявшихся съемок, девочки радостно сообщили родителям, что улетают в Рим, потом в Неаполь, где тепло и где построят павильон, схожий с нашей деревней и продолжат съёмки…

Загрустили родители, но как сказать нет, не пущу, тем более что у дочек, говорят, при красоте такой ещё и талант имеется, тут-то и пригодился характер Агриппины, на неё одна надежда, присматривать за младшенькой. И отец строго сказал:

- Глупостей не наделайте, жизнь себе не испортите...

Провожал девушек весь колхоз, шутка ли, самого председателя обе дочери уезжают и не куда-нибудь, а в Италию, в сам Рим, потом ещё и в Неаполь…

Телефонная связь с деревней Ласточки была налажена, девушки звонили чуть ли не каждый день и в подробностях рассказывая про красоту другого мира и роскошную богатую жизнь…, Агриппина, ещё с рождения, была не только красивой, но и умной, да и Прасковья, хоть и отличалась мягкостью характера, но ни в красоте, ни в уме ей тоже нельзя было отказать. Это вам ни какие-нибудь городские попрыгуньи…

К концу зимы съемки фильма закончились, получилась итальянская лёгкая комедия с драматическим русским колоритом переживаний на ровном месте. Фильм получил незначительные, но престижные премии и массу презентабельных вечеров, на одном из которых и случилось ожидаемое событие…

Нет, не с уверенной Груней, а с мягкой и нежной Прошей… Да, да, итальянская стрела Амура сперва коснулась её сердца, а потом, за какие-то пару недель пронзило его и озарило душу вместе с васильковыми глазами неповторимым сиянием… И тихая, застенчивая Проша на глазах превратилась в звенящую Весну и солнце над её головой, было похоже на лучистую корону…

А Груня, наоборот, помрачнела, глаза потухли, предвидя первое в их жизни расставание… Вот вам и начальница Прошиной жизни, как ей с рождения казалось, а может быть в её характере изначально спала зависть и как густое повидло на бутерброде, властная натура покрывала белый хлеб…

Кто ж это знает про чужую душу-то… Только факт заключается в том, что страшно сказать, как Груня лицом почернела, и сдулся молочный румянец, и вся её стать, словно сузилась, высохла в одночасье. Меланхолия в душе поселилась и полынью горькой поросла душа…

А Проша цветёт в черёмухе своих чувств, раскидисто и привольно, и смеясь сестре говорит:

- Готовься к свадьбе дорогая, у нас уже и день назначен, и город выбран…

Но вместо того, чтобы порадоваться за сестру, она грубо ответила:

- Больно надо, и без меня радости хватает, у меня уж от этого шума, голова кругом…

Вот как зависть может отравить сестринскую душу, что и поверить страшно, и смотреть на Груню без слёз невозможно…

А что родители могут сделать…, они дали доченькам всё лучшее и одинаково воспитывали их, в одинаковых розовых распашонках лежали по обе стороны, с одинаковых букварей и сказок перед сном начиналась их жизнь…

Только никто никогда не замечал, не обращали внимание, что Груня с первых же своих шагов показывала превосходство и снисходительно ко всем относилась, точно, как бывает в природе, когда лето снисходительно впускает осень и потом зима как-то даже покровительски, позволяет осени продлить свой оранжевый закат…

Но столкнувшись с любовной преградой, сломался её властный стержень и предвзятое покровительство… Подумать только, ещё вчера ей Прошка казалась пластилином. Да и родители, тоже хороши, едут радостно на свадьбу...

- А кто меня спросил, - понуро собирая вещи в обратный путь, думала подурневшая
раньше времени Агриппина Степановна.


P.S. Она не знала, что нет ничего на свете сильнее любви, на то и называется она Стрелой Амура, непобедимый сплав дышащих чувств…


Две розовые распашонки,
С любовью, чуть дыша,
Раскрылась у одной медовая душа,
А у другой бедовая душонка.

И глазки у обеих васильки,
Но что-то не срослось,
Одна, смеясь плескалась у реки,
Другая, с завистью купала злость.

Одну Амур пронзил стрелой волшебной,
На счастье, подарив перо павлинье,
А вот сестра настроена враждебно,
Не справилась с порочною гордыней.

Гордыня главный есть порок,
Смирение в почёте.
Так проповедовал нам Бог,
Откройте библию и там прочтёте.




Наташа Петербужская.  @2024. Все права защищены.
Опубликовано в 2024 году в Сан Диего, Калифорния, США