Тонкий намек

Валентина Николаевна вошла в кабинет, держа за тесемочки цветастый пакетик, в каких теперь стали дарить подарки. Она прошла к своему рабочему столу и примостила приобретение там, где выдвижные ящики маскировали его от лишних глаз.

 Как театр начинается с вешалки, так и цивилизация, в которую, наконец, вползало население, начиналась с мелочей.  И подарки не обошла. Разворачивался сувенирно-подарочный бизнес. И если в недавнее время вручали презенты, тупо завернутые в газету, то подоспело время специальной подарочной бумаги. Потом в дело пошли яркие пластиковые пакеты. А ныне культура дошла до новых высот. Для желающих преподнести интеллигентный подарок, появились в киосках и специальных магазинах пакетики разного формата из специальной плотной бумаги с тесемочками.  На них сердечко или кошечка с бантиком.  Или еще что-то привлекательное. На выбор. И вдобавок можно открыточку с сердечком или кошечкой купить. И на открытке что-нибудь сердечное нацарапать. А можно и не писать ничего. И без надписи понятно, что подарок не проходной. Это же тебе не открытка в почтовом ящике с праздником Октября или с дедом Морозом.  Так что коллеги по лаборатории не упустили приобретение Валентины Николаевны.


- Это Генусик? - Тамара Петровна не спросила, а скорей припечатала. Валентина Николаевна промолчала. Но Тамара Петровна и не ждала ответа, - Я видела, как он по коридору с этим добром круги наворачивает. 
 
  Не одна Тамара Петровна его запеленговала. Всей лаборатории стала ясна причинно- следственная связь. Валентина Николаевна пошла в туалет, естественно, без пакета, а вернулась с пакетом. То, что именно в туалет, на это имелся маркер. С ростом цивилизации начали выкладывать в туалетах бумагу и в здании заводоуправления, и в здании лабораторного корпуса. Но увы, бумага исчезала.  Уборщицы материли неуловимых похитителей, и божились, что едва они положат рулон, его как корова языком. Хоть стой на карауле, не уследишь. А как караулить в мужском заведении?

  Женщины из лаборатории решили, что спасение утопающих дело рук самих утопающих.  Покупали вскладчину блок туалетной бумаги.  Блок хранился в шкафу под замком. А расходный рулон, чтобы не портить картину, был припрятан среди скоросшивателей на полке. Туалетная бумага и служила маркером.  Если кто выходил из лаборатории по производственным нуждам, он туалетной бумаги не брал. А если по нужде личной, отрывал полоску.

Так вот, в тот раз Валентина Николаевна, перед уходом такую полоску и оторвала. Едва она вышла из лаборатории, как в дверь просунул нос Геннадий Эдуардович, которого лабораторные дамы уже пару месяцев определили как Валиного воздыхателя. Геннадий Эдуардович, для лаборатории Генусик, на заводе работал около полугода. Заместителем начальника покрасочного участка. Понятное дело, что такой участок и лаборатория, аки брат и сестра.  Но Геннадий Эдуардович зачастил без меры. А про него уже узнали: разведенный, но положительный. Следовательно, потенциальный жених.  Или как минимум вполне себе любовник для одинокой женщины.  Конспиратор, правда, не ахти.  Хоть виду не кажет, что у него на Валю глаз, но если работница лаборатории по оттенкам различает концентрации в пробирке и имеет жизненный опыт, то уж по изменениям оттенков на физиономии разведенного мужика она может, как по писанному, определить. А зам начальника участка должность перспективная. Там и за вредность платят. И молоко.  Да и с виду он ничего. Только нос немного длинноват.
 
Последнее время Генуска не видно было. Нина Тихоновна, у которой все схвачено, и   в отделе кадров, и в приемной директора, как бы между прочим заметила, что он в отпуске. И что интересно, еще отгулы прихватил. И не просто так. Слышно, что укатил.  При этих словах Нина Тихоновна смотрела, как отреагирует Валечка. На неприятные  для нее слова про отпуск. Ей Генусик как-то про своего Фолкнера мозги пудрил, даже томик дал почитать. И потом не напоминал про томик. А про предстоящий отъезд ни слова не сказал.  Поэтому Валентина Николаевна  слушала, как камень, делая вид, что Генусиковы круизы ее не колышут. Ноль внимания, фунт презрения.

  И вот Генусик снова объявился.  И с его явлением народу, а именно в коридоре, сложилась цепочка событий, по которым даже слепой мог определить, что к чему. Валентина Николаевна удалилась с полоской туалетной бумаги, - это раз. Через пару минут Геннадий Эдуардович заглянул в дверь лаборатории, - это два. Но не зашел по известной всем причине. Вали-то нет, – это три.  И когда, выждав немного, Тамара Петровна вышла в разведку, она увидела Геннадия Эдуардовича, нарезающим круги по коридору.  С пакетиком подарочной расцветки. Валю выжидает, - это четыре. Тамара Петровна, вернувшись в лабораторию, поделилась с остальными своими соображениями.  Поскольку предмет разговора, Валя удалилась в туалет,  свои соображения можно было развивать по всем пунктам.

И женщины расставили все по своим местам в хронологической последовательности: то Генусик каждый второй день заскакивал хоть на минутку. Вроде как по делам.  Но на Валю глазом скосил.  А тут больше месяца человек о себе не напоминает.  И ощущается пустота.  Нет человека. Не только Валя, а вся лаборатория почувствовала: не хватает чего-то.  А вместо Генусика приходит в лабораторию раз в неделю Шанарин, второй зам начальника. Человек предпенсионный, женатый, и как мужчина бесперспективный. 

Конечно, каждый человек по закону имеет право на отпуск. Но не имеет права пропадать, словно в воду канул. Если круги писал, след должен оставить.  Напомнил бы о себе как-нибудь.  А он никак. Ответ один уехал куда-то далеко.  И вот он вернулся. И с пакетиком.

Валентина Николаевна задержалась в туалетной комнате по понятным только ей причинам.   Вчера, воскресным вечером, она гостила у Ирки, подруги еще со школы. И не просто гостила.  Ее сводили. А почему и нет? Женщина она не старая, симпатичная, разведенная. Мать одиночка с квартирой.  Если Генусик имеет право пропадать, да так, что искать его Вале и невозможно. И не подобает ей его искать. Так она имеет законное право на поиск чего-то другого.  Женщина свободная.

Она пристроила Танюшку у родителей и шагнула в неизвестность. И снова шаг, уже не первый, оказался ошибочным. Несмотря на то, что этот Иркин протеже проводил Валю и остался у нее, она не чувствовала в нем   ни понимания, ни огня, ни нежности, ни  внутренней культуры.  Смотрел на томик  Фолкнера, как баран на новые ворота. Он понятия  о таком не имел. А кто виноват?  Или  Ирка, что выбрала ей такого протеже? Или Генусик. Или она сама со своими несоразмерными грезами о принце. Вот этот вопрос Валентина Николаевна и выясняла в туалете.

Она протерла обрывком лежащей на подоконнике газеты зеркало над раковиной и стала тщательно разглядывать себя. Почему это Иркин протеже не воспламенился?  И не обнаружила в себе чего-либо, препятствующего воспламенению. Ну килограмм пять, положим, можно бы и сбросить. Она закурила, и потягивая сигарету, изучала себя в зеркале.  С сигаретой, как она считала, она становилась импозантней.  Она редко себе позволяла такой шик.  Никотин убивает лошадь. Но сигарета лечит от одиночества.  А сегодня понедельник – день тяжелый. Так что не грешно смазать карту будня парой затяжек. Она долго стояла у открытого окна, стряхивая пепел в раковину, словно отряхиваясь от вчерашнего разочарования.

А в это время Геннадий Эдуардович ждал ее в коридоре. Нервничал. На нем цех. А в цеху время уплотнено. И когда он ее дождался, на разговоры не осталось времени. Он сунул ей пакет и ушел. Как почтальон, принесший телеграмму. Почтальон хоть расписаться просит. А Генусик слова в ответ не попросил.

  И у Валентины Николаевны сложилось ощущение полного информационного вакуума. Словно какие-то события происходят, а ты не понимаешь, что вокруг.  А уж когда он молча протянул пакет и пошел по коридору, вакуум усилился.  Валентина Николаевна ничего не поняла. Подумала печально, что на участке покраски малярш пруд пруди. Любого размера, на любой вкус. И любой доступности. А кроме того у них там, поговаривают, всякое случалось.  Ей говорила Таня из бухгалтерии, что каждый конец месяца отмечается безобразиями. Когда авралы, и сумбур, и кавардак, перепихнуться, укрывшись меж контейнеров с готовой продукцией - нет проблем.  Маляршам не мешают даже комбинезоны и респираторы. Наоборот, в респираторе не разберешь, кто есть, кто.

 После таких неожиданно пришедших мыслей, Валентина Николаевна сделала вид, что не больно ее колышет, что там в пакете.  Ради приличия она чуть раскрыла края пакета, заглянула. Картонка какая-то цветастая. Поблагодарила и пошла. Не девочка. На яркие пакетики не купишь. Она сразу нырять в пакет не стала. Отложила до обеда. Тем более, до обеда оставалось полчаса.

Когда Валентина Николаевна вернулась с этим самым пакетиком, как воплощение спокойствия, все все поняли: Генусик перехватил ее в коридоре и там свой презент вручил. И что там внутри, Валя пока не изучила. 


      Женщины лаборатории в заводскую столовку не ходили. Приносили с собой. В обед запирали дверь и накрывали стол. Ну а когда все вместе и вкусненькое на столе, тут самое настроение поглядеть на подарок. Странным он показался на первый взгляд.  На пестром картонном листе, как таблетки, пластиком впечатаны какие-то финтифлюшки, которые только мешают рассмотреть, что за картинка на картоне. А присмотревшись, поняли.

  - Гляди ты, бог, - сказала Света

- Не бог, а Христос, - поправила Тамара Петровна.

  - Ну Христос, все равно.  Иностранное? Откуда такое?  – Света вгляделась, - А тут, гляди, и по-русски, - и она прочитала надпись под запаянной стеклянной капсулкой величиной с полмизинца, -  Слезы Иисуса.   А вот  написано: волосы Иисуса. Во как! Откуда это?

- Оттуда, - сурово произнесла Тамара Петровна, - Теперь все понятно. Интересно, как выпустили?

 - Что выпустили? – спросила Света

Тамара Петровна, не отвечая, взяла картонку и стала разглядывать. Наконец отдала Валентине Николаевне.

 - Все понятно?   Произведено в Израиле. Я слышала, что оттуда возят такую подрывную информацию. Как же Генусика туда выпустили? У нас же оборонка.

- Времена меняются, - сказала Света, - Распятья нам самим теперь нужны. А вы, Тамара Петровна не догоняете.

- Это такие торопыги, как ты, слишком перегоняете, -  категорично заявила Тамара Петровна, - Гоните впереди паровоза. А  можете споткнуться, паровоз может и задавить. Подождите. Все вернется на круги своя. И тогда пожалеете, что перегоняли. А Генусик, надо же.  Вот тебе и Генусик.  Ходил в глаза заглядывал. На чью мельницу воду льет? И как его первый отдел не разглядел. Ведь у нас строго.

- Может быть, он просто в туристическую путевку поехал? - предположила Света.

- Какая ему туристическая путевка? Тем более в Израиль.  Меня как-то в Болгарию, и то не пускали. Так я кто? Лабораторная мышь. А он! Вся выпускаемая продукция перед его глазами проходит. Находка для шпиона.  А тут сразу в Израиль. К потенциальному противнику.

- Почему прямо к потенциальному противнику? – удивилась Валентина Николаевна.

- Ой! Не будьте наивны. Все вы понимаете. И потом его целый месяц не было. Путевки на недели две от силы дают. Тут что-то не то.

- Но ведь вернулся, -   глаза Валентины Николаевны весело блеснули.

-  Думаешь, ради тебя? Может быть он по заданию Моссада и вернулся.  И  дали ему задание тебя  завербовать.  Эта картонка - начало.  То ли еще будет. Тут неизвестно какой намек.

- А мне кажется, что известно какой намек, - - улыбнулась Света, - Обычный тонкий намек на толстые обстоятельства.  И вообще, что вы к человеку привязались?   Первый отдел его не рассмотрел. Подумаешь. Может быть он к дальним родственникам поехал погостить. Или к школьному другу. Вы откуда знаете? 

Я не знаю, а первый отдел должен знать.  Это их работа.  За это деньги получают. Они видели его подарочек? - Тамара Петровна посмотрела на Валентину Николаевну, -  Нужно им отнести, пусть проверят. Это ведь не просто картонка с Иисусом, а опиум для народа.  Евреев не знаете? Нальют воды и выдают за слезы. Да я таких слез могу ведрами.

- Вот и откройте бизнес? –  Света кинула веселый взгляд на Валентину Николаевну - Семейный бизнес. А что? Сейчас церковь в почете. Мой Коля говорил, что у них приглашали батюшку новый цех освятить.  А у нас тут все под рукой. Вода наша, лабораторная, картон и покраска за Геннадием Эдуардовичем, процент за идею – Тамаре Петровне. А реализация первому отделу.

  - Без пошлостей! - оборвала ее Тамара Петровна, - Нет, мне все-таки интересно, как его выпустили. Ведь Израиль это вам не Болгария. Может, у него второй паспорт есть. Я про такие фокусы слышала. Ты, Валюша, осторожней.

- Наоборот, - сказала Света, - Человек с двумя паспортами может мир повидать. Мне бы такого. А я своего козла даже в Ригу не вытяну.

-  И не нужна нам никакая Рига, -  Тамара Петровна сделала отталкивающий жест руками, словно защищалась от врага, - Знаем мы их Риги.  Там тоже нас не жалуют. А уж в Израиле и подавно. Сколько мы с ними боролись!

- Интересно, как лично вы с ними боролись?  - спросила Света.

 - Между прочим. Не только я, и ты с ними боролась.  Тебе за это деньги платили.  Мы же щит родины клепаем.

 -  Где щит родины, а где Израиль.
 
- Не прикидывайся. А то не знаешь. Про Моссад не слыхала?  Он повсюду. У евреев нет границ.  Они космополиты.

- Это что значит? – спросила Света
- Это значит, что кругом. Так что фамилия Иванов не гарантия. Он Иван Иванович, - а на проверку еврей. Примеров сплошь да рядом. Подарочки, конфетки. Клянутся, что это у них слезы, а глядишь - вода. Вот давайте вскроем и проверим что это там внутри. Для интереса. Ты как Валечка? Ой, сомневаюсь, что там слезы. 

  - Нет, - сказала Валентина Николаевна, я бабушке подарю.  Она вроде как верит еще.

- И ты туда же. Опиум для народа распространять? -  жестко произнесла Тамара Петровна, - Такое не передаривать, а уничтожать надо. Как классового врага. 
 
  В этот момент поспела к трапезе Нина Тихоновна, временно задержавшаяся у пробирок. Увидев картонку, сказала. 

 - Я такую же утром у Любочки видела, - Любой звали секретаршу директора, женщину видную, подобранную директором по внешним данным, чтобы своим видом благоприятно воздействовать на смежников и московское начальство. Люба стала столь нежданным конкурентом для Валентины Николаевны, что та на минуту застыла. И отлегло у нее после того, как Нина Тихоновна разъяснила, - Ей директор дал. А Люба мне сказала, что директору Геннадий Эдуардович подарил. Он из Израиля привез. Он к каким-то родственникам ездил.

-  Вот это да. Вот правда и проступает, - сказала Тамара Петровна, - Работаешь с человеком. Ходит к нам чуть не каждый день. Политес расточает. А у него родственники в Израиле. Мало того, что Вале такое подарил, так еще и директору. Решился  директору оборонного предприятия такое дарить!  И ничего не ёкнуло. Дожили.

-И на что же он таким подарком намекает? – засмеялась Нина Тихоновна.

- Вот именно!  - Тамара Петровна окатила Нину Тихоновну суровым взглядом, а потом сострадательным взглядом посмотрела на Валентину Николаевну, -  Смотри, Валя, остерегись.

- Успокойтесь вы, - сказала Света, - У Вали своя голова на плечах.
 
- Ага знаем мы ваши головы. Ты братец сер, а я, приятель, сед, - покачала головой Тамара Петровна, -    Моргнуть не успеешь, как уже в пособниках империализма.  Вот Люба взяла себе это, и держит прямо на столе.

- Не на столе, - сказала Нина Тихоновна, - Она к горшку с цветком пристроила.

- Ужас!  Прямая религиозная пропаганда! А в приемной люди ходят. Приемная - не церковь.

 - Люба сказала, ей это тоже без надобности, -  Нина Тихоновна попробовала успокоить Тамару Петровну, -  Так для красоты.

- Ну раз так, -  приподнялась со своего места Тамара Петровна, -   Пойду нарушу эту красоту.  Скажу, что это для лабораторного анализа нужно.  Мало ли какая там зараза может пристроиться. Подарок-то из  Африки почти. Какие там бактерии? Прямо сейчас и пойду. А то она кому-нибудь передарит.

Тамара Петровна вышла из лаборатории.

- Валечка, - сказала Света, -  Мне кажется тут и к бабушке ходить не надо. Намек понятен.

- Да уж куда как яснее, - сказала Валентина Николаевна, -  а мне кажется, что Геннадий Эдуардович нормальный человек. И никакой не агент.

- А если и агент, то совсем не по тому вопросу. Намек-то понятен. Там в пакетике записки нет? Как сейчас говорят валентинки.

Валентина Николаевна пошарила в пакете и извлекла магнитик в виде красного сердца с  надписью на английском по диагонали: Израиль.

- Вот видишь, -  сказала Света.

- Что видеть?


  - А то, что он такое не всякому подарит.  Тамаре Петровне – так уж точно. Ты только это ей не показывай. А тебе подарил. Намек понятен.