Встреча в вестибюле роддома

       - Ну, что лето уже наступило или отопительный сезон в этом году так никогда и не закончится?

- Ох, как уж надоели эти дожди, так сказать «часам, але амаль без перапынку».

- Да, помню лет двадцать назад вот так же лило до самого августа, почти каждый день. Правда дождики были моросящие, часик-другой да и перестают. А сейчас льет и льет…

- Смотрите, это главная городская больница, а автостоянку приличную так и не сделают.

- А как там наши вчера сыграли? Что-то я вчера поленился на стадион тащиться, да и дождь…

- Думаю не очень много потеряли. Я уже давно и вовсе не хожу. С такой их игрой – одни расстройства.

  - А Вы болейте за приезжую команду, вот и поднимется настроение.

- Да, да. И правда. При этом можно пойти сесть на трибуну местных фанатов. Вот тогда полный комплекс удовольствий на вечер будет обеспечен.

- А я слышал, что рождаемость у нас в стране растет и вроде бы не первый год уже.

- Интересно, а какой здесь порядок выписки, видимо есть какая-то узаконенная процедура

- Да какая там процедура? Процедуры это в лечебных кабинетах. Ванночки там, да припарки с массажами, капельницы разные.

  Это мои дедушки. Они заходят в вестибюль отделения выписки городского роддома.

Они только что познакомились.

Здесь же на диванчике расположились  впервые увидевшиеся мои бабушки. Они тоже ведут неспешный и ничего не значащий разговор о цветах, огурцах, помидорах, да телевизионных программах и внимательно присматриваются друг к другу.

Все четверо старательно поддерживают беседу как можно дальше от того направления, в котором может прозвучать главный вопрос.

  И все они прекрасно знают, как проходит процедура выписки новорожденного. Вестибюль отделения выписки и основное здания роддома связывает между собой небольшое помещение, играющее такую же роль, как и шлюзы на речных каналах или барокамера на космической станции. Сюда из роддомовской палаты выйдут дежурная сестра с новорожденным на руках и его мама, а из вестибюля зайдет один из встречающих своих родных. Здесь, в небольшой комнате, не имеющей мебели, комнате передачи ребенка, заканчиваются полномочия работников роддома по уходу за новорожденными и начинается его жизнь в семье.

Здесь дежурная медсестра с ласковой улыбкой передаст меня…

Но, это чуть позднее.

Скорее всего, к этому моменту подоспеют слегка запаздывающие мои тети, дяди и двоюродные сестры и братья с обеих сторон.

А вот и моя мама.

Ей бы не надо было приходить сюда до начала торжественного момента, но она, уловив минутку, незаметно выбралась в комнату передачи детей и приоткрыв дверь выглядывает в вестибюль. Ее взгляд не остановился ни на бабушках, ни на дедушках. Она смотрит на входную дверь вестибюля, заглядывает в его окна, выходящие на крыльцо. Она не видит чего-то очень важного для нее и с разочарованным лицом уходит туда, где надо мной хлопочут заботливые няньки. И тут же, словно что-то забыв, снова возвращается в передаточную и снова тот же взгляд мимо всех и сквозь всех на дверь, на окна.

Она ждет моего папу.

Она знает, что он не придет.

Ну, а мне шесть дней от роду. Это меня и мою маму пришли встречать мои бабушки и дедушки. Это ко мне спешат где-то по городским улицам-переулкам мои родственники. Сегодня из-за меня всех их объединил вестибюль отделения выписки родильного дома.

Я смотрю в этот вестибюль с расстояния того дня в который мама сказала мне:

- Теперь ты совсем взрослая и теперь ты сама все поймешь, все оценишь.

И вот я снова и снова переживаю те короткие шесть дней, которые должны были быть, ну просто обязаны были быть другими для меня и моей мамы. И снова и снова я не понимаю почему они были такими, как случились на самом деле.

        Теперь и я знаю, что центральная фигура в передаточной комнате это папа новорожденного. Вот он стоит с букетом цветов для жены и с коробкой конфет для медсестры, которая передаст ему его первенца. Он, пока еще, даже и не подозревает, какие чувства охватят его через несколько мгновений, когда в кружевном конвертике, перевязанном голубой или розовой лентой, вдруг шевельнется живая частичка его самого.

Нет, конечно, ему и раньше приходилось ощущать такие движения. Несколько недель назад жена подозвала его с загадочной улыбкой и взяв его руку приложила ее к своему телу, а там вовсю заявляла о себе новая жизнь. Но тогда все его мысли и чувства и бесконечная нежность уходили только к ней одной. А вот сегодня их, в ком сошелся весь смысл его жизни, уже двое.

Всего пару дней назад он видел своего ребенка через окно палаты роддома. Передав жене нехитрую посылку и записку с полными нежности и благодарности словами, он вышел во двор, под окна здания роддома. Там всегда стояло несколько пап, бабушек или просто знакомых тех, кто были или "вот-вот...", или уже совершенно счастливыми. Восторженные поздравления, строгие нарекания, вопросы, как правило, "...ну, как ты там, когда выпишут?", похвала за то что подарила сына, благодарность за девочку - все это сливалось в единый монолог, который, там за окнами палат роддома, одновременно слушали несколько новоявленных мам. Слушали, но ничего не слышали через наглухо запахнутые окна в прохладный, далеко не летний день. Ничего не слышали, да все понимали и приветливо махали руками. В свою очередь и на улице все понимали, что им отвечают их родные:

- Да, да слышу, спасибо, и я рада за тебя, все нормально, теперь уже скоро, нет, не завтра. Нет, еще не приносили. Да, вот уже несут.

Одна из мам отходит от окна и скоро появляется вновь с новорожденным на руках. Она поворачивает его лицом к окну, под которым мало кто может удержаться от ликующих возгласов и счастливых слез.
 
И меня мама тоже показывала в окно.

  Но это был не папа.

  Предприимчивый фотограф выкупил в виртуальную аренду вестибюль роддома и устроил монополию на производство фотоальбомов встречи детей папами, родственниками друзьями. Долго уговаривать молодых мам на заказ альбома ему не приходиться. Они сразу откликаются на предложение и весело обсуждают его содержание и подписи под разными фото. В разряд необходимых кадров, конечно, попадает и ритуал показывания ребёнка в окошко. Фотограф выходит во двор, а мамы, чье время пришло, позируют ему со своими детьми. И никто не отказался от названия этой серии снимков типа «Здравствуйте, я пришел (пришла)».

Иногда фотограф делает снимки и из здания роддома, вдоль которого совсем неподалеку от окон прилегает асфальтированное шоссе. Зачастую, рано утром мамы видят, что шоссе превратилось в своеобразный бигборд. «Зая, спасибо за сына» вывел цветными крупными буквами неведомый папа, а рядом уже тускнеет под колесами автомобилей «Света и Лена, я люблю вас»

  В вестибюля отделения выписки работают, кроме фотографа, еще аптека и окошко приема передач для пациентов родильного дома. Постоянно меняющиеся люди коротают время в то и дело возникающих очередях, а некоторым из них повезет полюбоваться праздником встречи новорожденного. Чему-чему, а вот необычайно развитой интуиции этим очередям отказать нельзя. Множество глаз объединяются в одно всевидящее око, которое безошибочно определяет, что в вестибюле нет отца. Сквозь стены видит это око, что в комнатке передачи ребенка традиционный ритуал пошел по неверному пути. И теперь уже каждый, кто находится в вестибюле, мысленно задается вопросом:

  - А где отец, где папа ребенка?

Наиболее бывалые люди быстро ориентируются и находят ответ:

  - Где папа?

  - Ну, как где? На работе, в командировке, в плавании, на дежурстве, в больнице, на курорте, на совещании, в экспедиции, на гастролях, на съезде партии, на совещании пчеловодов, а, скорее всего, в космосе. В общем, в любом том месте, которое, в народе называют простым и коротким, но емким и все объясняющим словом:

- А где папа?

- В бегах.

Но, иногда злые языки и недалекие умы, отличающиеся необычайной склонностью к скорой расправе, выносят свой неправый приговор уже в другой адрес. Нисколько не утруждая себя долгими размышлениями они смешивают в одно и случаи легкомысленных поисков приключений на собственные головы, и случаи жестокой ломки человеческих судеб, в которых пострадавшие люди никак не виноваты, а просто так сложилось. И тогда праздник встречи новорожденного теряет ласковые улыбки тех, кого случай привел сюда в вестибюль, и приобретает их укоряющие взгляды и негодующе поджатые губы.

Веселой гурьбой примчались (Ну, как, мы не опоздали?) мои тети, дяди, братья и сестры. Заскучавший было, фотограф оживился, осмотрел их наметанным взглядом и тут же заподозрил неладное. Он своевременно приготовился проследовать из вестибюля вслед за молодым отцом в комнату передачи новорожденного и сделать с давно проверенных ракурсов стандартные снимки их первой встречи. Ему надо бы шепнуть пару слов «виновнику торжества», чтобы не торопился, не забыл зафиксировать самые важные моменты. А где же он? Кто отец? Фотограф обводит присутствующих недоуменным взглядом и понимает, что стандартный вариант сейчас не подойдет. Впрочем, он готов к любому – не первый раз. И посмотрев на часы и красивые кнопки дорогого фотоаппарата, а затем наказав присутствующим не устраивать толпу в ответственный момент выхода мамы с ребенком он скрывается за дверью комнаты передачи.

А там внутри на одном из этажей здания в роддомовской палате дежурная медсестра нарядила меня в домашние пеленки-распашонки и уже приготовилась пристроить меня и в «верхнюю одежду» в кружевах и лентах.

Пора идти.

Но теперь и она заметила затаенную мамину тревогу и быстро догадывается о ее причине.

И она не торопит нас. Ей хочется сказать маме какие-либо ободряющие слова, но, она не знает какие. Тогда она склоняется надо мной, ловко упаковывает в конвертик и ласково произносит:

- Но мы же не заплачем. Правда?

Словно приняв какое-то решение мама берет меня на руки и то ли отвечая медсестре, то ли обращаясь ко мне произносит:

- Пора идти. Мы не заплачем.

И с расстояния многих лет я соглашаюсь с ней и помогаю себе-новорожденной прошептать:

Пора идти, мама. Мы не заплачем.