Глава третья

ЗАГОВОР С АНГЛИЙСКИМ АКЦЕНТОМ

XVIII век был тем временем, когда в Европе уже высоко подняли голову вольнодумцы и безбожники, толкавшие народы в бездну кровавых революций. В момент восшествия Павла на престол, французская революция постепенно шла на убыль, «ее начальник» Робеспьер был убит. Тем не менее ее идеи уже успели  заразить умы многих лиц высшего общества в России. Император, в связи с этим,  счел необходимым предпринять решительные меры к ограждению государства от «революционной заразы» и «духа якобинства» изнутри и извне. В Петербурге и Москве за проживавшими там иностранцами установлен был строгий надзор, и замеченных в числе их «людей подозрительных, поведения нескромного или непристойного», повелено «выгонять вон за границу с запрещением паки показываться в столице под страхом...  наказания».
Принятая Национальным учредительным собранием Франции 26 августа 1789 года «Декларация прав человека и гражданина»  провозглашала всех людей свободными и равными в правах, а вслед за этим – свободу мнений, слова, печати, религиозных убеждений и принцип народного суверенитета, 
Однако у Павла был свой взгляд на такие понятия, как свобода и законность. В 1779 он писал графу Петру Ивановичу Панину: «Свобода, конечно, первое сокровище всякого человека, но должна быть управляема прямым понятием оной, которое не иным приобретается, как воспитанием, но оное не может быть иным управляемо (чтоб служило к добру) как фундаментальными законами...»
Государство, считал Павел, должно быть преобразовано из аристократической вольницы в жесткую иерархическую структуру‚ во главе которой находится император‚ обладающий всеми возможными властными полномочиями. Во главе центральных учреждений, по мысли Павла, должны были находиться министры. В составленной им записке в кратком изложении было спроектировано семь министерств или «главных департаментов»: министерства юстиции, финансов, военное, морское, иностранных дел, коммерции и казначейство.
Деятельность Павла на государственно поприще позволяет говорить о нем, как о дальновидном  и зрелом политике. Это, прежде всего, касается большинства принятых им за время правления законов и осуществленных преобразований. Помимо закона о престолонаследии, был подготовлен проект реформы армии и флота, изменений в сословной политике, внешнеполитической деятельности. Эти преобразования оказались настолько прогрессивными, что его современники, к сожалению, оказались не в состоянии их по достоинству оценить.
Одной из первых реформ Павла была военная. Приняты и обнародованы были новые армейские уставы, которые по всему – от вооружений и военной тактики до одежды и прически  – копировали прусскую военную систему. Прусская пехота, в то время, снискала себе славу лучшей в Европе  в области подготовки, выучки и стойкости на поле боя.
Наряду с военной частью подверглось реформе гражданское управление. По экономическим соображениям установлено было новое распределение губерний, уменьшилось их число. Чиновникам в губерниях предписано было носить мундиры и являться на службу к 6 часам утра, занимаясь скорейшим исправлением и решением всех дел, бывших в делопроизводстве.
Будучи религиозным по чувствам, император, желая возвысить значение Церкви. Его законоучитель и духовный наставник  митрополит Платон (Левшин), венчавший Павла на царство, так писал о его вере: «Высокий воспитанник, по счастью, всегда был к набожности расположен, и рассуждение ли, разговор ли относительно Бога и веры были ему всегда приятны. Сие, по примечанию, ему внедрено было с млеком покойною императрицей Елизаветой Петровной, которая горячо любила его и воспитывала приставленными от нее весьма набожными женскими особами». Смотря на духовенство, как на служение государству сословие, он начал награждать его орденами, чего прежде не было в обычае. Тот час по вступлении своем на престол, награждая светских лиц, он пожаловал, ко всеобщему удивлению, орденами и духовных лиц, чего прежде не было: митрополит Гавриил получил орден св. Андрея, архиепископы Амвросий и Иннокентий – св. Александра. Вместе с тем, лица священного сана, наряду с дворянством и купечеством, освобождены были от телесных наказаний за уголовные преступления, «ибо чинимое им наказание, ввиду самых тех прихожан, кои получали от них спасительные тайны...»
Кипучая деятельность императора, которая объясняется плодом его занятий в Гатчине, стремилась обнять в возможно короткое время все стороны государственной жизни, вводя повсеместно новые порядки. Задолго до вступления на престол он говорил графине Розенберг: «Меня никогда не допустят взойти на престол и я на это не стану рассчитывать, но если судьба доведет меня до этого, не удивляйтесь тому, что, как вы увидите, я сделаю. Вы знаете мое сердце, но вы не знаете этих людей, а я знаю, как нужно ими управлять».
Двор и столичное общество уже издавна были настроены против Павла: знали гатчинские порядки и боялись восстановления их в Петербурге. Сам Павел не обманывался в чувствах к себе двора и общества. С первых дней своего правления Павел проявил себя  как антипод политики своей матери. Поэтому в стремлении дворянской верхушки во что бы то ни стало отстранить от его престола сказались не только личные интересы и пристрастия, но и не всегда осознанная надежда вернуть прошлое, обеспечивающее относительную надежность и прочность земного существования. Многие исследователи считают, что главными причинами вызвавшими заговор против Павла были недовольство его непредсказуемой политикой, ущемление интересов дворянства, а также несправедливые репрессии. Создатель «Истории государства Российского» Н.М. Карамзин отмечал: «Заговоры суть бедствия, колеблют основу государств и служат опасным примером для будущности. Если некоторые вельможи, генералы, телохранители присвоят себе власть тайно губить монархов, или сменять их, что будет самодержавие? Игралищем олигархии, и должно скоро обратиться в безначалие, которое ужаснее самого злейшего властителя, подвергая опасности всех граждан...»
Для ближайшего окружения было выгодного поддерживать в нем нервное настроение духа, боязнь заговоров против его особы, чтобы доказать свое усердие и направлять его волю сообразно личным своим выгодам. Фрейлина императрицы Марии Федоровны, а позднее хозяйка парижского салона «дозорная башня Европы» Дарья Ливен вспоминала: «За последний год подозрительность в императоре развилась до чудовищности. Пустейшие случаи вырастали в его глазах в огромные заговоры, он гнал людей в отставку и ссылал по произволу... Несправедливые преследования умножали число недовольных и легко превращали последних в заговорщиков».
Биограф императора Павла, историк Н. К. Шильдер, сообщает: «Петербургские жители были в совершенном ужасе; все трепетало, и никто не знал, как окончится день. Император Павел наводил на всех панический страх; все подчинено было строгим произвольным формам и стеснению <...> Установивший тогда порядок управления продолжался бы еще долго, если бы не нашелся человек, который почувствовал в себе решимость подумать о замене его чем-либо лучшим. Это... был граф Никита Петрович Панин, которого следует признать творцом заговора, начавшегося в 1801 году <...> Блистательный ум, европейское образование и обходительность с иностранцами резко выделяли Панина из среды тогдашних временщиков; самый характер его, прямодушный, но холодный и надменный, должен был, по сходству своему с британским характером, сблизить его с Витвортом».
Стоит сказать, что в отзыве о вице-канцлере Панине,  английский посол Чарльз Витворт (или Уитворт) признает его по своим убеждениям совершенным англичанином. При взаимном доверии, им часто приходилось беседовать о странностях императора, которые сильно влияли на ход политических дел. В начале 1800 года Панин начал интриговать с английским посланником за отречение императора Павла от престола в пользу старшего сына Александра. «Граф Панин,  – сообщает генерал Л.Л. Беннигсен в письме к своему другу фон Фоку, – обратился к великому князю [Александру Павловичу]. Он указал на все несчастья, которые навлекло бы на империю дальнейшее существование этого управления; сказал, что только на великого князя народ возлагает свои надежды и что только великий князь может предотвратить губительные последствия; он обещал обеспечить личную неприкосновенность императора Павла и предлагал великому князю от имени народа принять бразды правления».
Намеченный Францией и Россией совместный поход в Индию привел английское правительство к решению во что бы то ни стало устранить Павла с престола. Британская дипломатия в Петербурге пустила в ход  все свои средства и связи, чтобы разворошить тлеющий внутренний заговор против императора.
Вот что пишет о роли английского посланника один из самых видных и, несомненно, самых популярных писателей русской  эмиграции первой волны Марк Алданов: «Однако и без документальных доказательств участие лорда ... Уитворта в подготовке цареубийства представляется почти несомненным. Наполеон, который через своих агентов был прекрасно осведомлен о подготовке этого дела, чуть ли не в лицо называл Уитворта (он был впоследствии великобританским послом в Париже) убийцей императора Павла. Так же смотрело на события 11 марта русское общественное мнение, тесно связывавшее роль британского посланника в деле с ролью Ольги Александровны Жеребцовой <...> Искренняя и страстная любовь Жеребцовой к Уитворту заставила ее всецело отдаться заговору. Переодетая нищенкой, она ходила от одного заговорщика к другому и передавала поручения. Быть может, для этого не требовалось переодеваться нищенкой. Но так выходило еще романтичнее. Впрочем, и без того выходило достаточно романтично. Тем более что романтика легко могла кончиться Тайной Канцелярией. Тайная Канцелярия, правда, была подчинена главе заговорщиков графу Палену. Но могли быть всякие сюрпризы».
Убежден в непосредственном участии английского правительства в заговоре князь Лопухин, близкий родственник  Жеребцовой. «Витворт через посредство О. А. Жеребцовой был в сношениях с заговорщиками,  –  рассказывал Лопухин, – в ее доме происходили сборища, через ее руки должна была пройти сумма, назначенная за убийство или, по меньшей мере, за отстранение императора Павла от престола <...>  За несколько дней до 11 марта Жеребцова нашла более безопасным для себя уехать за границу и в Берлине ожидала исхода событий <...> Как только известие о кончине императора Павла дошло до Берлина, Жеребцова отправилась дальше, в Лондон. Там она получила от английского правительства сумму, соответствовавшую 2 млн. руб. Эти деньги должны были быть распределены между заговорщиками, в особенности между теми, которые принимали наиболее деятельное участие в убийстве. Но Жеребцова предпочла удержать всю сумму за собою, будучи уверена, что никто не отважится требовать заслуженного вознаграждения».
Доказательно раскрыл суть заговора его тайных врагов  епископ Русской Православной Церкви заграницей Александр (Милеант): «Государь любил свой народ и желал, чтобы Россия шла своим путем. Он начал производить реформы для устранения привилегий, полученных дворянством в предыдущее царствование, он больше заботился о благе крестьянства и простого народа. Высшие круги в правлении государя увидели опасность для своих привилегий и стали готовить заговор для его устранения. Эти изменники имели большие финансовые связи с Англией, и ее интересы были им важнее интересов России.
Государь Павел отличался рыцарским характером и истинно христианской душой. Он мечтал умиротворить Европу и восстановить порушенные революцией алтари и престолы. Но он оказался один против своих тайных врагов, его стерегли измена, предательство и обман... Темные силы боялись влияния Помазанника Божия на судьбы народов. Сложился заговор, во главе которого стояли некоторые высшие сановники и озлобленные офицеры, мечтавшие о вольности. Приказы императора стали искажаться до неузнаваемости. Заговорщики всеми хитростями настраивали общество столицы против самодержца. Штаб-квартирой заговора стал салон Жеребцовой, сестры трех братьев Зубовых, будущих убийц, и за ее спиной «друг», английский посол сэр Чарльз Уитворт.
Лопухин свидетельствует о 2-х миллионах английского золота, розданных через Жеребцову участникам убийства. Смертным приговором государю послужило соглашение с Наполеоном для похода на Индию, что подорвало бы английское могущество. Заговорщики открыто заявляли, что интересы Англии им ближе интересов России». 
Вскоре Витворт был вынужден выехать из Петербурга. По мере того как политические обстоятельств, все более запутывались, раздражение императора Павла против Англии дошло до того, что 27 мая 1800 года ему было предписано покинуть Россию.
С отъездом английского посла, граф Панин сближается с петербургским военным губернатором, графом Петром Алексеевичем Паленом и вице–адмиралом, Осипом Михайловичем де Рибасом, основателем города – порта Одессы.
Граф Пален был одним из тех многих, которые пострадали с воцарением Павла. Когда он был еще лифляндским военным губернатором, то за оказанные военные почести светлейшему князю Платону Зубову, подвергся гневу императора. Но благодаря содействию подруги своей жены графини Ливен, Пален был вновь принят на службу.
Как подчеркивал в своих записках Коцебу, «такие обиды оставляют глубокие следы в душе благородного человека, каковым был граф Пален. Любимому государю он, несомненно, был бы верным слугой. Несомненно также, что он охотно сошел бы со сцены без кровавой катастрофы и предался бы тихому наслаждению приобретенными богатствами, если бы он мог ожидать от возбужденного в Павле неудовольствия или от неутомимого преследования своих завистников, что его оставят в покое. Но ему казалось невозможным избегнуть участи какого-нибудь Миниха, и, по необходимости, он решился на кровавую оборону».
С воцарением Павла, не избежал участи увольнения и де Рибас. Сначала в декабре 1796 года  был уволен от должности его патрон, светлейший князь Платон Зубов; затем в декабре 1797 года Павел уволил уже де Рибаса с должности командующего Черноморским гребным флотом.
Панин и де Рибас тайно разработали план отстранения императора от власти, который имел все черты заговора. Причем, де Рибас настаивал на необходимости открыть свои планы великому князю Александру и заручиться его согласием, убедить его, что хотят только заставить императора отречься от престола и заточить его, но жизнь ему будет сохранена. Однако, в декабре 1800 года  де Рибас скончался прежде, чем план был реализован. Тогда Панин сообщил о своем плане графу Палену и они снова говорили с великим князем Александром, добиваясь его согласия на переворот. Сначала он отверг их предложение, но поддаваясь убеждениям обещал тщательно обсудить дело такой важности.
Декабрист М.А. Фонвизин, племянник известного литератора  Д.И. Фонвизина, поступил в 1803 году на службу в гвардию, лично знал многих, участвовавших в заговоре, рассказами которых и воспользовался при подготовке своих записок. «Все недовольные,  тогдашним порядком вещей, – пишет Фонвизин, – все лучшее петербургское общество и гвардейские офицеры собирались у братьев Зубовых и у сестры их Жеребцовой, светской дамы, которая была в дружеских отношениях с английским посланником лордом Уитвортом и с чиновниками его посольства, посетителями ее гостиной <...> Вечерние собрания у братьев Зубовых или у Жеребцовой породили настоящие политические клубы, в которых единственным предметом разговоров было тогдашнее положение России, страждущей под гнетом безумного самовластия. Толковали о необходимости положить этому конец. Никому и в голову не входило посягнуть на жизнь Павла, — было одно общее желание: заставить его отказаться от престола в пользу наследника, всеми любимого за доброту, образованность, кроткое и вежливое обращение, – качества совершенно противоположные неукротимому и самовластному характеру отца его».
Однако, раньше, чем заговорщики приготовились действовать, Панин впал в немилость императора, потерял должность вице-канцлера, был уволен со службы  и сослан в одно из имений близ Москвы. До своего отъезда он сообщил  графу Палену все, что мог узнать о настроениях и недовольстве в столице. Советовал поспешить с реализацией намеченного плана. Таким образом, Пален остался полновластным организатором и исполнителем плана графа Панина.
Необходимо сказать, что после возвращения на службу граф Пален достиг высоких постов и заслужил доверие императора Павла в результате сложной интриги, проведенной против графа Аракчеева. Заговорщикам удалось оклеветать Аракчеева и добиться удаления его из Петербурга. На место Аракчеева был рекомендован Пален. Оставаясь петербургским военным генерал-губернатором, он сосредоточил в своих руках все нити государственного управления, став куратором тайной канцелярии.
В ноябре 1800 года Пален пожелал увидеть в Петербурге братьев Зубовых, удаленных в деревню, под надзором полиции, а также генерала Беннигсена, уволенного со службы. «Я решил воспользоваться одной из светлых минут императора, – рассказывал, в последствии, граф Пален в откровенном разговоре графу Ланжерону, – когда ему можно было говорить что угодно чтобы разжалобить его на счет участи разжалованных офицеров: я описал ему жестокое положение этих несчастных, выгнанных из их  полков и высланных из столицы...за проступки легкие и простительные. Я знал порывистость Павла во всех делах, я надеялся заставить его сделать тотчас же то, что я представил ему под видом великодушия: я бросился к его ногам. Он был романтического характера. Он имел претензию на великодушие. Во всем он любил крайности: два часа спустя после нашего разговора, двадцать курьеров уже скакали во все части империи, чтобы вернуть назад в Петербург всех сосланных и исключенных со службы. Указ, дарующий им помилование, был продиктован мне самим императором».
Таким образом, благодаря ходатайству графа Палена в ноябре 1800 года начали съезжаться в Петербург братья Зубовы. Вернулся генерал Беннигсен, попавший в опалу за связи с братьями Зубовыми. Граф Пален, став во главе заговора,  избрал его «правой рукою своей». Для приведения плана в исполнение Палену был необходим именно он, генерал Беннигсен, – решительный, исполнительный и осторожный. По мнению некоторых современников именно ему отводилась роль главного исполнителя переворота.