Семья и люди Часть 2-3

Феликс Довжик

Семья и люди

Часть 2-3


Танки для коротышек

В телевизионной передаче в прямом эфире с телефонной связью со зрителями прозвучал знакомый протестный вопрос:
– Почему на передачу приглашаете инородцев? Что у нас мало своих?
Меня вопрос не привел в восторг, но вопрос – поучительный. Он помогает понять очень многое.

Начну от Петра. От Петра – первого. Он первый сообразил, что нужно за границу посылать учиться не тех, кто боярин по паспорту, а тех, кто склонен впитывать науки, будь то эфиоп Ганнибал или человек плебейского звания. Как роль Петра ни оценивай, а полезный пинок он России дал.

Представим такой социальный эксперимент. Танк – создание не для рослых людей. Поэтому вполне естественно, если в каком-либо воображаемом государстве будет принято очевидное решение – танки для коротышек, им его и создавать. Всех, кто выше метр шестьдесят с долями, к конструированию танка не подпускать.

Я ничего плохого не хочу сказать о людях низкого роста. Мне даже кажется, что среди них больше талантливых, чем среди высоких. Они обижены в росте, это с детства стимулирует волю и характер. Высокому под стать все девушки, а у низкорослого выбор ограничен.

Одно это чего стоит? Но я о другом. Что делать, если в такой противоречиво-танковой стране родился гениальный конструктор высокого роста и хочет конструировать именно танки? По логике коротышек, гнать его подальше метлой. Не наш человек. Танки для коротышек.

Что получается? Отбор создателей танков идет со значительно меньшей группы людей, к этому способных. Коротышкам лафа – нет конкуренции, но танки для них или для Родины, в конце концов?

Другой пример. У человека серьезная болезнь, дальше некуда, а лечить такое заболевание умеют только в стране Касатонии. И самолет стоит под парами, и касатонский врач готов прилететь на помощь, но он не наш человек, у него глаза касатонские.

 Конечно, когда дело касается собственной шкуры, многие на глазах умнеют. В неуютной ситуации ради новых шкурных интересов легко отказываются от старых шкурных принципов, хотя исключения бывают.

В 1953 году, когда по стране с легкой руки партии Ленина-Сталина гуляло «дело врачей», в белорусском городке одну просвещенную даму угораздило попасть в хирургию, а хирургом там был врач милостью божьей, но с изъяном по пятому пункту анкетных данных.

 Сия «образованная дама» на всю больницу закричала, что она жида близко к себе не подпустит. Бог ей судья за похвальное рвение, тем более что другого толкового хирурга в городе не было, а везти ее в Кремлевскую больницу за переизбыток преданности святому делу коммунистической партии никто не собирался.

Я хорошо понимаю труженика средних и ниже созидательных способностей – неутомимого завистника с подмоченной с детства душой. Зачем ему конкурент, который с блеском делает то, что он не может высидеть в поте лица? Убить конкурента! Да пусть вся страна сгниет, лишь бы ему жилось уютно. Но так вслух не скажешь. Приходится кричать – моя страна, я о ней больше всех пекусь. Остальные прочь из моей страны! Танки для коротышек!

Пока есть удачливые конкуренты, завистник счастливым не будет. Поэтому с его позиции он прав на все сто, и я его понимаю. Но у меня тоже есть позиция. Я хочу, чтобы страна процветала, а не валяла дурака. Но, чтобы страна не валяла дурака, она не должна идти на поводу у тех, кто печется только о своей шкуре.

Я хочу, чтобы в стране были лучшие на Земле врачи, инженеры, строители, а лучшие – не всегда чистопородные, и с этим ничего не поделаешь. Даже первый и лучший поэт России не блистал происхождением. И второй тоже.

Я хочу, чтобы в стране была лучшая в мире техника, лучшая культура, и даже лучшие танки. Но тогда их должны создавать все, кто умеет, а не коротышки духом, душою и интеллектом.

Зависть затмевает разум. С этим тоже ничего не поделаешь. Пусть коротышки завидуют. Это их право. Но во всем остальном у них руки должны быть коротки. Это обязанность государства. Если, конечно, оно хочет процветать, а не валять дурака.

Да, не забыть бы. «Образованной даме» умереть не дали. Врач подмигнул своей медсестре, вместе с которой проводил все свои операции и молча вышел из операционной. Медсестра сделала пациентке положенный «успокоительный» то ли укол, то ли наркоз. Врач вскоре вернулся. Операция прошла успешно.


Бескорыстное служение

В политику идут не для того, чтобы бескорыстно служить народу. Даже жене не служат бескорыстно. Если от жены нет отдачи, ей машут ручкой. Бессмысленно требовать, чтобы политики не пеклись о своем гнезде, а беспокоились о нашем. Разумнее требовать, чтобы они не слишком увлекались и приносили хоть какую-нибудь осязаемую пользу.

Бессмертие

Любая империя держится на глупости и подлости. Поскольку глупость и подлость неисчерпаемы, смерть империям не грозит. Даже императоры бессмертны. Чем император грязнее, тем больше у него поклонников в будущем. Новой подлости нужна новая глупость. В единой связке они неистребимы.


Наблюдения

Дурачит жизнь разнообразно
и не щедро льет вино –
не считай ворон напрасно,
из всего расти зерно.


Конечно, Сталину далеко до Ленина, но и Сталиным быть неплохо – в войну не будешь голодным.

Честный малый мало что может, а крупный может всё – честность ему не мешает.

Чужого не надо, когда все свое.

Минута час бережет, а день может годы тратить.

В любом деле трудолюбивые сеют, а шустрые собирают урожай.

Грязное дело чистые люди делать не могут – не получается.

Жизнь всего дает сполна, но многие не знают, что брать.

Честным политиком может быть тот, кто ничего в политике не понимает.

Точка зрения зависит от высоты подъема.

Не важно, что посеешь, важно, что пожнешь.

Бесполезные занятия заманчивее необходимых, поэтому живучи.

Любая находка переносится легче, чем потеря.

Умный тормозит на глупости, для остальных она не преграда.

После смерти не поумнеешь.

Чужое счастье себе не приспособишь.

Промотать наследство любому по плечу, а сколотить не всем по зубам.

Лозунг «каждой по потребности от каждого по способностям» реализовали женщины легкого поведения.

Совесть богатства не требует.

Россия хвалится духовностью, поскольку с деловитостью проблемы.

Войны бывают братоубийственные и самоубийственные, других не затеешь.

Важно не то, что сделал, а как распорядился тем, что досталось.

Большой начальник внимателен к людям – косого взгляда не пропустит.

Охотно слушают тех, кому заткнули рот.

Не так страшен высокий этаж, как подходы к нему.

Потеря прав – это возмездие за потерю обязанностей.

Взять хочется все, а получаешь то, что достается.

Чем уже кругозор, тем выше мнение о себе.

Судьба каждого зависит от того, насколько он накуролесил.

Удача любит поиграть в кошки-мышки, а неприятности ходят в открытую.

В юности часто разочаровываешься, а в старости обманываешься.

Хорошее ускользает, плохое само идет в руки.

Честные живут скромно – кроме совести, продать нечего, а совесть не берут.

Великие люди говорят очень умно, поэтому их можно не слушать.

Скатертью дорога у тех, кто катится под откос.

Кто умеет выныривать, тот и в шторм на плаву.

В своей стихии каждый кум королю.

Неудача сама не придет, к ней тоже надо стремиться.

Сплошь и рядом разные люди бывают одного сорта.

Охотно продается тот, кто легко покупается.

Зависть – трамплин для подлости, но ею подлость сыта не будет.

Порядочный человек способен только на мелкую подлость, крупная ему не по плечу.

Над схваткой просто так не стоят – рассчитывают на добычу.

Светлые лозунги служат для яркого освещения темного пути.

Бег с препятствиями начинается до старта.


Фанатик нашего времени

Фанатик – пламенный герой,
за цель свою стоит горой,
ему что мир и что война,
что нет вины, что есть вина.


Фанатиком становятся по обстоятельствам и не выходят из этого состояния по убеждению и зашоренности. Активный фанатик дойдет до классовой и бесклассовой борьбы и до чего угодно. И ничего не поделаешь – разуму он не поддается. Свободных клеток в извилинах нет. Все выжжено.


Мысли попутно

Когда чужая высота
иных сбивает с круга,
то правит балом слепота –
всех глупостей подруга.

Порядочному человеку наивно кажется, что его воспринимают с восторгом.

Если вас не замечают, не значит, что не видят – вас просто выбросили из сознания.

Мудрый человек тот, кто продрался сквозь заросли собственной глупости.

Ум опасен, если нет совести, а с совестью и глупость не страшна.


Мятеж

Мятеж – это выступление группы людей с оружием в руках против существующей в данный момент власти. Или – наоборот. Выступление группы людей с оружием в руках против существующей власти – это мятеж.

Человек, который совершает глупость или подлость, считает себя правым. Если бы его покусывал червячок сомнения, он бы ни глупости, ни подлости не совершал. Мятежники и их сторонники обязательно считают себя правыми, но – увы.

«Мятеж не может кончиться удачей, –
В противном случае его зовут иначе».

Высказывание было известно еще в старой Англии и было переведено на русский язык С.Я. Маршаком. Добрых две сотни лет эта здравая мысль кружится над Земным Шаром, и всем, кто берется за оружие, не худо бы помнить о ней. Против оружия не идут с пряником. Лакомства можно сулить до мятежа, но, если дело дошло до драки, мятеж расстреливают и подавляют. Такова логика.

В октябре 1917 года группа мятежников с оружием выступила против существовавшей тогда власти. Их поддержали. С тех пор это событие считается революцией, а участники – революционерами. Глубинная суть переворота, его плюсы и минусы открылись позже, но это не меняет названия. Мятежом новая власть после 1917 года вполне законно стала называть вооруженные выступления сторонников старых порядков.

 Правда, эти выступления были столь обширными, что власть, не стесняясь, назвала их гражданской войной. Победил тот, кого поддержали в большей степени. Предыдущий режим был для многих поперек горла, что и требовалось доказать. Но новый режим оказался новым по форме и допотопным по содержанию. Его песенка была спета еще в колыбели, хотя и затянулась на семьдесят с хвостиком лет.

В августе 1991 года группировка власти (ГКЧП) подняла мятеж против неумолимо надвигающихся событий. Опереточный, хотя совсем не шуточный мятеж не кончился удачей. Были надежды на поддержку силовых структур, но силовые структуры, оглядываясь на возбужденные толпы, не рискнули шутить. Власть ГКЧП рухнула, приобретая сторонников задним числом.

Для многих злоба за все потерянное не компенсировалась новыми приобретениями. Страна раскололась. Чем сильнее сопротивление, тем хуже последствия. Сторонники старого сгруппировались вокруг парламента. Вожди законодательной власти, считая себя правыми, призвали к оружию своих сторонников. Сторонники были, но их оказалось для победы маловато, а с мятежом во все времена поступали одинаково. Новых рецептов не придумано.

Если нет сопротивления власти, власть наглеет беспредельно. Когда возникает противостояние, любой искры в горячих головах достаточно, чтобы вспыхнул мятеж. Мятежники, за редким исключением, переоценивают свои возможности. Шоры на глазах от злобы приводят к завышенным оценкам. Все остальное известно и многократно проверено историей.
«Мятеж не может кончиться удачей, –
В противном случае его зовут иначе».


Неизбежность и справедливость

Любая революция совершается, чтобы наказать за подлость зарвавшихся и хозяев. Поэтому она неизбежна и справедлива. Однако урожаем революции пользуются не те, кто сражался на ее баррикадах. Новых хозяев, которые приспособили плоды перемен для себя, и для потомков, ждет участь предыдущей власти. Это тоже справедливо.

Хотя опять плодами воспользуются другие. И это неизбежно. Люди разные. Одни – за справедливость, другие – за целесообразность. Для них главное – свое брюхо. На остальных наплевать, авось пронесет. Но не тут-то было. Поэтому для революции всегда есть почва.


Круговорот переворотов

У бунтарей надежный грунт –
любой поддерживает бунт,
а совершился поворот –
народ в досаде слезы льет.

Когда совершается переворот, основная масса смотрит на это с одобрением, поскольку предыдущее восторга не вызывало. Но человек так устроен – вечером поддержал перемены, а утром дай да подай ему в постель все хорошее, за что боролись. К вечеру следующего дня на повестке вечный вопрос: «А что мне дала новая власть?».

Во-первых, новая власть сразу ничего дать не может. Тот, кто взялся за рули, управлять еще не умеет, а тот, кто рули потерял, вставляет палки в колеса. Во-вторых, каждый, поддерживая переворот, считает, что все хорошее от предыдущего сохранится, все плохое исчезнет, да плюс ко всему появятся молочные реки и кисельные берега. Каждый ждет рая небесного, который кто-то ему принесет на блюдечке с голубой каемочкой.

Но переворот – это всего-навсего смена правил игры, которая создает для желающих и умеющих возможности строить рай, а не сам рай в готовом виде. При этом многие плюсы прошлого рассыпаются в прах, а, как воспользоваться новыми, мало кто умеет. Начинается ропот.

 Все, кто за прошлое – за старые привычные правила – поднимают головы, ощущая вспыхнувшую поддержку отрезвевших от собственных иллюзий масс. Да и в стане глашатаев полно разочаровавшихся.

Противодействие вызывает ответные действия. Общество раскалывается, а это еще более вдохновляет сторонников прошлого. Новые правила игры они принять не могут. Они им не по плечу. Талантливых игроков всегда и везде мало. Шустрых, которые ловко плавают в мутной воде любой системы, достаточное количество. Они-то и пользуются плодами побед – ломают позвоночник новым правилам и приспосабливают их на службу своим интересам.

Реальная жизнь отклоняется от восторженных картин, которые рисовали романтики и идеалисты. Кому-то новые правила в масть, кто-то способен приспособиться, а кто-то остается за бортом, воспевая прошлое, в координатах которого ему было лучше, чем теперь.

Представители этой братии уже рулили раньше и успешно завели страну в болото, но новым умникам этой когорты кажется, что уж они бы рулили лучше прежних и вырулили бы на магистральный путь. Им не докажешь, что все дороги по старым правилам ведут в болото. Они беспокоятся не о путях, а о себе. Верните старое – и все! Это – тупиковая ветвь общественного движения, обреченная на естественное умирание.

Более плодотворна другая ветвь. Ее представители трудно вписываются в новые правила. Они требуют от более ловких и удачливых учитывать интересы остальных и как-то делиться. Они не за возврат к старому, а за коррекцию новых правил.

Такое движение из года в год будет множиться и расширяться. А количество, как известно, рано или поздно, переходит в новое качество. И, если не будет найден разумный компромисс, новый переворот не заставит себя ждать. От него не улизнешь.

У бунтарей надежный грунт –
любой поддерживает бунт,
а совершился поворот –
народ в досаде слёзы льёт.    


Свой компас

Когда у руководящих структур Советского Союза подкосились ноги, из всех райкомов и обкомов тут же выселили на улицу правящую коммунистическую партию. В НИИ, в котором я работал, все начальники, начиная с начальников лаборатории, все исключительно, были членами этой единственной в стране партии. Иначе они начальниками не были бы, несмотря ни на какие научные заслуги.

Министерские структуры какое-то время оставались в первозданном виде, как-то работали и старались обеспечить нас хоть каким-то финансированием, чтобы не все убежали за ворота, а убегали многие. Лучшего монтажника сборочного цеха нашего завода, который практически без единой ошибки собирал наши приборы, я заметил в вестибюле метро, продающим какие-то вещи. Он сделал вид, что меня не увидел, и я не стал к нему подходить.

 Ладно, будем считать, что он несознательный рабочий. Интереснее другое, как поступил самый сознательный из сознательных – секретарь партийной организации нашего НИИ, тот, кто должен был вести нас к вершинам коммунизма, тот, кто регулярно на общих собраниях клеймил загнивающий запад.

Он после вуза поступил к нам работать инженером, но скоро, сравнивая себя с успешными, понял, что так зарабатывать на жизнь, не его дорога. Он с головой нырнул в общественную работу. Выступал, призывал, клеймил. Его стали продвигать по административной линии. Дорос до руководителя среднего уровня, а оттуда вполне допустим прыжок в партком, в секретари, с зарплатой и премией, как у заместителей директора.

У нас до этого один толковый товарищ вполне заслуженно стал начлабом, но вдруг как бы попутно стал партийным активистом и оказался секретарём парткома. Заместитель директора в узком кругу удивлялся, зачем это ему надо. Ему светило вот-вот стать начальником отдела, а потом замдиректора по его направлению.

 Давно известно, что в мире ничего тайного нет. Как оказалось, у его жены, по вузу однокурсницы, двоюродный дядя заместитель главы правительства. Дядя сказал, обязательно побывай секретарем парткома, и тогда я тебя очень высоко подниму. Не обманул, поднял.

Наш последний секретарь парткома первый из фирмы проторил дорожку на запад. Никто из нас ещё не знал, что граница туда приоткрылась, а он уже послал туда сына учиться. Через полгода он сам туда улетел. Не думаю, что пламенный коммунист отправился разваливать запад. Где он там найдет работу?

Есть две возможности. Устроиться в тамошние средства информации и профессионально их консультировать, как клеймить Россию. Вторая работа – таксистом. Вероятно, сын ему сообщил, что там таксисты получают больше, чем наши бывшие секретари парткомов, а в магазинах изобилие – одной копченой колбасы сто сортов.

Отлёт партийного вождя меня не удивил. Кто первым в столице полетел вслед за ним? Не догадаетесь. Я до сих пор не пришел в себя от собственной наивности. Первыми из Москвы поближе к копченой колбасе полетели несколько самых ярких, самых пламенных революционеров. Какие были люди, за ними шли толпы в сотни тысяч, их слушали, им доверяли миллионы.

 Мы, их поклонники, искренне верили, что они, герои, рискуя своим благополучием, сражаются за наши общие интересы, а они-то знали, что поднимают массы торить дорогу себе на запад. У них был свой коммерческий интерес. Расчет был точным, не прогадали, своё получили.

Был и другой слой ярких людей. Они на время оставили свою профессию и включились в борьбу за честность, за совесть, за справедливость, за благополучие всех. Как за это бороться, они понимали, но как дальше строить, они не знали, это не их профессия. Они вернулись к своей.
 
Слой маяков и вождей заметно утончился, настало время других – совсем не борцов, а устроителей собственной жизни. Можно использовать аналогию. Существует древнее высказывание. Победа достается мародёрам. Высказывание грубое, но зерно в нем есть.

Плодами любой революции, любой победы пользуются не те, кто был её действующей силой. Конечно, рано или поздно положительные изменения наступают, чаще с большим опозданием и сначала в худшую сторону, а потом постепенно в лучшую, опять, конечно, до поры до времени.

Был ещё один не самый многочисленный слой людей, ученые, инженерно-технические работники, представители других важных профессий, у которых был еще «порох в пороховницах» да еще какой, но которым по возрасту можно было не дождаться прихода лучших изменений, и они тоже потянулись на запад. Последствия этого для страны еще аукнутся, но не сразу.

Рассказывали про одного ученого. Его спросили, почему он не уезжает. Он ответил: «Пройду по нашему длинному коридору – есть с кем поговорить. Зачем мне уезжать?». Через год он собрался на запад. Его опять спросили, но вопрос был другой – почему уезжает? Он ответил: «Пройду по коридору – поговорить не с кем».

Любая энергетическая топка, костёр, печь или любое техническое сооружение, нуждаются в постоянном подбросе горючего вещества. Если его нет, топка застывает и гаснет, иногда даже навечно.
Человеческий мозг постоянно нуждается в притоке мыслей. Если их нет, мозг теряет способность работать.

Одна мамаша говорила, что на вопросы малолетнего сына «почему», отвечала – потому что перпендикуляр. Сын вырубался надолго и давал ей возможность заниматься своими делами. Через какое-то количество лет она жаловалась; «Не знаю, что с ним делать. Он совсем не хочет учиться и совсем не умеет думать».

Крупные ученые и профессора вузов, как правило, умеют задавать своим сотрудникам и ученикам вопросы такого уровня, решив которые волей-неволей. станешь заметным специалистом. Это не взятку брать со студента за пересдачу экзамена, это совсем другое. Это узкая тропинка к высоким знаниям. Это производство штучного продукта. Потеря в этой цепочке руководителя или талантливого ученика непоправимы. Восполнить потом потери тяжело и трудно. Для этого необходимы десятки лет, если не больше.

Первый человек, с которого началась физика как наука, – Галилей. Наивно думать, что он однажды проснулся, и решил, что станет Галилеем. Кто-то научил его физике и математике самого высокого на тот момент уровня, кто-то задавал ему галилеевские вопросы, на которые ох как трудно было дать ответы – в современных книгах того времени их не было. Он искал, мучился и находил. Вот и стал Галилеем.

Современный математик, академик, рассказал такую историю. Ему учитель математики в самом начале средних классов школы задал задачу очень высокого олимпиадного уровня. Он мучился над нею почти три месяца, бросал, возвращался – задело мальчишку, но наконец осенило. И тут он очень многое понял. Внедрение в математику произошло.

Не случись этой задачи, он бы остался всего лишь сильным учеником. Задача перевела его в разряд талантливых. Учитель тоже большой молодец. Он предположил, что из мальчишки получится что-то дельное, и не ошибся.

Со времен Галилея итальянская физика, до поры до времени, была на хорошем мировом уровне. В первой половине двадцатого века итальянец Энрико Ферми со своей командой наравне с французской и немецкой группой стоял у истоков зарождения атомной физики и техники. Но появился в Италии Муссолини, а в Германии Гитлер, и где теперь итальянская физика и немецкая математика и физика?

У нас в России ещё со времен Ломоносова почти всю свою творческую жизнь провел великий немецкий математик Эйлер, и пошла у нас математика. Великий революционер в геометрии Лобачевский – наш человек.

Прервать тонкую ниточку умения задавать глубокие проблемные вопросы и научить умению их решать – раз плюнуть, а связать её снова – ох какая неподъёмная задача. До великой отечественной войны Харьковский Физтех довольно успешно занимался атомной физикой, но где-то в районе тридцать седьмого года, им решительно взялись помогать чекисты. И помогли.

Чекисты вообще обожают работать с учеными. Они же за кордон под видом статей в их журналы, написанных на их импортном языке, посылают шифровки, которые невозможно расшифровать. Ты попробуй докажи, что ты не враг! Мы же тебя насквозь видим! У нас своя работа, и мы её выполним! Мы всем докажем, что мы не даром едим народный кусок белого хлеба с маслом и салом сверху!

Конечно, если у страны будет желание поднять какую-нибудь отрасль знаний или производства на высокий, почти мировой уровень, и общество согласиться опять в сотый раз затянуть ремни и терпеть, эту задачу решим. Что-то своруем, что-то сами изобретём. Создали сразу же после войны атомную и даже водородную бомбу. Надо ли было это делать в полуразрушенной, полуголодной стране, я не знаю.

Если сразу стали хорохориться, я победил, я теперь сила, и стали немедленно ссориться с соседом за право командовать половиной полушария земного, то конечно надо. Сосед не уступит. Если вели бы себя скромнее, терпимее, не задираясь, понимая положение страны и народа после таких потерь, то можно было бы с бомбой повременить.

В Советском Союзе одно время широко распространялся такой анекдот-присказка: «Один русский – пьяница, два русских – драка, три русских – первичная партийная организация». Репутация иногда подводит.

Закордонные друзья не без некоторых оснований считали, что Россию хлебом не корми – дай повоевать, поэтому искренне побаивались. А когда два соседа грозят друг другу, в ход идёт заготовка оружия. Это закон любой драки. Пока современное оружие сдерживает, а там посмотрим, если будет кому смотреть.


Нутряная дедовщина
Я долго не догадывался, где рождается дедовщина. Почему она существует, я понимал, а истоки ее были скрыты от меня туманом, пока внуки не открыли мне глаза.

О дедовщине мне немало пришлось спорить с теми, кто отслужил в армии срочную службу. Я им задал глупый детский вопрос. Может ли наша армия от Бреста до Владивостока стать по стойке смирно за полчаса? Долго ребята чесали лбы. Задание нелепое, но приказ есть приказ. В конце концов, ответ был единодушным – армия построиться может.

Тогда почему не могут победить дедовщину? Если армия не выполняет приказ: «Прекратить!», значит, это не армия, ее надо разогнать и создавать новую. Армии, которая не может выполнить приказ, нельзя доверить оборону страны. Значит, приказа не было, а если формально он был, никто его не воспринял всерьез, поскольку все в дедовщине, кроме тех, на кого она обрушивается, шкурно заинтересованы.

Однажды знакомая женщина случайно подслушала в Москве разговор молодых воспитательниц детского сада. Одна делилась с другой опытом работы.
– Я после прогулки, когда они разгоряченные, высаживаю всех на горшки и распахиваю окна настежь. На следующий день половина группы отсутствует. Детей мало – работать можно.

Когда мой старший внук пошел в московский детский сад в подготовительную к школе группу, его ожидал другой сюрприз. Старослужащие группы под водительством самого великовозрастного стали бить его ногами по ногам. Внук сразу сообщил об этом родителям.

 Ему немедленно купили особые буцалы, а отец провел с ним специальное занятие, и на следующий день, как только великовозрастный развил усердие, он получил полноценный ответ и умылся слезами. Однако он решил, что это случайность, через день повторил наскок и вновь получил заслуженную порцию. Больше внука не трогали.

Через год дошла очередь младшего внука идти в тот же детский сад, а у него иной характер. Он походил два дня и наотрез отказался идти туда. Только через год он раскрыл причину.

Его, новенького, ногами стали избивать старослужащие. Ему бы сказать об этом родителям, а он, наивный, пожаловался воспитательнице.
– Не нравится – не ходи! – отрезала она. Он так и сделал.
Не в детском саду придумали дедовщину, но заинтересованные воспитатели охотно взяли ее на вооружение.

Народ хотел иметь дедовщину – народ ее получил. Еще раз подтвердилась ленинская теория. Дедовщина – это тот случай, когда низы хотят, а верхи одобряют или застенчиво осуждают. Офицеры сквозь пальцы смотрели на неуставные отношения, а теперь трубят о падении престижа армии. Упомянутые толстокожие воспитательницы своими руками рубили сук, на котором сидят.

Первая реакция на их поведение – появление платных учебных заведений. Если там одни дети будут бить других ногами, воспитательница получит справедливый пинок под зад. Дальше дешевых казенных учреждений путь ей будет закрыт. Подобные воспитатели первыми завопили о неравенстве. Вопли их справедливы, но мне их не жаль.


Чем думает Россия?

У Тютчева есть очень известные, а сейчас едва ли не самые популярные строчки: «Умом Россию не понять».
С Тютчевым не поспоришь. Он выразил свою печаль и горечь – естественную горечь человека, который знает западный мир и хочет, чтобы его родина была не хуже других стран.

В последние годы высказывание Тютчева интенсивно используется теми, кто хотел бы вложить в его строки особую для России загадочность и предназначение свыше. Мне не дано знать, поддержал бы Тютчев своих толкователей, но мне с ними трудно согласиться.

Россия по горло сыта своей особенностью, которая кроме особых испытаний ничего ей не принесла. Когда толкователи намозолили мне глаза, я написал стихотворение. Там есть такие строки: «Умом Россию не понять – Россия мыслит задним бюстом». Конечно, шутка, но в каждой шутке есть горькая доля правды.

Сейчас ни одна нормальная семья не хочет отдавать детей в армию. Это вполне здоровая реакция на то, какой стала армия за последние два-три десятка лет. Но, с другой стороны, генерал, бывший командующий военным округом, не последний человек в недавней армии, человек, который немало сил и неуемной энергии приложил, чтобы армия стала нелюбимой, пользуется поддержкой у многих слоев населения.

Даже люди, которым приходится думать головой, люди, работающие в сложной технике, готовы за этого генерала глаза его противникам выцарапать. Так чем же думает Россия?


Разные разности

Сойдет с небес веселый луч
и осенит надеждой – вскоре,
пока шатер из темных туч,
смотри под ноги или в корень.


Во Вселенной ни шума, ни грохота, а на Земле одни проблемы.

Семья мелкая копия Вселенной, но с шумом, грохотом и войнами.

В семье самые звонкие напевы – потребительские.

Семья – муж, жена и океан желаний.

Талант мужа – в корректировке желаний жены, а талант жены – в исполнении его желаний.

Самое загадочное в человеке – пустота и жажда необычного.

Собака лает, когда знает свое дело, а человек, когда не знает.

Цель оправдывает средства, если друг друга стоят.

Когда идешь не в ту сторону, неизменно дует попутный ветер.

Главное в жизни не то, что было, а то, что останется.

«Сейчас» – понятие многолетнее, за день не осуществишь.

Человек – набор генов, но не все высшего качества.

Ленивый больше отдыхает, но меньше живет.

Мания величия не возникает, а создается собственным сознанием.

Глупость совершить легко, но не каждая бывает лучше предыдущей.

Кто редко вспоминает свои ошибки, тот часто с ними встречается.

Орфографический словарь – все помнит, но двух слов связать не может.

Кто идет на поводу у своих знаний, тот пороха не изобретет.

Талант необходим, когда кошелек пустой.

Каждый прав, если считает, что его неверно оценивают.

Нельзя поднять себя за волосы, но можно встать на дыбы.

Жить вредно – плохо кончается.

Для прыжка в высоту – гибкий шест. Несгибаемый не позволяет прыгнуть.



Бытие и сознание

Когда Советский Союз покатился с лестницы, а на блюдечке с голубой каемочкой ничего не оказалось, когда-то близкие мне люди стали оправдывать бывшие мерзости, лишь бы окунуться в желаемые удовольствия прошлого. Меня это не удивляет. Если жизнь простужена, моральные принципы чихают в первую очередь, особенно если есть к этому предрасположение.

Меня интересует другое. Что от чего? Хромое мировоззрение от хреновой жизни, или хреновая жизнь от хромого мировоззрения?

Бытие определяет сознание или сознание определяет бытие?
Я думаю, прямой и обратный процесс идут с нами плечо в плечо. В детстве бытие и воспитание формируют мировоззрение, а потом уже мировоззрение оказывает влияние на наше бытие.

Когда мировоззрение с ущербом, сам ищешь сомнительные бугорки и детей посылаешь по скользкой дороге. А если сам спотыкаешься, и дети хромают, счастливой жизни не будет.


Бытовая динамика

Две мои заметки в стенгазете нашего НИИ, написанные с разрывом в 10 лет. Первая к 30-летию Дня космонавтики, вторая к 40-летию – 12 апреля 2001 года.


Первая заметка.

«Когда мы начинали, мало кто в институте понимал, что такое работа. Учителей не было. Наше становление растянулось на десятилетие. Но пробиться психологически было легче – выйти вперед из одной шеренги.

Мало кто из нас понимал, что в жизни надо устраиваться. Сейчас, мне кажется, считанные единицы не спешат устраиваться. Приходят десятки новых сотрудников, через пяток лет смотришь – прижились один-два, остальных смыло. Я не считаю, что молодежь виновата. Меняются правила жизни. Те, кто приходит, по возрасту – наши дети. Наше поколение их так воспитывает. Мы поумнели в детях, или наш несостоявшийся в прошлом реализм теперь проявляется в них?..

Не скажу, что у нас была легкая жизнь, не скажу, что она легкая у тех, кто сейчас приступает к работе. Жизнь устраивает экзамен и производит отбор. Кто выдержит – не посчитает себя несчастным. Ему будет, что вспомнить».


Вторая заметка.

«Для тех, кто пришел в институт в год полета Гагарина, вся жизнь космонавтики на глазах. Уже нет Гагарина и Титова, и для нас открывается финишная прямая.

Ветераны подписывают в директорате документы на пенсию. Один улыбается, другой сутулится и смотрит угрюмо под ноги.
Кто жил для себя, тот остался сам с собой – постаревшим и ссохшимся. Кто жил для себя и других, тот в окружении детей и внуков со всеми сочными трудностями и радостями.

Творческое недовольство плодотворно – ищешь изъяны в своей работе и исправляешь. Бытовое и семейное недовольство бесплодно. Каждый ребенок – лётный образец. Его уже не переделаешь.

Если воспитывать, может не получиться, если не воспитывать, обязательно не получится. Воспитание – это суровый кнут, но, прежде всего, к своей персоне. Природу не обманешь. Если сам без подтяжек, а сыну ремень – останешься без штанов, а переборщишь кнут к себе и к детям – зацементируешь души. Жизнь прожить, не ломая голову, можно только с врожденным пороком сердца.

Мы теперешние стали оппонентами себе прежним. Романтики превратились в реалистов, реалисты – в романтиков. Одни осуждают свою былую наивность и слепоту, другие ищут утешение в грезах о прежнем времени. Если итоги не радуют, приукрашивается прошлое. А годы уходят, и их не вернуть.

Сорок лет – период активного существования. Дальше – период полураспада. Как он пройдет, зависит от плодов пролетевшего времени.
Сорок лет. Есть что вспомнить, и на что оглянуться».