Весна сорок пятого года

Да разве об этом расскажешь,
В какие ты годы жила,
Какая безмерная тяжесть
На женские плечи легла?

                Д.Исаковский

Весенний ветерок, свежий, пахнущий только что переставшим дождём, ворвался в открытую форточку. Почудилось, будто кто-то невидимый прошёл от окна к двери и щёлкнул замком. «Сквозняк, холодно», - сказала, поёжившись, моя прабабушка и укуталась большим, очень старым пуховым платком, который во многих местах был изъеден то ли молью, то ли временем. Однако села поближе к окну в большое кресло, вынула из ящика стола коробку с пожелтевшими от времени листами бумаги и начала медленно их перебирать.
Когда прабабушка брала ветхие треугольники и трясущимися руками как-то неумело разворачивала, начиная перечитывать без очков заученные за долгую жизнь строки, её потускневшие глаза озарялись каким-то неясным, загадочным светом тревоги, счастья и надежды, а морщинистые губы начинали шептать всегда с одних и тех же строк: «Анечка, милая, прости, что долго не писал. Был-то рядом, в Моршанске. До дома рукой подать, да армия есть армия, свой порядок. Береги детей, себя, обо мне вспоминай.
Теперь мы на фронте, вернёмся с победой. Да, передал тебе подарок с Андреем, пуховый платок, он достался мне, когда распределяли подарки для бойцов…»
Старческие руки погладили, потрепали избитые уголки платка, а голос как-то надрывно, запинаясь, продолжал звучать в тишине городской квартиры, только иногда его заглушала доносившаяся с улицы музыка «Марша Славянки».
«Целую тебя крепко, несколько раз. Так бываю доволен, когда получаю письма! Ты пишешь много, а я мало. Не обижайся, ведь сама знаешь, как я сейчас живу. День пережил -  и хорошо, что остался жив, а к вечеру вспоминаю про всех вас. Как ты там с ребятишками? Ведь их пять человек! Не знаю… Береги их. Твой муж Ваня».
Прабабушка подняла голову, её рука застыла на листке жёлтой от времени  бумаги. Через вуаль занавески прорвался косой луч солнца, скользнул по линзам лежащих на столе очков, пробежал по потолку, запахло сиренью.
Наверное, в эту минуту жена, оставшаяся в то далёкое фронтовое время с малолетними детьми на руках, вспоминала не о своей нелёгкой ноше, а о том, кого так любила и ждала, за кого тревожилась каждый день.
Перечитывая скупые солдатские строки, она вспоминала, как тогда, получая письма, в воображении вставали чудовищные картины боя: разруха, гарь, груды металла, человеческие смерти – и появлялся страх, непонятный, необъяснимый страх, но рядом были дети, и приходилось, призывая все силы и волю, выживать.
Письма приходили редко, они где-то застревали надолго, но муж-лейтенант, командир второго взвода первой миномётной роты пятьсот семьдесят второго стрелкового полка двести тридцать третьей стрелковой дивизии писал: «Здравствуйте, дети и милая моя Анечка. Целую вас крепко, скучаю ужасно и люблю. Аня, люблю тебя за всё, всё, всё… Ваш отец, муж».
Прабабушка кладёт аккуратно в зелёную шкатулку письмо, но перед тем, как положить, подносит к невидящим глазам листок, щурится и пытается рассмотреть расплывшуюся на уголке маленького обрывка бумаги дату: двадцать восьмое августа, тысяча девятьсот сорок третий год.
Это короткое письмо оказалось последним, потому что дальше в стопке писем – похоронка, которую вдова никогда не читает, она только бережно завершает ею складывать солдатские треугольники в зелёную шкатулку.
Сейчас прабабушка молчит, а раньше подолгу плакала над своими сокровищами, гладила потёртые бока деревянной коробки с металлическими бляшками и говорила: «Где он? Хоть бы могилку увидеть…»
… Сегодня молчит. Почему? Может быть, лёгкий весенний ветерок напомнил весну сорок пятого?
Да, безмерная радость переполняла тогда сердца всего советского народа. Счастливыми были в те дни даже те, кто уже никогда не увидит своих родных и близких, понимая, что закончилось великое зло, приносящее каждодневные беды в новые и новые семьи.
Откровенные, рвущиеся наружу рыдания о погибших со временем сменили плач и тихие слёзы. Сегодня не было уже и их, только осталась общая благодарность за святое чувство патриотизма.
Вторя моим мыслям, бабушка Аня произнесла: «Так было надо…» Она приоткрыла занавеску, улица перед домом вся оказалась залита ярким солнечным светом, а откуда-то издалека всё так же доносились звуки фронтовых песен.
Весна сорок пятого года давно стала историей, но в каждой семье продолжала жить память о близких.