Чеслав Милош. Беседа с Жанной

Давай не будем говорить о философии, брось это, Жанна.
Так много слов, так много бумаги, ну кто это выдержит.
Я рассказал тебе правду о том, что дистанцируюсь от себя.
Я перестал беспокоиться о своей уродливой жизни.
Она была не лучше и не хуже обычных человеческих трагедий.

Более тридцати лет ведём мы наш спор.
Как и сейчас, на острове под тропическим небом,
мы спасаемся от ливня, и через миг снова яркое солнце,
и я немею, ослепленный изумрудной эссенцией листьев.
Мы погружаемся в пену у линии прибоя, мы плывём далеко,
туда, где горизонт - путаница
банановых зарослей с маленькими
ветряными мельницами пальм.
И меня обвиняют, что я не на высоте своего творчества 
что я недостаточно требую от себя, чему я мог бы научиться
у Карла Ясперса, что моё презрение к мнениям этого века
ослабевает.
Я качаюсь на волне и смотрю на белые облака.

Ты права, Жанна, я не знаю, как заботиться о спасении
своей души.
Некоторые призваны, другие справляются, как могут.
Я принимаю это, то, что со мной случилось справедливо.
Не претендую на достоинство мудрой старости.
Непереводимый словами, я выбрал свой дом в том,
что есть сейчас, в вещах этого мира,
которые существуют и по этой причине радуют нас:
нагота женщин на пляже,
медные шишки их грудей,
гибискус, аламанда, красная лилия, пожирающая меня глазами,
губами, языком, сок гуавы, сок цитрусового чернослива,
ром со льдом и сиропом, лианы-орхидеи в тропическом лесу,
где деревья стоят на кончиках своих корней.

Смерть, говоришь ты, моя и твоя, все ближе и ближе.
Мы страдали и этой земле было все недостаточно.
Пурпурно-черная земля огородов будет здесь, неважно,
будут смотреть на неё или нет.
Море, как и сегодня, будет дышать из своих глубин.
Становясь маленьким, я исчезаю в необьятном,
становясь все более и более свободным.