Измена Глава вторая

ИЗМЕНА

Глава вторая

Каманин потерянно стоял посреди каюты. Как так можно? Столько всего надо выяснить, сказать и тут надо опять расставаться. Да и что ещё сказать? У него больше не находилось слов. Были только вопросы. Наталья стала торопливо собираться. Раздался телефонный звонок:
- Владимирович, через пять минут подойдёт буксир. Поторопи жену. Власти уже едут, — это уже Валька Рубель беспокоился.
Наталья, уже одетая, подошла к Каманину, обняла и поцеловала в щеку:
- Не надо так сильно переживать. Всё будет хорошо, иди спокойно в рейс, а по приходу дети тебя будут ждать. Я знаю, ты их любишь, - она попыталась заглянуть ему в глаза.
Каманин ничего не успел ответить. Раздался громкий стук в дверь и Валентин, чуть ли не прокричал:
- Владимирович, буксир у борта!
Каманин быстро помог жене закончить одеваться, накинул телогрейку, и они спустился к трапу. Она ещё раз обняла его, вновь пристально посмотрела в глаза и нежно произнесла:
- Приходи быстрее. Мы тебя будем ждать, - тут уже Каманин вообще ничего не мог понять.
Она спустилась на палубу буксира, повернулась к нему лицом и долго махала на прощанье рукой, пока буксир не развернулся и не дал полный ход.
Каманин бревном торчал на палубе. Что произошло? И вообще, что-то произошло или нет? В глазах стояло её лицо. В башке колоколом звенели её слова об измене и ему показалось, что он один-одинёшенек остался в этом мире и он летит в какую-то чёрную пропасть.
Но по-прежнему светило яркое солнце, отражаясь нестерпимым блеском от всторошенного льда и его обдувал, пронизывающе холодный ветер.
Каманин ничего не понимал. Он даже ничего не мог сообразить. Что же делать сейчас? Как быть дальше? Впереди, как минимум, целый месяц рейса.
А вокруг была предотходная суета. Валентин, пробегая, толканул его в бок:
- Не спи, замёрзнешь! – и помчался дальше.
Каманин вспомнил, что ему надо идти в машину, чтобы проводить досмотр судна. Таковы правила.
В машине все носились, создавая видимость кипучей деятельности. Заглядывали во все помещения, дыры, лазили под плиты. Это, якобы, искали посторонних лиц. Доклады следовали чётко. Но Каманину на всё было наплевать. Он неприкаянно прошёл в токарку, сел на верстак и отключился. Его привёл в себя Витя Бичов.
- Ты что, Владимирович, захандрил что ли? – спросил он участливо, заглянув в токарку, где находился только Каманин.
На его вопрос Каманин только махнул рукой, зло выматерился и вкратце рассказал о происшедшем. Подошёл сварщик Витя Грязнов. Парни выслушали его с пониманием и, не говоря лишних слов, только покрутили головами и развели руками:
- Ты только держи себя в руках, не распускай нюни. Никто тебе сейчас в этом не поможет, только ты сам себе. Главное держись, старайся не думать о плохом. Если какая ерунда полезет в голову, найди себе какое-нибудь дело и занимайся им. Старайся не оставаться один.
Легко это им говорить, а попробуй, выкинуть из головы всю эту кашу. Но Каманин прекрасно понимал, что парни полностью правы. Но только как всё это сделать?
От их советов он приободрился. Что уж тут поделаешь? Если всё уже было сделано и тоже принялся участвовать в машинных делах. От суеты полегчало, но голову всё равно сверлила только одна мысль и от неё невозможно было никуда деться.
Что? Значит, все эти восемь лет коту под хвост? Что же будет с детьми? Как его сын будет уживаться с этим новым дядей? Да и он сам. Где он будет жить? Что ему вообще дальше делать? И ни на один вопрос Каманин не находил ответа.
Когда все дела с властями закончились и было разрешено передвижение по судну, Каманин пошёл в машину запускать главный двигатель. Судно, что аквариум, не спрячешься и ничего не утаишь.
Наверное, все уже были в курсе его неприятностей. Рэм Маркелыч сочувственно похлопал по плечу:
- Не унывай, держись. Этим жизнь не заканчивается. - Прокричал он Каманину на ухо после того, как они запустили главный двигатель.
- А ты хоть догадывался? – спросил Валентин в коридоре, когда Каманин после съёмки с якоря возвращался в каюту.
А что можно ответить очередному любопытному? Каманин только пожал плечами.
«Муж обо всех этих событиях всегда узнаёт последним», - промелькнула паскудная мыслишка.
А вот состояние бессилия, беспомощности выводили Каманина из себя. Он привык всё делать сам, своими руками, всё у него получалось, когда он к чему-либо прикладывал руки, а сейчас он был бессилен. Хоть вой.
В каюте его предшественник занимался карате и на подволоке осталась висеть петля от подвешиваемой груши. Каманин периодически её вешал и отрабатывал на ней удары. Рэм Маркелыч не раз советовал Каманину срезать эту петлю, но Каманину не хотелось искать нового места для груши, и петля так и продолжала болтаться у подволока.
Сейчас Каманин опять подвесил грушу и начал её избивать, давая выход всей своей злости, возникшей от бессилия что-либо сделать. Но этого оказалось мало. Даже, несмотря на то что он представлял перед собой рожу этого любовничка и вкладывал всю силу ударов в ненавистную физиономию, злость не проходила, не наступала и усталость. Тогда он схватил гири и довел себя ими до полного изнеможения.
После душа он расслабился, но в голову опять полезла всякая белиберда.
То он придумывал планы, как уговорить Наталью изменить своё решение, то он уничтожал этого любовника, то представлял себе своих детей и ужасался, какая им будет уготована судьба.
Больше всего он боялся, что они на примере матери могут повести себя во взрослом возрасте точно так же. Для них слово семья может перестать быть святым, и они смогут её с такой же лёгкостью разрушить, как она это сделала сейчас со своей.
Но, подожди! Она же ведь сказала, что будет ждать его прихода, чтобы он не волновался. Зачем махала рукой на прощанье? Зачем всё это было сказано, когда она говорила, что уходит от него и что, как отец – он никакой и что Каманину семья вообще не нужна.
Чем больше он задавал себе вопросов, тем меньше находил на них ответов. 
Он вышел на палубу, чтобы обвеяться морозным ветром.
Судно шло на юг, лёд уже перестал преграждать ему путь и только волны зло шипели за бортом, да пронизывающе холодный ветер бил в лицо.
В коридоре попался артельщик Миша Толстиков. Каманин попросил его принести ему в каюту сигарет. Миша был удивлён. Ведь Каманин не курил. Но, несмотря на Мишино удивление, Каманин махнул рукой, неси мол и всё.
Вскоре Миша принёс сигареты и долго мялся у стола.
Фамилия ему точно подходила, да и характер у него был добродушный. Миша что-то мямлил про измены и верность, но Каманин уже и этого не слышал. Он затягивался горьким дымом сигарет и старался с непривычки не кашлять.
Дым разъедал легкие, дурманил голову, вызывая тошноту. Но он всё равно курил одну сигарету за другой. Пришёл подвахтенный, чтобы проверить его. Пора было идти на вахту. Переход до Раджина небольшой, но на этот раз Каманину досталась ходовая вахта.
В машине было тепло и уютно. Двигатель равномерно крутился, все параметры находились в норме. Делать было нечего и поэтому под равномерный шум работы механизмов в голову опять полезли идиотские мысли.
Каманин продолжал беспрестанно курить. Мерзости дыма он уже не ощущал, только голова начала делаться какой-то чугунной, а мысли путаться. Он только отметил в памяти, что появился третий механик. Значит, его вахта закончилась и, вяло махнув тому рукой, что мол вахту сдал, побрёл в каюту.
В каюте стоял смрад от дыма. Каманин вытащил из рундука полбутылки такары и прямо из горлышка сразу её опустошил.
На палубе валялись разорванные пачки из-под сигарет. Он попытался их сосчитать, но этого у него не получилось. Веки отяжелели, а глаза сами собой начали закрываться. Чтобы не заснуть, он опять принялся курить. Страшно захотелось пить. Но силы подняться не было. Тело стало вялым, а руки не слушались. Как-то всё куда-то стало проваливаться. Но промежутками он отмечал какие-то образы и действия.
Вдруг откуда-то появился Валентин. Он разевал рот, но его слов Каманин не слышал. Валентин что-то махал руками. Глаза зафиксировали Рэм Маркелыча с ножовкой, потом опять Валентина со шприцом в руках. Потом тёплые, сильные руки Миши Толстикова и Каманин куда-то начал проваливаться.

В ноздри ударил запах медикаментов. Каманин попытался открыть глаза. Веки были тяжёлые, но ему удалось их приоткрыть. В иллюминатор бил свет. Над собой он разглядел чистый белый подволок. Он пошевелил руками, ногами. Вроде всё на месте.
- Тихоныч, - раздался Мишин голос, - он, кажется, просыпается.
- Ну, вот и хорошо, вот и отличненько, - послышался ласковый голос судового врача.
Он подошёл к Каманину, взял кисть его руки и пощупал пульс.
– Ну, вот и всё, - спокойно проговорил он, - жить будет долго и счастливо.
Каманин что-то ничего не понимал. Почему он в лазарете? Что произошло? Но его опекуны хранили молчание. Миша приподнял за плечи Каманина и дал попить теплого сладкого чая, а доктор спокойно наблюдал за ним.
- Покой и лежать, - мягко повторил доктор, а Миша только закивал головой.
Едва разлепив губы, Каманин полушёпотом спросил:
- Что случилось?
- Случилось, случилось, - проворчал Тихонович. - Чуть Богу душу не отдал. Хорошо Валентин заглянул к тебе в каюту после вахты. Так вот из петли и вынул тебя, а дед быстренько спилил эту чёртову петлю. Сделали тебе укольчик для успокоения. Вот ты и проспался. Нельзя, мой дорогой, всё так близко к сердцу все эти дела принимать. Жизнь она одна и ей бросаться не следует, - монотонно приговаривал доктор.
У Каманина не было сил слушать его дальше. Он закрыл глаза и постарался хоть что-то вспомнить. Но в глазах стояла только темнота.
- Ладно, спи.  А там мы посмотрим, что с тобой делать, - откуда-то издалека слышался голос доктора.
И Каманин опять провалился в глубокий сон.

Наверное, уже вечером, он вновь проснулся. Рядом на стуле сидел другой матрос, который сразу позвал доктора. Тот осмотрел Каманина и, пристально посмотрев ему в глаза, задал вопрос, который, наверное, долгое время готовил:
- И что? Будешь продолжать свои художества или дашь нам всем спокойно жить?
- Да я ничего не помню. Всё, как в тумане, было. Сам не знаю, что произошло, - нашёл в себе силы ответить Каманин.
- Тебе расскажут, - с ехидцей усмехнулся доктор. – Сегодня ещё с охраной полежишь, а потом мы посмотрим, что с тобой делать.
Каманину сделалось нестерпимо стыдно. Но мысли ещё текли вяло. Да и что ещё можно было сказать, если он натворил столько дел?
Вечером зашёл Валентин. Вот тут он уже в красках рассказал, что и как произошло. Заходили мотористы. Сочувствовали. Заглянул и Рэм Маркелыч. Тот со всей своей всегдашней прямотой выложил:
- Да я бы тебя сам подвесил, но только за другое место, чтобы неповадно было больше никому такое повторять. Сам-то хоть понимаешь, что натворил? Ладно, давай сегодня отлёживайся. А завтра на работу. И чтобы работал, а не всякую хрень собачью в мозгах крутил. Работа она от всего лечит, – и ушёл к себе.
Но дурацкие мысли не оставляли Каманина и вновь начали забивать голову. Вскоре вновь зашёл доктор и, внимательно осмотрев Каманина, решил:
- Давай-ка дружок я тебе ещё укольчик сделаю, а то, я смотрю, ты опять за своё принялся. Поспишь до утра, а там видно будет.
Утром доктор сам разбудил Каманина, заставил принять холодный душ и проводил на завтрак.
В кают-компании все делали вид, что ничего не произошло. А Каманину было нестерпимо стыдно за своё малодушие.
В машине - все по-прежнему. Все механизмы в работе, а ребята занимаются тем, что недоделали в Находке.
Корейцы пробили деку в третьем трюме, и все ломали голову, как заделать пробоину. Ко всему этому дырка находилась в топливном дизельном танке. Чтобы её заделать, надо выкатывать топливо, чистить танк и устранять эту дыру. Дел хватало. Каманин сразу настроил себя на рабочий лад. О своих проблемах невольно пришлось забыть. Каманин сделал себе установку, что дождётся окончания рейса и уже тогда решит проблему, выбившую его из колеи жизни.

5 февраля 2004г. Аравийское море

Рассказ «Измена» опубликован в книге «Три измерения»: https://ridero.ru/books/tri_izmereniya/