Зрячее ничто-2

А когда гроб вынесут в зал и пригласят всех войти, пришедшие не станут особенно спешить, как на долгожданный киносеанс, а будут проходить медленно, не торопясь, вежливо, пропуская друг друга вперёд. В этот момент первой встречи с умершим их лица особенно печальны.

Одни прибывают в естественной скорби: жена, дети, близкие друзья, коих почти не осталось. Многие уже ушли, не выдержав неравной борьбы с алкогольной зависимостью… Одно слово – настоящие художники, а какой уважающий себя художник будет трезвым ходить?

Это Илья как-то дуриком проскочил. Он не пил совсем и ходил белой вороной, выслушивая в свою сторону завистливые реплики: «Кто не курит и не пьёт, тот здоровеньким умрёт».

Многие, если не все, были полностью уверены: работа не пойдёт, если не взбодрить себя рюмкой коньяка, а потом продолжить «подъём» творческого горения с коллегами по цеху, которые обязательно навестят в течение дня и не по делу какому-нибудь, а так, от балды, — пофилософствовать о жизни и, конечно, о живописи, о ней, родной… А как же без этого: болтать куда легче, чем бороться с непокорным холстом…

А те немногие из друзей, пришедшие проводить Крутова, глядя на гроб, начнут представлять себя на его месте. И кто-нибудь обязательно скажет: «Что и говорить? Все там будем. Давайте держаться вместе и продолжать начатое Ильёй дело».

Какое дело? Когда начатое? Никто не знает, но вопросов никто не задаёт. Если сказали так, значит, этому и быть. Погружаясь в раздумья, каждый будет думать о своём.

У остальных печаль на лицах от сцены происходящего, как в последнем акте «Гамлета». Женщин пропускают вперёд, мужчины могут и подождать. Это когда гроб нести — они впереди, а сейчас можно и в арьергарде потоптаться. Куда спешить?
Потом батюшка, дежурно, но вполне деловито совершит обряд отпевания, и вроде бы всё. Теперь, наконец, и на воздух пора, а там вовсю кричит осень, одев всё вокруг в красно-жёлтое покрывало, высветив синевой холодное небо и придав воздуху особую неповторимую трепетность.

Но чего тебе до этого благоухания, цвета и бархатного сентябрьского солнышка? Тебя нет, а то, что ты наблюдаешь за этим с высоты, — так это всего лишь видимость присутствия, и не более того. Надо было наслаждаться этой красотой раньше, и всем остальным в том числе — всем тем, что давала тебе земная жизнь.

Как много ты потерял, только сейчас становится понятным: ты всё видишь, да и слышишь прилично, но в тебе нет никаких чувств. Ты только и можешь, что констатировать факты, а какой в этом смысл, если ты ничего не чувствуешь? Как может художник ничего не чувствовать? Для тебя нет разницы: кто и где? С кем и как? Ты бесчувственное «ничто». Вполне возможно, что только сейчас ты стал осознавать, что из себя представляет настоящая пустота.

Это как белый холст. Помнишь, как ты всегда боялся этой белизны, отчего стремился как можно быстрей нанести на него первые мазки. Хоть какие, но лишь бы заполнить его пустоту, вводя в неё хаос красочной жизни.

А сейчас то, что ещё продолжают называть Ильёй Сергеевичем Крутовым, немного покачиваясь из-за разного роста несущих, движется к автобусу. Ну всё одно и то же, как и в жизни. Всё просчитано и предрешено. Сейчас обязательно кто-нибудь из женщин скажет: «Ну надо же, ты не заметила? Лежит, как живой…»

А ей будут вторить: «Он живым таким красивым не был. Постоянно хмурый ходил, всем недовольный…»

Открывается задняя дверка автобуса. Первые, те, что у ног, ставят гроб на колёсики, остальные подталкивают вперёд. Учтивый шофёр (ему хорошо заплатили) старается как можно тише захлопнуть дверцу. Мужчины, кто нёс, разминают плечи, они порядком затекли под таким ответственным и довольно нелёгким грузом.

И чего после смерти человек становится таким тяжёлым? Наверное, его сразу к земле тянет. Вот поэтому, чем выше поднимаешь, тем сильнее сила притяжения срабатывает.

Проплывая на автобусе мимо морга, ты успеваешь заметить, как изменился он с тех пор, как ты провожал отсюда свою тётку, будучи ещё совсем молодым, и как сейчас обычный белый параллелепипед превратился в целый «Ритуальный корпус» кирпичного цвета с белыми полосками. Тогда ты и внимания на него не обратил — тебе нужно было быстрей исполнить долг носильщика и бежать к возлюбленной. Жизнь кипела вокруг тебя и только брала свой разбег, и тебе было далеко недосуг думать о какой-то там смерти, которая, конечно, существует, и это неоспоримый факт, но тебя это меньше всего касается.

Люди умирают, так предписано свыше, и по-другому никак нельзя, и ты готов был встречать любые горести и противостоять им. Если надо помочь, ты всегда на месте: будешь могилы копать, и с тобой такое случалось, но вот умирать ты совсем не думал, хоть и болел часто. Ни тогда, в молодости, да и сейчас ты тоже был не готов к полному исчезновению... Это злой рок: знать бы, где упасть, соломки бы подстелил...

Из Боткинской до Ваганьковского два шага, тут и донести можно при желании. Но тебя везут. У гроба верная жена, пронёсшая с тобой все горести, а получила от тебя мизерное количество радости, которую она и заметить не успела. Лучший друг тоже у гроба. Оба смотрят, как бы тот не сдвинулся с места и на крутых поворотах не съехал под лавочку. Все остальные сидят спиной. Их взгляд сосредоточен на дороге. Очередная остановка на светофоре раздражает их. Рубикон уже пройден, и каждый ждёт такого важного возгласа: «Дорогие мои, а теперь, кто может, отправляемся на поминки. Всем остальным большое спасибо».

Ты и не мечтал лежать на таком престижном кладбище. Если покупать место, то три миллиона отдай, а у тебя машина трети этой суммы не стоит, но тебе «повезло»: место по наследству досталось и не тебе, и не жене твоей, а племяннице тётки жены, а ей там ещё от кого-то, но, так как у них пока умирать никто не собирался, от широты своей души, а может, ещё оттого, что вся её квартира твоими работами завешена, она ссудила вам этот участок. Подобный жест заслуживает уважения. Ты уж вспоминай её там добрым словом...

И пускай ты не на главной аллее будешь лежать, а в самом дальнем правом углу, почти в овраге, но кому какое дело, народ завистью изойдёт, а потом будут говорить: «А ты знаешь, Илюху-то нашего, Крутова, на Ваганьковском похоронили. А всё прибеднялся ходил, дотации в Союзе выколачивал, всё бедного из себя корчил. Вот всем бы так. Можно и поголодать немного. Живут же люди?.. Ради одного этого умереть не влом... скоропостижно, конечно».

Вот только тебе, Илья, какая разница, где твои распадающиеся останки будут лежать и самоуничтожаться. Тебе от этого ни горячо, ни холодно. Всё это делается только для них, для людей, которые остались ещё здесь, в земной жизни. О тебе и речи не идёт. Тебя закопают в углу, но зато в ограде такого знаменитого некрополя. Многие об этом и не мечтали. И пускай «продвинутые» теперь на Троекуровском «селятся», нам и здесь хорошо... Тут куда спокойней.

Я не думаю, что туристические тропы уходят дальше захоронения Сергея Есенина, но вдруг экскурсовод, заканчивая рассказ о великом русском поэте, ненароком обмолвится: «А вы знаете, тут неподалеку, на пятьдесят седьмом участке, похоронен мало кому известный московский художник Илья Крутов. Что? Вы не слышали о таком? Но это неудивительно, как художник он мало что из себя представлял и поэтому не вошел в план наших экскурсий. Я упоминаю его имя только по своей инициативе, ибо история его смерти и последующие события достойны описанию в романе, и хороший бестселлер получился бы на этом материале. Пожалуй, это было бы куда интересней, чем вся его ничем неприметная жизнь, я уже не говорю о его творчестве… А произошло следующее: на переходе его сбивает машина, за рулем которой сидела некая молодая особа. Она же впоследствии активно участвует в судьбе пострадавшего, а когда он умирает, она постоянно приходит сюда, на его могилу. Долгое время могила не была оформлена и представляла собой простой холмик со временной табличкой. По её инициативе и на деньги этой благодетельницы устанавливается памятник, достойный многих очень престижных захоронений на этом кладбище. Она бывает здесь как минимум два раза в год, заваливая могилу цветами… которые потом растаскивают местные попрошайки. Папарацци, пронюхавшие об этом, стряпают из каждого её посещения скандальные статейки о том, что якобы они были знакомы давно, при этом их что-то связывало в жизни… Вот так из ничего создаются легенды, со временем обрастая подробностями, скорее всего вымышленными. Это еще больше подогревает публику, разжигая вновь и вновь интерес к этой истории. Вот и получается, чтобы о тебе все узнали, нужна лишь малость — просто умереть или закатить приличный скандал, а люди постараются: сами всё додумают… Обернув свою историю в глянцевую обложку, чтобы всем в глаза бросалось, а пока мы живы, придется много работать, чтобы тебя хоть кто-нибудь заметил… И то для этого нужно голым по Тверской пройтись»…

                Январь 2024г.)