Дневник из госпиталя 3

ДРОЗДИК
Привезли танкиста. Ну, нам, конечно, не сказали, что танкиста, но пришла мыть и понимаю, что механик водитель - их ни с кем не перепутаешь - солярка и всякие смазочные материалы въедаются в этих ребят намертво и сойдут видимо только с кожей. Для танкиста травма непонятная - сломан весь таз - парня собрали на штифты и лежит он злой как черт на весь мир, разговаривать не хочет, мыться тоже не желает (говорит, что в подмосковный госпиталь переправят, там жена приедет, пусть она его и отмывает), да что там мыться ни есть, ни пить тоже не хочет. Вижу, что готов взорваться от обиды навесь мир. Соседи сидят тихонечко - танкист дядька взрослый, да и злой еще в добавок. Единственный вариант – петь, если это не поможет, то больше ничего не придумать. Разобрались с основными делами и пришли с Катей к дверям палаты нашего несговорчивого танкиста. Собралась опять компания зрителей, постоянный слушатели, кто лежит не первый день, заказывают особо понравившиеся песни, вновь поступившие, просто тихо удивляется, что попали в такое странное место. Ну и наш танкист, ради которого, собственно, и устроили всю эту суматоху, смотрю тоже оттаял-подобрел. Подозвал Катю, вручил ей свой шеврон – точно танкистом оказался «Бронелобый батальон», ну и позывной его заодно узнали – Дроздик. На ужин он уже встречал нас как старых знакомых, поел и даже согласился мыться, внял моим увещеваниям, что негоже к супруге, с которой давно не виделся ехать в таком виде. Ну пока мыла его, тогда и узнала, почему он был такой злой и где его так всего переломало. Он контрактник, служат они одним экипажем уже не первый день и даже месяц, знают все привычки друг друга; ну и его экипаж привык, что Дроздик, ввиду своей худобы проскальзывал из башенного люка не как положено по правилам с определенной стороны, а то справа, то слева и башню никто не поворачивал никогда, т.к. для его комплекции щели что была вполне доставало, что б быстро выскользнуть и наружу и внутрь. А в тот день его попросили выйти с чужим экипажем, он говорит так не хотел, такое предчувствие было нехорошее, думал подобьют их тогда, но с «работы» вернулись нормально, весь БК отстреляли и вернулись, ну он решил, что пронесло, что подвела на сей раз чуйка, но нет – начал вылезать из люка, а стрелок, в соответствии с инструкцией повернул башню, которая  и разломала его пополам, а если б его уже вопли, а не крик не услышали, то и разорвала бы совсем. И экипаж в шоке и сам Дроздик, который вроде сам и виноват, что выходил не с той стороны, но обидно солдату – воюет с самого начала и попал в госпиталь из-за такого «недоразумения». Все клял себя, что не надо было с чужим экипажем выходить в тот день. Теперь где-то полгода ему на реабилитацию, хорошо, хоть кости медики тут нормально собрали. А он танкист, у него там экипаж, все переживал, как они там без водителя теперь.
КОПАТЕЛИ
Стригла как-то мехвода БТР и он почему-то начал рассказывать, что он работал водителем автобуса; когда мобилизовали, то сказали, «раз ты водитель, то будешь теперь БТР водить», за неделю тренировок, он разобрался что к чему, а когда попал в полевые условия, то понял, что недели было все-таки, наверное маловато, т. к. оказалось, что БТРа у них всего 2 и один всегда должен «стоять под парами» - на нем возможно придется эвакуировать раненых, а раненые могут появиться в любой момент. Даже когда все были в бане, он со своим БТРом должен был караулить рядом с этой самой баней. Птички одолевают постоянно и куда какая залетит непонятно, так что готовность номер один для эвакуационной команды постоянная. И все шло нормально, пока машина не встала, и командир не дал команду ее чинить — «ты же по штатному расписанию не только водитель, но еще и механик, ну так и чини» , а он напомню — водитель автобуса. Дали ему в помощь людей, кто в моторах, вроде как разбирается, так что собралось их таких продвинутых технарей человека 3-4. Все догадываются, что мотор где-то тут, но это же БТР, сверху не поняли, где подступиться, ямы, что б машину загнать и снизу подлезть, естественно нет, покумекали и решили подкоп под днище делать. Первый раз прокопали и промахнулись, тоже оказалось не подлезть, т. к. куда именно копают все представляли очень смутно, но потом докопались-таки до нужного места. Несколько дней возились и все-таки смогли запустить своего железного коня. Не зря говорят — голь на выдумки хитра.
+1 НА МОЕМ ЛИЧНОМ СЧЕТУ
Лежит боец с тяжелой контузией, его постоянно капают, кормим как лежачего (ну как сказать кормим — поим маленькими глоточками — постоянная рвота не дает проглотить ни куска), пару раз его ловили, когда пытался встать и уйти в туалет, видимо перекурить, но его всегда успевали поймать и уложить обратно на койку, с обязательными нотациями, что вставать нельзя категорически (нам так сказали медики и мы старались как могли выполнить эти требования). Парень то ли чеченец, то ли дагестанец, я знаю, что они очень обижаются, когда их путают, но я так и не могу научиться их различать, так что извините. Внешность яркая, а откуда я уточнять не стала — как-то было не до того. Раз видела, как звонит домой, но ему было так плохо, что сказал - «пришел врач», быстро отключил телефон, просто что б отдышаться и передохнуть. По набитой мышке, понимаю, что разведчик, интересуюсь: «зачем набил? Это ж видно сразу, или еще со срочки осталась, так сказать грехи молодости?», на что получаю несколько неожиданный ответ: «нет, мы всей группой набили мышей, так мы договорились, что в плен не попадаем ни при каких условиях, что если кто-то один в группе в силах, а остальные ранены или контужены, то последний обязан помочь уйти достойно остальным, а последнюю эфку никто не потратит зря». Сурово, но они так решили, и я вижу, что это вполне осознанный выбор, без понтов и красивых речей на публику. За пару-тройку дней его более-менее стабилизируют, значит можно вести дальше. Объявлена очередная эвакуация, значит надо быть внизу — лежачих укрыть, ходячих одеть, вроде все как всегда, но пробегаю мимо с очередным одеялом в руках и вижу, что человек, сидящий на скамейке начинает трястись мелкой дрожью и весь как-то скукоживается — меня начинало так трясти, когда резко поднималось давление, сую кому-то в руки одеяло, начинаю заниматься бойцом, которому явно стало плохо — черты лица так искажены, что я не сразу понимаю, что это мой давешний знакомый. Ему так плохо, что он с трудом подбирает русские слова, только понимаю из сказанного, что зашли в палату, сказали, что он в списках на эвакуацию, он пришел, а теперь ему очень плохо. Ничего не понимаю. Как человек, которому только что нельзя было вставать, сам пришел на первый этаж по всем лестницам и собирается ехать в автобусе сидя, если до этого только лежал. Пытаюсь, обращаться к медикам, но тут такая запарка, что на волонтера, мешающегося под ногами, не очень обращают внимания — бойцов нужно пересчитать, выдать всем документы, ничего и никого не перепутать. Понимаю, что опять подставляюсь и сейчас будут ругаться и мне опять влетит по полной программе, что сую нос не в свои дела, но гляжу на бойца, уже почти укладывающегося на плечо соседа и понимаю, что надо поторопиться — иду «приставать» к ответственному за эвакуацию. Сначала, естественно, получаю порцию негатива, потом, на солдата все-таки обращают внимание. Ему меряют давление и температуру, потом поднимают его документы и выясняется, что он действительно лежачий и подлежит транспортировке на носилках, строго в горизонтальном положении. Меня, конечно, отругали зачем я его сюда привела, но это уже мелочи — носилки быстренько нашли, моего солдатика положили, что-то ему вкололи в вену и он стал приходить в себя. Я так и стояла рядом, пока он не перестал трястись. Спросила потом, как он вообще тут оказался, а он, оказывается, когда пришли со списками и назвали фамилии его и соседа (который себя чувствовал вполне неплохо, поэтому встал оделся и ушел) за переживал, что про него забыли, поэтому тоже встал (что он не мужчина что ли) и пошел своим ходом. Он так и не понял, что с его контузией, он бы даже не доехал на автобусе до аэропорта, но хорошо, что все хорошо закончилось — боец уехал дальше на лечение, надеюсь, что вставать больше без разрешения медиков он не станет.

ОДИН ИЗ ДНЕЙ
Прохожу по этажу, а из одной палаты раздаются звуки какой-то старой, еще советской песни, подхожу ближе и понимаю, что в послеоперационной палате кто-то лежит сейчас и надрывно подпевает. Если бы это был не госпиталь, а допустим гостиница, то пришла бы мысль, что за дверью сидит подгулявшая компания, но место не располагает к таким мыслям. Открываю дверь – старый знакомый, ему пытаются собрать кости руки, операций было уже несколько, да и эта не последняя – лежит, отходит от наркоза и что б не орать от боли – поет. Времени прошло уже достаточно, поболтали, Катя сгоняла за чаем покрепче и послаще, мы стараемся его чем угостить, что б хоть как-то «подсластить» ситуацию, а он пытается угощать Катю конфетой. Вот так и живем.
На другом этаже лежит парнишка из Штормов, лежит давно – сломан таз – его собрали на штифты, и не повернуться, не пошевелить ногами он не может (ну одной условно может, а вторая вообще никак), он особо не жалуется, но видно, что ему не совсем хорошо. Когда совсем привык ко мне, разговорился: «я пошел воевать, что б не сидеть, ну не могу я сидеть на месте, а получается, что теперь должен лежать и вообще не двигаться», да, видимо, это его личный крест, долго лежать - может что-нибудь сможет осознать и переосмыслить. Неподвижная нога немеет и начинает покалывать, он перестает даже спать по ночам от боли; пытаемся менять положение, подкладывать какие-то валики, но все без толку – кости держатся на одних штифтах и на любую смену положения видно, что ему больно. Нет, он не кричит или стонет – он закрывает рот руками и только глаза просто вылезают из орбит и делаются неимоверно большими. В такие моменты он напоминает чем-то крабика – у того тоже глаза находятся примерно в том же месте. Я, конечно, не медик, но понимаю, что кровь-то в любом случае нужно разогнать, тут остается один вариант – пытаться делать массаж ноги. Находим детский крем, я вспоминаю навыки массажиста, сначала «пациент» пытается возмущаться, но куда ему деваться, если уж у меня возникла такая идея. Как говорит Катя: «тут без вариантов», жизнь ее приучила, что спорить с сумасбродной матерью бесполезно. Первый сеанс массажа прошел так тяжело, он и ойкал, и кусал одеяло, что я уже подумала, что идея была не совсем здравой, но на следующий день он сказал, что первый раз спал всю ночь и нога совсем не беспокоила. Вот так мы и стали выбивать клин клином – вечером болючий, видимо массаж, но зато потом спокойный сон ночью. Прошло уже пять месяцев, знаем, что он смог встать на костыли. Молодость берет свое, когда тебе чуть за 20 все заживает быстро.

ЕЩЕ +1 К МОЕМУ СЧЕТУ
Порой бежишь куда-то и план, вроде, какой-то был, и бежала за чем-то, но потом что-то заставляет остановиться, вернуться, прислушаться. Обычно именно там ты и нужнее. Бежала по коридору мимо каталки, на которой спал боец, ну мне так показалось, что он именно спал (так бывает часто – поступил боец, подняли на этаж, а в палату еще не определили), я уже и дальше на несколько метров проскочила, но потом поняла, что он как-то очень быстро дышит, обычно мои домашние так дышат во сне только когда снится како-то кошмар, подумала, ну чего человек так лежит мучается, надо вернуться, разбудить. Вернулась, начала аккуратно трепать за плечо и поняла, что он вовсе и не спит, а просто лежит и задыхается прямо посреди коридора, среди кучи людей - снующих туда-сюда раненых и медиков. Вот реально лежит и задыхается, пытаюсь что-то спросить, а он глазами только на меня смотрит и слова сказать не может. Стала спрашивать быстро односложными фразами, что б только «да» и «нет» подразумевался ответ. Выяснила, что сердце не болит, что он вообще не ранен и что, да, действительно он не может дышать и сейчас задыхается. Уже не бегу, а просто лечу на пост – благо эта смена ко мне привыкла, знают, что по пустякам не истерю, ко мне прислушались и уже вместе идем мерить уровень кислорода в крови, когда медбрат увидел цифры на табло прибора, тогда уже он, а не я начал бегать, мне была дана команда делать что угодно, но что б боец не засыпал, а сам он, захватив на подмогу санитара, побежал за кислородным аппаратом. Когда все собрали и подключили солдата к кислороду тот подышав немного и став из землистого цвета нормального грязного, но вполне человеческого, стал рассказывать, что со стороны позиций немцев их траванули каким-то газом, дождались, когда ветер был в нашу сторону и пустили облако в нашу сторону. Кто попал в самый эпицентр, те сразу задохнулись, кто захватил только край этого облака, тех пытаются сейчас эвакуировать. В машине до госпиталя его везли под кислородом, а когда подняли на этаж, то толи забыли про это, то ли не было в его документах отметки, что нужен кислород. Я не знаю, кто виноват в том, что боец с поражением легких оказался в коридоре без присмотра, но помогают всегда руками людей и на этот раз это были мои руки. Потом очень долго решали, как перевезти его на первый этаж, туда, где находится реанимация, т.к. даже переезд в лифте без постоянной подпитки кислородом это была целая спецоперация. Сначала предупредили реанимацию, потом расчистили весь коридор – так, наверное готовят дорогу перед проездом первых лиц государства – на трассе не должно быть никого, дабы не задерживать движение; уровень кислорода в крови подняли до максимального уровня и просто бегом повезли бойца на каталке сначала по коридору, потом в лифт, а потом по первому этажу. Больше мы не виделись, но, если его смогли транспортировать дальше, значит можно надеяться на улучшение. Когда важные эксперты обсуждаю было ли применение Украиной каких-либо отравляющих средств, могу точно сказать – было, все что есть в мировом арсенале из разрешенного и запрещенного оружия – все летит на головы наших ребят – оно летит, а они продолжают давить гадину.

ЗОЛОТОЙ
Приехала новая партия подранков, те кто ходит, сразу выстраиваются в очередь на стрижку и помывку голов (особенно это актуально ребятам с ранениями рук, т. к. попасть в цивилизацию, где есть вода и не иметь возможности помыться — это, согласитесь, обидно). Стригу парня с перевязанной рукой, волос вроде темно русый, ну так кажется на первый взгляд, кое-где седина пробиваться начала, но не много, были уже и совсем седые парни, которым чуть-чуть за двадцать, так что тут не поймешь стресс или возраст. Начинаю мыть, вода смывается темным ручьем, что тоже обычно и вполне нормально, но когда вытираем голову и на голову попадает солнечный лучик из окна — голова просто блестит золотом — прямо срывается с языка «да ты же золотой», на что раненый смеется и отвечает, что у него такой позывной и есть, значит у многих такие ассоциации возникли при взгляде на его голову. Так он и закрепился в памяти как Золотой, как зовут даже и не спрашивали, ну и он не против — откликается. Рука была ранена правая, а левшей и амбидекстеров на свете не так и много, так что потом он просил Катю принести щипчики подстричь ногти, но когда она подстригла ему левую руку сказал, что на правой, раненой тоже надо, т. к. он не сможет левой рукой. Она потом долго вспоминала эту руку, «что там стричь, как подступиться непонятно — все забинтовано — одни пальчики торчат». Катя сразу старается придумать чем занять более-менее здоровых бойцов, что б люди со скуки не маялись, когда выспятся первые пару дней, вот и до Золотого дошла очереди, она решила, почему это он не может левой рукой ничего делать, скомандовала, «ну-ка, давай левую руку разрабатывать» и принесла ему детский альбом для рисования с карандашами, что б учился писать и рисовать левой. Это я когда-то вела курс по ментальной арифметике для маленьких детей и всей семье объясняла, как полезно для мозга рисовать и правой и левой руками, там причем было рисование одновременно двумя руками, но Катя, за отсутствием второй рабочей руки, стала спрашивать, встречая потом Золотого в коридорах, разрабатывает ли он левую руку. Когда он от нас уехал в палате остались несколько страничек, исписанных каракулями и рисунок, который он назвал - "это Катя". Я потом смеялась: "Катя, это твой самый лучший портрет" И видимо он не обижался, на Катину настойчивость и на такие задания, т. к. после ранения и отсутствия некоторое время в нашем поле зрения, потом сам объявился и теперь периодически мы получаем «приветы из-за ленты» в виде коротких видео жизни бойцов, обустройство их быта, или просто короткой строчки: «у нас все нормально, как там в Белгороде?».

ПИРАТ
Потеряла Катю, хожу ищу по коридорам — нигде нет. Начинаю звонить, оказалась в палате неподалеку — слышу звонок ее телефона. Вроде можно собираться домой, я, собственно говоря, для этого ее и искала, но зайдя в палату, понимаю, что уйдем не скоро. Катя «нашла» парня, которого завезли в палату ждать очереди на операцию и не может оставить его одного. Пол лица — сплошное кровавое месиво — кровь так и продолжает течь с обоих сторон на подушку. Что б не просто болтать, решаю помыть, а то, как человеку на операцию ехать. Отправляю Катю за салфетками, тазиком и мочалкой. Пока Катя ходит, пытаюсь успокоить, что он так хорош, что и с одним глазом от девчонок отбоя не будет, отвечает, что девушка уже есть, ждет его домой, и больше его волнует не пострадала ли его челка, которую он долго отращивал. Удивил конечно, «нет, челка на месте». Может это бравада и он так пытается держать себя в руках, но это ему удается хорошо — молодой, но по натуре — боец. Оказалось, что пошел добровольцем, заходит уже второй раз, первый раз все прошло нормально, а сейчас вот зацепило, на вопрос почему идет ответил, что видимо кровь воевавших предков зовет. Мочалкой отмываем руки, салфетками пытаюсь хоть как-то смыть кровь с лица, когда самое большое смыли, то стало понятно, что перебита переносица, а дальше все разорвано до виска, поэтому непонятно остался ли глаз или его уже нет, благо, что боец оказался не из истеричных и по этому поводу не паникует. Спрашиваем звонил ли домой — нет, не звонил, но телефонов ни родных, ни девушки вспомнить не может, все-таки травма головы серьезная; потом подумал и решил, что сможет вспомнить как зайти на свою страницу в соцсетях — заходит с Катиного мобильника. Так он смог связаться с девушкой, а потом и найти телефоны родных. Слышно, как девчонка переживает - как он и что с ним, на что он смеется, говорит, что все хорошо и отсылает ей свою фотку — прямо как есть во всей красе — говорит - «повесь на стенку»; мы то привычные — Кате часто присылают подобные фото со словами - «глянь, посмотри, какая у меня дырка», но на том конце провода более бурная реакция, понять можно, когда близкий человек попал в такую ситуацию сложно сохранять хладнокровие. Дождались пока его увезли, приехали домой и тут продолжили общаться с его семьей и девушкой, опять обычное - «мы не медики, мы волонтеры, мы не знаем когда и куда его повезут дальше, даже диагноз точный не знаем», т. к. звонил боец с Катиного телефона, что и звонят Кате, не догадываясь видимо, что общаются с 15 — летней девочкой. Утро начинается со звонка невесты, как прошла операция, видимо она так и не поняла, что Катя не медсестра, отвечаем, что мы еще не в госпитале, как доедем, то если найдем его, то отзвонимся, она переживает, торопит. В госпитале, естественно новая смена медиков на посту и куда делся вчерашний раненый они не знают, говорят, что была большая эвакуация и, видимо, его уже увезли. Звоним родным, сообщаем. Что уехал их боец дальше. Но заканчивая делать обход палат с мусорным пакетом Катя вдруг обнаруживает нашего вчерашнего знакомого в какой-то дальней палате. Опять звоним родным — нашелся мол, все нормально у него. Вскоре солдат поехал дальше. Лечение проходит где-то в центральном госпитале. Иногда выходит на связь - теперь он пират, но это его совсем не портит.