О первых людях
/Рэй Брэдбери/
________
У костра их было двое: парень и молодая девушка.
Он был всегда рядом с ней, его рука была в ее руке, и друга ближе у нее не было. Когда яркие краски дня незаметно исчезали, а сумерки сгущалась, тогда приходили те минуты спокойствия и отрешенности, которые так нравились ей. Тогда пылал огонь, трещали сгорающие ветки, запах дыма щекотал ноздри, и приятное тепло разливалось по всему телу. Они задумчиво сидели у костра в непроницаемой черноте южной летней ночи, обступающей их со всех сторон, и вспышки пламени озаряли их лица.
— Скажи… — снова спрашивала она у него, наблюдая за причудливой игрой языков пламени и пляской теней в пустоте, — в прошлый раз ты рассказывал мне, что звезды — это огромные огненные шары, висящие очень далеко от нас, а не просто светящиеся огни в атмосфере, как я всегда думала. Но мне почему-то казалось, что они висят совсем недалеко от земли, и до них можно дотянуться рукой. А сегодня я подумала совсем о другом… правда ли, что вокруг нас существует множество миров, и можно не только видеть их, но и перемещаться между ними?
Он задумчиво улыбался и некоторое время хранил молчание, глядя на пылающее пламя и непроницаемую темноту теплых летних сумерек.
— Миры вокруг нас, они везде… — отвечал он ей, наконец. — Но ты права, их нужно видеть, чувствовать, понимать. Тут нужна особая концентрация, особое состояние сознания. И они открыты далеко не каждому. Смотри. Видишь этот папоротник? Кажется, ничто не может быть привычнее и понятнее его. Но присмотрись лучше. Его листья сейчас едва выступают из сумрака, озаряемые вспышками пламени, и их очертания кажутся незнакомыми и странными. Смотри, какие необычные тени скользят сейчас по земле. И эти листья тихо колеблются как будто от ветра — но ведь воздух сейчас тих и спокоен. И где-то существуют такие же листья, такое же солнце, овраги, кусты — но все уже не совсем так, как здесь и сейчас. Где-то, возможно, есть люди, похожие на нас — но это не мы…
Потом они еще долго говорили о чем-то своем, близком и понятном только им обоим, и он рассказывал ей много удивительных вещей. Ее глаза незаметно закрывались, а его голос отдалялся, исчезая и замирая где-то вдали, и постепенно приятная туманная пелена обволакивала ее сознание.
«Причудливые отблески острых теней стремительно разрушили сверкающую тишину… — ненавязчиво и мягко шептал далекий голос. — И тогда тихий шелест прозрачных крыльев заполнил все вокруг, словно миллионы незнакомых существ устремились в это замкнутое пространство. Ткань реальности стала тонкой, словно лезвие, лишь черные шпили башен продолжали сиять во мраке…»
В то лето они отправились вместе в дальний поход. Тогда она впервые увидела океан, о котором столько слышала прежде. В тех легендах океан всегда выступал очень древним, мудрым, разумным существом. Но, если говорить честно, она никогда не верила этим легендам — как не будешь серьезно верить в существование призраков, фей или эльфов. Но сейчас все было совершенно иначе… все окружающее казалось ей слегка нереальным, немного странным, словно ожившие фантазии из позабытых снов. Она несколько раз ловила себя на мысли, что сны сбываются прямо у нее на глазах. Но самое интересное было в том, что реальность оказалась намного ярче и удивительнее тех снов, о которых она уже почти позабыла.
В тот первый день они долго смотрели вдаль, на бесконечную сверкающую равнину, на гладь настоящего, а не вымышленного океана, полную мимолетных, ускользающих красок задумчивости и забвения — и каждый думал о своем. Эти переливы тонов были настолько необычными, настолько странными, что она долго не могла оторвать от них глаз, пытаясь понять суть этого явления, с которым столкнулась впервые. Наконец девушка взглянула на него, и в глазах ее было удивление.
— Какие странные места здесь, даже горы какие-то необычные, они словно живые существа, превратившиеся однажды в камень. Я никогда еще не видела ничего подобного. Но почему эти существа окаменели? И еще этот блеск на глади залива… мне кажется, он вызывает во мне новые чувства, которых никогда не было прежде. Словно какой-то голос зовет меня за собой — тихий, чуть слышный, и сердце замирает в груди от прикосновений этой странной стихии, у которой еще нет имени. Ты понимаешь, что это такое и почему это так воздействует на мое сознание?
Он лишь улыбнулся в ответ.
— Здесь нет никаких гор, только сопки. Когда-то и они были горами, но с тех пор прошли тысячелетия. Вода и ветер не щадят даже крепкого камня. Время неумолимо. И высокие скалы, что были когда-то здесь, разрушились, выветрились, покрылись слоем осадочных пород, стали пологими и лесистыми. И теперь уже ничто не напоминает об их прошлом величии и красоте. А зов океана, о котором ты говоришь, знаком каждому из нас. Люди называют его голосом моря, и он всегда вызывает в сознании человека россыпь ярких искр света, переплетающихся в странные узоры, похожие на письмена древнего языка, который нам еще только предстоит постичь. Возможно, это отголоски далекого прошлого, память веков, говорящая в нас. Возможно, первые люди пришли именно из океана, но сейчас никто уже не сможет утверждать это наверняка. Но все-таки океан всегда внутри нас, пойми это, хотим мы этого или нет.
Она еще долго стояла над этой бездной, раскинувшейся у ее ног — и море простиралось бесконечно далеко, сливаясь с синевой неба где-то на линии горизонта. Сопки обрывались к морю скалистыми уступами, отвесными скалами, сбегали вниз, словно гребни драконов, ощетиниваясь у самой кромки воды множеством острых камней. И совершенно незаметно к ней приходило понимание скрытого смысла всего окружающего, словно какой-то внутренний голос тихо говорил ей:
«Взгляни на это солнце, что сияет в голубой вышине. Почувствуй силу и величие этих каменных исполинов, что стоят здесь уже целую вечность, обдуваемые всеми ветрами. Вглядись в эту туманную дымку, что скрывает горизонт. Вслушайся в шум волн, что шутливо набегают на берег. Все вокруг необычно, парадоксально, но только не сразу можно понять, что именно здесь не так.
Эта сила мягкая, нежная, она действует изнутри, а не снаружи — но она действует неизбежно. Эта красота незаметно становится частью тебя, она проникает глубоко в сердце, чтобы остаться там навсегда. Ты не сразу поймешь, что стал другим человеком. Ты не сразу почувствуешь, что сердце иначе стало биться в твоей груди. Ты не сможешь совершенно точно сказать, когда именно в тебе поселилась эта любовь, смешанная с грустью и сожалением, которая изменит тебя навсегда. Но однажды ты поймешь, что на глазах твоих блестят слезы — и они настоящие, в отличие от всего, что было с тобой прежде. Ты просто поймешь, что отныне можешь дышать полной грудью, парить над землей, словно ветер, и что ты больше не боишься быть свободным и счастливым.
Скажи, разве ты не чувствуешь, как постепенно меняешься? Ты уже не такая, как была прежде. Ты и не можешь оставаться прежней под этим высоким голубым небом и сверкающим солнцем. Здесь все иначе, все не так — это уже совершенно другая реальность. Другие мысли, другие чувства, другие поступки — все это сейчас становится для тебя естественным и понятным. Ты весело смеешься, в твоих глазах огонь, твои движения теперь стремительны и точны, словно легкий ветер, проносящийся в заоблачных высях. Ты теперь сама подобна этому миру солнца, этому бескрайнему морю, этой светлой пене, что белеет на гребнях волн, этому прохладному полумраку глубин, влекущих к себе. Это кажется странным, но окружающий мир способен очень сильно влиять на человека. Когда-нибудь все закончится — но ты не хочешь этого. Ты готова оставаться здесь всегда…».
Они любили гулять долгими часами вдоль отвесных обрывов, рассматривая открывавшиеся перед ними виды. Он проводил рукой, указывая на далекие острова, на сопки, похожие на очертания доисторических животных, на протянувшуюся далеко внизу длинную полосу побережья.
— Это бухта Бирюзовая. Вода здесь всегда спокойна и чиста. Видишь, как переливается она в лучах солнца, подобно перламутру? А там, дальше, за тем зеленым мысом, тянутся и другие бухты: Жемчужная, Ясная, Спокойная, Беспечная, Бурная. И так вдоль всего побережья бесконечно долго тянутся сопки, покрытые лесом, скалистые обрывы, лощины, овраги. Здесь много долин, скрытых от посторонних глаз, тайных мест, где можно остаться наедине с самим собой и где никто никогда не потревожит тебя. Это мир крутых склонов, зеленых зарослей и густых туманов, приходящих с моря.
— Знаешь, здесь так тихо всегда… — отвечала она ему. — Кажется, в этих местах за тысячу километров нет ни одного человека. Только ветер, солнце, море и цветы. И больше ничего. Эти долины, кажется, никогда не видели ни одной живой души. А цветы… цветы мне кажутся живыми и разумными существами. Это не просто цветы, пойми, они часто называют меня по имени, я слышу их голоса. Они понимают, кто я такая, понимают мои слезы, понимают мою любовь к ним. Они тихо спят на берегу великого океана, видят удивительные сны, и эти сны полны скрытого тепла и доброты. Они такие же, как мы с тобой, разве ты не видишь? И я теперь понимаю, что они и мы — это одно и то же.
— Ты права... — соглашался он с ней. — Этот океан всегда спокойный, задумчивый и беспечный. Здесь никогда не бывает сильных штормов и бурь. Наверное, именно поэтому люди и назвали его Тихим. Но для нас с тобой важно другое — это наша земля, мы часть ее, и никогда не должны забывать об этом. Эти волны — наши волны, этот ветер — наш ветер, эти бухты — наши бухты, мы сами дали им однажды имена. Мы назвали их так, как пришло нам в голову, как однажды сказало нам сердце. Всегда помни об этом, и пусть твоя рука будет в моей руке, а наши пути едины.
Почти у самого обрыва, на открытом всем ветрам просторе зеленела небольшая роща молодых дубов, через которую они проходили, чтобы спуститься к морю. Дальше был крутой спуск, весь усеянный огромными валунами, а затем начиналась извилистая тропинка над обрывом, почти вся заросшая кустарником. В это время года каждый куст был покрыт множеством небольших красных цветков и еще не распустившихся розово-белых бутонов. Приятный сладковатый запах заполнял воздух, и налетевший легкий ветер шевелил это зелено-красное море, мягко напевая о чем-то.
«Скальная тропинка» — так называли они это место, невольно возвращаясь сюда снова и снова, сами не понимая, что их так влечет. В хорошую погоду, когда небо было чисто, а море спокойно, можно было разглядеть очертания далеких сопок на другой стороне залива. Они были похожи на неясные тени, едва выступающие в дымке на линии горизонта.
Спустившись в очередной раз по знакомой тропинке, они выходили на каменистый берег и долго шли по пустынному побережью, глядя на волны и на сверкающую гладь залива. Он брал перламутровую раковину, выброшенную волнами на берег, и протягивал ее девушке.
— Возьми эту раковину и приложи ее к уху. Слышишь ли ты что-нибудь?
Внутри раковины был слышен какой-то неясный шум. Она вопросительно смотрела на него, а он лишь улыбался, отвечая на не заданный вопрос.
— Это далекий шум прибоя. Раковина — часть океана, и в ней навсегда запечатлен его облик. Любое чувствующее и мыслящее существо — очень сложная, тонкая и красивая раковина, несущая в себе отпечатки великолепия тех сфер, с которыми ей довелось когда-то соприкоснуться. Человек, прикоснувшийся однажды к загадке и ощутивший отблески истинного света, не может оставаться прежним. Он неизбежно изменится — однажды и навсегда. Солнце, море, ветер — все это не пройдет бесследно и не исчезнет в потоке времени. Все это уже давно стало частью тебя и будет с тобой всегда. Хочешь ты этого или нет, но это уже глубоко внутри тебя, и изменить это невозможно.
Некоторое время они шли молча, и каждый думал о своем. Лишь волны все так же шумели, набегая на берег.
— Эти скалы и море — две великие стихии… — неожиданно снова говорил он. — Они очень древние, и противоборство их бесконечно. Эти волны так же бились о берег за миллионы лет до твоего появления на свет и будут биться об эти камни еще через миллионы лет, когда твои глаза уже не будут видеть их.
Они останавливались и еще долго смотрели в туманную даль, на последние лучи заходящего солнца, и длинные причудливые тени ложились на теплые камни вокруг.
Сумерки незаметно сгущались над океаном, и незримые шаги приближающейся ночи придавали неповторимое очарование окружающей их тишине и покою.
— Почувствуй… — говорил он девушке, протягивая ей свою руку. — Эта ладонь такая мягкая и непрочная. Видишь? В ней ничего устойчивого, ничего вечного. Возьми хрустальный сосуд. Он прекрасен, достоин восхищения, но одно лишь неуловимое движение — и он разлетится на тысячу осколков, которые уже не собрать никогда. Пойми, человек подобен такому сосуду. Мы существуем на границе вечности, и наша жизнь — лишь множество мгновений. Всегда помни об этом.
Когда уже сгущались сумерки, а в небе мерцали первые звезды, она еще долго сидела на берегу, глядя на беспокойные волны, и взгляд ее был задумчив и полон печали.
А волны все шумели и шумели, и в этом шуме невольно чувствовалось что-то странное и недосказанное.
«Забудь обо всем, что тревожит тебя… — казалось, говорили они. — Ты здесь не случайный странник, не пришелец, не гость. Ты теперь часть нас, а мы часть тебя. И не думай о прошлом — его уже нет. Не тревожься о будущем — оно еще не наступило. У тебя есть лишь один миг, ничтожный перед вечностью. Тот миг, которым ты живешь. Большего же не пожелает никто…»
С моря дул прохладный ветер, несущий запах морской соли и свежесть далеких просторов. Пришедший с моря туман опускался, становился все более густым, почти непроницаемым. Ночь незаметно вступала в свои права, ее шаги были незримы и таинственны, и в сгустившейся темноте уже не было видно ни берега, ни воды, ни облаков, ни даже далеких гор. Тогда девушка вставала, тихо шла вдоль берега, почти по самой линии прибоя, и ее тень незаметно растворялась в тумане.
«Тише, тише, тише… — напевал ей задумчиво ветер. — Все пройдет, все исчезнет, и останемся только мы…»
Всю ночь напролет шел дождь, но на следующий день снова было ясно и тепло.
Свидетельство о публикации №224011601872