Гегель. Наука логики. Об истине

труд был написан философом в начале XIX в, когда Гегель в качестве преподавателя боролся в Нюрнбергской гимназии против шалопаев-учеников, и опубликован 3-мя выпусками в 1812-1816 гг. Популярность же среди коллег-философов он получил несколько позже, когда Гегель стал профессором Берлинского университета.

НЕМНОГО ОБ ИСТИНЕ

В "Науке логики" Гегель продолжает разъедать ядом парадоксов одну философскую категорию за другой. Добрался он и до коренного вопроса философии: "Что есть истина"? Ну это знают все. Истина есть соответствие понятия о предмете самому предмету. Так-то оно вроде и так. А если сам предмет не соответствует понятию о себе, то будет ли понятие о нем истиной? Ась?

Что за чушь? Чушь, говорите? А вспомните-ка про классический университет. Вот вам предмет -- классический университет. У него есть адрес, аккредитация, все честь по чести. Но по сути, как мы уже где-то писали, таковым он не является. И если вы попытаетесь понять, как этот университет функционирует и поимеете правильное представление о нем, то будете ли вы обладать истиной в последней инстанции? В данном случае будет ли ваше понятие о классическом университете истиной?

Таких примеров из жизни можно нашкрябать немало. Государство называет себя демократическим. Есть выборы, парламент, разные партии, одни из которых называются оппозиционными, другие правящими. Но если присмотреться, выборы липовые, в парламент не выбирают, а назначают, роли оппозиционеров и правящей партии играет специально нанятая подтанцовка. И устройство такого государства не являет собой тайны, но понятия о демократии, даже имея правильное представление о подобном государстве, вы иметь не будете.

ВИДИМОСТЬ И СУЩНОСТЬ

Проблема действительности и существования незаметно подвела Гегеля к другой проблеме -- видимости и сущности. Многие историки философии даже считают эту проблему центральной в философии Гегеля.

Начиная с Платона вся философия полагала. что есть внешний мир, в котором мы живем, и мир идей. Наш мир -- это царство видимостей, преходящейстей. Напротив мир идей -- это и есть подлинный мир, мир сущностей. Философия нового времени начиная с Ф. Бэкона решительно торпедировала этот взгляд. Теперь причину и следствие рассматривают в одном ряду, то есть причина -- это непосредственное воздействие одного доступного наблюдению предмета на другой.

Понятно, что противоречие между видимым и действительным движением небесных тел, взаимодействие недоступных нашим органам чувств предметов: микроорганизмов, элементарных частиц усложняют, но принципиально не изменяют картины мира, где причина и следствие определяются непосредственным взаимодействием предметов.

Если мы видим гром и слышим молнию -- или наоборот, честно говоря, автор немного подзапутался в этом вопросе, -- то это вовсе не видимость, под которой кроется какая-то отличная от нее суть: в данном случае электрический разряд. Это просто наши чувства недостаточно тонки, чтобы наблюдать это явление с помощью своих пяти чувств. Хотя оно вполне воспроизводимо в лабораторных условиях. Искра между двумя близко поднесенными друг к другу, но не соприкасающимися заряженными телами и треск -- вот вам и минимолния, а в мощно обставленной лаборатории и получение настоящей молнии не проблема.

Но Гегель же полагал, что мы живем в мире видимостей, а сущности скрыты от нас и не доступны нашему непосредственному наблюдению.

Честно говоря, автор и сам не до конца разобрался с этим вопросом, но Карл Маркс эту схоластическую премудрость сумел облечь в строго научные категории политэкономии. Прав он или не прав, можно и нужно еще поспорить. Но с помощью разделения сущности и явления Маркс объясняет такие вопросы, которые иначе объяснить невозможно.

На поверхности деньги, а по сути -- это капитал, на поверхности плата за труд, а по сути -- это потребление рабочей силы, на поверхности прибыль, а по сути -- это прибавочная стоимость. Или, как любит выражаться Маркс: прибыль -- есть инобытие прибавочной стоимости. Если этого не учитывать, невозможно понять движение капитала, невозможно понять, почему капиталист, который использует в своем производстве только роботы или наваривает с торговли или трудится в банковской сфере, куда пролетариат и на порог не пускают, все равно живет с прибыли, получаемой безвозмездным присвоением прибавочной стоимости. То есть за счет эксплуатации рабочего класса, с которым он никаким боком не соприкасается.

РЕАЛЬНЕ И ИДЕАЛЬНОЕ

Есть у Гегеля ещё один весьма любопытный аспект проблемы истины. Соотношение "реального" и "идеального". Эти два противоположных взгляда философ выделяет у своих предшественников.

Одни считают, что истинно только то, что конкретно, то что существует в реальности, на что можно посмотреть, что потрогать или ощутить осталными тремя чувствами. Напротив, другие полагают истину чем-то идеальным, не существующим в реальности. Причём чем идеальнее, тем лучше. Скажем, реальное государство таково, каким оно существует в действительности. А идеальное -- это нечто вроде республики Платона, где всё согласовано и устроено, как и должно быть, но как в жизни не бывает.

Верный себе Гегель рассматривает истину как соединение двух противоположностей. Истинное одновременно и реально, и идеально: и то и другое  существуют неразрывно в одном, но у каждого своё место. Они находятся, выражаясь гегелевским языком, в состоянии постоянного взаимоперехода.

Проиллюстрирую примером из лингвистики. Есть язык, на котором мы говорим, и есть его грамматика. Первый -- реален, вторая -- идеальна. Хорошо, когда люди знают грамматику и умеют правильно выражать свои мысли. Но можно обходиться и без грамматики. Разговаривали же русские люди и прекрасно понимали друг друга задолго до того, как Смотрицкий и Ломоносов придумали правила, и говорят до сих пор, по крайней мере, большинство из нас, и не думая ни о какой грамматике (при всей кажущейся очевидности данное утверждение ошибочно).

Язык и грамматика находятся в неразрывном единстве, противостоя друг другу как речь и свод правил, и переходя друг в друга. Без грамматики язык -- набор бессмысленных звуков, мало понятный говорящим. И лишь грамматика придаёт своими правилами ему смысл. Но как язык невозможен без грамматики (в широком смысле, ибо у некодифицированного языка есть своя, пусть и не писаная, грамматика), так и грамматика, чтобы служить средством общения говорящих, должна постоянно ориентироваться в своих правилах на языковую стихию. Иначе правила провисают в воздухе, и язык пускает их под откос, как это постоянно случается с мёртвыми языками.


МИНИАТЮРЫ О ФИЛОСОФИИ
http://proza.ru/2024/01/16/250