И машины помчались в Киев

В тени густых деревьев, на побережье живописной морской лагуны, в чёрных очках, чёрных шортах, чёрных бейсболах, глядя на морскую гладь, молча и сосредоточенно пили пиво семеро граждан Подола. Один из них, – женщина, – сказал:
— И долго мы ещё будем здесь париться? Я устала, у меня нет сил, у меня накапливается гиперстресс, мне срочно необходим курс релаксации, я хочу домой! – Замолчала. Закурила. Ей ответили:
— Леся, не трави душу. Не тебе одной тошно. У меня дома жена, тёща, тесть, дети; племянники, двоюродные сестры и братья; их тёщи, тести, свекрухи и свёкры; мать и отец, в конце концов; и все меня ждут, а я, – обрати внимание, – молчу.
— Ну и дурак.
Снова под южными деревьями повисла тишина. Жужжали мухи и пчёлы, летали толстые шмели, порхали бабочки, и лился благоуханный запах орхидей на фоне пения средиземноморских удодов.
— Моня, – сказал Седой. – Не трогай женщину. У неё, как, кстати, и у меня, – кратковременная депрессия.
— Кратковременная? – приподнялась Леся. – Если это кратковременность, тогда что такое вечность? Ты, Вова, говорил, что тебе должны позвонить, когда изготовят документы.
— Они давно готовы.
— Тогда почему мы не плывём в Киев?
— Нет команды.
— Чьей команды?
— Командира.
— Какого командира?
У Седого зазвонил мобильный телефон. Тот ответил:
— Я слушаю.
— Это Дубина. У вас всё в порядке?
— Нет, полковник, не всё. Поголовный депрессивно–неврастенический синдром.
— Это хорошо. Значит, вам необходима перемена образа жизни.
— Еще даже как.
— Вы её получите. Сегодня вечером в 19.01 в бухте Клеопатры будет сброшена капсула с документами. Не упустите, рассортируйте, изучите, войдите в роль легенды и срочно отплывайте в Киев. Здесь есть серьезное дело. Давай, Вова! – и отключился. Седой повертел в руках телефон, кинул его в траву. Сказал:
— Ну, Леся. Ты просила, просила... И допросилась. Завтра утром отплываем в Киев. Но не на блины. Мы теперь все подчинённые полковника Дубины. А он парень –  как бы это сказать… – тот, который умеет запрячь лошадей.
— Я не лошадь, – сказал Моня.
— Естественно. Ты конь.
   
Вечером на берегу бухты Клеопатры дежурили, ожидая посылки, Седой и Моня. Остальные остались в лагере и готовили катер к отплытию. Моня посмотрел на часы.
— Восемнадцать пятьдесят восемь, – сказал.
— У тебя точное время?
— Каждый день проверяю по JPS.
— Значит, осталось три минуты. Меньше.
Молча смотрели на море. Легкий бриз шевелил волну. Вдалеке играла парочка дельфинов. Солнце клонилось к горизонту.
— Ага, что–то летит, – сказал Седой.
На горизонте показалась быстро приближающаяся точка, и через пару секунд над бухтой с грохотом промчался самолёт с треугольными крыльями, летящий на высоте десяти метров. Маленький парашют стал медленно опускаться в воду.
— Саша, быстро плыви, а то утонет.
Моня разделся и кинулся в воду. Через пять минут, тяжело дыша, выбрался на берег, держа в руках мокрый парашют и длинную, пластмассовую капсулу.
— Уффф... – отряхнулся. – Чего они так низко летают? Как он вообще этой посылкой в бухту попал?
— Этот не промахнётся. Я его знаю, с Ветряных гор парень. По самолёту определил. Его собственная разработка. На авиазаводе переделал из списанного АН–2. Поставил турбореактивный двигатель, переварили крылья, – между прочим, по секретной технологии Патона, его внук и варить помогал, – прогнал в трубе, воткнул японскую электронику, – хорошая рабочая лошадка получилась. Говорят, тысяча двести идёт. А так низко – чтобы радары не засекли. Он взлетает с Кольцевой дороги, там и садится. Самолёт в трейлер и в кусты.
— Да, хорошая летающая тачка, – задумчиво сказал Моня, глядя на горизонт. Надо же – так быстро и так точно.
— Это чепуха. Он, – Бруклин, по–моему, его зовут, – на спор, ночью пролетел под всеми семью мостами Киева! Побил рекорд Чкалова. Ночью, на радаре, под всеми мостами. Представляешь?
— Нет, не представляю. Это давно было?
— За неделю до того, как нас штурмовали в академии.
— Да? А янки?
— А что янки? Пока они тупорыло врубались в чём дело, пока докладывали по инстанции, пока "быстро" реагировали отряды быстрого реагирования – Бруклин слинял на Кольцевую. Сел на трейлер, и домой. Его до сих пор ищут. У Дубины голова болит от этого Бруклина. Башка, говорит, сбита у этого пилота. Но, Моня, у кого она не сбита? А этот ещё и лётчик.
— Верно, Вова.
— Я бы, честно говоря, с этим водилой в одну машину не сел. Но фартит ему. Что не вытворяет – никаких проблем. Чистый самоубийца – под всеми мостами пролететь. Там, говорят, от детонации оглушенная рыба всплыла. А ему всё до лампочки. Нет башни – нет проблем.
Зазвонил телефон. Седой ответил:
— Я слушаю.
— Это Дубина. Так, Вова, ситуация изменилась. Морские патрули блокируют все входы. Полетите воздухом. Бруклин вас подбросит. Мы сегодня приварим к самолёту поплавки для посадки на воду. Утром он будет. Все ясно?
— Ммм... Полковник, может мы всё же катером?.. Оно как–то надёжнее...
— Тебе что, не понятно? Патрули! Всё, не морочь мне голову. Я перезвоню. –  Кинул трубку.
— Твою лохматую бабку мать, – тихо сказал Седой. Попали. Летим с Бруклином. Ещё и садиться придётся на воду. А парашюты он принципиально не берёт. Пойдём, Саша, я сообщу эту радостную новость Лесе. Она хорошо знает этого летающего придурка. Вот обрадуется предстоящей релаксации!

На всей скорости зелёный фюзеляж самолёта с огромными, словно лапти не по размеру, поплавками вместо шасси, и треугольными крыльями с громадными закрылками, спикировал резко вниз, и по мягкой глиссаде изящно коснулся воды, окунув в неё свои "лапти". С грохотом и фонтанами брызг стал тормозить, включив реверс двигателя. Ви–и–и–и–и–и–и... Жжжжжжжжжух... И неторопливо поплыл, покачиваясь на волнах бухты Клеопатры. Боковое стекло отодвинулось и появилось улыбающееся лицо в панаме цвета хаки.
— Привет, пацаны! Ха! Леся! И ты здесь? Приивеет!
Седой мрачно помахал рукой. Моня крикнул:
— Здорово, Бруклин.
Леся отвернулась и стала смотреть на пальмы. Димедрол, Парковщик, Длинный и Француз подняли в приветствии руки. Француз крикнул:
— Ты в Алжир не залетал?
— Был неделю назад.
— Как погода?
Бруклин вытянул кулак с отогнутым большим пальцем.
— Спасибо, друг. Это радует, – ответил Француз.
— А в Киеве? – спросил Димедрол.
— Так себе, – ответил Бруклин. – Боковой ветер. Сдувает самолёт с Кольцевой.
— Слушай, а твоя самоходка нас поднимет? – спросил Парковщик. – Нас семь человек. Мы не завалимся с перегрузом?
— Не боись. Бруклин не падает.
— Ой–ой–ой, – тихо сказал Седой. – Серёжа, не заводи его, а то он начнёт показывать какой Бруклин хороший пилот.
В лодке подплыли к самолёту и по поплавкам забрались внутрь. Это был обыкновенный салон "кукурузника". Пахло резиной и авиацией. Длинный, бывший десантник, ностальгически втянул воздух и блаженно уселся на жесткое боковое сидение.
— Давай, давай, пацаны, – мажорно подавал голос пилот. – В такой компании мы ого–го! как полетим.
— Что там, в Киеве? – спросил Моня.
— А что? Ничего. Желтые ботинки. У спецназа желтые ботинки, их на всех рынках продают. Моя жена и мне подогнала, сорок евро – глянь! – Он показал американские ботинки желтого цвета. – Носить – не сносить.
— А как там Дубина?
— А что Дубина? Дубина как Дубина. Всё маскируется, в подполье прячется. Впрочем, ему иначе нельзя. Это я – вольный ворон. Хотя позавчера с трудом от F–15 ушел. Выручила технология длинных закрылков. Я могу очень медленно заходить на посадку. Американские пилоты не врубаются – как я не падаю. Мне и кличку уже дали: Кольцевой Голландец.
— Почему Кольцевой?
— Потому, что появляюсь и исчезаю в районе Кольцевой дороги. Вот так, Моня. Ты всё морды бьёшь? Нет? Да вижу, что перешёл на другой калибр. Когда выпьем в "Экспрессе"?
— Ой, не спрашивай. Мы там уже выпили хорошо и надолго.
Седой прошел через салон и сел рядом с Бруклиным на место второго пилота.
— Ремни! – крикнул Пилот и включил зажигание.
— А парашюты? – спросила Леся.
— Не предусмотрены технологией полёта, – пояснил пилот и нажал на педаль газа. Он специально вмонтировал регулировку мощности турбины в педаль. Турбина хрипло завыла, самолёт завибрировал и побежал по воде, гоня впереди себя волну. Двигатель тонко засвистел и "кукурузник", оторвавшись от воды, взлетел в небо и почти сразу на бешеной скорости полетел над водой.
— Почему не взлетаем? – спросил Седой.
— Уже взлетели, только ещё не набрали скорости. Ничего наберём. – Бруклин жал педаль газа, и тёмно–зелёная машина мчалась над самой водой, разгоняясь и вибрируя.
— Семьсот пятьдесят. Маловато. Поплавки мешают. Но ничего, сейчас разгонимся, – говорил пилот, щёлкая тумблерами на панели управления. Под самолётом, в десяти метрах, проносилась вода, превратившаяся в зелёно–голубую полосу.
— Уже восемьсот. Сейчас наберём номинал.
— Какой номинал? – волнительно спросил пассажир.
— Тысяча сто. Часа через полтора будем в Киеве. В одном месте остановимся на дозаправку.
Седой выглянул в салон. Все его друзья сидели с посветлевшими лицами. Никто в окно не глядел.
— Ну, как? – крикнул Седой.
— Порядок, – ответил Моня. – Хорошо летим.
— Леся, всё нормально? – спросил Седой. Та не ответила.
Несколько раз пилот кидал самолёт в сторону от кораблей с неожиданно высокой палубной надстройкой. Седой вытирал пот со лба и старался вперёд не смотреть. В салоне Моня стал рассказывать анекдоты. Никто не смеялся. Самолёт продолжал дрожать всем корпусом и выть, как недобитая собака. После нескольких манёвров, стали лететь над сушей. Море осталось позади.
— Двигаться будем вдоль Днепра, – сказал пилот. – Исключительно в целях безопасности. На сушу я не сяду.
Миновали Херсон, прятавшийся в туманной дымке. Проскочили Никополь. Справа проплыла громада Запорожья, тоже вся в туманном смоге. Днепропетровск облетели над сушей. Там было много международных наблюдателей, и явно назревала война. Бруклин вскоре повернул самолёт и стал забирать левее от Днепра. Под днищем реактивного "кукурузника" понеслась степь и кустарник.
— Куда это мы? – крикнул Седой.
— В Александрию, на дозаправку. Не рассчитал я с керосином. Там у меня родня и запасная база. Есть оборудованная взлётная полоса, но мы сядем на реку. – И пилот стал говорить по мобильному телефону.
На реку Ингулец сели, подняв кучу брызг и гоня громадную волну. Пока дозаправлялись с борта речного катера, Бруклин болтал с молодой девушкой, помощницей моториста.
— Ну, как там Киев? – спрашивала она. – Правда, что уже на куски поделили? Нам, украинцам, кусок то хоть достался?
— Достался, достался, – уверенно ответил Бруклин. – Подол называется. Хороший кусок. Мне так больше и не нужно. Остальное пусть забирают.
— Даа, пусть забирают! У меня сестра в Дарнице, брат в Святошине, а тётка на Позняках.
— Не бойся, я пошутил. Никто ничего не отдаст.
— Даа, а говорят, что поделили!
— Врут, Дуся, врут.
Самолёт, гоня волну, взлетел. При подлёте к Киеву, как только миновали Кременчугское море, Бруклин стал сосредоточенным и молчаливым. Самолёт продолжал лететь на высоте десяти–пятнадцати метров. Но все чаще приходилось подниматься и обходить ЛЭП и различные строительные сооружения.
— Выше нельзя, – сквозь зубы сказал Бруклин в ответ на вопрос Седого. – "Фантом" поставит метку, скинет на "винт" спутника и тогда я – меченный. Уже не уйдёшь.
Седой замолчал и притих, глядя на ужас, несущийся на него со скоростью триста метров в секунду. Бруклин всё время уворачивался от преград, и самолёт всё время кидало из стороны в сторону, то вверх то вниз.
— Куда это вы так спешите, – медленно, не отрывая глаз от горизонта, спросил Бруклин. – Не могли пешком дойти. Лето, погода...
— Спроси у Дубины.
— Всё понял. Подпольный ревком действует. ... Что ты вьёшься! Над моею головой... - неожиданно запел Бруклин. Из салона ему хором ответили, подхватив тему:
— Ты добыычи, не добьёошься!.. Чёрный воорон, я не твой!..
Турбореактивный АН-2 нёсся низко над землёй, чуть не цепляя деревья, а из салона неслась песня. Подключился Седой и даже Леся. Поющий самолёт влетел городскую черту в полных сумерках. Пилот включил радар и пошел совсем низко над водой, сбросив скорость.
— Господи, Бруклин, хоть под мостами не лети, – попросил Седой.
— Хорошо, не буду. Хотя это очень нравится американцам. Бегать начинают, как тараканы.
Сели на воду в районе Вышгорода. Самолёт бултыхнулся в воду и Седому показалось что всё – утонули. Но нет, выплыли. АН-2 перегазовывая, шевеля горизонтальным рулём, подплыл к берегу. Навстречу уже двигался катер. Седой протянул руку Бруклину. Сказал:
— Давай, дружище. Рад был пообщаться. – И прыгнул в катер. Покачиваясь, туда сползла Леся и все остальные. Взвыв турбиной, самолёт исчез в темноте. "... Над моеею гооловоой!.."
В катере был лично Дубина.
— Прибыли? Прекрасно. Попарились на югах, но теперь будете отрабатывать. Вперёд! – скомандовал водителю катера, и тот поплыл вдоль берега водохранилища. Вскоре высадились на причал и сели в микроавтобус. Дубина сел в "БМВ". И машины помчались в Киев.
"восточный триллер"(с)