Жаркий день

               
     У Вадима болели плечи и спина. Это происходило от того, что он проводил большую часть дня полулежа на топчане. Нет, он вовсе не был нездоров или лишен ног, просто такое положение казалось ему наиболее комфортным. На коленях он пристраивал старенький ноутбук и, едва закурив первую сигарету - это было вместо завтрака, погружался в поиски новостей, подтверждавших его правоту и компетентность. Новости, которые он размещал на Фейсбуке, были большей частью кем-то выдуманы, но его это мало беспокоило.
     Вадим обитал в крошечной комнате три на четыре метра, деля квартиру с незамужней сестрой. В его уголке едва помещался старый, советских еще времен шкаф с штопаным-перештопанным бельем и топчан с ковром на стене над ним. Обои в чайных розах свисали по углам лохмотьями. Пахло у Вадима тяжело – немытым телом, чем-то кислым, дымом дешевых сигарет. Неубранные окурки были повсюду: в чашках с остатками кофе на полу, в блюдцах на подоконнике, да и на покрывале были сизые пятна пепла. Окно выходило на уютный маленький дворик с старыми деревьями и детской площадкой. Форточки курильщик не открывал никогда, даже в жару, боялся сквозняков и простуды. Некурящая сестра, втягивая наполненный дымом воздух только кротко вздыхала.
     Работать у Вадима нужды не было. Жил он на небольшую пенсию по инвалидности. Когда-то во времена еще хипповой юности, когда он косил от армии, ему знакомая докторша придумала необременительный психиатрический диагноз, так что его не только ни отправили в ненавистные войска, но и стали ежемесячно выплачивать деньги.
Изредка Вадим выходил на улицу - когда заканчивался хлеб или кефир. Большей частью покупки делала сестра, она же и готовила на двоих нехитрые блюда.
     - Вадик, сходи в магазин, хлеб кончился.
     Вадим натянул куртку, и как был - в майке и спортивных штанах, отправился в ближайший универмаг. У подъезда расцвела сирень и у Вадима от сладкого запаха закружилась голова, Незнакомый дворник сметал опавшие фиолетовые соцветия и мусор с тротуара, и Вадим сошел на дорогу, чтобы обойти его. Дворник глянул на Вадима и ощерился. Глаза его были красны, с перепоя видимо, подумал Вадим. Асфальт был раскален от беспощадного солнца так, что даже сквозь подошвы кед ощущался жар. Вадим снял куртку, но все равно обливался потом. Отличный денек, подумал он. Вадим любил тепло и с удовольствием вспоминал лето десятого года, когда вся Москва умирала от пекла, а он блаженствовал и наслаждался, грея старые кости на скамейке у дома на самом солнцепеке. Магазин был в соседнем доме, но Вадим шел не спеша и ему показалось, что он идет уже минут тридцать. У входа в Пятерочку асфальт треснул и из-под земли бил фонтан кипятка и раскаленного пара, было безлюдно, несмотря на то, что по подсчетам Вадима время было обеденное. Ярко-алое здание Пятерочки, казалось излучало огонь. Отчетливо пахло серой. У магазина вытряхивал урны одетый в оранжевую робу таджик. Вадим решил погреться на солнце и покурить. Достал сигарету и похлопав по карманам, понял, что зажигалку оставил дома. 
-Земляк, огонька не найдется? – обратился к нему Вадим.
Таджик расхохотался и поднеся руку к сигарете, щелкнул пальцами. Из указательного появился язычок пламени. Вадим прикурил, немного удивившись, потом вспомнил, что видел этот трюк по телевизору. Бедняга наверное на родине был фокусником, а здесь стал мусорщиком. Сигаретный дым показался Вадиму совершенно безвкусным, из опилок делают уже, рассудил он. Купив хлеба, он отправился обратно, вспоминая странную кассиршу, похожую на рыбу и с совершенно рыбьими же глазами навыкате, и зубами как у щуки. Наберут же по объявлению. Дойдя до дома, он решил подняться на лифте, но обнаружил, что и дверь, и кнопка лифта просто нарисована на стене подъезда. Отчего-то его это не встревожило, и он решил выйти во двор понежится на солнце, грешно было пропускать такой чудесный день. Расположившись на солнцепеке, Вадим ничуть не удивился, обнаружив, что одет в черный костюм с белой рубашкой и черный же галстук, который он сроду не носил. Деревянная скамейка была недавно выкрашена и солнце отражалось сотней огней. Вадим откинулся на спинку и закрыл глаза, не замечая, что от костюма здесь и там поднимаются струйки дыма.
     - Все-таки кремировали? -  спросила соседка по площадке сестру Вадима.
     - Да, он так сам хотел. И умер легко, я ему кричу с кухни - сходи за хлебом, а он молчит, зашла, а он холодный уже. Сердце говорят изношенное было. Жаль его конечно, но и жить с ним было тяжело. Надымит бывало так, что хоть топор вешай, а у меня астма, мне этот дым категорически вдыхать нельзя. Сейчас я в его комнате окна открыла, все с порошком вымыла, лежак его выбросила, а все равно пахнет. И жар стоит, будто и не открывала.