Ключи

- Я люблю его! А ты мне про какие-то глупости! Слушать ничего не хочу! Ты мне завидуешь, вот и лезешь, куда не просят! Оставь меня в покое уже! Займись собой!
Марина не кричала. Она орала так, что даже глуховатый сосед Виктор Петрович, который возился возле своего гаража, обернулся, прислушиваясь. Любопытством он никогда не отличался, а это означало лишь одно – кричала Марина слишком громко.
Причин для этого у нее было…
Было, в общем. Как ей казалось. 
Ведь состояние влюбленности для Марины было состоянием души. Перерывы, если и случались, были настолько непродолжительны, что заметить их могли разве что те, кто Марину знал, как облупленную. А таких людей было всего двое – мать Марины и сестра. Но мамы на свете уже не было, а сестра, Алена, понимать Марину отказывалась.
А ведь в отсутствии этого прекрасного состояния Марина не жила, а существовала. Взгляд становился потерянным, мысли разбегались, не давая сосредоточиться, а нервная система давала такой сбой, что коллеги начинали шарахаться от Марины с обидным:
- Может быть тебе успокоительное нужно? Что-то сложно с тобой становится, Мариночка.
А Мариночка поджимала губы, тихонько скрипела зубами и думала всякое нехорошее про этих странных женщин.
У них-то, небось, все в порядке! И мужья дома ждут, и дети по лавкам скачут… А у нее? Ни дома, ни мужа! Нет, и не предвидится! Сын, конечно, есть, но удачным ребенком его точно не назовешь. Увы, даже в сравнении со своими двоюродными братом и сестрой, ее Паша проигрывал по всем статьям. У Алены дети были куда умнее и лучше. Старший, Сашка, играл в футбол и учился на «отлично», посрамив бытующую теорию, что, если работают ноги, то голова отдыхает. А младшая, Вика, пела и танцевала в ансамбле, с которым то и дело ездила на какие-то конкурсы и фестивали. За свои неполные десять лет эта девочка успела увидеть столько, сколько ее тетка за всю свою жизнь.
И это тоже было обидно! Почему так? Ведь Марина тоже в детстве занималась в различных кружках и секциях, но особого результата нигде не достигла, так как меняла их слишком часто. А что ей было делать? Сердцу ведь не прикажешь! Если становилось неинтересно, она просто уходила и искала себе другое занятие.
А потому, что так и надо жить! Слушать свой внутренний голос! Ведь другой жизни не будет. И никто на блюдечке радость не принесет: «Бери, Мариночка! Не стесняйся! Это все для тебя! Не жалко!»
Эту истину Марина усвоила очень давно. Смотрела как корпит над учебниками сестра и посмеивалась, собираясь на дискотеку:
- Смотри, Аленка, все выучишь! И кто тебя тогда замуж возьмет? Помнишь, бабушка говорила, что женщина не должна быть умнее мужчины? На тебя же мальчики совсем не смотрят!
- И не надо! Зачем они мне сейчас? Да и бабушка не так говорила!
- А как? Я же помню!
- Не то совсем ты помнишь. Она говорила, что умная женщина никогда не станет свое превосходство демонстрировать мужчине, если любит. Разные вещи, согласись?
- Ой, да не морочь мне голову! Лучше помоги прическу сделать! Меня Вадик ждет!
Марина убегала на свидание, а Алена устраивалась на диване с очередной книгой. Два часа тишины в их доме были настоящим праздником.
Сестру Алена, конечно, любила. Как иначе-то? Других ведь не было. Да и натуру Марины она знала почти как свою собственную. Злой Маринка не была. Чуть растрепанной в чувствах, несобранной, неуверенной в себе, но точно не злой. Напротив, мягкости и доброты в ней было куда больше, чем в Алене. Марина тащила в дом живность, подобранную на улице, и надо отдать ей должное, оба кота и собака, которых она приволокла, рыдая и умоляя спасти, прожили довольно долгую жизнь благодаря тому уходу, который был им обеспечен. Родители, зная, что Марина не отступится, разрешили оставить животных при условии, что квартира не превратится в филиал зоопарка и других не будет. Марина приняла на эту себя ответственность и ни разу не попросила Алену вывести собаку или убрать за котами. Занималась всеми этими делами сама. Правда, иногда Алене казалось, что животных Марина любит куда больше, чем людей.
- Маришка, мама попросила к бабушке съездить. Помочь надо с уборкой.
- Давай сама, ладно? У меня дела!
- Какие еще дела?
- Ну какая разница? Важные! Барсик хромает. Его нужно к ветеринару отвезти.
- Он уже неделю хромает.
- И что?! Ты думаешь, что это повод для того, чтобы поменять его на бабушкины проблемы? Она еще не старая и прекрасно справляется со своими делами сама! А Барсик – кот! Он за себя не отвечает.
Девочки ругались, расходились в разные стороны, и Алена ехала помогать бабушке, а Марина доставала из шкафа ее самую нарядную кофточку. Вадим уже ждал у подъезда и Барсик был лишь предлогом для того, чтобы не портить себе день ненавистной уборкой.
Школу девчонки окончили по-разному. Алена с отличием, а Марина… Так себе окончила, в общем. Нормально. Как и многие.
Вопрос выбора профессии для нее не стоял. Марина мечтала стать кондитером. Любовь к пирожным и вычурным тортикам была у нее с детства. Тогда она просто прикипала к витрине со сладостями, капризничая и не давая матери или отцу уйти без покупки. Причем, сами пирожные ее интересовали мало. Она охотно делилась ими с сестрой, после того, как вдоволь налюбовавшись кремовыми цветочками, принималась лепить такие же из пластилина.
И снова пути сестер разошлись.
Алена переехала к бабушке, которая болела и нуждалась в помощи. Квартира ее была недалеко от института, где училась Аленка, и всех такой вариант устроил. Бабушка получила уход и заботу, а Алена – возможность поспать утром на час больше. И спокойствие… Бабушку она любила и очень беспокоилась за нее. Жили они душа в душу, и своего избранника, Сергея, Алена познакомила раньше всех именно с бабушкой.
- Живите, дети! Места хватит всем!
Скромную, но веселую свадьбу сыграли довольно скоро, и Алена с мужем поселились у бабушки.  Своих планов насчет квартиры скрывать от молодых она не стала.
- Это будет правильно, Аленушка. Маринке – дедова комната. Та, что в коммуналке. А вам с Сережей квартира. Жаль, что деток ваших я не увижу… А так хотелось бы!
Первого своего правнука бабушка Алены и увидела, и даже на руках подержать еще успела. Ее не стало, когда Саше исполнилось два года. Целый год до своего ухода она отчаянно боролась с последствиями инсульта, мечтая встать на ноги и вернуть речь хотя бы отчасти, но сердце ее не выдержало, и Алена горько плакала, провожая ту, что дала ей столько тепла и заботы. 
Родители Алены спорить с распоряжениями бабушки не стали, справедливо рассудив, что право на квартиру, оставленную ей, их дочь заслужила.
Марина, впрочем, тоже против не была. На тот момент она с головой ушла в очередной роман и ей было совершенно все равно, кому там и что достанется. У нее была любовь!
Правда, любовью все-таки это чувство назвать было сложно. Маринка сгорала от страсти, а ее избранник смотрел больше в сторону, чем на нее. Его вполне устраивал расклад, при котором Марина приезжала в его квартиру, убирала, готовила, стирала, но никогда не оставалась даже на ночь.
- Я старый холостяк, Мариша. Мне сложно.
Томно закатив глаза, избранник Марины, просил навести порядок в его «мастерской» и выпроваживал свою пассию, приговаривая:
- Искусство, Мариночка, требует от меня жертв. Просит и молит о том, чтобы я отдался ему полностью! Но ты же знаешь, я не могу! В моей жизни так много всего! Любовь, ответственность, дела… Столько всего навалилось! Я устал!
Марина, сочувственно вздыхая, кивала, памятуя о своем слегка кривобоком портрете, который давно уже пылился в углу мастерской. Ее никто и никогда до этого не писал. И портрет был живым доказательством того, что она может быть интересна настолько, чтобы вдохновить мужчину.
Портрет этот Марина получила в подарок на память после того, как пришла к своему возлюбленному с известием о ребенке.
Она шла в тот день по улице и жмурилась от солнечных зайчиков. Ее мечты парили так высоко и свободно, что Марине сложно было дышать. Новая жизнь, зародившаяся так неожиданно и так вовремя, была для нее сродни чуду.
Но это чудо вмиг перестало быть таковым, когда ее возлюбленный вдруг нахмурился и резко оборвал восторженный монолог, который Марина почти пела в его мастерской:
- Какой еще ребенок? Ты с ума сошла?!
Развязка истории была банальна и пуста, как и та бездна, в которую ухнула душа Марины после разговора со своим избранником. Мечты ее тихо хрупнули под ударом, нанесенным ей судьбой, а потом брызнули в разные стороны остренькими осколками, мелкими настолько, что собрать их снова воедино не смог бы даже самый хороший реставратор. Растоптанную свою гордость Марина восстановить даже не пыталась. Кивнула молча в ответ на упреки и попросила разрешения забрать свой портрет.
- На память…
Разрешение ей было великодушно дано, и вечер того дня Марина потратила на то, что искромсала это напоминание о своей растоптанной любви в клочья, приговаривая:
- У меня все еще будет! А у тебя – вряд ли!
Как сложилась судьба ее бывшего возлюбленного, Марина так и не узнала, но ей это было и не интересно. У нее хватало забот и без этого. Ребенок, о котором она так мечтала, все-таки появился на свет, но радостью особой для нее не стал. Она искала в сыне черты отца, его «гениальность», и не находила ровным счетом ничего. Паша рос спокойным, тихим мальчиком, но никаких задатков к рисованию, да и вообще к творчеству не проявлял. Любил гонять мячик во дворе с мальчишками и играть в шахматы. Сам нашел кружок и ходил туда после школы, задумчиво пожимая плечами в ответ на вопросы матери:
- Что ты там забыл? Что тебе там так нравится? Это же скучно!
Скучно Паше не было нисколько. Сложная игра напоминала ему какой-то изумительный в своей простоте и красоте, танец. Иногда, разбирая какую-нибудь особо интересную партию, мальчик даже вставал и начинал кружить по комнате, двигаясь в такт какой-то особой музыке, звучавшей в его голове. Но делал он это лишь тогда, когда не видела мать. Марина подобные «пляски» не одобряла. Они пугали ее.
- Танцы – занятие не для парней! Прекрати!
Единственным, кто понимал Павла в этом стремлении видеть мир по-своему, была двоюродная сестра, Вика. Сложные отношения мамы с теткой были для него непонятны, но бабушка твердила, что родня есть родня, и отказываться от данного судьбой – это глупо. Понимания, почему, в таком случае, мать не ценит своего дара в виде тети, Павлу это не добавляло, но бабушкины слова он запомнил. С братом у него отношения были ровными и спокойными, а вот Вику Павлик по-настоящему любил. Эта девочка сумела найти тонкую ниточку к его душе, и охотно слушала, как он рассказывал ей о музыке логических построений и своих мечтах.
- Ты слышишь ее? – Вика завороженно смотрела на брата.
- Да. Тихая-тихая, но такая красивая…
- Я тоже ее слышу. Кажется… Давай покажу!
И девочка порхала по комнате, пытаясь передать то, что звучало в ее сердце в ответ на доверие брата, а Павел понимал – он не один. Есть та, что всегда поймет и поддержит его.
Но дети не могут решать сами, с кем им общаться, а с кем – нет. Чаще это зависит от капризов родителей. А Марину подобные капризы посещали слишком часто. В очередной раз поссорившись с сестрой из-за какой-то мелочи, она могла запретить сыну видеться с братом и сестрой.
Павел против такого произвола был бессилен и боролся с перепадами настроения матери как мог. Всеми доступными ему средствами. А их было не так много. Он устраивал истерики и забастовки. Отказывался от еды, точно зная, что мать в какой-то момент не выдержит и скажет:
- Ой, да делай ты что хочешь! Надоело твое нытье слушать!
Причин, по которым мама ссорилась со своей сестрой Павел до поры до времени не знал. Ему было неведомо, что после его рождения Алена помогала матери как могла, но была изгнана после того, как очередной роман Марины закончился и она узнала, как бабушка распорядилась своей квартирой.
- Это – несправедливо! Я такая же внучка, как и ты!
- Марина, я ее об этом не просила! Хочешь, давай продадим эту квартиру и разделим деньги пополам! Я не хочу ссориться с тобой!
- Нет! Мне не нужны твои подачки! Бабушка всегда тебя любила больше! Поэтому она оставила тебе все! А я… Меня никто и никогда не любил по-настоящему!
- Марина, ты не права! А я? А мама с папой?
- Какая же это любовь, если вы меня не понимаете? Думаешь, мне квартира эта нужна? Нет! Мне важно понимать, что меня хотя бы в семье любят!
- Марина…
- Все! Оставь! Я не хочу больше ничего слушать!
Обида поселилась между сестрами. Свила себе гнездо, противно хихикая и дергая для его постройки то из одной, то из другой души воспоминания и давно уже забытое недовольство.
Вот, Мариночка, смотри! Помнишь, как Аленке купили куклу? Такую же как у тебя, но в розовом платье! А твоя была в зеленом… Вроде, что такого? Но ты же хотела именно в розовом, не так ли? Забыла? А я тебе напомню, напомню! Алена тогда с тобой меняться отказалась! Вредина! А ведь нельзя забывать такие мелочи! Из них, миленькая, складывается жизнь! И все эти куклы, тряпки, тушь, о которой ты мечтала, но подарили ее почему-то Алене, несмотря на твой протест, Сережа, отдельное жилье и хорошая работа, дети, так непохожие на твоего тихого Пашку, который вечно себе на уме… Все это – кирпичики, Мариночка! Из них построен дом твоей надежды и твоей мечты. Кривобокий, некрасивый, недоделанный и пустой. Потому, что все, что могло бы его поправить и сделать пригодным для жизни, досталось вовсе не тебе, а твоей сестренке! А разве она лучше тебя? Конечно же – нет! В ней ведь главного нет! Полета! Мечты! Желания жить на всю катушку, не оглядываясь на будни! Ей неведомо, что такое любовь! Не та, придуманная ею, в которой Сережа – единственный вариант для счастливой жизни, а иная! Та, которую знаешь только ты, Мариночка! Любовь – полет! Любовь – жизнь! Та любовь, что хранит ключи от счастья и отдает их далеко не каждому! Разве Алена знает об этих ключах? Нет, конечно! Ей эта тайна неведома!
Алену обида тоже подергивала иногда, но то ли воспоминаний плохих у нее было меньше, то ли душа была настроена на другой лад, а только гнездо получалось весьма кособоким. Со стороны Марины оно было основательным, так, что даже щелки не видать между прутиками, а со стороны Алены – пара веточек, да и те едва сцеплены между собой. Дунь, и разлетятся в разные стороны, открывая путь к сердцу сестры. И Алена дула. Как могла и как умела. Ловя воздух после очередного Маринкиного:
- Ты мне не сестра! Кто так поступает?! Разве с родными так можно?!
Дыхание сбивалось от такой несправедливости и Алена чувствовала себя рыбой, выброшенной на берег. Вот она вода – рядом! А ведь не дотянешься... И сил нужно так много, чтобы подпрыгнуть раз, другой, дотянуться снова до того хорошего, что связывает их с сестрой. Ведь разорвать связь эту так легко, а восстановить… Порой кажется, что вовсе невозможно.
Ушли один за другим родители... В один год, словно сговорившись между собой. И отчаяние накрыло сестер с головой.
- Аленка, как же так?! Почему?! Ведь они совсем молодые еще! Жить и жить!
- Мариша, судьба не спрашивает. И здоровье – это единственное, что не всегда получается сохранить. Что мы могли сделать, то сделали. А остальное... Не в нашей власти… - Алена обнимала бьющуюся в истерике сестру.
- Это неправильно! Несправедливо!
- Жизнь вообще, мне кажется, не очень справедливая штука. Это только кажется, что она должна давать всем по заслугам. А на деле…
- Да! Ты права! На деле все иначе…
Отказ от наследства в пользу сестры на какое-то время дал передышку Алене. Марина успокоилась, занялась оформлением документов на родительскую квартиру.
- Я думала, что ты и ее заберешь.
Марина уронила это, суетливо поправляя капюшон куртки и не глядя на Алену.
Сестры стояли у нотариальной конторы и ждали Сергея, который обещал заехать за ними.
- Почему ты так, Марина? Разве мы чужие?
- Не знаю, Аленка. Вроде, родные. Но ты меня никогда не понимала.
- А ты – меня… Но разве это так важно?
- А как же! – Марина возмущенно всплеснула руками. – Если люди не понимают друг друга, то зачем им быть вместе?
- Может быть для того, чтобы все-таки попытаться понять? Ведь просто так ничего в этой жизни не дается! Тебе ли не знать?!
- Да уж! Я это знаю очень хорошо, в отличие от тебя! Это в твоей жизни все просто! Муж, дом, дети. А я – одна! Всегда одна!
- Марина, ты не права… Ладно, я! А как же Паша?
- А что Паша? Паша – сам по себе! Достаточно большой уже. Я его и не вижу почти. Работаю сутками, а он сам себе мальчик! У тебя, вон, времени проводит больше, чем в родном доме!
- Ему у нас хорошо. Спокойно…
- Вот! А я о чем! Алена, ты невыносима! Почему ты называешь меня плохой матерью? Что я такого тебе сделала?!
- Марина, не кричи! Когда это я называла тебя плохой? Что ты выдумываешь?!
- Да всю дорогу! Ты – прекрасна! Дети у тебя – лучше не бывает! А я… Не такая! И Павлик мой тоже не такой! Вместо того, чтобы дома сидеть, тебе надоедает!
- Господи, Марина! Что ты говоришь? Ты себя слышишь?!
Сергей, приехав за женой, застал ее в одиночестве и в слезах.
- Почему она так со мной? За что?
Обнимая жену и пытаясь ее успокоить, Сергей дернул щекой:
- Характер поганый. Не обломала жизнь пока.
Алена, услышав эти слова, даже плакать перестала:
- Ты что! Не говори так! Не надо! А вдруг и правда что-то случится? Сереж, мне ее так жалко…
- А вот это хорошо!
- Что?
- То, что ты ее жалеешь. Не понимает она пока, кто ее любит по-настоящему. И, может, никогда и не поймет.
- Пусть так! Но мне же она все равно сестра! И любить я ее буду! – Алена сердито смахнула слезы. – Больше ведь некому! Павлик пока маленький.
Худой мир лучше доброй ссоры. И Алена сделала все, чтобы помириться с сестрой. Ниточка, которая еще была между ними, стала совсем тоненькой, разлохмаченной, давно потерявшей цвет. Но она была! И порваться ей Алена позволить не могла.
Мужчины в жизни Марины появлялись и куда-то исчезали, не оставляя особого следа, кроме горечи и непонимания с ее стороны. Чем она так плоха, что на ее желание отдавать, они реагируют лишь усмешкой и привычным уже:
- Мариночка, не заморачивайся! У нас же свободные отношения, не так ли? Мы же договаривались с тобой. Ты помнишь?
Это было правдой. Каждый кавалер, который появлялся на горизонте жизни Марины, почти всегда предупреждал заранее:
- Я пока не готов к серьезным отношениям. Все сложно. Ты меня понимаешь?
Конечно, Марина кивала в ответ и проникалась «пониманием» к своему избраннику. Но так же быстро, как соглашалась поначалу, позже она забывала о том, что приняла правила игры. И в очередной раз не понимала, почему ее оставили, иногда даже не ставя в известность о том, что роман окончен.
Душа ее рвалась и страдала. Марина готова была стать для кого-то единственной милой. Готова была дать избраннику все, что он попросит. Подстраивалась, старалась быть интересной. Если ее мужчина увлекался охотой – Марина училась стрелять и через какое-то время знала почти все об охотничьих собаках и времени получения лицензий. Если страстью избранника была рыбалка – Марина варила прикормку и виртуозно делала мормышки.
Она отчаянно пыталась вручить ключи от своего счастья хоть кому-то, но, странное дело, брать их никто особо не хотел…
Павел во время маминых романов почти все время жил у тетки. Ни Сергей, ни Алена не были против. Они давно уже приняли мальчика как собственного сына и относились к нему соответственно. В Сашиной комнате стояла двухъярусная кровать. На письменный столе, сделанном Сергеем, легко помещались два компьютера, и мальчишки азартно играли по сети вечерами, возмущенно вопя в открытую дверь своей комнаты:
- Вика! Так не честно! Ты слишком шустрая! Давай в командный режим! Против тебя играть – себя не уважать!
Алена, докладывая сестре об успехах сына, вздыхала:
- Он такой умный, Маришка! Его бы в математическую школу перевести.
- И так сойдет! Мне удобно, что он с Сашкой в одной школе учится. Всегда есть у кого узнать, как дела. И ты присмотришь!
- Ездить далеко приходится Павлику. Если он дома ночует, то не высыпается.
- Так пусть у тебя поживет какое-то время. Ты же знаешь мою ситуацию. У меня только-только все налаживаться стало.
- Знаю. Хорошо. Пусть поживет.
- Спасибо! Кирилл замечательный! Пашу принял, и хочет, чтобы мы стали одной семьей!
- Он сделал тебе предложение?
- Пока – нет. Но все к этому идет! Теперь, главное, не мешайте мне! Помогите! Ведь это мой шанс на счастье!
- Марина, о чем ты говоришь? Конечно!
Алена кривила душой. Избранник сестры ей не нравился. Чуть высокомерный, слегка заносчивый, с каким-то странным чувством юмора. Его шутки звучали порой настолько двусмысленно, что Алена терялась. Что хочет сказать этот человек? Он пошутил или обидел? И ладно, ее или Сергея. Переживут, не маленькие. А Павлик? Про Марину и говорить не приходится. Она буквально дышит Кириллом, не обращая внимания на то, что сын совсем отдалился от нее и старается больше времени проводить в семье у Алены.
Племянника Алена берегла, с сестрой старалась не ругаться, но развязка не заставила себя ждать, ведь чуть ни с первого дня знакомства Кирилла с Мариной было ясно – ему от нее что-то нужно.
О том, что Кирилл требует продать квартиру, доставшуюся Марине от родителей, Алена узнала случайно.
Вернувшись вечером домой после работы, она устало вздохнула, увидев разбросанную по прихожей детскую обувь. Ботинки Саши валялись рядом с Пашкиными и были такими грязными, что Алена даже ругнулась.
- Мальчики! Кто дома?! Это что за безобразие?!
Вика, выглянувшая почему-то из комнаты мальчишек, ойкнула, и прикрыла за собой дверь.
- Мам…
- Что случилось? – Алена встревожилась. Вид у дочки был какой-то странный. Виноватый или испуганный, сразу было не разобрать.
- Мамочка, ты только не волнуйся, ладно? Там…
- Что?! Вика! Говори уже! Меня сейчас кондрашка хватит!
- Там Паша… - Вика вдруг всхлипнула и совсем по-детски ухватила мать за руку. – Ты только не пугайся, ладно? Мы ему лед приложили, но это почти не помогло…
Дальше Алена слушать не стала. Наскоро прижала к себе дочь и тут же легонько отстранила ее:
- Где он?
Паша лежал на своей «верхотуре», отвернувшись к стене, и прижимая к распухшей щеке пакет со льдом, выданный сестрой.
- Пашенька! – тихо позвала Алена. – Что случилось?
- Ничего…
Голос племянника прозвучал глухо и обиженно и Алена поняла – случилось что-то из ряда вон. Обижаться Пашка не умел. Он всегда открыто говорил о том, что его не устраивает, а уж от тетки, которая отчасти заменила ему мать, секретов у него и вовсе не было.
Алена встала на нижнюю ступеньку лесенки, ведущей на второй ярус кровати мальчишек, и дотянулась до макушки Павла.
- Слезай. Поговорим. Пожалуйста…
- Не хочу!
А вот это было уже серьезно. Алена вздохнула, спустилась со ступеньки и кивнула детям.
- Идите на кухню пока. Разберите пакеты с продуктами, которые я принесла. Уберите в холодильник то, что нужно. Я скоро.
Алена метнулась к себе в комнату, переоделась, стянув с себя деловой костюм и сменив его на свободные домашние брюки. А потом вернулась в комнату мальчиков, прикрыв за собой дверь.
- Подвинься! – она вскарабкалась наверх, улеглась рядом с Павлом и обняла его, легонько коснувшись пальцами наливающегося под глазом синяка. – Кирилл?
Ответ был очевиден. Пашка ревел, прижавшись к той, что хотела его услышать, и стыдно ему не было. Он точно знал – Алена его поймет. Потому, что нет и не может быть справедливости в том, что ты заступаешься за маму, а взрослый мужчина бьет тебя наотмашь, приговаривая:
- Ты меня учить будешь? Меня?! Ты кто такой вообще?! Нос вытри! И не встревай, когда взрослые разговаривают!
Таким Павел Кирилла еще не видел. Вся шелуха, которой был прикрыт этот человек, хищно скалившийся и выкручивающий руку его мамы, вдруг слетела, словно ее и не было. И Паша понял – этот мужчина тоже не любит его мать. Ничего такого! Просто есть интерес. И интерес этот вовсе никак не связан с желанием сделать ее счастливой. Вовсе нет! Как там говорила Вика?
- Когда любят – тогда видно. Неужели это так сложно, Пашка?
- Очень…
- Странно. Ты видишь музыку, я же знаю.
- Вижу?
- Я не знаю, как еще сказать! Умеешь ее чувствовать, слышишь… А любовь… Она же как музыка. Услышишь ее, и сразу понятно, как сделать следующий шаг в танце, куда и как двигаться…
- Видимо, не всем это понятно…
- Думаешь, твоя мама ее не слышит?
- И не слышит, и не видит. Очень хочет, но у нее почему-то не получается.
- Мне жаль ее…
- Мне тоже!
Павел кинулся на Кирилла, пытаясь вступиться за мать. Остановили его быстро и жестко. В глазах потемнело и следующее, что Павел увидел и услышал, были испуганные глаза мамы и ее шепот:
- Павлик, зачем ты так?
Больше она ничего не сказала. Да Павел и слушать бы не стал. Обида, острая как миллион острых осколков закаленного стекла, полоснула по душе, сбивая дыхание и заставляя сжаться в комок. Пашка с трудом поднялся на ноги и ушел в свою комнату, где долго сидел, пытаясь справиться со слезами. Ему, парню, плакать ведь не полагалось. Кирилл, в ответ на любую проявленную мальчиком эмоцию, твердил:
- Ты не мужик, что ли? Что нюни распустил?! Приберись!
Немного успокоившись, Паша сложил в рюкзак свои учебники и тетради, сунул туда же новую толстовку, подаренную теткой, и отправился к Алене. Там ему не нужно будет стесняться. Там поймут и примут.
Разумеется, Алена, выслушав племянника, тут же набрала номер сестры. Слушая долгие гудки, пыталась собраться и заставить себя успокоиться. Ругань никому не поможет, а восстановить отношения надо. Павел любит мать и то, что она отвернулась от него, выбрав мужчину, это не дело! Совсем не дело…
Не дождавшись ответа, Алена набрала номер мужа.
- Сережа, ты где? Отлично! Не поднимайся! Отвезешь меня к Маринке. Я сейчас спущусь.
Отправив детей к Павлу и приказав ни на минуту не оставлять его одного, Алена выскочила из дома в чем была.
- Что стряслось? – Сергей нахмурился, когда жена села в машину и хлопнула дверцей.
- По дороге расскажу. Поехали!
Разговора не заладился с самого начала. Марина, спустившись во двор, рыдала, проклиная свою непутевую жизнь, ведь Кирилл, наскоро собрав вещи, ушел, напоследок обругав ее последними словами.
- Ты не понимаешь! Я люблю его! – кричала она в ответ на вопросы сестры, не желая отвечать ей и не зная, как оправдаться за произошедшее.
- Кого, Марина?! Кого ты любишь? Человека, который поднял руку на твоего ребенка?! Разум хотя бы иногда посещает твою глупую голову? Сколько можно?! Ладно – ты! Все счастья своего ищешь и никак не поймешь, что оно давно с тобой рядом! Но Пашка в чем виноват? Почему ты его так предаешь? Ведь он твой сын!
- Он давно уже не мой, а твой сын! Ты забрала его! Он дома почти не живет! Разговаривать со мной отказывается! Все наши проблемы из-за тебя! Ты забрала все!
- Что я у тебя забрала?!
- Жизнь мою! Мои ключи!
- Какие ключи?
Алена, которая не поняла сестру, вдруг осеклась и словно увидела себя и Марину со стороны. Стоят, кричат на весь двор, ругаются… Разве этого хотели родители? Разве этому учила их бабушка? Куда делось все, что связывало ее с сестрой? Почему ей чудится, что вот-вот лопнет их ниточка и связь будет порвана окончательно? Разве это правильно?!
И голос ее зазвучал ровнее и тише, когда она снова спросила:
- Какие ключи, Марина? Что ты имеешь в виду?
- Ключи от счастья… - Марина тоже сбавила тон и сердито смахнула злые слезы. – У тебя они есть! А у меня?
Только тут Алена начала понимать, о чем говорит сестра. Она выдохнула раз, другой, а потом шагнула к Марине, почти силой притягивая ее к себе и обнимая, как делала когда-то мама.
- Иди сюда! Ох, Маринка! Что ж ты у меня такая…
- Глупая? Ты это хотела сказать? – Марина дернулась, но Алена не отпустила ее, прижав к себе еще крепче.
- Нет! Не это! Не придумывай! Я хотела сказать, что ты очень ранимая. Очень нежная… И любви тебе всегда мало… Это я понять могу. Но не проси меня понять, как можно променять своего ребенка на кого-то. Это неправильно, Маришка, и ты это знаешь! А ключи… Ничего я у тебя не забирала! Мне бы со своими разобраться. Зачем мне еще и твои? Но разница между нами, определенно, есть.
- Какая? – Марина все-таки расслабилась и обняла сестру в ответ, пряча зареванное лицо у нее на плече.
- Ты свои ключи все время отдать кому-то пытаешься, а я свои при себе держу.
- И как правильно?
- Не знаю. Жизнь покажет.
- Уже показала… - Марина всхлипнула. – Как мне дальше жить? Ведь я никому не нужна!
- Мне нужна. Мало? Паше нужна! Не достаточно?
- Не знаю…
- Начни хотя бы с этого. А остальное придет, Маринка.
- А если – нет?
- Тогда ключи твои точно не от той двери, к которой ты их пристроить пытаешься. И она все равно не откроется. Понимаешь? Зато та, к которой они подошли бы, так и останется закрытой для тебя. Ты хочешь всю жизнь провести в коридоре? Так и не открыв эту дверь?
- Нет!
- Вот и умница! К сыну поедешь?
- Он меня не простит…
- Эх, Марина! Твой Павлик о жизни знает куда больше, чем его мама. Точно тебе говорю. Но легкого разговора не будет. Он очень обижен на тебя.
- Догадываюсь…
- Так, сделай что-нибудь! Ты – мать?! Или тетка чужая?!
- Алена!
- А что, Алена?! Марш в машину! Сколько можно с тобой церемониться?! Сережа, выдай ей салфетки! Там есть в бардачке, я видела. Пусть в порядок себя приведет! И поехали уже! Дети ждут!
Отчим у Павла все-таки появится, но гораздо позже. И Марина, наконец, обретет то, о чем так мечтала. И пусть сын останется жить в семье Алены, выбрав ее дом, а не новую квартиру мамы, где будет голосить его новорожденная сестренка, Марина постарается сделать все, чтобы он знал – его любят и ждут. Человек, с которым Марина свяжет свою жизнь, окажется куда мудрее ее. Он даст парню время и будет постепенно налаживать ту связь, которая станет с годами крепкой и свяжет их куда прочнее, чем любые кровные узы.
И, прощаясь с семьей на перроне вокзала, перед отправкой на место службы, Павел обнимет родных, крепко пожмет руку отчиму, и попросит его:
- Береги маму!
И высокий мужчина с чуть заметной сединой в волосах, серьезно кивнет в ответ, отвечая на рукопожатие.
- А ты – себя, сын! Мы ждем!
- Я знаю!