Гл. 5. Испорченная зажигалка

                Увидев Его, Она спрятала сигарету.
                Это получилось непроизвольно, и Она затруднилась понять — почему.
                Ну да.
                А и в самом деле, почему?
                Смешно ведь думать, что Она влюблена.
                Нет. Вздор. Бессмыслица и несерьезность. Бабьи глупости!
                У Нее есть муж, сын — белокурый непоседа… Разве этого мало?
                А кто — и что — Он? — только студент, над которым многие посмеиваются и который должен Ей еще сдать зачет.
                Хоть на дворе май, но розовая девичья ветреность здесь совершенно исключена.
                И все же…
                Та ли Она, что была прежде? Кто скажет Ей что произошло? Что встревожило душу??
                Безответствует институтский гул…
                Стрелки часов показывали семнадцать ноль-ноль. Светлый вечер. Белые ночи совсем близко.
                Почему Она, встречаясь с Ним взглядом, не выдерживает и отводит глаза в сторону?
                А теперь вот и этот глупейший случай с сигаретой.
                Нет, что-то определенно произошло, чего Она не в состоянии, — а может быть, не готова? — понять. Стоп. Понять значит действовать?! Какова цель? Да и есть ли она?
                Не готова понять…
                Пока или уже не готова?
                Как и где проходит между ними грань, между этими «пока» и «уже»? И сколько вообще таких граней может существовать? Неужели две?
                Одна! И она не грань, а граница. Между совестью и обязанностью. У людей же — мания ее так или иначе заступить. Прямо магическое влечение.
                «Да, впрочем, ерунда все, — подумала Она. — Ничего нет и не могло быть». Она не преступница.
                Ей ли сомневаться? Ничего не изменилось и никогда не изменится. Она себя знает. Природа должна быть преодолена, если ты хочешь считать себя личностью. Но ведь и душа как неотъемлемая составляющая человека — в совокупности с телом — тоже природа. Так почему и она не спокойна? Не от борьбы же с телом… Скорее, из согласия с ним. Тогда эта природа — вся! — падшая?! Но что-то должно ей противостоять. Что именно может восстать против природы? Дух… Зачем ему противоречить душе и телу? Ради гармонии. Предположим. Можно бороться с проявлениями любви, однако невозможно и неестественно воевать против самой любви. Без нее просто нет человека. Более того, где-то Она читала, что если любовь становится легальной, то она умирает. Настоящая любовь — только тайная и запретная, а, значит, сокровенная, значит, именно подлинная. Если Ей память не изменяет, об этом писал Бердяев. Как быть тогда? Куда деться с такой любовью, коль о ней никто не знает, а, значит, она разъедает сердце, да и в случае разглашения против нее ополчены все? Ибо по-настоящему любящий человек — враг общества. Но ведь любовь-то истинная! А война идет нешуточная! Почему? Потому что не Бердяев определяет «истинность» любви. Мало иметь любовь как данное, в нее еще надо верить и служить ей, но не как соблазнительнице свободой. Скорее, ради веры, а не свободы идет всякая война. Ибо потеряв свободу, но сохранив веру, спасешься, а если потеряешь веру, — потеряешь все. Потому дух и стоит на страже, часто превращая даже любовь в сплошную муку, в неизлечимую болезнь. Она и разъедает сердце. Вся русская литература рассказывает о такой пытке — пытке любовью. И люди добровольно отдают себя на истязание. Зачем? Истинное затмение разума. Для чего тогда дух? Для стражи… Только состояние полного согласия духа с душой, души с телом можно, наверное, считать счастьем.
                Она это хорошо понимает. И все-таки…
                Что-то ведь порхнуло в груди; брызнула слепая искорка — и оставила свой стыдливый след. И теперь жжет и дразнит невозможностью ответа, грозя космическим пожаром. А вопрос, как назойливый комар, возвращается и звенит колокольчиком пустоты.
                «Что…???» — спрашивала Она.
                Ей много раз хотелось задать себе этот вопрос и раньше, но больше всего Она опасалась на него ответить — и гнала мысли прочь, злясь и в то же время смеясь над собой.
                Она достала зажигалку и, долго щелкая, так и не смогла прикурить погасшую сигарету.