Изменение

        По тихоокеанскому дну ползет рачок, перебирая членистоногими лапками, он брел с панцирем, и никто не видел его вне панциря. Он и панцирь были одним целым. Без панциря рачок был бы абсолютно беззащитен, панцирь также служил ему домом, ставшим единственной преградой между его хрупким тельцем и грозным окружающим миром, погруженном под толщу воды. Есть что-то таинственно манящее в искривлении дна на поверхности, когда смотришь на него сверху вниз, наблюдая сменяющиеся волны и изменения течения, ноги давят на гальку или песок.
Вокруг него витал статичный песок, витали разной формы и оттенков рыбы, реже скаты и акулы, легко проплывающие в свежем синем океане. Рачок. Двигался без напряжения и двигался уверенно будто понимая, что так всё и должно быть.
За свою жизнь он ни разу не видел людей, единственный случай знакомства с человеческой цивилизацией случился, когда он переползал через коралловый риф, вблизи с которым лежала затонувшая баржа, проржавевшая и сгнившая от соленой воды. Полипам и малькам полюбилось это место, поэтому они обжили это место так, что где ни посмотришь, то нет свободного места. Вскарабкиваясь по всаженным в песок обломкам, ракообразное стучало лапами по металлу, издававшем совсем не привычные для океана звуки. Ничуть не смутившись, рачок как ни в чем не бывало продолжил движение.
         По мере его прохождения дальше, словно ничего не менялось, менялось лишь окружение, но не менялся он сам. И на протяжении всего пути, казалось, проносились, сменяя друг друга: камни, рыбы, ползучие водоросли и мутность на один-два метра вокруг, а дальше слепота, и круг видения носится за тобой, куда бы ты не пошел. Когда приходит время сбрасывать свой панцирь, он остаётся совершенно потерянным и уязвимым.
        Он никогда не смотрел назад на многократно сброшенные панцири, даже не обращал на них внимание, стараясь не думать о том, какую метаморфозу предстояло пройти. Каждый раз это было невыносимо больно, ведь крошечный треск и трещины на панцире для него означают рост, рост, при котором испытываешь боль, если ты способен ощущать, и разве это не признак того, что ты живой?
        Прозрачная пластиковая бутылка с отвинченной крышкой поймала в себя несколько таких же рачков, которым не повезло: они сумели забраться внутрь, но не смогли выбраться наружу. И как прикованные кандалами узники, они вынуждены дожидаться своего конца в неволе. Пойманные, они забирались друг на друга, медленно передвигались в ожидании опасности или замирали с тем же животным предчувствием угрозы.
         С нашим же рачком всё в порядке, и ему повезло чуть больше, чем бедолагам в бутылке. Он не видел ничего, кроме слепой плотной синевы дальше двух метров, а потому даже не смог бы залезть в неё.
         Рачок немного изменился, сбросил панцирь, теперь должен отрасти новый, а пока он закопошился в песок, спрятавшись от мира. И в скором времени он побрел дальше, ему предстоял долгий путь вперед, в глубоководную неизвестность.