Сторож

- Эх, хорошо у тебя тут. Птички поют, воздух свежий, тишина. Ну давай, за природу!
Владлен поднял свой пластиковый стаканчик, чокнулся с Костянычем, зажмурился, причмокнул и, глубоко выдохнув, влил в себя прозрачную жидкость. Шумно и аппетитно занюхал краюхой бородинского и довольно откинулся на стуле.
- Да-а-а, хорошо тут, постояльцы не беспокоят. С утра  травку покосил, водички наносил, и свободен весь день. Ну ночью территорию обхожу иногда. А могу и не обходить, начальство ж над душой не стоит. -  Хохотнув, подмигнул Костяныч собутыльнику.
Владлен запихал горбушку в рот, сдобрил её кружком копченной колбаски и потёр грязные ладони:
- Ну! Первая пролетела — вторую крылом позвала. Наливай!
Выпили ещё по одной. Помолчали, пропитываясь блаженством и легкой эйфорией от алкоголя. Костяныч захмелел, впечатал щёку в кулачок и поглядывал влюблённо на гостя, жуя стрелку лука.
- А ты скажи-ка, чего это тебя Владленом кличут? Академик что-ль? - И с дребезгом рассмеялся.
- Так папашка профессором был, - добродушно отозвался Владлен, разливая жидкость. - Историю коммунизма преподавал, ну и назвал в честь Ильича. Всё говаривал: «Вот вырастешь, Владька, большим человеком! Как вождь!» Не вырос. Как связался с ней, окаянной, - кивнул он на бутылку, - так и пошло-поехало. И жена ушла, и квартиру потерял. Хорошо не видит батянька.
И всхлипнул пьяненько.
- Ну давай, за батю, не чокаясь.
День неуловимо растворялся в синих сумерках, стрекотали кузнечики в траве, за тяжёлыми лапами ельника жутко ухал сыч.
- А девки у тебя тут бывают? - Внезапно спросил Владлен, с трудом ворочая языком, и криво пытаясь подмигнуть.
- Да привозят, бывает. - Костяныч откинулся на стуле и сыто икнул. - Ой. Да кто тут только не бывает, такие экземпляры — ух!
И зажмурился блаженно.
Батарея бутылок неумолимо росла. Иногда Владлен задевал их ногой неловко, и они падали с весёлым звяком, радуясь, что освободились от вонючего пойла.
- Да нет, постояльцы-то хорошие, жаловаться не на что. Бывают, конечно, упыри. Но с такими, главное, договориться сразу. Пойду-ка отолью.
Костяныч встал, покачиваясь и хватаясь за стены, добрел до двери.
Владлен потянулся к банке со скользкими огурцами, долго пытался пролезть через горлышко рукой, в итоге уронил всю банку. Жижа растеклась по пыльным половицам. Владлен подобрал выпавшие огурцы и захрустел, помукивая от удовольствия.
Костяныча всё не было, Владлен принялся за остатки колбасы. Пальцы проскальзывали сквозь жирные куски, но он настойчиво скрёб по тарелке скрюченными пальцами, пока не подхватил пятнистый кружок. Затем плеснул себе ещё водки и, оглянувшись воровато на дверь, залил её в глотку одним махом, зажевал вялой зеленью и откинулся на спинку, пуская слюну на грязную рубашку.
Со двора доносилось тихое позвякивание, возня и сопение. Уже спустилась ночь, саваном накрыла и лес, и кладбище, и одинокую сторожку.
Наконец сторож вернулся. Но не один. В дверном проёме, впившись в бомжа белыми мёртвыми глазами, покачивались две фигуры.
- Знакомься, Владлен. Это упыри.
Владлен, еле разлепил глаза, оглянулся на вошедших и мигом протрезвел. Скатился со стула, опрокинул стол и забился, застряв, в окне.
- Ну что, ребята, как говориться, кушать подано.