Крысы. Глава 4

 Я - дома, что дальше?
    
Как я и предполагала, Марты дома не было. Не знаю почему, но только убедившись в этом, я поняла, что знала это с самого начала. На этой неделе её выходные совпали с моими, и мне было известно, что Марта уехала из города. У её родных большая ферма где-то в пригороде.
Наверное, я ужасный человек, но совершено точно зная, что ничего хорошего при сложившихся обстоятельствах с моей соседкой случиться не могло, я, тем не менее, убедившись в отсутствии её в квартире, как живой, так и мёртвой, почти обрадовалась. Бинго! Мне не придётся возиться с трупом.   Кажется, это был самый приятный момент за этот день и целую вереницу последующих. Этакий бонус за всё то, что я видела, слышала, ощущала и при всём при этом осталась жива.
Как вы думаете, что я сделала первым делом оказавшись дома? Правильно, выпила за первый час бутылку водки, разделив её на три или четыре щедрых порции. Чем я была занята остальное время до самого вечера, не имею ни малейшего представления. Помню только, что не сразу врубилась, что света нет не только во всём доме, но и по всей улице, насколько об этом позволял судить обзор из окна.
Когда стемнело, и мне удалось найти в кладовке фонарь, я забавлялась тем, что ловила по стенам настоящие и существующие только в моей голове глюки. А в перерывах восстанавливала силы при помощи апельсинового джин-тоника.
Вырубившись на несколько часов, я проснулась посреди ночи от криков и грохота за дверью. Не обращая внимания на жуткое похмелье, я бросилась к дверному глазку, но, разумеется, ничего не могла разглядеть в кромешной темноте. Кто-то стучал во все двери подряд, жалобно подвывая и зовя на помощь. Затем послышался страшный топот, пронзительный визг, от которого моё сердце пару раз основательно замирало и несколько глухих ударов… Я услышала шаги, чьи-то неразборчивые голоса, а затем всё стихло. Но я долго ещё сидела на корточках, прислонившись спиной к двери, боясь пошевелиться. А затем вдруг поняла, что нужно делать. Осознала я это настолько ясно и отчётливо, будто кто-то большой, сильный и мудрый проговорил мне это в самое ухо. Ну конечно, - я вскочила на ноги, но старалась, по мере возможности, не создавать лишнего шума, - необходимо укрепить входную и балконную двери. Непременно и балконную тоже, - отметила я про себя, несмотря на то, что живу на четвёртом этаже. Так как случиться может всякое. Не знаю, кто как, а лично я отлично понимала, что люди и не только люди, доведённые до точки кипения (кстати, незабвенный папаша мой говорил в таких случаях - до ручки) страхом, отчаянием, голодом, сумасшествием и дьявол его разберёт чем ещё, способны на многое. Блин, да мне ли не знать об этом!? 
А ещё нужно завесить чем-то плотным и тяжёлым все окна, - пришло мне в голову, когда я подтаскивала к входной двери тяжеленный комод из комнаты Марты и взглянула на лёгкую, кисейную шторку на её окне. Комод пропахал две внушительные борозды на тёмном от старости паркете, но я, закуривая, смотрела на этот исторический след философски. Что-то мне в очередной раз подсказывало, что вряд ли кто-то станет мне предъявлять по этому поводу.
Что ж, остаток ночи прошёл весьма бодро, после чего наступление рассвета я отпраздновала вместе с литровой бутылкой рома. Время от времени, я с чувством глубокого удовлетворения оглядывала результаты своего труда.
Балконная дверь была плотно закрыта и собственноручно заставлена мною кухонной тумбой. Да, с этой малышкой пришлось, не слабо, так скажем,  повозиться. И это после того, как я едва отдышалась после перемещения комода! Забаррикадировав дверь, и ясно осознав, что я вряд ли захочу двигать тумбу в ближайшем обозримом будущем, я снова выставила на мраморную столешницу все эти поварские прибамбасы: подвесные ножи, ложки-поварёшки, чайник, набор специй в стеклянных колбах и всё в таком роде. Так что теперь, если кто-то вздумает влезть в квартиру с балкона и попытается открыть дверь с той стороны, это сделать будет не так-то просто, по крайней мере тихо, точно не получится. После этого, я сняла карниз, а на крепления для него повесила синее, ватное одеяло, затемнив таким нехитрым способом окно и балконную дверь на кухне. Я оставила свободным лишь небольшое пространство, чтобы иногда можно было чуть-чуть приоткрывать форточку. К рассвету окно в моей комнате было украшено коричневым пледом и чёрным пододеяльником. И поскольку к этому времени тёмная, плотная ткань, способная закрыть хотя бы половину окна, закончилась, в комнате Марты, пришлось маскировать окно вещами из её гардероба. Благо недостатка в безразмерных юбках и кофтах неопределённого цвета, у моей бывшей соседки, отнюдь не наблюдалось. Я не переживала, что она вернётся. Даже если представить на секунду, что бедняжка Марта объявится и начнёт колотить в дверь, увы, я не смогу ей открыть. Вернее, смогу, хотя это будет нелегко, - ведь двери мои забаррикадированы, помните? - но я просто не стану этого делать. Я ведь ещё не сошла с ума. Мало ли какие метармофозы произошли с ней за это время и откуда мне знать, чего ожидать при нынешних обстоятельствах от людей… Да и вообще, сейчас каждый за себя… Я знаю о чём говорю, иначе не выжить…
А Анна, ну Анна - это отдельный случай, я просто не смогла от неё отделаться… Прилипла ко мне намертво… Кстати, первое время я так и звала её - Липучка. Да вы сами убедитесь, когда о ней пойдёт речь, что выбор у меня был невелик. Одно дело просто не открыть дверь или, находясь в близком к шоковому состоянию, пройти мимо совершенно незнакомого человека, пусть даже он и нуждался в помощи, а совсем другое обречь его на верную смерть. Тем более, если ты только что вроде как спасла его... Своими собственными руками. Других на тот момент как-то не случилось… Но об этом, как я уже сказала, речь впереди.
Знаете, когда я укрепила и затемнила своё жилище, мне стало как-то легче. Честное слово. Словно я, наконец, сделала то, что хотела всегда. Только может быть, не признавалась в этом себе. Поэтому я, без особого сожаления убедившись, что света по-прежнему нет, налила себе в стакан виски, не скупясь, и забралась с ногами на диван. Я отпивала маленькими глоточками, уставившись в тёмный экран телевизора, и видела там себя - маленькую, лохматую, одинокую, глядящую прямо в глаза самой себе. Мне не хотелось думать о том, что я буду делать, когда продукты, сигареты, батарейки в фонаре и моё горючее закончатся… Не сейчас… И раз холодильник играет теперь бесполезную роль декора, я решила питаться в первую очередь тем, что грозило в скором или в очень скором времени испортиться. Ещё бы при такой-то жаре и не работающем, понятно, кондиционере.
Кстати, вода в кране была. Правда, только холодная. К тому же, ржавого оттенка и со странным привкусом кислого железа.
- Ну да мы не в том положении, чтобы крутить носом, - сказала я себе, - спасибо и на этом.
Кстати, тогда же, наутро, я предположила, что лафа с водой скоро закончится, и в промежутках между приёмами вискаря, наполнила все ёмкости, какие только нашлись в доме этой грязноватой субстанцией, включая ванну. Вопрос, где я буду мыться, не просто отпал сам собой, он вообще, знаете, как-то не возник. И когда через несколько дней воды действительно не стало, я лишь подумала: ну разве я не гений?! 
Потом несколько дней или даже недель, соединились в моей памяти в однообразное, бесцветное нечто, в виде бесконечно длинного дня, или, скорее, - по причине отсутствия света в квартире, - сумерек…
Да, такие нескончаемые, похожие друг на друга, как однояйцевые близнецы, вечные сумерки. Я бы не могла точно сказать, день сейчас или вечер, утро или ночь. Дело в том, что за окном, в какое бы время я ни смотрела, всегда было темновато. А соседние дома, которые раньше видны были отчётливо, едва проступали в коричнево-пепельной дымке, в той самой, которую я заметила ещё в первый день. Только сейчас она стала как будто плотнее. И потому казалось, что на улице всё время пасмурная погода. И всё время - густой туман. Только необычного оттенка. Солнца не было видно совсем. И я даже решила, что наступила ядерная зима. Я мало, что знаю по этому поводу, но всё же слышала, что так быстро это не происходит. Но, с другой стороны, а кто знает об этом наверняка? Не думаю, что живых свидетелей этого явления слишком часто кто-нибудь из нас встречал в жизни.
Основная причина неразличимости между собой этих первых дней после катастрофы, была, разумеется, по причине того, что я практически не просыхала. Но, помимо этого, и на богатые событиями дни, жаловаться, знаете ли, как-то не приходилось. Да и картинка, что в квартире, что за окном, практически не менялась.
Иногда я что-то ела, затем отрубалась, просыпалась, снова подливала себе, чтобы очередной раз отключиться, а в промежутках смотрела в оконную щель, пытаясь определить время суток, потому как от комнатных ходиков толку было не очень много. Понять, например, сколько ни вглядывайся со всех имеющихся окон, шесть утра сейчас или шесть вечера, было довольно сложно. Ну вот, пожалуй, и весь мой распорядок дня. Умещается в несколько слов.
Повторяю, я понятия не имею, сколько времени это продолжалось. Телефон мой, разумеется, всё также был в глухой отключке. Иногда я жалела, что бросила машину неизвестно где, - ведь в ней была возможность зарядить мобильник, - а иногда приходила к выводу, что отсутствие информации – это лучшее, что могло произойти с человеком в моём положении. Не уверена, что была готова в то время узнать все детали произошедшего, особенно учитывая, что мне и помимо этого было ясно: ничего хорошего или обнадёживающего узнать мне не удастся. Да и вообще, одно дело, предполагать, что случилось нечто, имеющее необратимые последствия, а совсем другое, знать об этом наверняка.
Иногда становилось невыносимо, меня накрывало волной панического страха, мне казалось, я начинаю задыхаться. И тогда я с осторожностью пуганой, уличной кошки пробиралась на балкон. Хотелось подышать воздухом, посидеть в плетёном кресле с сигаретой и стаканом. Сейчас я не могу вспоминать об этом без усмешки. Сначала я не никак не могла определить, что это за запах. Такой странный, не просто сладковатый, а почти приторный. Он усиливался, если я оказывалась с подветренной стороны. Потом догадалась. Это был запах смерти. Так пахли, тронутые разложением трупы людей и животных, только и всего. Я перестала выходить на балкон, хотя время от времени, запах этот проникал и в квартиру.
Помню ещё, что два или три раза выходила «на охоту», поскольку столь необходимое мне топливо имело скверную привычку заканчиваться без предупреждения в самый неподходящий момент.
Конечно, было страшно. Особенно в первый раз выйти на улицу после того, что случилось. Хотя я так и не могла до конца объяснить себе природу этого страха. К тому же такого сильного, напоминающего панику. А собственно, чего я боялась? Радиации? Ха-ха, очень смешно. Да я перестала об этом думать ещё в тот раз, когда увидела на диванной подушке прядь собственных волос из своей не выстриженной половины. Об изменении цвета кожи, я кажется уже говорила. Плюс к этому кровоточащие дёсны и пара шатающихся зубов. С остальными тоже придётся, видимо, попрощаться. И что-то я сильно сомневаюсь, чтобы этим всё и закончилось. Ничего, отсутствие зубов выпивке не помеха.
     Чего же тогда я боялась? Увидеть мёртвых людей в самых неожиданных местах? Но к этому так быстро привыкаешь, что однажды перестаёшь замечать. Разве что ругнёшься вполголоса, если жмурик мешает пройти, или уже оказывается обчищенным тем, кто оказался проворнее тебя. К тому же, как мне кажется, сейчас как раз тот случай, когда большее опасение вызывают живые. Так значит, это они беспокоят меня? И снова нет. Не могу вспомнить случая, чтобы меня способен был сильно напугать кто-нибудь из реального мира. Неважно, сколько их и насколько отмороженными они могут оказаться. И хотя я согласна, что сейчас уже мало что осталось от того самого знакомого мира, думаю, что внушало мне скрытый ужас и заставляло сидеть столько времени взаперти, именно то, что не имело к нему отношения. То, что было чужим, неизвестным, с чем ты ещё никогда не сталкивался и о чём не имеешь ни малейшего представления.
Я смотрела через окно на этот плотный, коричневатый туман и пыталась разглядеть, что за ним скрывается. Иногда мне казалось, что я даже вижу очертания чего-то большого, жуткого, пугающего своей неизвестностью.
 Но, кроме этого, было ещё кое-что, о чём мне, и говорить, и вспоминать очень неприятно... Даже сейчас, когда происходят вещи гораздо серьёзнее. Но тут уж ничего не поделаешь, даже само это слово вызывало у меня какое-то неправдоподобное отвращение на уровне животного инстинкта. Крысы…
Я боялась их панически с самого детства. В том чёртовом доме моего детства, эти твари обитали не только на чердаке, где по ночам я слышала, как они пищат и суетятся наверху. Они были в сарае, коровнике, даже в деревянном толчке, что стоял на заднем дворе. Я сама видела, как они плавали в пузырящемся, жидком дерьме и, судя по всему, не испытывали ни малейшего дискомфорта. Чёрт, наверное, мне до конца жизни не забыть этой мерзкой картины...
Не знаю, что их так привлекало на этой старой, вонючей ферме, но поголовье их год от года не уменьшалось. Иногда, в том случае, когда серые бестии слишком уж наглели, мой грёбаный папаша раскидывал какую-то отраву, но это помогало мало. Даже сейчас, когда вспоминаю об этом, меня передёргивает от омерзения. Но похоже было, что кроме меня и малыша Майки, это мало кого трогало. Очень надеюсь, что эти исчадия сгорели вместе с моими не менее отвратными предками, и той гнусной дырой, именуемой у некоторых людей родительским домом. А ещё у меня не было ни малейшего сомнения в том, что нынешние условия - лучшее время для распространения этой пакости. 
Так вот, не сразу, но довольно скоро мне стало понятно, чего я боялась больше остального. И смогла, наконец, признаться себе в этом. Обозначила свой страх, так сказать, назвала его. Несмотря на это идти к нему навстречу, мне как-то совсем не улыбалось. Но всё-таки пришлось… Когда у меня уже не осталось ничего съестного, - за исключением подозрительного цвета крупы. Хотя в виду отсутствия газа и света, толку от неё всё равно было немного. Но самое главное, чего пережить я никак не могла, и что оказалось сильнее любого патологического страха - у меня закончилось курево и спиртное. А без них смысла продлевать даже это существование, не было для меня вообще.
 Хотя первый раз мне было так страшно, что я даже плохо помню, как оно было на самом деле. Единственное, что хорошо отпечаталось в памяти - тот жуткий, сбивающий с ног запах, который обрушился на меня, едва я вышла за дверь. Сейчас, кстати, я его совсем не слышу, хотя то и дело приходится натыкаться на мёртвых людей и животных. То есть, слышу, но он вовсе не кажется мне таким уж отвратительным… Даже наоборот, он чем-то неуловимо привлекает. Мда… Вот так вот в особых условиях почти незаметно, но кардинально меняются твои вкусы и предпочтения.
Возможно, в прошлой жизни подобная метаморфоза и заставила бы меня задуматься, но только не теперь. К тому же, честно говоря, я была бы рада, если бы изменения коснулись лишь моего обоняния. Но обо всё по порядку… ну или как получится, так как ручаться ни за что не могу.
Ну так вот, в первый раз, вооружившись ножом и полупустым газовым баллончиком, я дошла только до нашего магазинчика. Того самого, где старый дурак Пит и подружка мексиканца, пытались уверить меня, что выходить наружу опасно.
Войдя в магазин, я увидела его, - вытянувшегося между двух рядов и окончательно мёртвого, - того самого парня, что таращился на меня со страхом, пока я затаривалась. Я узнала его по грязно-рыжим волосам. Надо сказать, кроме них, да ошмётков кожаной куртки с пряжками, от него мало что осталось.
- Что-то ты притих, братишка… - пробормотала я, обходя засохшее пятно из сукровицы, мочи и какой-то ещё субстанции, вытекающей из человека накануне и сразу после смерти, - Похоже, что тебя уже не так сильно волнует безопасность?
     Я ещё что-то бормотала, больше для себя, попутно скидывая в дорожную сумку то, что ещё оставалось здесь. Кстати, выбирать особенно не приходилось, так как запасов продовольствия оставалось не так уж много. Мне удалось разжиться лишь парой коробок с хлопьями, рыбными консервами, на которые ещё недавно, я бы даже не взглянула да какой-то ерундой вроде фруктового желе. Зато, бинго! спиртное было почти не тронуто. Рассуждать о странностях этого явления я не стала, а просто совала в свою сумку всё подряд. Мне кажется, я даже тихонько насвистывала, чтобы придать себе уверенности и перестать думать о том, что могло случиться с лицом бедного мексиканца, которого просто… не было. Его подруга сидела недалеко, прислонившись к стене. Что-то случилось с её пальцами и носом… Пита и Бони не было видно. Но за крайним стеллажом возвышался продолговатый холмик, накрытый кухонной скатертью, из тех, что продавались за полтора бакса здесь же. Кто бы под ней ни был, ему ещё повезло. С ним оставался тот, кто заботливо укрыл его после смерти. Боюсь, я буду лишена даже такого участия. Выяснять, что под скатёркой, у меня, как вы понимаете, не было большой охоты. Тем более, мне никак не удавалось отделаться от мысли, что под ней происходит какое-то движение.
Они уже здесь… - с тоскливой безысходностью, подумала я. Нужно убираться отсюда побыстрее. Между прочим, я где-то слышала, что крысы всегда находятся не далее двух метров от тебя…
     Возле входа раздался визг тормозов. Небывалое событие за последнее время. Кто бы это ни был, встречаться с ним не входило в мои планы, и я с полной сумкой кинулась в подсобку, чтобы выйти через служебный ход. В маленьком коридорчике что-то тёмное метнулось у меня из-под ног, я бросилась к выходу, споткнувшись о вытянутую руку Пита. Сам он находился сразу за порогом комнаты для персонала, гардеробной или что-то вроде этого. Пит был ещё жив, потому что выпучив глаза, второй рукой держался за своё горло и чуть слышно хрипел. Я дико вскрикнула и бросилась бежать.
Не помню, что было дальше. Кажется, больше я никого не встретила и никуда не заходила. Но в своей квартире я оказалась спустя несколько часов, - всё же от глупых ходиков, какой-никакой толк всё-таки был, - и к тому же руки мои оказались в крови, но не моей. Как бы там ни было, на фоне коричневато-серой кожи, она всё равно выглядела жутко. Честно говоря, я не придала этому факту особого значения, я просто была рада, что не потеряла сумку с добычей. Вот это было бы гораздо хуже.

ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ...