Ч-2. Глава 7. Маленькие тайны
Глава 7
------------------------------
Тонкие перепонки, заменяющие привратнице веки, затрепетали, она на мгновение замерла, втянула в лёгкие влажный тёплый воздух и по телу её прокатилась волна крупной дрожи, сопровождаемая протяжным стоном.
«Шоколад? Да неужели?!» – Спийна разжала сведённые судорогой пальцы, слизнула кровь с прокушенной губы и утомлённо привалилась к шершавой стене, наблюдая за тем, как медленно гаснет в паре метров впереди её неустойчивая ментальная проекция.
Окаменевшие от напряжения мышцы гудели, по голой спине текли струйки пота. Столь мощного, но вместе с тем выматывающего и, главное, безрезультатного телепатического контакта у неё никогда ещё не было.
Ну откуда же она могла знать, что у хвостатой в загашнике припрятан тот самый «шоколад» и рыжеволосый человек в курсе его необычных свойств? Этот продукт окончательно прекратили изготавливать без малого девяносто циклов тому назад, а его производитель, рецептура и все имеющиеся запасы были уничтожены, когда Лускус ещё пешком под стол ходила.
«Зуб даю, ей кусочек по наследству от старого наставника достался, – скрипнула зубами привратница, силясь не разреветься от досады. – Даже транзисторы не настолько беспредельщики, чтобы настолько злую заразу распространять…»
Ну не могла хвостатая мерзавка не знать о побочках, возникающих вследствие употребления даже одного миллиграмма этого вещества, никак не могла. Вот только рассказала ли она об этом своим подопечным?
В любом случае вся эта история дурно пахла.
Мало того, что у Лускус внезапно оказалась запрещённая глушилка, так ещё клятые транзисторы непонятно зачем пролезли в Лабиринты и двинулись сразу наискосок, будто точно знали, куда им следует идти, чтобы пересечься со странниками. И всё это они проделали без официального доступа и именно тогда, когда Спийна покинула свой пост, чтобы забрать у ведьм посылочку. Следовательно, о тайных планах привратницы им было известно заранее, её пасли, возможно даже прослушивали и где-то в стенах теперь имелась брешь, которую предстояло в срочном порядке найти и залатать.
И, что самое обидное, план ведь казался беспроигрышным, практически идеальным.
Наивная Хелла, сама того не желая, подала ей замечательную идею насчёт усилителя резонанса, ведьмы в кратчайшие сроки выполнили заказ и клятвенно заверили, что всё сработает как надо, да и сама привратница в кои-то веки расстаралась. Однако охота всё равно пошла не по плану и трофей ускользнул. Рыжеволосый не только догадался, что с ними происходит, но и так быстро всё испортил, что Спийна, увлёкшаяся разрушением личности проводницы, попросту не успела на его действия среагировать.
Да что там говорить, эта троица и из апартаментов-то не должна была выйти. Хвостатая отменно среагировала на прокачку агрессии, а парень стал очень тревожным – в закрытом пространстве то ещё сочетание. По сути, их оставалось лишь чуть дожать, и они поубивали бы друг друга. Однако, несмотря на все усилия, оба поочерёдно сорвались с крючка и даже не бросили вконец отупевшую третью. А ведь им в тот момент вообще никто не помогал.
«Распну ведьму, – решила привратница. – Всучила низкосортный товар, стерва!»
Разумеется, после того, как весь первоначальный замысел накрылся медным тазом, Спийна ещё некоторое время пыталась исправить ситуацию, перекраивая и усложняя карту Лабиринтов, но после активного вмешательства блорпов, которое она тоже не предусмотрела, любые её потуги оказались бесполезны.
И нет бы только один пучеглазый уродец возомнил себя защитником слабых и бесславно сдох, перебросив людишек на другой виток, но затем в дело полезли старейшины, да ещё и вместе со своей главной самкой. Нет, ну какое им, собственно, дело до жалких человечков? Уж кто-то, а эти-то должны понимать, что в сложившихся обстоятельствах гибель ключевых элементов – единственный вариант решения насущной проблемы. Ведь если нет ключа и нет ключницы, нет и гибели миров.
Привратница смахнула с лица повисшие словно щупальца дохлого кальмара волосы и рассерженно пнула стоящий перед ней усилитель. Лёгкий чёрный куб, усеянный сотней тончайших металлических раструбов, беззвучно откатился в сторону. Спийна сокрушённо покачала головой и отлипла от стены, прикидывая сможет ли она подняться или лучше ещё немного отдохнуть.
Висящее во втором ряду тело приглушённо замычало и с силой дёрнулось, громыхнув цепью.
«Есть ли у меня второй шанс? – привратница рассеянно окинула залу с инкубаторами взглядом, оперлась руками на стену и встала. – Совсем скоро эти трое восстановят силы и двинутся наружу. Сумею ли я расправиться с ними по старинке?»
Ответа на этот вопрос у неё не было.
Само собой, после попадания в смертельную ловушку, боя с фантомами и ментальной мясорубки хвостатая психичка едва ли сохранила достаточно хорошую физическую форму, чтобы всерьёз воевать. Но ведь и привратница за последнее время сильно сдала.
- Тсс, – сказала Спийна раскачивающемуся инкубатору. – Спи.
С трудом переставляя гудящие от переутомления ноги, она медленно двинулась вдоль стены, оглядывая другие спелёнатые как мумии тела на длинных стальных подвесах. По полу залы стелился бархатный туман, издалека доносился умиротворяющий звук капающей воды.
Очнувшийся снова замычал.
- Успокойся, зая. Слишком ра… – начала было привратница, но лишь моргнула и остановилась.
Одна из ближайших к ней инкубаторов была бледной как лист бумаги и не дышала, а в районе её промежности стремительно расплывалось огромное бордовое пятно.
«Снова сорвалось, – разочарованно подумала Спийна и зашагала дальше. – Невезуха».
Она прошла половину первого ряда спящих и, оттолкнувшись рукой от стены, двинулась вглубь погружённой в уютный полумрак залы. Беспокойный инкубатор при виде неё выпучил глаза, засопел и задёргался энергичней.
- Тише, тише, – шикнула на него Спийна. – Зачем столько шума? Не расходуй силы зря.
Она неторопливо приблизилась и положила руку на его стянутый посеревшей от времени тканью живот. Тот был горячим, круглым и тугим как мяч. Висящее тело застонало.
- Расслабься, зая, – привратница осторожно сдавила его живот между ладоней, улыбнулась и прислонила ухо к вздрагивающей от её прикосновений плоти.
Где-то там, в глубине тёмных мясных полостей, омываемых густой кровью, размеренно пульсировало сердце её детки. Ее сладкого долгожданного ребёночка. Ведьма, что продала ей усилитель резонанса, порекомендовала также одно снадобье, гарантирующее успешное вынашивание эмбриона даже тем, кто изначально не способен к размножению. И несмотря на недавнюю неудачу с усилителем, привратница верила, что столько циклов усилий обязательно должны наконец увенчаться успехом. Это было для неё важнее всего на свете.
«Один, мне достаточно даже одного», – подумала она.
Зародыш внутри подвешенного шевельнулся, ощутимо толкнувшись в брюшную стенку, и Спийна чуть не взвизгнула от радости.
- Поздравляю, совсем скоро ты станешь отцом, – она подняла голову и посмотрела в глаза инкубатору. – Отцом моего первенца. Только вообрази, насколько это потрясающе. Это же наш самый первый раз.
Инкубатор больше не пытался вырваться и просто беззвучно плакал.
- Ну-ну, спокойно, – проговорила она и ещё раз нежно погладила его вздутый живот. – Здоровый малыш, счастливая семья.
Она отступила от захлёбывающегося сдавленными рыданиями человека, неторопливо возвратилась к погибшей, обняла её, чуть приподнимая обмякшее тело, затем одним резким рывком стянула с крюка и, закинув себе за плечи, двинулась к выходу из залы.
«Схожу перекусить и обязательно обследую остальных, – раздумывала привратница, тяжело ступая по деревянному настилу, присыпанному свежей соломой. – Но сперва запру выход из подземелий. На всякий случай. Да, обязательно надо запереть, пускай странники там как следует стрессанут».
Она представила как хвостатая дура в кромешной темноте долбится в низкую, разбухшую от влаги и придавленную неподъёмным гостевым диваном дверцу, и невольно захихикала.
Впрочем, раньше времени радоваться всё же не стоило. Спийна осознавала, что, в отличии от той же Лускус, она уже давно не тренировалась и потому при непосредственном столкновении с действующим проводником с большой вероятностью окажется в проигрыше. А значит хитрость и эффект неожиданности – вот то, на что ей следует положиться в первую очередь. И, судя по приблизительным расчетам, время подготовиться к встрече у неё пока что имелось.
«Они постараются проскользнуть так же, как зашли. Порознь, – мысленно прикидывала она. – Основной вопрос, кто выскочит сначала. Если хвостатая, то её безусловно только гасить. Мозги сейчас её самое слабое место. Жаль, нет секиры. Она была бы здесь в самый раз…»
Привратница наморщилась, вспоминая доступный ей арсенал.
«…А вот если она выпустит сперва своих подопечных, ситуация заметно усложнится…»
Она остановилась перевести дыхание, расставила ноги и подбросила сползающее тело повыше.
Несомненно, её яда хватит, чтобы мгновенно обездвижить любого из путников, но в таком случае останется проводница, которая явно не будет стоять столбом и грустно вздыхать. В принципе, лучшим вариантом было бы воспользоваться имеющейся в загашнике винтовкой и вальнуть выходящих с безопасного расстояния, умей Спийна обращаться с огнестрелом. Впрочем, она ещё могла успеть прикрутить к прикладу, например, пару мачете и таким образом превратить его в подобие боевого топора.
Вот только привратница опять же здраво оценивала собственные силы, не была уверена, что одного рубящего удара для Лускус будет достаточно, и никак не могла решить, какое из помещений выбрать в качестве основного поля боя. В тесноте и полумраке того же предбанника было бы куда проще отвлечь внимание и незаметно ужалить, однако подпускать к себе на расстояние вытянутой руки опытную противницу ей совершенно не хотелось. На склад и в свое обиталище заманивать тоже не стоило – там места для полноценной схватки было маловато, да, зато имелась всякая утварь и мебель, которую хвостатая могла использовать в качестве оружия. В зале с инкубаторами места для ответного маневра наоборот слишком много, а бегать и вовремя уклоняться она теперь не то, чтобы способна…
Спийна припомнила свою последнюю драку с перерожденцем и закусила нижнюю губу. Ей тогда крайне не понравился результат и с тех пор она старалась больше так не рисковать. Особенно после последней трансформации, окончательно лишившей её какого-либо подобия ступней, истончившей скелет и ещё сильнее сместившей центр тяжести.
Значит у неё оставался только один вариант – максимально быстро разобраться с опасными ублюдками на выходе из тоннелей, в идеале так вообще их там навсегда замуровать, а если не удастся, сразу же отступить, запереться и надеяться, что они не кинутся вдогонку. Жертвовать собой она сейчас точно не имела права. Даже ради спасения целого мира. От неё зависели жизни её беззащитных нерождённых детей, а значит всё остальное могло и подождать. До тех пор, пока не подвернётся новый шанс. И если к тому моменту рыжеволосого не прикончит кто-то другой.
«В любом случае, я уже сделала всё, на что была способна. И даже больше», – заключила она.
Мельком подметив, что в потолке возле несущей колонны образовалась новая протечка, привратница вздохнула и, высвободив одну руку, ухватилась за ручку двери, ведущей в предбанник. Вот только открыть её она уже не успела.
Массивная дверь бахнула Спийну по лбу с такой силой, что она сперва дёрнулась будто от удара током и вся распрямилась, а затем повалилась на пол вместе со своей ношей, врезалась затылком в настил и замерла, разом потеряв ощущение времени и своего положения в пространстве.
От боли и потрясения она больше ничего не видела, её словно бы напрочь отрезало от окружающего мира, заключив внутри крошечного участка тела ровно промеж ослепших глаз. Ей показалось, будто голова её раскололась как перезревший арбуз и теперь сознание плещется в том, что осталось от черепной коробки, чуть подтекая из треснувшего пополам лба.
На живот грудь и горло навалилась неимоверная тяжесть, сразу стало невозможно дышать.
- Ноги! – проорал до боли знакомый женский голос и её лицо обдало тёплым прерывистым дыханием. – Ноги держи!
Две жёсткие руки ухватили и потянули её за колени, привратница скорее инстинктивно, нежели намеренно вскинула руки и выпустила жало, но моментально получила ещё один оглушающий удар в лицо. Вместе с тем вес оседлавшего её противника сместился и сразу же вернулся, больно припечатывая к полу локти с обеих сторон.
- Крепче, ещё крепче держи! Пикта, отвернись!
Спийна почувствовала, как её толчками выстреливающее наружу жало резко сдавило и потащило наружу вместе с длинным яйцекладом. Это было очень странное чувство. Никогда прежде яйцеклад не выдвигался без сопровождающего этот процесс сексуального возбуждения, сейчас же живот стремительно пустел против её воли и это вызывало один лишь ужас.
Она громко клацнула зубами и засучила ногами и руками, пытаясь вывернуться, однако её только сильнее вмяли в пол. Затем что-то обжигающее стремительно пронзило её плоть, между плотно сведённых ляжек чавкнуло и потекло густой горячей слизью, а сквозь тело прошла такая острая и вместе с тем бесконечно разливающаяся волна боли, что сознание привратницы помутилось.
- Готово, – словно бы издалека донеслось до неё, и давящая сверху тяжесть исчезла так же внезапно, как появилась. – Без этого сраного отростка она уже не опасна.
- Я хочу уйти, – дрожащим тонким голосом проговорил кто-то слева и всхлипнул.
- Уйдешь, мы все уйдём, – раздалось сквозь заполнившее голову Спийны шипение, похожее на треск статического электричества, и на некоторое время её мир стал беззвучным.
«Так не должно быть, – подумала крошечная лужица, оставшаяся от сознания привратницы, и мелко завибрировала внутри черепа от страха. – Это не по сценарию».
Жгучая волна боли неторопливо откатилась обратно к низу живота и всосалась внутрь, оставив вместо себя тупую пульсацию в промежности. Вместе с этим резко вернулся звук, свет и пространство. Над её головой постепенно проступил высокий дощатый потолок и два неподвижных силуэта. Третий сидел неподалёку на корточках и что-то делал с телом мертвого инкубатора.
- Оставь, не трогай, – произнес первый голос, и Спийна вдруг с каким-то отстранённым удивлением поняла, что это говорит Лускус.
«Невозможно, – решительно воспротивилась этой мысли привратница. – Они должны быть под землёй…»
- Это мёртвая девушка, Лу, – сказал рыжеволосый парень и поднялся на ноги.
- Я в курсе, – сдержанно отозвалась проводница. – Она разводит в людях своих личинок. Разводила. Больше не будет.
- Что ты сделала? – еле слышно произнесла привратница.
Ей никто не ответил и до неё вдруг дошло, что именно только что случилось. Её тонкие руки затряслись, опустевший живот заходил ходуном, она слабо, будто тряпичная кукла на верёвочках, потянулась к своей промежности и вляпалась пальцами во что-то склизкое.
- Что ты сделала?! – завопила она высоким дребезжащим голосом и забарахталась, как влипшая в клей муха.
- Пойдемте, нам здесь больше делать нечего, – сказала Лускус и поманила Инауро.
Спийна сипло взвыла и, уже не обращая внимания на муть в голове и пульсирующую боль в глубине тела, резво перевернулась на четвереньки. По её ляжкам текла розоватая, смешанная с кровью, жижа и тягучими струйками капала в солому.
- Уничтожу, сука!
- Ой, дорогая, мне говорили это много-много раз, – устало бросила в её сторону проводница. – И где они все теперь?
- Ты изуродовала меня! – ещё громче закричала привратница, задирая вверх острый подбородок. – Сука!
Она сиганула вперёд, но Лускус просто отступила в сторону. Спийна промахнулась и, повиснув на приоткрытой двери, принялась исторгать из себя многоэтажные проклятия.
- Ты либо пропустишь нас сейчас, либо мне придётся заставить тебя это сделать, – сказала проводница. – Давай просто разойдёмся. Мы все сейчас измотаны и…
- Тебе стоит подумать о самоубийстве, мразь, – прошипела привратница, плавно отлипая от двери. – Живыми я вас отсюда не выпущу.
«Только не реви, только не реви», – она оскалилась, ощущая, как взбрыкивает и замирает её сердце.
- Ты изуродовала меня!
- Тебя сама жизнь изуродовала. Отойди.
- Взгляните на себя, – Спийна выплюнула порцию ругательств и содрогнулась от очередной волны ослепляющей боли. – Вы уже сломлены. А ведь мы ещё даже не трахались.
Её похожие на щупальца осьминога волосы свернулись тугими кольцами.
- Вы ничем не лучше. Вы такие же как я. Нет, вы хуже меня, поскольку уничтожаете любого отличного от вас. Просто за то, что он другой, непохожий.
Она скривилась, демонстрируя острые зубы, со свистом втянула ртом воздух и сделала шаг вперед.
- От вас смердит тоской и безнадегой. Вы знаете, ваша жизнь закончилась, как только вы ступили в Лабиринты.
Темноволосая девчонка, имя которой она не помнила, заплакала навзрыд, пятясь вглубь залы и закрывая руками лицо.
- Жалкие испорченные людишки, злобное зверьё, калечащее всё, до чего способно дотянуться. Вы не способны созидать. Вы всё только разрушаете, – привратница брезгливо фыркнула. – Вы омерзительны.
- Ты всё сказала? – произнес вдруг рыжеволосый парень. – Вот уж кто кого здесь калечит, так это такие как ты, ослеплённые собственными желаниями монстры. Лу, ты видела сколько здесь коконов с людьми внутри?
Проводница вздохнула, не сводя глаз с привратницы.
- Да. И что? – поинтересовалась она.
- Их ещё возможно спасти?
Лускус нехотя помотала головой.
- Эта паразитка оплодотворила их. Они пока живы, но умрут, потому что личинки пожирают их изнутри.
- Я не паразитка! – сипло заорала Спийна, сжимая кулаки и делая шаг в их сторону. – Мои дети не личинки!
- Проще сжечь здесь всё до основания, чем помочь этим людям, – добавила проводница.
- Но в таком случае все они уйдут в сумерки? – спросил Инауро.
Лускус вздрогнула и на мгновение выражение её лица стало совершенно несчастным, но затем она стрельнула взглядом в сторону подопечных и тряхнула головой.
- А знаешь, – сказала она, – пожалуй, ты прав. Как минимум мы можем облегчить их страдания.
- Не смей, – словно лопнувший садовый шланг угрожающе зашипела Спийна и моргнула.
- Мы можем помочь им умереть быстро и безболезненно, а дальше будь что будет, – пояснила проводница, напрочь игнорируя сжатую тугой пружиной привратницу. – Пойдём, разбудим их всех, объясним, что происходит…
- Оставь их в покое! – Спийна почувствовала, как по её спине скользнули тысячи колючих мурашек, и покачнулась, едва устояв на ногах. – В них мои детки!
Ей стало неимоверно страшно. В разы страшнее, чем когда она поняла, что её только что одним лёгким движением, в её же собственном доме, на грязном полу, навсегда сделали бесплодной. Теперь хвостатая хотела убить её маленьких крошек, вырвать их из уютной мягкой темноты, растоптать их слабые беспомощные тела.
- …А затем мы поможем им уйти, – закончила Лускус.
Привратница упруго скакнула в её сторону, закричав при этом так отчаянно, пронзительно и дико, что Инауро невольно отшатнулся, но острие топора, который проводница, как оказывается, всё это время держала в руке, со свистом распороло воздух и вонзилось Спийне промеж глаз. Та на секунду застыла, затем выдохнула, рухнула на колени и медленно запрокинулась назад, распластавшись по полу будто вытащенная на сушу медуза.
Лускус проследила за ней взглядом, шагнула вперёд и, наступив привратнице ботинком на грудь, выдернула топор.
Где-то в стороне безостановочно рвало Пикту.
- Ну вот и всё, – мёртвым голосом проговорила проводница, чуть повременила, затем обернулась и посмотрела на спутника. – Надо вывести отсюда девчонку и закончить дело. Пошли, будешь помогать.
Весь следующий час они молчали, хотя обсудить им несомненно было что.
Пикта чувствовала себя оглушённой и оцепеневшей. Её словно с головой опутало многослойным пологом из мутной шелестящей плёнки, отрезало от окружающего мира.
Впереди расстилался фантастической красоты пейзаж, залитый лучами восходящего солнца. Но ни гроты с изящными природными арками из слоистого известняка, ни система карстовых воронок, до краёв заполненных прозрачной бирюзовой водой, ни нежнейший золотой песок, пересыпанный ракушками и щедро спрыснутый яркими отблесками света, её сейчас не трогали. С трудом переставляя негнущиеся ноги, она добрела до какого-то большого камня, на который указала проводница, и без сил повалилась с ним рядом. Одна только мысль о том, что скоро придётся встать и снова куда-то идти, вызвала у неё новый приступ тошноты.
Она краем глаза видела, как Лускус прислонила к скале винтовку, стянула через голову футболку и, не говоря ни слова, ушла смывать с себя кровь без малого двух десятков человек, которых только что убила. Она видела, как тихо опустился на песок Инауро, вцепился обеими руками в свой рюкзак и замер, глядя вдаль. Оба они казались Пикте сейчас ненастоящими, плоскими и незначительными. Впрочем, как и она сама.
В её голове разом исчезли все мысли, слова и чувства. Не моргая, она смотрела на свои бледные ладони, похожие на животы дохлых крабов, с торчащими из них скрюченными пальцами и никак не могла взять в толк, что это вообще такое и почему оно растёт из её тела. От растрепавшихся волос кисло пахло рвотой, но тоже как-то очень издалека.
Её душу перемололо и разметало. Ей не было сейчас ни страшно, ни стыдно, ни грустно – ей было совершенно никак.
Наверное, всё то же самое ощущали путники, выбравшие уйти в сумерки…
Перед тем как оставить позади инкубаторную привратницы, она навсегда зафиксировала в памяти отрешённые лица и пустые глаза просыпающихся людей, глядящих как бы сквозь неё. Очень мало кто из них испытывал в этот момент ужас или панику, почти все они будто бы заранее смирились со своей участью и да, они действительно желали умереть, они мечтали всё забыть и никогда больше не вспоминать. Пикта слышала какими потерянными бесцветными голосами они отвечали Лускус, пытающейся объяснить им, что такое смерть в междумирье. В них попросту не осталось никакой надежды. Плакали из них лишь трое – молодой крепкий мужчина с огромным беременным животом, девушка, просившая поскорее её прикончить, потому что она уже чувствует шевеление внутри, и пожилая женщина, которая безостановочно повторяла, что хочет проснуться.
А потом Пикта вышла и ничего больше не слышала. Ни звука, ни вскрика, ни стона. Но она точно знала, что творится в жуткой обшитой тухлым деревом норе со свисающими с потолка человеческими коконами. И потому больше не могла смотреть на своих спутников.
Когда те вышли из залы и прикрыли за собой дверь, девушка даже не шелохнулась. Не двинулась с места она и тогда, когда Инауро с Лускус отправились рыться в вещах привратницы, наспех разгребая завалы в двух крошечных боковых комнатушках. А когда они начали наполнять свои рюкзаки сваленным в углу оружием, она и вовсе застыла, будто происходящее её совершенно не касалось. Лишь когда проводница вскрыла входную дверь и в образовавшийся проём хлынул поток солнечного света, Пикта будто бы ненадолго очнулась. Всё, чего она хотела в тот момент – это выбраться на свежий воздух. Исчезнуть, растаять, раствориться в нём без остатка. И, главное, навсегда всё позабыть…
Сидящий неподалёку путник молча протянул ей бутылку с водой, но она её не взяла. Лишь слегка шевельнула своими крабьими пальцами и приоткрыла рот.
Инауро посмотрел на девушку с неимоверным сочувствием и аккуратно катнул бутылку по песку. Пластиковая ёмкость докувыркалась до её ноги, глупо булькнула, и будто живая зверушка доверчиво прижалась к коже своим прохладным гладким боком. И вот тогда Пикта вздохнула и заплакала. Сперва беззвучно, потом чуть громче. Глядя невидящими глазами на эту дурацкую облепленную светлыми песчинками бутылку. Сопя носом как обиженный ребёнок, скуля и глотая солёные слёзы. Сжимая и разжимая пальцы.
Мягко зашуршали шаги. В паре метров слева остановились грязные ботинки проводницы, но Лускус ничего не сказала, лишь немного потопталась на месте, затем шагнула в сторону и присела рядом с подопечным.
Пикта не знала, о чём именно она плачет. О своих ли утраченных иллюзиях или о новых пугающих знаниях, о чьих-то впустую истраченных жизнях или о собственном смутном будущем. Не понимала она также испытывает ли сейчас жалость к себе, страх, отчаяние или что-то совсем другое, никогда ранее не ощущавшееся.
Её тело, казалось, потеряло плотность, размазалось в пространстве, насквозь продуваемом солоноватыми ветрами. Она превратилась в один сплошной поток слёз и этот обрушившийся на неё шквал эмоций после абсолютной внутренней пустоты её шокировал. Он был как цунами после затишья. Как рождение в муках. С неё словно бы лоскутами сходила старая задубевшая кожа, слой за слоем оголяя туго сплетённые нервные узлы.
- Пикта, – тихо и печально позвал её Инауро.
- Оставь, не трогай, – ответила ему Лускус. – Пусть. Ей сейчас это нужно.
Девушка шмыгнула носом, осторожно подцепила скрюченными пальцами бутылку с водой и, порывисто вздохнув, прижала её к груди. И, сама того не ожидая, вдруг разрыдалась в голос. Ажурный природный купол переотразил издаваемый ею дребезжащий стон, и звук этот показался ей даже более слабым, жалким и до краёв наполненным одиночеством, нежели она могла себе вообразить.
Спонтанный порыв заставил Пикту податься вперёд, и она, сотрясаясь всем телом и сглатывая душащие её слезы, поползла на четвереньках в сторону своих спутников. Уткнулась куда-то между ними. Засучила ногами, зарываясь в тёплый песок. Прислонилась щекой к грубой ткани толстовки Инауро и тоненько завыла, ощущая, как прохладные руки Лускус гладят её по волосам.
«Я достигла своего дна, – с горечью осознала она. – Вот она, настоящая я. Тонкий завиток дыма, который вот-вот рассеется».
Это было невыносимо болезненное откровение, вмиг заполнившее её целиком.
Она не хотела больше такой быть. Слабой, наивной, внушаемой, избегающей сложных решений, скрывающейся, готовой даже навсегда исчезнуть, лишь бы не ощущать давления неизвестности. Упорно верящей в собственные иллюзии и отказывающейся воспринимать жизнь такой, какая она есть на самом деле – без прикрас. Потерянной и безвольной как те зараженные чужими плотоядными личинками люди. Вот только она понятия не имела, как это изменить.
Ей нужна была помощь. Абсолютно любая помощь. Она хотела вырвать из своего нутра невесть кем подселённый туда отупляющий страх и навсегда стать неуязвимой для него. Обновлённой.
Пикта рыдала до тех пор, пока вконец не выдохлась, затем всё же смогла отлипнуть от камня, развернуться и сесть, после чего ещё некоторое время всхлипывала и вытирала рукавом куртки своё мокрое, измазанное соплями лицо. С ней никто не пытался заговорить, её никто не успокаивал, и, как ни странно, это сейчас казалось ей лучшей поддержкой.
- Простите меня, – гнусаво произнесла она, когда наконец поняла, что способна говорить. – Я вас почти возненавидела. И, честно, даже не знаю за что.
- Да всё норм, – отозвалась проводница, глядя вдаль прозрачными увлажнившимися глазами. – Веришь, нет, очень знакомое чувство. Это надо просто переварить, – она мягко хлопнула ладонью по колену подопечной и прислонилась спиной к камню, подставив лицо солнечным лучам, проникающим сквозь узорные прорехи в скале.
Все трое вновь надолго замолчали, погружённые в собственные мысли, однако чувство гнетущего напряжения между ними уже почти рассеялось.
Инауро отставил в сторону рюкзак, подцепил пальцами крошечную плоскую ракушку и некоторое время изучал покрывающие её поверхность тонкие извилистые бороздки. Затем зажал ракушку в кулаке, скользнул взглядом по нависающему над ними куполу известняковой пещеры, по голубым мини-озёрам, разграниченным тонкими гребнями вымытой горной породы, по вездесущей зеленой поросли, выживающей на голых камнях, и остановился на пятнистой от колышущихся отблесков света Лускус. Та отрешённо заплетала свои влажные волосы в уже привычные косы и казалась полностью расслабленной.
«А тут действительно красиво, – подумал путник. – И так спокойно. Ну почему нельзя просто заморозить этот крошечный отрезок пространства и времени навсегда?»
Ещё совсем недавно он считал, что человеческая память, особенно в условиях текучего алогичного междумирья, довольно-таки бесполезная штука, поскольку склонна запечатлевать лишь всякую незначительную ерунду и искажать, хаотично перемешивать, а то и попросту стирать что-то действительно ценное в угоду случайным эмоциям. А теперь вдруг понял, что сиюминутные чувства для него важнее любой информации.
Всего каких-то два или три дня назад он всерьёз беспокоился о том, что не может понять, какой он человек, поскольку понятия не имеет, что с ним было прежде, что он прежде любил и что ненавидел, какие ошибки допускал, какие победы одерживал. Однако так ли уж это важно было для него на самом деле или ему это только казалось?
«Вот ведь он я – живой, мыслящий, чувствующий, – сказал он сам себе. – Неужели же из простых наблюдений за собой нынешним невозможно понять, каков я на самом деле?»
Инауро как следует размахнулся и отправил ракушку в полёт.
«Что вообще делает меня мной? Был ли я кем-то другим до того, как попал сюда? Разумеется, нет. Изменилось ли что-то во мне после того, как черноглазый ненадолго погрузил меня в воспоминания детства? Нет. Я лишь чуть больше стал понимать то, что вокруг происходит. Изменили ли меня события и разговоры последних полутора недель? О, а вот это как раз наверняка. Этот мир вынуждает меняться каждого, кто сюда попадает. Понять бы только, в какую сторону…»
- Лу, а почему здесь никто не помнит, каким был прежде? – как бы невзначай спросил он. – Ну, в том смысле, чем знание о том, чем ты жил и как умер, мешает существованию в междумирье?
Монотонно складывающие пряди волос руки проводницы на мгновение замерли в воздухе.
- Это был риторический вопрос или ты ждёшь от меня какой-то правдоподобной гипотезы? – она едва заметно нахмурилась и вернулась к прежнему занятию.
- Да даже не знаю, если честно, – он пожал плечами. – Просто беспокоит мысль… вот как моему путешествию может навредить информация о том, какое имя у меня было прежде и как звали моих родителей? Нет, я ещё понял бы, если бы мы здесь оказывались с девственно чистым мозгом. И учились бы всё делать заново. В смысле, абсолютно всё. Ходить, есть ложкой, завязывать шнурки. Но нет же. Я помню сюжеты нескольких прочитанных книг, может и без подробностей, но всё же, обрывки каких-то фильмов, рецепты блюд. Блин, да я даже как работать на компе примерно помню, как верстать электронные издания и ретачить цифровые фотографии, хотя здесь это явно ненужное знание.
Он немного помолчал, слушая тонкий свист ветра, заблудившегося в каменном кружеве пещерных сводов.
- Вот почему так? Зачем? Затем, чтобы мы не испытывали сожаления и не переживали из-за привязанностей, оставшихся в прежней жизни? Или, наоборот, чтобы чувствовали себя несчастными, потерянными и не понимали, что вокруг происходит?
Лускус ничего ему не ответила, и он решил, что она сама не знает.
- Я когда-то пыталась понять, почему одни люди здесь способны не просто подолгу выживать, но и достаточно комфортно при этом себя чувствуют, – сказала она спустя несколько минут. – Причём, что забавно, с первого же дня. И это не зависело от их пола и даже возраста. Другие пусть не сразу, но тоже адаптируются. А третьи, наоборот, никак не могут привыкнуть, их пугает абсолютно что угодно, и они до последнего готовы закрывать глаза на происходящее. Хотя, казалось бы, им ведь даже не с чем сравнивать, никто же типа не помнит, каково ему было прежде. Я встречала тех, кто чувствовал себя в этом мире будто рыба в воде, и тех, кто буквально впадал в ступор при виде травы «неправильного» цвета… Можно, конечно, было бы списать эту разницу реакций на, так сказать, индивидуальные особенности психики, на какую-нибудь встроенную стрессоустойчивость и гибкость восприятий, вот только мне почему-то кажется, что не всё так просто. Некоторые словно бы заранее были готовы оказаться здесь, в посмертии. А то и вовсе ждали этого момента с нетерпением. И знаешь, что я поняла?
Она вздохнула.
- Да нифига я не поняла, если честно.
- Думаешь, забвение это способ освобождения? – предположил путник. – Шанс начать жизнь с нуля? Кто-то к этому готов, а кто-то нет?
Проводница задумчиво повела плечом.
- Думаю, тут любые версии имеют право на существование.
Она умолкла, глядя на мерцающие под солнцем бирюзовые осколки подёрнутой лёгкой рябью воды, в которых отражался фрагмент ажурной скалы и бесконечное высокое небо без единого облачка.
- Сколько времени у нас есть? – тихо спросила Пикта.
Со свода пещеры неподалеку сорвался небольшой камень и булькнул, подняв фонтанчик искрящихся брызг.
- У нас около шести часов на то, чтобы прийти в себя и собраться в новый поход, – нехотя отозвалась Лускус. – Так что, ребята, если кто желает поспать, ложитесь сейчас, покрывало я дам. Если хотите поесть, поешьте. Можете искупаться или, ну не знаю, побегать кругами. Хотите высказаться, выскажитесь. Я как никто понимаю, что с вами сейчас происходит, потому, прошу, не держите всё в себе. К сожалению, у меня нет ответов на все ваши вопросы, но, возможно, озвучив их, вы сможете хоть что-то понять для самих себя.
Она доплела вторую косу и мягко уронила руки на колени.
- Знаете, – сказала проводница. – Я ведь раньше очень много размышляла на всякие подобные темы, пытаясь понять, а может просто почувствовать кто я и откуда, какая я, зачем я, в чем смысл всего того, что здесь вообще происходит. Судьба ли это, чей-то умысел, закалка перед чем-то в корне новым, или просто череда случайностей. Но так ни к чему в итоге и не пришла. Честно признаться, я даже не до конца уверена, что мир вокруг нас и мы сами действительно, на сто процентов реальны. Мне приходится в это тупо верить, потому что… ну а во что еще? Я видела, как погибали те, кто не верил. Да и вы тоже видели. Это ну вообще ни разу не прикольно.
Она на мгновение задумалась и лицо её помрачнело, а взгляд вновь стал колючим и цепким.
- Пикта, у меня есть для тебя кое-что, – Лускус достала из своего рюкзака потрёпанный блокнот с зарисовками и загнула один из разворотов. – Это текст официального запроса на перерождение. Выучи наизусть, зазубри. Он простой, но ошибаться нельзя, иначе не сработает. И запомни, его необязательно произносить вслух, можно про себя, главное не потерять сознание в процессе.
Она положила блокнот на песок и быстро стрельнула взглядом в сторону Инауро.
- Советую присоединиться. Увы, я больше не могу игнорировать тот факт, что возможно мне не удастся вас отсюда вывести. Быть может, это мой единственный шанс…
Её голос понизился и дрогнул, она сглотнула и, подтянув к себе рюкзак поближе, зашарила по его многочисленным отсекам, что-то хаотично вытаскивая и перекладывая с места на место.
Пикта некоторое время следила за нервным подрагиванием пальцев проводницы, затем осторожно взяла в руки блокнот и пробежала глазами по трём подчёркнутым строчкам на листе бумаги, заполненном старательными детскими каракулями. Сухой казённый язык в сочетании с неуклюжими полурасплывшимися буквами почему-то навевал особую грусть.
Светящийся шар за окном был невероятно огромным, объёмным, ярко-красным. Вокруг него пунцовыми лохмотьями свивались облака, они цеплялись за чёрные крыши потухших высоток, слизывали с них листы обшивки вместе с балконами и хрупкими перекрытиями, ломали столбы, гасили неоновые вывески, отрывали провода и уносили в необозримо высокое беззвёздное небо, но зрелище это маленькую Лу совершенно не пугало, скорее наоборот – восхищало и завораживало. Она ещё никогда не видела здешнюю луну вживую и была несказанно рада выпавшему ей шансу.
Сегодняшний день вообще удался. Впервые за всё время у неё появилась возможность улизнуть от надоедливого дедушки Новака, от няньки, единственная функция которой заключалось в том, чтобы заставлять детей вести себя потише, от стайки скучных сверстников… и побыть наедине с собственными мыслями. Никаких нудных уроков, никаких утомительных тренировок, никаких дурацких нравоучений и опостылевших игр. Теперь позади неё был только тёмный коридор таинственного дома, в который никому не разрешалось заходить, на пыльном, вибрирующем от низкочастотного гудения полу виднелась одинокая цепочка её следов, а впереди горела монструозная луна, с каждой секундой всё более напоминающая лукаво подмигивающий глаз.
Лу приложила ладони к прохладному стеклу, улыбнулась и подмигнула луне в ответ.
- Разрушай, разрушай, – тихо сказала она. – Съешь весь этот городишко целиком.
Настроение у неё, несмотря на недавнее наказание, было превосходным. Она наконец-то наваляла наглой тощей Альбе, которая с самого начала пыталась её задирать, твердя, что Лу странная и всех обманывает. Она не верила даже в то, что Лу снятся сны, хотя взрослые раз за разом терпеливо объясняли ей, что такое случается не только с людьми, но и с некоторыми перерожденцами тоже.
«Нет, она врёт! – верещала Альба, прячась за массивной спиной няни. – Она говорит, что во сне ходит в сад, где растут волшебные фрукты, и что она там прям берёт их и ест. Но это же враки, во сне ничего нельзя съесть!»
«Ты сама врёшь, – сдержанно парировала Лу. – Я не говорила, что фрукты волшебные. Я говорила, что они лишь делают того, кто их съест, умнее».
«Девочки, – пытался угомонить их дедушка Новак. – Вы обе по-своему правы и потому вам незачем спорить. Беляночка, тебе кажется, будто жизнь – это то, что происходит вокруг, но на самом деле жизнь происходит лишь внутри нас самих. Она есть только в нашем сознании и наших воспоминаниях, неважно, спим мы или бодрствуем. Вот не будет у тебя сознания и памяти, не будет и жизни, понимаешь? И пускай сновидение – это такая хитрая штука в голове, которую не видит никто, кроме самого спящего, сновидение всё равно реально, как любое другое человеческое воспоминание. А ещё в сновидении может происходить что угодно…»
«Ты глупая! Глупая ящерица! – вопила краснеющая от натуги Альба, даже не пытаясь вникнуть в то, о чём говорит дедушка. – И никакие фрукты из головы не делают тебя умнее!»
«Сама ты тупица, – еле слышно бурчала Лу. – И ничего не понимаешь…»
Вот примерно в таком режиме и проходили все её дни в детском лагере. Иногда, правда, Альба ничего не говорила, а просто кидалась игрушками, гаденько хихикала вслед, наступала на недавно отросший и оттого дико чувствительный хвост или исподтишка ставила подножки на занятиях, но дедушка объяснял, что она так делает «по причине своей эмоциональной незрелости», а значит на её выходки не стоит обращать внимания.
«Тем более, она лишь человек, – говорил он. – У тебя, детка, несомненная фора перед ней. Да и перед всеми остальными здешними ребятами. У тебя не только иное тело, у тебя и разум иной. А значит это тебе в первую очередь надо учиться держать себя в руках и не вестись на разного рода провокации. Понимаешь?»
Лу понимала, однако считала подобный подход в корне несправедливым. С остальными ровесниками у неё не возникало никаких проблем, многим из них вообще было наплевать, что она не совсем человек. Дети спокойно общались с ней, играли, тренировались, вместе ели, спали и делали уроки.
Разумеется, периодами между ними случались незначительные стычки, но таково было одно из неминуемых условий взаимодействия с социумом. Они все ещё только узнавали себя, лишались наивных детских иллюзий и учились самоконтролю. Возможно, большинство из них также как и юная перерожденка уже поняли, что в этом мире все находятся примерно в равных условиях и личная неприязнь только вредит общему делу. А может быть им просто повезло с мозгами, и потому проходящие мимо лагеря проводники забирали с собой именно их, а не тупую истеричку Альбу.
Да, Лу старательно не обращала внимания на выпады, училась правильно дышать во время своих приступов ярости, уступала, уклонялась, давилась невысказанным, гасила несделанное – то есть, как выражался дедушка, «развивала моральную гибкость». Работало ли это? Нет. Она просто терпела всякое обидное и неприятное непонятно зачем вот уже целых две с половиной недели.
Однако сегодня Альба превзошла сама себя.
Неизвестно как, но пока все готовились к дневным упражнениям на координацию после пробежки и верёвочного лабиринта, она умудрилась обмазать чем-то скользким одно из средних брёвен. Разумеется, в итоге Лу, по негласной традиции занимающая снаряды первой, не удержалась, упала и расквасила себе нос. Спустить такое она уже не могла, ну и выбила мерзкой хохочущей девчонке несколько зубов. После этого её, конечно же, лишили полдника вместе с вечерней сказкой и на несколько часов поставили в угол.
Нянька порывалась вдобавок выпороть её ремнем, но Новак строго-настрого запретил это делать, мол «девочка с таким взрывным характером после физического наказания только ещё больше замкнётся в себе и окончательно озлобится, вот и что вы ей тогда сделаете? Изобьёте ещё сильнее, потом до смерти, а потом снова и снова, пока она наконец не потеряет человеческий облик и не сможет дать вам полноценный отпор?»
«Я ещё как озлоблюсь, – думала Лу, шмыгая заживающим носом в обшарпанную стену. – Зачем мы вообще живём с этими идиотами? Почему мы не можем, как раньше, остаться с дедушкой только вдвоём? Не нужна мне никакая социализация, и другие люди тоже не нужны!»
Простояв больше часа в «позорном углу», вымазав от скуки побелку своими кровавыми соплями и так в итоге не поняв, в чем, собственно, она была не права, Лу решила, что настала пора выбираться.
Путей у неё было два – изобразить искреннее раскаяние и надавить на жалость, либо попросту сбежать, как только нянька отвернётся. Второй вариант ей нравился больше, поскольку не унижал её достоинство и немного напоминал игру «вперёд, гуарака», в которую она часто играла с местной детворой. Разве что возвращаться ей в данном случае было совсем необязательно.
Ещё по прибытию в детский лагерь, Лу успела припрятать в надёжном месте свой старый рюкзак с тёплым шерстяным одеялом, складным ножом и любимой книжкой про страну чудес. Кроме того, пока остальные дети таскали с кухни конфеты, она умудрилась разжиться несколькими банками консервов и пакетом ржаных сухарей, и потому считала, что какой-никакой стратегический запас необходимой при срочной эвакуации провизии у неё имеется. Оставалось лишь раздобыть где-то воду и можно было бежать куда глаза глядят.
Разумеется, ей не очень хотелось расстраивать дедушку Новака, но в целом он ей тоже был не особенно нужен. Она воображала, как будет ночевать в пустых домах, спать, укрывшись грязной картонкой, есть что придётся, делать что захочется, а в свободное от бытовых забот время в одиночку убивать жутких монстров, и ощущала смешанное чувство, похожее на жалость к своей горькой долюшке, но также на гордость и воодушевление одновременно.
Смыться во время тихого часа из-под присмотра няни, пока та увлечённо болтала с парой сторожей и поваром, принёсшим известие о заявившихся в Сиреневый Город путниках, оказалось проще простого. Взрослые были так увлечены обсуждением «шансов группы» и возможностью «полюбоваться на процедуру перезапуска этапа с безопасного расстояния», что Лу спокойно покинула свой угол, пересекла комнату, открыла запертую на ключ дверь и, на ходу сочиняя предстоящий маршрут, никем не замеченная выскользнула на улицу.
Несмотря на свой юный возраст и отсутствие практического опыта выживания на территории междумирья в одиночку, в теории она как раз была подкована неплохо. Она понимала, что бежать вглубь буферной зоны прямо сейчас ей смысла нет, поскольку это слишком очевидный манёвр и, как только обнаружится её пропажа, туда сразу же отправят кого-то в погоню, а значит первым делом ей следует где-то затаиться, пересидеть день или два основной суматохи и затем под прикрытием сумерек тихонечко уйти городскими окраинами. В лагере ни одного действительно укромного уголка для пряток не имелось, это она знала точно после нескольких безуспешных попыток скрыться от дедушки Новака. К тому же ей было любопытно, чем именно старших так взбудоражила информация о каких-то неизвестных путниках и что за «плотоядная луна», по их словам, скоро придёт в Город. В целом, всё это звучало как очень заманчивый вызов.
«Тоже посмотрю», – решила она, вспомнив про одно заброшенное строение на холме возле самой границы Города, которое по слухам оккупировала большая стая ныгов, и куда не совались ни перерожденцы, ни даже местные мусорщики.
Ныгов Лу не боялась. Она была уверена, что, как бы много их там не было, справиться засветло с мелкими липучками ей наверняка удастся, зато в месте их обиталища её совершенно точно никто не додумается искать.
Ей повезло. Благополучно уйдя с закрытой территории лагеря через неприметную дыру в заборе и ползком преодолев хорошо просматриваемый участок земли вокруг, она всего за полчаса добежала до своего схрона, забрала припрятанные там вещи, затем в бодром темпе домчала до границы Города, продралась сквозь высоченные колючие заросли, окружающие проклятый старый дом, не с первой попытки, но высадила ногами решётку, закрывающую окно в подвал, и поднялась по наполовину разрушенной лестнице на верхний этаж.
Ныгов, не смотря на заверения старших, внутри было совсем чуть-чуть. Зато само здание находилось в аварийном состоянии и, видимо, потому про него столько врали, надеясь отпугнуть любознательных детей. Те и в безопасном-то лагере то и дело умудрялись куда-нибудь провалиться, где-нибудь застрять или любым другим способом покалечиться – что уж говорить о подобном месте.
«Жалко Альбы здесь нет, – ехидничала Лу, опасно балансируя на доске, переброшенной через зияющий провал в полу. – Тупица бы и шагу сделать не смогла, только сидела бы в углу и ныла и как обычно звала свою дурацкую маму».
Так или иначе, выбор дома казался ей сейчас исключительно удачным. Несмотря на царящую внутри разруху, он был полон переходов и запертых комнат, а значит прятаться в нём от взрослых можно было хоть до скончания веков. Плюс к тому же явные следы постороннего присутствия имелись лишь на загаженном первом этаже, зато выше на всех поверхностях лежал толстенный слой пыли, а с потолка свисала непотревоженная паутина.
Решив чуть позже поискать себе надёжное место для ночлега в какой-нибудь непримечательной каморке, Лу расположилась на одеяле возле окна в конце коридора и некоторое время просто сидела там, наслаждаясь внезапно открывшимися перед ней перспективами. Потом у неё забурчало в животе и пришлось вскрыть первую банку консервов. Она впервые делала это самостоятельно, а потому изрезала себе в процессе все пальцы, но своего в итоге всё же добилась.
«Мне понадобится нож получше, – рассуждала она, жадно поглощая самую вкусную на свете холодную фасоль из раскуроченной банки. – И топор. И ещё, наверное, винтовка. А потом надо будет научиться водить машину».
В общем, планов у неё было громадьё. Оставалось только как-то до них дотянуть, скрыться от преследователей и в идеале поскорее подрасти, чтобы ни от чьей помощи больше никогда не зависеть…
С момента побега прошло в общей сложности часа три и её уже наверняка искали. Прятаться так долго оказалось дико скучно. Утилизировав использованную консерву по всем правилам, она ещё около получаса составляла список необходимых для жизни вещей, потом читала книжку, переплетала косички, пила воду, отжималась и ходила по коридору туда-сюда, пытаясь сочинить, чем бы аккуратно отпереть ближайшую дверь, а потом наконец в Городе начался перезапуск.
Выглядел он действительно классно, почти как праздничный фейерверк в сказке про Золушку, и Лу даже успела пожалеть, что не додумалась подобраться к эпицентру поближе, хотя в целом понимала, что выбранный ею дом является идеальной в плане безопасности обзорной площадкой. Но лучше всего было то, что сейчас она делала именно то, чего хотела сама.
Это был настоящий праздник непослушания. Её никто не поучал, не стращал и не защищал, она ни от кого не зависела и потому чувствовала себя как никогда свободной, сильной и даже почти совсем взрослой.
«Я буду самым крутым проводником, – думала Лу, с восторгом глядя как гаснет квартал за кварталом, как сминаются хрупкие дома Сиреневого Города и улетают в багровое небо сорванные антенны и кондиционеры, как развеваются на ветру перекрученные связки проводов и силовых кабелей. – Я спасу кучу людей и перебью всех монстров. А потом одолею и тебя, плотоядная луна».
Пол под ней дрожал так, что было сложно устоять на ногах, двери трещали и ходили ходуном, бетонные стены будто бы накалились и в какой-то момент стало трудно дышать, но она и не думала покидать здание, чувствуя себя отважным пиратом, ведущим бригантину сквозь бушующий огненный океан.
- Лу! Детка, где ты?! – внезапно прокричал где-то в гулких недрах дома не на шутку испуганный дедушкин голос.
- Лускус! – громко и строго рявкнул ещё один и на лестнице раздались грузные шаги.
Сердце её подпрыгнуло и, сделав кувырок, на мгновение замерло.
Всё кончено.
Её выследили и теперь она до конца своей жизни будет наказана, ей придётся выслушать уйму нотаций, а затем годами мыть за всеми посуду и конечно же ей больше никогда не позволят стать настоящим проводником…
Лу бросилась в сторону от окна, пытаясь на бегу сообразить, где лучше спрятаться, безуспешно дёрнула одну дверь, другую, с размаху перескочила огромную дыру в полу, почти наощупь миновала половину задымлённого коридора и затем её поймали.
- Отпусти меня, ты, толстая скотина, – яростно забарахталась она между выпирающих из безразмерной вязаной кофты шарообразных грудей, но руки няньки сдавили её тело словно две стальные балки.
- Я нашла девчонку! Она наверху! – гаркнула тётка, пытаясь подавить сопротивление и заодно перехватить извивающуюся малявку повыше, чтобы избежать покусов. – Новак, мы наверху!
Дедушка ввалился в коридор, грязный, уставший, взволнованный, с трудом перемещаясь на тонких, отвыкших от ходьбы ногах. Его красивые белые крылья были сожжены почти до середины.
Лу ощутила лёгкий укол стыда и перестала вырываться.
- Бежим, Урса, скорее. Сейчас доберётся сюда, – выдохнул он и тётка, не выпуская свою добычу из рук, словно тяжёлый товарняк, с пыхтением понеслась вниз по содрогающейся, заполненной едким дымом лестнице.
На первом этаже разрушающегося здания их встретили двое незнакомых людей и один очень волосатый проводник.
- Нашлась наконец-то! – силясь перекричать всепроникающий низкий вой, обрадовался тот и сразу же нахмурился. – Другие пытаются увезти детей из лагеря, Зона, похоже, идёт прямо туда. Однако границы Города ведь чётко очерчены, ничего не понимаю. В любом случае, мы с вами уже не успеем вовремя добраться до лагеря, так что надо просто валить подальше.
- Новак, ты сможешь сам добежать? – деловито осведомилась няня, словно переходящий приз вручая уже не сопротивляющуюся Лу волосатому проводнику.
- Не уверен, постараюсь, но… – начал было дедушка, переминаясь на своих хрупких ногах.
- Тогда поедешь, – грубо перебила его тётка, упала на выставленные вперёд ладони и с громким хрустом вывернула колени в обратную сторону. – Запрыгивай.
- Дом разваливается! – заорал кто-то из людей, прикрывая голову от летящих сверху обломков, и они бросились наружу.
Нянька со съёжившимся на её спине дедушкой Новаком одним мощным скачком преодолела провалившееся крыльцо и врубилась в почти непроглядную жгучую мглу, в которой сплошным потоком кружился строительный мусор, арматура, осколки стекла, вырванные из земли ошмётки дёрна и огромные древесные ветви.
- Не дыши и держись крепко, – на бегу приказал Лу волосатый проводник, подбросил её повыше, и тоже резво сиганул во тьму.
Последним, что в окружающем хаосе смогла разглядеть маленькая перерожденка, был взмывающий вверх остов дома на фоне закручивающегося по спирали потока пунцового пламени, охватившего уже всё видимое пространство, и жадно сосущую бездонную пасть в самом центре неба…
В тот день спастись смогли не все. Девять из двадцати четырех детей отстали от общей группы и их накрыло огнём вместе с поваром, ещё троих развеяло в прах ударной волной, один путник просто пропал в неизвестном направлении, второй успел вовремя переродиться, другие тоже так или иначе пострадали.
А юная Лускус получила два незабываемых урока – «чрезмерная вера в собственные силы порой приводит к трагедии» и «если рискуешь собственной жизнью, не тащи за собой остальных».
- Ты совсем дебич что ли?! – перекрикивая натужное тарахтение двигателя, мерзким голосом завопил Паракон. – Как проглядел? В какую они хоть сторону ушли-то?
Не дожидаясь ответа, он газанул, просел на рыхлой ямке, слипшийся песок фонтаном брызнул из-под колеса. Трейси вильнул, уклоняясь от потока грязи, и отправился вдогонку. Позади ревела красная муть перезапускающегося этапа, Лабиринты сминались точно картонный домик, но границу с буферной зоной они уже миновали, так что, по сути, бояться было нечего. Едущий первым Паракон на полной скорости влетел в высокие заросли бурьяна, его пёстрый шлем сперва прыгал как поплавок, потом скрылся из виду.
- Ну-ка газу давай, газ крути, ёмаё! – истерил замыкающий колонну Оки, процедура перезапуска всегда пугала его до усрачки.
Трейси поднажал, занырнул в заросли и, вихляя, поскакал по влажным кочкам. Сизые колючки лупили его по рукам и ляжкам, сиденье то и дело поддавало по ягодицам, канистра с бензином громко булькала на багажной рамке, а в спину неслись непрекращающиеся матюки Оки. В общем, обстановочка была нервная. А всё потому, что он лоханулся, когда заявил, что раньше, чем через сутки возвращения пацанов ждать не стоит, и лёг покемарить.
Бурьян резко кончился широкой лужей, упирающейся в пару симметричных песчаных холмов, за которыми ржавым пауком раскорячился приёмный бункер гидравлического классификатора.
- Сайфай и Бубусь хоть с ними шли? – глухо спросил стоящий посреди лужи Паракон. – Или ты этого тоже не видел?
Его выглядывающая из шлема рожа была грязная и недовольная, густые усы топорщились будто старая растрёпанная щётка. Ещё бы, ведь они только что профукали два отличных эндурика из-за того, что на них тупо некому было ехать.
«Теперь каждый раз будет мне это припоминать, гадёныш», – скривился Трейси.
- Не видел, – сказал он, заглушил мотор и, не слезая, расстегнул поясную сумку, чтобы достать своё лекарство.
Поднимающееся солнце слепило глаза, на фоне пронзительно голубого неба плыли сбившиеся в кучку кучерявые облака, а вдали красовались сияющие белизной древесные стволы и хрупкие известняковые арки. Между ними, точно осколки битого зеркала, проблёскивала вода. У девки проводницы с её пассажирами был целый час форы, по-любому они уже засели где-то там.
- Хули вообще эти двое додиков странников к нам не привели? – добавил он и раскусил горькую дневную таблетку.
- Так может и следы вовсе не их были, а? – предположил Оки, с тихим шуршанием подруливая сбоку.
- А чьи ещё, блэт? – огрызнулся Трейси.
Паракон раздражённо потёр кулаком вспотевший лоб, отчего лицо его стало ещё грязнее.
- Ладно, чо. Куда двинем? – спросил он.
- Давай вон туда, через сиськи, за бак и напрямую, – Трейси привстал на ногах, раскачал влипший в мокрый песок мотоцикл и чуть откатился, высматривая наиболее удобную трассу для заезда. – Всё равно им пока больше идти некуда и незачем, а там вода. Вангую, они воду про запас набрать решили.
Он оглянулся на Оки, то и дело беспокойно озирающегося по сторонам.
- Ты, кстати, тоже чем-нибудь бы закинулся. Не в тему психуешь.
- У меня есть все основания психовать, бро, – ответил тот и начал с остервенением обрывать траву, намотавшуюся на заднее колесо.
Трейси сощурился и кивнул.
- Говорят, та проводница телепатка или типа того. Оно тебе надо?
Оки вздрогнул, втянул голову в плечи и шустро зашарил по карманам куртки. Телепатов он тоже боялся.
Справа завёлся Паракон и, подруливая ногой, отъехал до бурьяна, чтобы взять хороший разгон.
- Пробуй в маленькую, – посоветовал Трейси.
- Вот ты ж! – гоготнул старший, уже отпуская сцепление. – В каждой бочке затычка.
Мотоцикл рванул с места, расплескал лужу и укатился точнёхонько промеж песчаных сисек.
- Да что все дёрганные-то такие, – пожал плечами Трейси и неспешно отправился за ним следом.
Ещё три дня назад, когда в лагере кинули клич о срочном наборе группы добровольцев, готовых на свой страх и риск отправиться на выручку к какой-то непонятной проводнице, угодившей в серьёзную замуту с Высшими, он решил, что это будет довольно-таки интересное приключение. Однако по факту за всё это время не произошло ровным счётом ничего необычного, они просто сперва чего-то долго ждали, потом ехали туда, потом сюда, потом опять ждали. Все эти дни он только ел, спал, заправлялся, глотал таблетки и ехал. Нет, ну эффектное пробуждение на фоне стирающегося этапа его, конечно, немного взбодрило, однако, по сути, и оно таких усилий не стоило.
Трейси краем глаза посматривал на несущуюся по перепаханному колёсами песку длинную тень старшего и думал о том, что, наверное, ему стоило составить компанию Сайфаю и Бубусю. Хоть проконтролировал бы этих упоротышей, развеялся сам, да и узнал бы заодно, почему все вокруг так боятся каких-то там трухлявых Лабиринтов.
- Нифига вы! – его догнал сияющий словно начищенный пятак Оки. – Как вы так далеко умотали?
Похоже, он всё-таки принял свою волшебную таблетку. А может даже двойную порцию.
- Слышь, я когда с холма съезжал, чуть не расхлестался, – смеясь, сообщил он. – Прикинь, очканул, хе-хе, тупо тормоз не нашёл. Причём, я ж не дрочер, на тракторной тяге буквально спускался, туду-ду, без разгонки. А потом колесо юзом пошло, ой-ё, я аж заматерился от шока.
Трейси вздохнул и прибавил ходу.
Привычно вырвавшийся далеко вперёд Паракон на ходу привстал с сиденья и активно замахал кому-то рукой.
- Эгегей! – проорал не в меру воодушевлённый Оки.
К ним стремительно приближался комплекс выветренных известняковых гротов, насквозь простреливаемых лучами солнца, а у самой воды виднелось несколько неподвижных человеческих фигур.
- Поднажмём, пацаны! – крикнул старший.
«Красивая какая здесь всё-таки природа, – подумал Трейси, втянул ноздрями свежий солоноватый воздух и невольно сощурился от яркого света. – Тут бы лагерь на недельку разбить, позагорать голышом, искупаться…»
- Гребень, пацаны, гребень! – предупредил Паракон, и они один за другим прыгнули трамплин.
Фигуры возле гротов зашевелились и вдруг куда-то исчезли.
- Люуууди! – протяжно заголосил Оки. – Мы своиии!
«Странно, – удивился Трейси. – С ними же должны быть Сайфай и Бубусь. Или эти два клоуна там вконец обдолбались и ничего проводнице не объяснили? А может они вообще с ней не встретились? Вот же ржака будет, если это не я лоханулся со сроками, а подручные Иксаша всё профукали».
Пляж был девственно пуст.
Паракон домчал до него первым и сделал широкий круг, высматривая среди камней исчезнувших странников. Затем остановился, оглядываясь. Вид у него был недоумевающий.
- Мне ведь не привиделось, нет? – спросил он у нагнавших его парней. – Они же тут только что были?
Его мотор снова застрекотал, старший крутанулся ещё раз.
- Эй, где вы там все? – он встал, заглушил двигатель, прислушался, затем сложил ладони рупором. – Лускус! Мы ищем Лускус!
«Ну, проводники в своём репертуаре, – усмехнулся Трейси. – Вечно перестраховываются».
- Может тут пещера какая есть? – спросил он и тихонько покатился влево, поглядывая на самую крупную из скал, поросшую тощими деревцами и свисающими точно сопли лианами. – От нас тупо спрятались, зуб даю.
- Следов не видишь? – поинтересовался Паракон.
- Я тебе что, следопыт что ли? К тому же, если они тут и были, перерожденка их наверняка замела, как только нас увидела.
- Да блин! Люуууди! – как сирена завыл на другом конце пляжа неудержимый Оки.
Пещера здесь действительно имелась.
Трейси заприметил в одной из скал скрытый зарослями тёмный провал, куда вполне мог бы проехать компактный автомобиль, молча махнул рукой старшему, слез с мотоцикла, повесил шлем на зеркало, крадучись, подобрался ближе и осторожно заглянул внутрь. Разглядеть он правда ничего не успел, поскольку у самого входа в его висок сразу же упёрся дульный срез штурмовой винтовки.
Он часто заморгал, сложил губы уточкой, поднял руки и плавно уполз наружу.
- Что? Они там? – шёпотом спросил подошедший сбоку Паракон.
- Да, по ходу. Вот только нам никто не рад.
- Как это не рад?! – изумился лидер группы и сделал шаг в сторону пещеры. – Эй, мы спасательная бригада, вы чего?! От Иксаша, он…
- Идите нахрен, – перебил его тихий женский голос.
- Да в смысле? – выпучил глаза старший.
- У неё ствол, – пояснил Трейси.
Паракон опасливо отошёл и встал рядом. К ним присоединился ничего не понимающий Оки.
- И что теперь делать? – растерянно спросил лидер группы, машинально оправляя взлохмаченные бакенбарды. – Она может чего-то не понимает и ей просто надо нормально объяснить? Эй, ты же Лускус? Сайфай и Бубусь там с тобой? Сайфай, отзовись, приколист хренов!
- Сайфай и Бубусь погибли в Лабиринтах, – глухо ответила из глубины провала проводница, было похоже, что она отошла подальше.
Парни переглянулись.
- Слушайте, у меня все эти бесконечные мертвецы уже в печёнках сидят, – её голос снова приблизился. – Просто свалите, а.
С лица Трейси сползла едва зародившаяся ехидная ухмылка.
За те пять циклов, что он провёл на территории междумирья, проводники встречались ему с завидной регулярностью, но ещё ни один из них не отказывался от предлагаемой помощи. Все в этом мире знали – транзисторы не участвуют ни в каких конфликтах, не ведут себя агрессивно и вообще супер-отзывчивые душки. Да и кто вообще в здравом уме будет отказываться от бесплатной помощи? Может девчонка просто кукухой поехала?
- Тебе хоть жёсткий диск-то передали? – чуть повременив, решил уточнить старший.
- Передали. Спасибо большое. Буду орехи им колоть, – всё тем же ровным голосом отозвалась проводница.
- У неё, наверное, компа нет, – догадался Оки. – У тебя что ли компа нет? Ну точно, откуда у неё комп. И ноута даже нет? Иксаш красава, конечно, винт без компа прислал. Пацаны, а у нас есть комп?
Ему никто не ответил. Да, посылка получилась дурацкая.
- Иксаш сказал, что это очень важно для нас всех, – проговорил помрачневший Паракон. – Может вы всё-таки с нами поедите? Мы знаем короткий путь. У нас в лагере есть всё, что надо, а чего нет, в Сиреневом Городе достанем, там везде свои люди. Вас там вообще сколько?
Проводница некоторое время молчала, затем что-то еле слышно проговорила и вышла наружу. Трейси невольно выпрямился и заметил, что его компаньоны сделали то же самое. Девчонка была молодой и достаточно симпатичной.
«Вот только взгляд как у покойника…» – отметил транзистор про себя и невольно напрягся.
- Так, ну давайте разберёмся, – проводница обошла разделяющие их обломки, поднялась чуть выше и остановилась, равнодушно разглядывая стоящий неподалёку мотоцикл. – Вы на чём нас планируете везти? На этом?
Ствол её винтовки смотрел вниз, хотя указательный палец всё ещё находился в опасной близости от спускового крючка.
- Вы ведь в курсе, что через озёра на этом не проехать? Здесь есть подземный переход, но там как бы тесновато.
- Стопэ, то есть ты с нами поедешь? – обрадовался Оки. – Можешь сесть ко мне, я не против, канистра всё равно полупустая, а кофр так и вовсе выкинуть не жалко, он старый и внутри барахло одно бесполезное.
- А если в объезд? Или так слишком долго? – спросил Трейси.
- У нас есть четыре часа, – сказала проводница, напрочь игнорируя обоих. – Моим ребятам надо поспать. Потом поесть. Затем можем выдвигаться.
- Стрелять по нам не будешь? – всё ещё надеясь как-то разрядить обстановку, игриво осведомился Паракон.
- Не буду, – ответила девчонка и скользнула взглядом по его экипировке. – Но с винтовкой ещё немного пообнимаюсь, ладно? Мне с ней как-то спокойнее. Ребята, выходите, уже можно, это и правда свои.
Из тени провала выступили двое – худющий рыжеволосый парень лет двадцати трёх и зарёванная девчонка, с виду совсем ещё подросток. Он был обвешан рюкзаками и крепко сжимал в руке мачете, она зябко куталась в испачканное бежевое покрывало. У обоих были усталые серые лица и по-звериному внимательные глаза.
«Да блин, чот они совсем убитые, – подумал Трейси. – Будто с войны вернулись. Неужто это в Лабиринтах их так потрепало?»
- О! А ты тот самый рыжий пацан, из-за которого весь сыр-бор, я правильно понимаю? – Паракон шагнул было навстречу путникам, но проводница тут же преградила ему дорогу.
- Давайте договоримся, – она устало и безразлично смотрела ему в лицо, не отводя взгляда. – Вы к моим подопечным со своими вопросами не лезете, а мы в ответ ведём себя тихо, всячески вам содействуем и никаких претензий не предъявляем. Попробуем стать взаимно удобными, раз уж так надо для дела. Хорошо? Знакомиться и делиться личными историями тоже не будем, это ни к чему. У нас два рюкзака, я прорежу поклажу, но большую часть вещей выбрасывать нельзя. Надо порешать, как лучше разместить их при транспортировке, чтобы они никому не мешали. Ещё рыжему в обязательном порядке понадобится шлем, панцирь и опытный райдер. Мы двое сядем с кем угодно, я могу без защиты, но предупреждаю, я тяжёлая. И довольно-таки неприятная, если меня выбесить.
«По ходу, она старше, чем кажется, – решил Трейси, с любопытством её разглядывая. – Шрамы, тон наглый, хвост опять же вполне сформированный… Сколько раз она, интересно, перерождалась? Раза три-четыре?»
- Да, без проблем, – по-деловому сухо ответил Паракон и отступил назад, вид у него был обиженный. – К тебе, если что, по имени хоть можно обращаться?
- Можно, – кивнула проводница. – Вы сами можете делать вообще что угодно. Главное, не усложняйте мне жизнь.
Она прекрасно понимала – её битва проиграна, хоть бой ещё не завершён. В голове больше не осталось ни одной идеи. Эмоции тоже иссякли, точно кто-то перекрыл вечно подтекающий водопроводный кран. Следовать стандартному протоколу, не рассуждая, идти вперёд, выполнять простые и понятные действия – всё, чего сейчас хотела Лускус.
Уложив подопечных отсыпаться, она перебрала и рассортировала вещи, наколола щепы и срубила несколько веток потолще с растущего в стороне от гротов дерева, развела костёр, использовав в качестве растопки ненужные более чертежи метрополитена, затем прогулялась до воды, где отловила пару крупных полупрозрачных брызгунов, быстро удалила их ядовитые железы и выпотрошила. Чтобы не тратить зря время, дожидаясь, пока костёр до конца прогорит и образуются угли нужной температуры, ещё раз сходила в пещеру убедиться в том, что мотоциклисты не застрянут на входе в систему подземных ходов, затем вскарабкалась на одну из скал и долго смотрела на воду.
Притулившиеся в дальнем конце пляжа транзисторы хмуро наблюдали за её перемещениями, но не мешали и помощь свою тоже больше не предлагали. Наверное, она им разонравилась.
Идея с техно-лагерем возле Сиреневого Города в принципе была неплоха уже тем, что у рыжего имелся реальный шанс там на некоторое время затеряться, ведь недаром же это место вот уже около пяти или шести циклов подряд считалось одним из самых крупных, защищённых и успешных сообществ выживальщиков. По слухам там активно топили за науку, гоняли визитёров и порожденцев, а ещё в нём можно было без проблем отыскать себе полезное занятие или даже постоянную работу. Ну или просто пересидеть основную суматоху под защитой соратников Лектито и затем перебраться жить в лагерь поскромнее, или же циркулировать по буферным зонам до тех пор, пока не надоест и не подвернётся новый опытный проводник, способный доставить парня в целости и сохранности до Зеркальной Башни.
«Надо что ли голову ему перед отъездом забрить, – подумала она, выкладывая поверх раскалённых углей небольшие плоские камни, – а то что-то слишком многие его уже по внешнему виду узнают. Вот вроде и расстояния большие, и связь минимальная, и все вокруг такие нелюдимые…»
- Лускус, – позвал её издалека один из транзисторов. – А ты проводника по имени Декс знаешь?
Она не ответила, лишь прихлопнула ладонью один особо неудачно лёгший камень и занялась рыбой.
По песку зашуршали шаги. Лускус вздохнула.
- Ты проводника по имени Декс знаешь? – негромко повторил подошедший.
«Не отстанет ведь, пока не отвечу», – она искоса взглянула на его заляпанные засохшей грязью сапоги.
- Это который «вундеркинд»? – спросила она, не поднимая головы.
- Он самый, – подтвердил транзистор.
Лускус водрузила на камни рыбу, стряхнула с ладоней налипшую чешую и встала.
- Пересекались. И что?
- Да так, не бери в голову. Мы тут просто с пацанами поспорили, – объяснил он, но развивать свою мысль не стал.
- Понятно, – сказала она и ушла мыть руки.
Когда Лускус вернулась, доставучий транзистор уже сидел возле костра на корточках.
- Слушай, без обид, но иди к своим, а? – попросила она.
- Паракон говорит ты дофига старая.
У подошедшего были хитрые серые глаза, собранные на макушке зелёные волосы и простенький бионический протез правой руки, притянутый к большому пальцу и запястью парой эластичных резинок.
- Я дофига старая, – согласилась Лускус. – Теперь иди к своим. Тебе надо заправиться, смазать детали или что вы там обычно делаете, а мне дожарить рыбу и начинать будить подопечных.
- Ещё почти полтора часа в запасе, дай людям отдохнуть. И сама пойди приляг ненадолго, у тебя видуха как у зомби. Я рыбу покараулю.
- Тебе чего надо от меня? – прямо спросила она.
- Ничего, – он подвигал камни в костре металлическим пальцем. – Мне просто скучно. Не хочешь разговаривать, тогда так посидим. Кстати, я Трейси. Ну то есть Трейсер. Как «Крейсер» или «Крейзи», но Трейси.
Лускус скрипнула зубами и ушла к рюкзакам.
- Достаёт он тебя? – к костру приблизились другие двое транзисторов. – Бро, ну мы же договаривались.
- Я ничего плохого не делаю. Кстати, Лускус, у меня есть хорошие таблетки, помогают снять излишнее напряжение, не хочешь?
Проводница молча выложила на песок бритвенный станок, мыло и полотенце, добытые Инауро в отеле.
- А ещё я хотел сказать, что Декс сволочь и дел с ним лучше не иметь, – проговорил Трейси. – Мы с ним как-то вместе на стройке работали, он то и дело забирал оттуда хороших молодых парней и через несколько дней возвращался как ни в чём ни бывало. Уж не знаю, действительно ли он их в Башню отводил или просто прикапывал где. Мутный тип. Да он и во время работы больше мозги всем вокруг делал, чем пахал. Типа работать это «быть рабом», а трудиться значит «идти по трудному пути», а у него всё легко само собой происходит. Манипулятор сраный. Ещё бы у него легко не происходило, когда за него всё другие выполняют, а он только команды с улыбочкой раздаёт и лавры пожинает. Ты вот, Лускус, не такая и я это уважаю.
- Нет, я тоже сволочь, – сказала она и отправилась будить Инауро.
Всё оставшееся время транзисторы больше с ней не заговаривали, полностью переключившись на обсуждение технических нюансов перевозки пассажиров с багажом по узким подземным коридорам. Сонные путники съели всю рыбу, Лускус потренировалась в прицельной стрельбе по банкам, Инауро поужасался на свою новую причёску, Пикта опять о чём-то поплакала, затем они все вместе порешали, кто с кем едет, и наконец выдвинулись в направлении пещеры. И где-то до середины пути всё у них шло относительно неплохо, пока подземный коридор с мягким песчаным полом не стал трансформироваться в тесную вертикальную щель из грубо отёсанных камней.
Многократно усиленное эхом тарахтение моторов сливалось в ужасающий грохот как при сходе лавины, от выхлопных газов, не успевающих рассеяться в сыром затхлом воздухе, ощутимо падала видимость и становилось всё труднее дышать, рюкзак позади Лускус чиркал по влажным буграм. Старший то и дело подмахивал рукой, скорость движения заметно упала, едущий в середине колонны Оки начал конкретно нервничать и тормозить замыкающего, в итоге Паракон скомандовал «стоп», и все встали, одновременно заглушив движки.
- Я оглох, – сообщил Инауро и в длинной сырой теснине на несколько секунд воцарилась абсолютная тишина.
- Только не говорите, что дальше пешком, – с опаской посматривая на гнетущие тёмные стены и желтовато проблёскивающий потолок, сказал Оки.
- Ребят, мы почти добрались, – ответила Лускус, слезла с мотоцикла и, кое-как протиснувшись вдоль стены, подобралась к лидеру группы. – По моим прикидкам, тут быстрым шагом до… этого… как его… – она раздражённо пощёлкала пальцами и вздохнула, – блин, слово забыла. Ну, когда путь заканчивается.
- Выход? – подсказал издалека Трейси.
- Да. Нам до выхода осталось совсем чуть-чуть, по времени полчаса от силы. Я здесь ходила. Мы сейчас под самым глубоким местом, дальше будет место пошире, небольшой подъём и всё.
- Это очень сложный участок, я понятия не имею, проедем мы тут вообще или нет, – признался Паракон.
Трейси скрипуче поёрзал на сидении.
- Тогда давайте пёхом, но мот я не брошу, – проговорил он.
Паракон стащил с головы шлем, задумчиво взъерошил прилипшие волосы.
- Хорошо, так и поступим. Других вариантов всё равно нет, – он поглядел на Лускус. – Пойдёшь впереди, а мы за тобой следом потащимся.
- Ладно, – кивнула та, подождала, когда все перегруппируются, закинула за спину свой рюкзак и, прижимая ладонью висящую на груди винтовку, зашагала в темноту.
Весь последний час она чувствовала, как стремительно ухудшается её состояние.
Всё началось ещё перед отъездом с пляжа, когда она в первый раз забыла какое-то простое слово, но сумела быстро подобрать к нему синоним. А когда мотоколонна въехала в тёмную подземную щель, ей почудилось, будто они необъяснимым образом снова оказались на территории Лабиринтов, и едва не соскочила на ходу. Видимо, отравленный «Битумом» организм всё-таки начал потихоньку сдавать. А может быть, виной тому был банальный недосып, но Лускус всё равно незаметно вытащила из рюкзака свёрнутый в тугую трубочку исцеляющий ведьминский свиток и затолкала его себе под футболку, планируя при первом же удобном случае им воспользоваться. За последние сутки она делала так уже несколько раз и, возможно, только поэтому ещё держалась на ногах.
За спиной что-то тихо обсуждали Инауро и старший транзистор. Лускус их не прерывала и даже не фокусировалась на том, что они говорят, хотя первоначально планировала максимально оградить путника от нежелательной, на её взгляд, информации из внешнего мира.
Их неторопливый говор сливался с шуршанием шин и эхом шагов и в этой мозаике звуков ей вдруг начал слышаться шелест древесных крон на прохладном ветру. Она почти физически ощутила тонкий запах влажной листвы, старой древесины и цветущей воды и до мельчайших подробностей вспомнила свой первый день на территории междумирья. Вспомнила как точно так же, как сейчас, брела куда-то в кромешной мгле, исследуя окружающее пространство наощупь, как солнечный свет, которого она не видела, обжигал её чувствительную кожу, как хлюпала под ногами податливая земля, как страшно ей тогда было… маленькой и одинокой – в тишине.
В тишине.
Проводница вздрогнула и вскинула голову. Разговоров за спиной больше слышно не было, шагов тоже.
Кто-то осторожно коснулся её плеча, она обернулась и поняла, что слишком хорошо различает осунувшееся лицо догнавшего её Инауро. Тот смотрел мимо неё куда-то вперёд.
Вокруг стало намного светлее чем прежде, узкие стены в этом месте резко расходились в разные стороны, образуя достаточно широкую подземную залу. В самом центре неё, омываемый струящимися с потолка лучами солнечного света стоял каменный колодец с поросшим мхом дощатым домиком-крышей. Возле него спиной к вошедшим сидело, сосредоточенно слизывая влагу с мокрых камней, неизвестное крылатое существо, отдалённо похожее на не в меру крупную птицу-падальщика.
Лускус тряхнула головой, сгоняя с себя ватное оцепенение, обернулась к сопровождающим, быстро приложила палец к губам, затем сделала три шага назад и знаком подманила к себе Паракона.
- Там колодец, которого прежде не было, и какая-то тварь, – зашептала она ему на ухо. – Нам надо пройти мимо неё.
Проводница указала на темнеющий метрах в десяти впереди выход.
- Передай парням, чтобы шли тихо, насколько это в принципе возможно, мои подопечные помогут по мере сил. Я всё так же буду впереди и прикрою, пока все не пройдут. Ты меня понял?
Старший медленно кивнул. Лускус перевела взгляд на Инауро, сказала одними губами «осторожнее», показала жестом что-то типа «я пошла», развернулась и, крадучись, зашагала вдоль стены, стараясь не попадать в круг света.
Нет, это определенно был не падальщик. Тварь лишь напоминала знакомую всем местным птицу, однако её оперение насыщенного синего цвета переливалось и искрило, будто наэлектризованная синтетика, на сложенных крыльях и пышном хвосте виднелись узоры в виде изображений небесных светил со звездами, лапы заканчивались подобием худых человеческих кистей, а на покатой голове сияла округлая как нимб корона с россыпью разноцветных камней.
«Неужели опять союзник?» – с какой-то отстранённой тоской подумала проводница.
На вошедших тварь не реагировала, и Лускус уже было решила, что им удастся по-тихому проскочить, когда чудо-птица вдруг развернула голову на сто восемьдесят градусов, и они увидели под короной небольшое, будто бы кукольное личико с капризно поджатыми пухлыми губками. Тварь нахмурилась, шумно взмахнула двумя комплектами крыльев, подняв с пола облако каменной пыли, открыла рот и оглушительно завизжала.
Проводница наморщилась, вскинула винтовку, но так и не выстрелила. Высоко подпрыгивая на тонких жилистых лапах, чудо-птица сместилась на метр влево и замерла, уставившись на скрытую в тени Лускус.
- Это вы пришли, мои странники? – спросила она неожиданно приятным женским голосом. – Не ждала я вас раньше времени.
Затем она разглядела направленный на неё ствол, сдержанно улыбнулась и наклонила голову на бок.
- Не страшись меня, славна девонька. Знаю всё, что тут приключилося. Я не ворог вам, я с известьицем.
Проводница машинально покосилась на темнеющийся неподалёку выход из пещеры, стряхнула на пол рюкзак и выступила на два шага вперёд.
- Ребят, я понятия не имею, кто это, – холодно проговорила она. – Но, полагаю, нам сейчас представятся.
Высшая иронично скривилась и, подлетев, присела на краю колодца.
- Хумаюн я есть, птица вещая, – заявила она, горделиво выпячивая украшенную золотистыми звёздами грудь. – Волю божию, да их весть несу. Не сокрою я то, что ведаю. Я сидела тут вот на камушке, песню пела я да гостей ждала. Рассказать мне вам очень надобно то, что было, есть, и что сбудется.
Она аккуратно сложила свои ручки, причмокнула губами, шумно вдохнула и заговорила речитативом.
- Прежде было у нас славно времечко, благоденствие, возвышение, – зрачки её глаз резко расширились, а голос стал глубоким, объёмным, почти выпуклым. – Ну и вдруг пришло к нам бесславие, и бесчестие, и безвременье. А виной тому слово лишнее. Слово лишнее, слово страшное…
Воздух в пещере наполнился еле слышным перезвоном, и из птицы во все стороны полезли полупрозрачные завитушки в виде синих и красных цветочных узоров. Набухшие почки разворачивались тонкими листьями, бутоны выстреливали соцветиями, вокруг них колебались потревоженные частички пыли в световых столбах.
Лускус запоздало вспомнила про палец на спусковом крючке, но нажать не смогла, ощущая, как слабеет и в то же время деревенеет её тело. Оно её больше не слушалось, повинуясь лишь вибрации, испускаемой голосом птицы Хумаюн. Кисть правой руки уже жила отдельной жизнью, кончики пальцев удлинялись короткими толчками, свивались друг с другом, на мизинце раскрылся крошечный красный цветок.
- Ждут нас вскорости годы крайние, годы тяжкие, потрусливые, – пел баюкающий голос, не похожий больше ни на женский, ни на человеческий вообще. – Станет день как ночь. Сон без отдыха. Завернётся круг об земную ось, и материя заколеблется!
Зрачки Высшей заполнили всю небесно-голубую радужку и испустили нестерпимо яркий пульсирующий свет, будто два стробоскопа. По каменной зале поплыли скользящие неоновые всполохи, смешиваясь с вязкими сизыми тенями. В мозгу Лускус что-то звонко щёлкнуло, и она будто бы на мгновение увидела происходящее со стороны – своё похожее на плавящийся воск лицо, истончающиеся ноги Пикты, прорастающие сквозь камни, раздвигающиеся будто прутья птичьей клетки рёбра Инауро, чёрную землю, белый как снег камень с глубокой трещиной, свивающихся червей, сверхъестественный огонь в небесах...
«Я лоханулась», – решила она и едва успела заметить, как из ужасающего месива, заполнившего всё видимое пространство, соткалась небольшая механическая рука с зажатым в ней гаечным ключом.
Послышался глухой звук удара, на торжествующем румяном лице Высшей промелькнуло выражение неподдельного удивления, она испустила сиплый вздох и камнем рухнула в колодец. Вместе с ней туда же утянуло цепочкой и ужасные эфемерные видения, и морочные завитушки с цветочками. Неоновые всполохи в последний раз крутанулись и растворились, проявляя тёмный силуэт стоящего в центре залы Трейси.
- Чума, – сказал он. – Кажись, я только что грохнул союзника.
За спиной проводницы послышался тихий стон и Паракон едва успел подхватить завалившуюся без чувств Пикту. Лускус качнулась, словно поломанный робот на подгибающихся ногах дошагала до колодца и, опасно перегнувшись через край, заглянула внутрь, но увидела лишь кучку плавающих на поверхности воды перьев.
- Ааа! Охренеть! Красава! – восторженно заорал Оки и чуть не уронил свой мот.
- Трейси союзника грохнул! – в унисон ему закричал Паракон и сдавил в объятиях обмякшую Пикту.
- Я грохнул! – взвыл Трейси, победоносно потрясая в воздухе гаечным ключом.
- Капец, – шепнула Лускус и мягко сползла вниз.
- Что это было вообще? – ошалело спросил Инауро, отлипая от стены пещеры.
На лице Трейси расплывалась глупая, но совершенно счастливая улыбка.
- Я грохнул союзника, поц, – повторил он.
Из колодца донёсся слабый всплеск. Лускус подскочила и, целясь, склонилась над шахтой колодца.
Очухавшаяся чудо-птица с повисшими как сосульки перьями болталась у самой кромки воды на небольшом каменном выступе, держась за него соскальзывающими пальцами.
- Уж простите вы, люди добрые, – она смущённо улыбалась. – Увлеклася я мыслеобразом, позабыла я силу слов своих. Не вредите мне, ну пожалуйста.
Проводница молча тюкнула её стволом в темечко. Тварь сорвалась в воду и закачалась на поверхности, растопырив разукрашенные крылья.
- Не со злом я к вам заявилася, – вид у неё стал совсем несчастный. – Я не стану так делать более.
- Дай-ка я ей ещё разок вмажу, – злобно процедил нарисовавшийся рядом Трейси. – Мне её фокусы нипочём.
Хумаюн пискнула и зажмурилась.
- Погоди, – угрюмо сказала Лускус.
- Родилася ты да под трубами и росла в огне с копья вскормлена, – заискивающе глядя проводнице в лицо, затараторила чудо-птица. – Все пути тебе давно ведомы, тетивой тугой ты натянута, скачешь по полю волком сереньким…
- Да хорош уже трепаться, ты чего хотела вообще? – Лускус бросила короткий взгляд на воинственного Трейси и отрицательно помотала головой. – Про апокалипсис будешь нам рассказывать? Так мы о нём как бы в курсе.
- Прямиком с небес я к вам послана, – печально забормотала Высшая, елозя тощими ручками по мокрым камням в попытке уцепиться. – Тайну надобно вам узнать о вас, вы замешаны в лютой ереси. И про бел-горюч дивный камушек, что от всех сокрыт, надо мне сказать.
- В чём, в чём мы замешаны?
- В смуте, происках, мятеже и восстании. Мир подёрнулся тьмою чёрною, и войной идёт брат на братика. По земле сырой течёт реченька, а водичка в ней вся слезовая, а в той реченьке струйка малая, струйка малая да кровавая.
- Так, – перебила её Лускус. – Это мы тоже уже слышали. Ты же сказала, что у тебя есть новости.
Она отступила на полшага вбок, продолжая целиться в голову Хумаюн.
- Ладно. Даю тебе последний шанс, вылазь.
Птица закивала и, опасливо косясь на хмурого Трейси, неуклюже выбралась наружу.
- Давай обо всём по порядку, но без лишней воды. Ок, конец света на подходе, всё плохо, это понятно. Лучше скажи, можно этот дурдом как-то остановить?
Высшая округлила глаза, будто бы удивляясь её несообразительности.
- Тьмой кромешною прежде был весь мир, – медленно, акцентируя на каждом слове, начала она. – Был во тьме лишь Род - прародитель наш. Род - родник всего, он отец богов. Был вначале Род заключён в яйце, был он семенем не пророщенным, был он почкою нераскрывшейся. Но пришёл конец заточению, порвалось яйцо силою любви и любовью мир вмиг наполнился. Долго Род страдал, долго тужился. И родил затем всё небесное, а под ним родил поднебесное, а прослоечку взрезал радугой.
- Какой-то бред, – тихо сказал Паракон.
- А я, похоже, наоборот, начинаю понимать нашу чудо-юдо птицу, – хмыкнула Лускус, опустила винтовку и отошла к Инауро. – Она транслирует всё тот же космогонический миф, о котором я недавно рассказывала.
Проводница снова обернулась к Хумаюн.
- Эту часть с рождением миров можешь пропустить. Не актуально. Мы примерно в курсе, что там у вас и к чему, а ещё мы знаем про божественных братьев, про темницу, про золотой ключик и, естественно, про всемогущего чувака с огненными глазами, который всю эту неприятную историю замутил…
Высшая недоумевающе заверещала и захлопала крыльями.
- Это кто же вам о таком сказал? Это кривда всё, зелье горькое. Юж бы сам не смог, это Нежити. Он «чувак» простой, из низверженных. Род-отец его в нижний мир прогнал, но нашёл там юж тропку тайную, просочился в навь и бесчинствует.
Она порывисто вздохнула и нарисованные звёзды на её груди блеснули золотом.
- Коли дать ему той возможности, задрожит земля, вместо гор вокруг станут пропасти, бури вспенятся, море высохнет, будет небо медь и земля как сталь. И пойдет кругом гром и молния, глад, и град, и лёд, стужа лютая, и огонь палящ, и великий мор. И появятся люди страшные, люди злобные да без жалости, волоса у них до сырой земли, много рук у них, зубы вострые. Стоит лишь раскрыть в иномирье гроб.
- Гроб, гроб, кладбище, – не удержался молчавший до поры Оки, но его компаньоны на него зашикали, и он с виноватым видом заткнулся.
- Ты задолбала уже вконец своими стишками, курица ты коронованная, – устало наморщилась Лускус. – Я тебя уверяю, хрена с два ваш низверженный доберётся до Инауро и вскроет Шагающий Монолит с древним маньяком внутри. Так своему начальству и передай, я сдохну, но не дам этому случиться.
- Всё рождённое свою смерть несёт, – загадочно вращая глазами изрекла Хумаюн. – То не дождь дождит, слезы капают. То не вой стоит, запеклись уста. Душа пламенем искорёжена. В царстве пекельном пополнение.
- Это пророчество или угроза? – мрачно спросил Инауро.
Лускус посмотрела на него, на чудо-птицу, бессильно уронила голову и некоторое время молча тёрла лоб.
- Ладно, – сказала она и снова подняла глаза на Высшую. – Что ты предлагаешь?
Высшая снова вздохнула, сложила тонкие пальцы на лапах в замок и потупилась.
- Камень бел-горюч все ответы даст, – тихо заговорила она. – Есть на камне том высоченный дуб. На ветвях его гнёзда птицы вьют, а в корнях его яйца змей лежат. И растет тот дуб вверх кореньями, а ветвями он вниз корячится. Сквозь три мира враз прорастает он. По нему любой может двигаться.
Пухлые, будто бы приклеенные губы её дрогнули и Хумаюн доверительно посмотрела проводнице в глаза.
- Не пускай врага ты на небеса, воздадим тебе за службу сторицей.
В пещере повисла гнетущая тишина.
- Вот даже не догадывался, что у проводников такая насыщенная жизнь, – задумчиво произнёс Трейси. – Думал, вы типа опытных таксистов, знающих хитрые объездные маршруты.
Лускус качнула головой.
- Я раньше тоже ни о чём таком не подозревала. А теперь мне предстоит влезть в великую битву богов, чтобы тот, кого когда-то из рая вышвырнули, обратно не попал. Прикинь, да? А ещё я не должна позволить ему использовать рыжего в качестве ключа, потому что иначе он откроет древнюю тюрьму с древним чудовищем, которое покажет нам всем кузькину мать. Я, изуродованный человек без сверхспособностей и магических навыков, который даже с альфой мусорщиков не факт, что справится. Но если я всё-таки непонятно как смогу победить всех этих невероятных монстров, то мне за это что-то дадут. Однако скорей всего в итоге я просто помру каким-то пренеприятным образом.
Она оглянулась на Хумаюн.
- Я всё правильно поняла?
Высшая молчала, глядя на Лускус своими огромными небесно-голубыми глазами. Проводница коротко кивнула, подняла с пола пещеры рюкзак, закинула его за плечо и, спотыкаясь, поплелась к выходу.
- То не дождь дождит… плачет, бедная, – еле слышно сказала ей вслед вещая птица и поёжилась.
Свидетельство о публикации №224011700982