Кольцо Саладина, ч 4. Последнее воскресенье, 20

КНЯЗЬ
Так и не поехала она ко мне. А я больше не стал просить. Ни шутя, ни всерьёз. После того, что я нашёл в коридоре, когда ходил по её следам, мне вообще много чего расхотелось.
Мы сидели во дворе на сырой скамейке, она – у меня на коленях, маленькая, любимая, до боли беззащитная, оттирала свои перемазанные ладошки, жаловалась, храбро уверяла, что хотела меня спасти… М-да…
Что делать дальше, было категорически непонятно. Отчётливое чувство было одно: не отпускать от себя. Никуда. Если я повезу её к себе, ей придётся утром ехать на работу одной: именно на завтра, на восемь утра, как никогда, у нас был назначен важный прогон. Отпрашиваться у Вероники – получить кучу презрения в свой адрес и сорвать вообще-то многое – люди приедут специально до работы, у всех очень плотный график перед праздниками.

То есть, самым правильным сейчас было отправить её домой. Доверить Татке. Потому что сам я сейчас становился не самым надёжным попутчиком. Учитывая мою встречу и мою находку… Находка лежала во внутреннем кармане куртки, маленькая и зловещая и, казалось, жгла кожу через ткань. Но я понимал, что это моё разбушевавшееся воображение. Воображение мне сейчас мешало, надо было мыслить здраво и конкретно. Например, что делать завтра. Что делать послезавтра. Что делать, когда я уеду, а она останется одна со своей чумовой Таткой...
Сейчас её нужно было накормить и потом бы куда-нибудь запереть. На неделю. Или на месяц – до моего возвращения с фестиваля. А лучше всего взять её с собой на фестиваль. Нет, на фестивале я буду занят, там ещё хуже: толпы, пьянки, ночные гулянки…
Она посмотрела на меня непонимающими глазами, и я понял, что выгляжу сейчас непривычно, даже подозрительно. Я через силу улыбнулся. Сверток в кармане я всё время чувствовал, газеты там было наверчено с избытком, но это было необходимо, чтобы не было так страшно. Завернуть в свой платок я даже и помыслить не мог. Спустился вниз, открыл первый попавшийся почтовый ящик, вытащил газету - это были «Московские новости» на французском языке – извлёк центральный разворот, газету вернул на место, а находку хорошенько запаковал. С большей, чем надо тщательностью – словно стараясь забыть, как она выглядит.
И в этот момент я услышал её крики.
Всё остальное было дело нескольких минут – я только удивился, что у дома был ещё, оказывается, внутренний дворик – я был уверен, что дом выходит наружной стеной только в переулок. Значит, не только в переулок… Или у него есть ещё какая-то дополнительная стена?..

В общем, пока мы находились в пятиэтажке, я был полностью занят своей озабоченностью. Я думал, как теперь жить и что делать.
Всё сводилось к одному: не спускать с неё глаз. Можно было ещё вознести молитву каким-нибудь штатным ангелам. И я попытался это сделать, пока моя пани расспрашивала жиличку в квартире.
Это потом я немного отвлёкся, когда мы шли по улице к «Лабиринту» и вспоминали сон про белых коней. Я пытался совместить дикость этих сновидений с дикостью сегодняшних моментов. Мне казалось, что есть какая-то связь – такая же дикая и фантасмагорическая.

Остаток дня прошёл почти прекрасно. Может, ангелы меня послушались. Может, сказался плотный ужин. Еда всегда сообщала мне равновесие и здравомыслие. К моему удовольствию, моя пани не отнекивалась, не отвлекалась от блюд, не отодвигала еду в мою пользу, а смела всё, что я заказал – и первое, и второе, и десерт. Это был хороший знак. И курить она со мной не стала, и это мне тоже понравилось.
Мы успели многое обсудить. Сон про белых лошадей – который был у нас общим. Кепку – история с Кепкой была лично моей, и я всей душой желал, чтобы она и не стала общей. Ювелира, которому девчонки сегодня звонили несколько раз и так и не дозвонились. И даже работу кольца в безвоздушном пространстве. Я изо всех сил старался не выглядеть встревоженным, и это мне, вроде, удавалось.

Из «Лабиринта» я вышел частично успокоенный, но всё равно старательно следил по сторонам и крепко держал её за руку. Мы сделали ещё одну попытку позвонить ювелиру – из автомата – и нам опять не ответили. И это было уже немного странным: время было позднее, люди должны бы находиться дома. Как минимум, бабушка. Может, она уже легла спать? Ходила целый день по вернисажам, пришла, напилась чаю с вареньем и завалилась отдыхать. Внучка Маша тусит с друзьями, сам ювелир – у себя в лаборатории, может, и ночует там. В общем, мы договорились звонить в квартиру ювелира завтра с утра
Я довёл её до самой двери и хорошенько обглядел напоследок саму дверь. Сдал свою драгоценную спутницу Татке на руки, и мы втроём ещё немножко обсудили, кому и когда звонить ювелиру.
Я поцеловал её на прощанье нежнее, чем обычно. И, наверное, тревожнее, чем обычно. Вышел из общаги, пересчитал наличность. Подумал немного, щурясь на свет фонарей - и взял такси.
И поехал на Трубниковский.
Возможно, зря. Но я терпеть не мог чего-то не знать до конца, а вместо этого надеяться на лучшее.

Такси я не отпустил. Сказал шефу, что заберу книгу и вернусь быстро. На самом деле, я зашёл только во двор - посмотреть то, что мне было нужно.
Как я и думал, никакого чёрного хода я не обнаружил. Не было его. Ворота были. Но совсем другие. И стояли они не так, и выходили не туда. И не было никакой черной лестницы и никакой дополнительной стены. И не было никакого внутреннего двора, откуда я вытаскивал через кусты свою Белку.  Был ещё один вход, но выходил он мирно во двор и был вполне обжитым. Я заглянул в него – обычный подъезд. Двери, почтовые ящики. Что и требовалось доказать.
Больше мне тут делать было нечего. Я пощупал за пазухой свёрток. С минуту боролся с желанием выбросить его тут и уйти, но пересилил себя. Вернулся в машину, сел и велел шофёру ехать на Юго-Западную.
Да, я поехал домой, к Норе. Захотелось после сегодняшнего дня не пустого холостяцкого обиталища, а чего-то привычного и родного. И уютного.

                *     *     *

В квартире было пусто. Но пахло жильём и, действительно, уютом. Каким-то какао пахло, духами тонкими – в общем, женским, тёплым, мирным.
Я вытащил свёрток, развернул, положил на кухонный стол. Напился воды из-под крана, потом сел и задумался, глядя на газету.
Только при очень богатой фантазии это можно было назвать зонтиком. Но я узнал его по мелким клочкам ткани, оставшимся от былого великолепия. Было такое впечатление, что его грызло и рвало какое-то гигантское животное. Хищник. И судя по обожжённым краям ткани – огнедышащий. Огнедышащий тигр. Или огнедышащий лев. Или просто дракон. Причём, ткань он почти всю сожрал. Но это было не самое главное. Самым главным было то, что этот огнедышащий лев умудрился как-то уменьшить этот зонтик раза в три. Словно его сунули в какой-то пресс и сдавили, стиснули по всем сторонам. А предварительно, конечно, разогрели – иначе он не уменьшился бы, а сломался. Какое-то время я пытался представить себе технологии такого масштаба и такой мощности и вписать их в реалии дома на Трубниковском. И вообще в какие-то современные технические реалии нашего времени – например, заводские. С реалиями у меня ничего не получилось, жизнь становилась всё интересней, я закурил и положил ноги на стол.

В этой позе и застала меня Нора, появившаяся дома очень кстати. Я курил уже вторую сигарету, и она тут же обрадованно присоединилась. Я снял ноги со стола и включил чайник.
- Это что? – поинтересовалась Нора, кивнув на стол.
- А как ты думаешь? – спросил я философски.
- Я думаю, это бывший зонтик, - в тон мне ответила Нора. – Это зонтик после попадания в эпицентр ядерного взрыва.
- Очень может быть, - задумчиво проговорил я.
- А где ты его взял?
- В одном доме, - сказал я.
- В королевстве лилипутов? – спросила Нора, вглядываясь.
- Очень может быть, - повторил я. – Это зонтик Белки. Бывший.
- Белка – королева лилипутов? – Нора подняла бровь. – Бывшая?
- Очень может быть, - сказал я в третий раз.
- Чеслав, хорош интриговать, - сказала Нора. – Получишь у меня. Где ты это взял?
- В одном коридоре, - сказал я. - Не поверишь. Шёл-шёл и наткнулся.
- А кто его грыз? Не ты?
- Я похож на человека, который грызёт зонтики? – с интересом спросил я. - Вообще-то, я на нём поскользнулся.
- Я и смотрю, он весь покоцанный, - сказала Нора, шевеля зонтик черенком ножа, словно это было какое-то невиданное дохлое насекомое.
- Я мог только помять, - сказал я. – А вот так оплавить спицы несколько штук в одну – точно не мог. И ткань я мог порвать зубами с голодухи – если тебе уж так хочется этой картины. Но обжечь её вот так не смог бы.
- Это да, - сказала Нора, осторожно перекатывая зонтик по газете. – Я сначала подумала, что он игрушечный. Кукольный.
- Да, похоже, - сказал я. - Причём, заметь, он оплавлен, но на нём нет ни грамма копоти.
- Ацетилен? - сказала Нора.
- Всё может быть, - сказал я. – Слушай, Норхен, ты не знаешь, куда мы ввязались?
- Куда ввязались вы – понятия не имею. А вот куда ввязалась я – я тебе рассказывала.
- У тебя что-нибудь изменилось? – спросил я, помолчав.
- В худшую сторону, - сказала Нора без улыбки.
- Прекрасно, - сказал я и посмотрел в потолок, слегка затянутый клубами нашего дыма. - Что происходит в жизни, ты не знаешь? – я посмотрел на неё одним глазом. – У меня такое ощущение, что что-то назревает. И мне почему-то кажется, что ты знаешь больше, чем я.
- Возможно, - сказала Нора. – Дальше что?
- Ну, просто, если ты что-то знаешь и молчишь, оставляя меня в дураках – это как-то не по дружбе, леди.
- Если бы тебя что-то касалось, - сказала Нора, - ты бы первый об этом узнал.
- Ага, - сказал я. – То есть, ты знаешь что-то важное, но при этом меня это не касается. А кого это тогда касается? Может, страны?
- Может, - сказала Нора. – Но мне сейчас наплевать на всё. Речь идёт о жизни человека.
Я погасил сигарету в пепельнице и встал за чаем. Достал чашки, нашел остатки лимона, заварил гостиничные пакетики, которые всегда были у Норы в доме.
Нора курила, не проронив ни слова.
- Давай по-честному, - сказал я, садясь и с наслаждением отхлёбывая чай. – От тебя зависит, будет жив этот человек или нет?
- Нет, конечно, - сказала Нора. – Кто я такая, чтобы вершить судьбы. Я мелкая сошка, винтик. Но я случайно узнала. Нет, не узнала. Вот именно что не узнала. Поняла. Догадалась. А вот сегодня убедилась, что правильно догадалась.
- Опасно, - сказал я. – Все может быть не так. Ты не догадалась, а тебе дали возможность догадаться. Разрешили догадаться. И теперь смотрят, какие твои шаги. Норхен, тебе грозит опасность. Японский городовой, всем вокруг меня грозит опасность. И именно в этот момент мне приходится уезжать чёрт знает куда, чтобы потанцевать. Нормально так?
- Параноик, - сказала Нора. – Начитался детективов. У нас сегодня зефир в буфете был.
Она достала из сумочки две симпатичные упаковки, положила на стол – подальше от газеты.
- Одну девчонкам отнесу, - предупредил я.
- Конечно, - кивнула Нора. – В общем, так. Я не могу сказать тебе всего и не надо, это не твоё дело. Но у меня есть маленький шанс. Через пару дней решится, будет отсрочка или нет. Если она будет, то долгая, месяц или больше. И за это время, может, я что-то придумаю. Не знаешь, кому надо помолиться насчёт отсрочки?
- Ангелам, - сказал я убеждённо. – Крепкие ребята. Сегодня меня выручили.
- Ну-ну, - усмехнулась Нора. – Знаю я этих ангелов. Сначала вот такое устраивают, - она кивнула на газету, - а потом отсрочки дают. А сами сидят, ухмыляются.
- Ничего, - сказал я. - Когда мы будем ангелами, за всё отыграемся. У тебя зонтик лишний есть?
- Хочешь провести ещё один эксперимент? – усмехнулась Нора.
- Белка осталась без зонтика.
- Найдём, - сказала Нора. – Мне ж чаевые платят зонтиками. Пошли.
Мы пошли в комнату, Нора вытащила из шкафа пакет, размотала его и положила передо мной четыре зонтика. Один был мужской, чёрный, три женские, весёленькие.
- Мне нужно в тридцать два сложения, - сказал я. – Я обещал в тридцать два.
- Ты уже один сложил в тридцать два, - буркнула Нора, и я засмеялся. Что-то в этой шутке было забавное. - Тебя бы самого в тридцать два раза сложить, - проворчала она. – Чтобы не лез, куда не надо. У неё синяя сумочка, бери синий. Только проверь хорошенько.
- Неужели я похож на человека, который лезет, куда не надо, - эпически произнёс я, открывая зонт. Зонт был красивого василькового цвета с Эйфелевой башней на одном из сегментов. Белке понравится.
- Всё, я спать, - пробормотала Нора. - Уже падаю. Мне завтра к восьми.
- А можно я с вами, леди? – я закрыл зонт. – Я тоже падаю. У меня был трудный день. И завтра тоже к восьми.
- Надеюсь, мы никуда не сорвёмся среди ночи, как в прошлый раз, - поинтересовалась Нора, и я опять засмеялся. Напряжение отпустило меня, Нора, как всегда, действовала на меня гармонизирующе.
- Одеяло только возьми, - она кивнула на шкаф. – Чур я в ванную.

Она отправилась в ванную, а я заглянул в кухню, прикидывая, куда деть нашу ценную находку. Она сиротливо лежала на газете, и мне показалось, что она стала ещё меньше, чем была. Но голова моя уже совершенно не была способна на аналитическую работу. Меньше так меньше, завтра разберёмся... Я свернул измятую газету и засунул свёрток на нижнюю полку шкафа.
Когда я пришёл в комнату, Нора полулежала на диване и заводила будильник.
- Спасибо тебе, что пришёл. А то бы я тут повесилась с тоски, - сказала она, гася розовую луну и отворачиваясь уютно на своей половине дивана. – Но только попробуй меня лапать во сне, убью.
- Слушай, я похож на человека, который лапает во сне работников московского «Интуриста»? – пробормотал я сонно, умащиваясь под душистым одеялом.
- Похож, - пробормотала Нора сонно.