Pro маму часть 3

   "Папа, мама, я - спортивная семья" - это про нас! Минус мой брат, он пош;л другим пут;м. Мама короткое время с мая по октябрь 1956 года поработала комендантом в ДСО Трудовые Резервы. Вполне возможно, что именно тогда Вова всерьёз занялся футболом. Во время службы в армии в ЗГВ он играл в футбол, объездил всю ГДР, благо воинских частей было много, да и с немцами играли. У него не было ногтей на пальцах ног, специально выведены, чтобы не мешали. Дружил с Эвальдом Аламом, они с Вовой одногодки, но Эвальд поиграл в Зените, а Вова нет. Я тоже полюбила футбол, как болельщик. Девчонкой с братом ездили на футбол в Зенитовском автобусе. А ещё брат дружил со старшим Набутовым, ходили в баню, он его приглашал на ТВ встречи с болельщиками. Через Зенит Вова мне достал тренировочный костюм, такого цвета и такого качества, какого в Ленинграде, а может и в СССР  у простых смертных не было))) А для меня долгое время спортивные шмотки были намного важней, чем обычная одежда.

   До моих 16 лет мы с папой, если он не был на работе, делали зарядку по радио в 7 утра и, насколько я знаю, в СССР это было обычное начало дня. А.К. очень любил велосипед, а мы с мамой совсем не любили, отец меня с огромным трудом научил кататься на велосипеде, причём на своём огромном мужском, в процессе здорово разбилась. Но пришлось посидеть в седле, даже поучаствовать в шоссейных гонках. Мама мне передала странные слова отца: "Если бы ты ездила на велосипеде, мы бы не развелись!" Но вот обычные лыжи были любимым занятием всех троих. Происходило это в Володарке, опять же когда позволял папин график. Это был ритуал. Как приезжали, сразу вставали на лыжи, которые там же и хранились. Мне было пять лет, я ещё каталась в валеночках. Мы невероятно долго ехали, я, конечно, ныла. Но  знала, что мучения в конце концов закончатся и будет привал в одном и том же месте, где мы посидим, попьём горячего чая из термоса и поедим вкуснейшие бутерброды и что-нибудь сладкое, а папа разведёт  костерок. Обратный путь казался очень коротким и лёгким. А у тёти Нюры нас неизменно ждали густые кислые щи, я, обомлевшая от усталости, вкусной еды, была счастлива. Отец с дядей Федей обязательно выпивали, у т;ти Нюры наверняка был свой самогон. Фёдор Егорович всегда доставал со шкафа гармошку и несмотря на отсутствие некоторых пальцев, вполне прилично музицировал. Пели: "Вот кто-то с горочки спустился, наверно милый мой идёт, на нём защитна гимнастёрка, она с ума меня сведёт". Никогда, даже выпивши, Фёдор Егорович не вспоминал Колыму, плен, вообще войну. Они с моим отцом  дружили. А вот отношения с моей мамой резко прекратились, когда дядя Федя стал свидетелем на папиной второй свадьбе. Но, когда он овдовел, сошёл с ума, оказался в дурдоме, мама его навещала, ей говорили, что он тихий, можно его забрать, но это было совершенно  нереально.

   Мама любила коньки, папа вообще не умел, мы его научили, процесс обучения был такой же тяжелый, как меня на велосипеде. По вечерам после работы ездили на трамвае к Нарвским воротам на стадион Кировского завода кататься на  хоккейках, я носилась как угорелая. Детские тренеры посещали городские катки, высматривая будущих чемпионов. Так я на несколько лет связалась с тяжелейшим видом спорта: беговыми коньками и стала уже сама два раза в неделю ездить на стадион Динамо, где был лучший стандартный спортивный каток. Мама говорила, что когда я засыпала , одеяло ходуном ходило,  я во сне продолжала бег на коньках по четырёхсотметровому овалу. Посчастливилось заниматься у чемпионки мира Селиховой, Лидия Матвеевна возлагала на меня определённые надежды, точила мне коньки. Но ничего не вышло, часто падала на виражах, на большой скорости теряла управление телом. Но только не за рулём автомобиля, там было всё в порядке. Со мной вместе катались Степанская и Статкевич, они достигли всего!До 18 лет к лыжам относилась как к развлечению, конечно в школе была чемпионкой. Коньки забросила абсолютно, на массовых катках кататься на беговых коньках запрещено, другие себе не представляла. Зато лыжи стали моим главным спортивным увлечением на долгие годы, после перелома позвоночника плавно перетекли в скандинавскую ходьбу. Лыжи мне подарили мужа. Мама постоянно каталась на лыжах, образовалась очень милая компания ровесников, я всех знала, приходили к нам в гости. У них была типа базы в Комарово, можно было переодеться в тепле, да и летом там собирались, гуляли по "муравьиной" дорожке. Однажды на первенство завода Кулакова мой муж взял жену и тёщу, родственникам было можно. Я-то, конечно, стала чемпионкой, а вот моя мама, которая просто по воскресеньям прогуливалась нога за ногу в Комарово, заняла … 3-е место. Юрин цех выиграл в командном зачёте, пошли разборки: кого это он привёз? Я была в восторге от своей мамы, ей было пятьдесят с небольшим. Впоследствии мы с мужем и старшим семилетним сыном стали чемпионами Ленинграда в зимнем многоборье "Папа, мама, я - спортивная семья", представляли Петроградский район.

   Брат до армии поработал на Карбюраторном заводе, куда его пристроил сосед по квартире Николай, муж Ираиды Евстигнеевны. Там влюбился в барышню Аду, которая была старше на 4 года и родом из Пскова, жила в заводском общежитии, но уже заканчивала институт. Всю армию переписывались, была большая любовь, наши родители не были в восторге. В конце весны 1965 года уже будучи дневным студентом Техноложки Ленсовета женился и тут же уехал на целину в Кокчетавскую область. Наша мама уговаривала Аду всё бросить и поехать с мужем, но та уехала к маме во Псков. Брат, естественно, снова влюбился, в свою будущую вторую жену и по возвращении вёл себя как абсолютно холостой свободный человек. Мама целый месяц терпела такое свинство, а потом всё-таки принудила сына ехать за женой. С моей точки зрения, это был крайне неверный шаг. Примерно на целый год наша семья погрузилась во АД по имени "Ада". Брат привёз жену и абсолютно исчез, наверно год мы не знали о нём ничего. Я, мама, папа стали жить в двадцатиметровой комнате с совершенно чужой женщиной. Перед ночным сном она всегда вставала, в темноте подходила к серванту и выпивала рюмку коньяка, иначе она не могла уснуть. Я тогда  в техникуме училась, общалась с Адой больше, чем родители. Возненавидела своего брата, она часто плакала, я её жалела. У нас с ней был одинаковый размер одежды и обуви и я с удовольствием щеголяла в её шмотках. В общем почти дружили. Каково было родителям, не представляю, терпели. Она выхлопотала, что нас поставили на городскую очередь на отдельную квартиру. А на Гончарной по прежнему не было ванной. Сейчас трудно себе представить как можно так жить такое длительное время. Когда отцу от работы предложили тридцатиметровую комнату в другой жуткой коммуналке, папа, мама и я туда переехали, соответственно потеряли очередь на отдельную квартиру. Впоследствии Ада выписалась и уехала к маме и эти "роскошные апартаменты" остались  в единоличное пользование Владимиру Алексеевичу.

***

   Когда мне было 20 лет, а маме, соответственно 47, отец нас бросил. У мамы началась чёрная полоса. на развод подала она, а он не возражал. Женился на женщине, ровеснице своего сына, польке по национальности, всю оставшуюся жизнь прожил в квартире, правда отдельной, с женой и тёщей, соответственно, своей ровесницей. Он потерял внуков, появлялся у нас примерно два раза в год, обычно плакал, а мальчики недоумевали… Через несколько лет неожиданно приехал в Орехово ко мне в пионерский лагерь. Мы с ним довольно долго гуляли по лесу. Я выслушала душераздирающий монолог о его несчастной жизни. Это ужасно, но я молча злорадствовала. Умер он от рака пищевода в железнодорожной больнице на улице Замшина ночью. Мама тогда жила со вторым мужем на этой самой улице и подрабатывала гардеробщицей в этой самой больнице и в ту самую ночь было её дежурство. А я в это время была далеко, в Узбекистане, у меня ничего не ёкнуло. В Пулково меня встречал муж, было 9 дней, мы поехали на Большеохтинское кладбище, отца похоронили рядом с его матерью Натальей Ивановной, а потом там,уже в урнах, нашли упокоение в разное время Рахмановы, мои любимые тётя Нюра и дядя Федя и мой двоюродный брат Виктор. Долгое время не знала дату смерти отца, да меня это и не интересовало, а когда разбирала маленький мамин архив, на пол выпорхнул листочек из отрывного настенного календаря с датой 17 ноября, на котором маминой рукой написано: «умер А.К.» Мама впоследствии уйдёт 16 ноября.

   Мама страдала, болела, а я была довольна, что он отвалил. Последнее время он, не помню чем, меня сильно раздражал, видимо ему в нашей компании было совсем невмоготу. Скорая помощь парковалась прямо у нас под окном и я частенько приводила врача прямо за руку к маме. Обнаруживаю в мамином архиве пожелтевшие два листка А4, аккуратно, с соблюдением строк, исписанные стихами: Евгения Евтушенко «Всегда найдётся женская рука,» и Юлии Друниной «Брошенной». Тематика соответствующая. А у меня началась шикарная жизнь, у нас стало больше денег, мне было куплено три невероятно шикарных платья, о которых я и мечтать не могла и потрясающие итальянские босоножки, но мама перестала особо изощряться в кулинарии. Никогда больше не было пончиков, жареной картошки с рубцом, овсяного киселя…Ни разу не слышала, чтобы мои родители ругались, кричали друг на друга. Как-то они умудрялись, а конфликты, конечно, были задолго до развода. Иногда у мамы возникала совершенно необоснованная агрессия по отношению ко мне, теперь я понимаю, что это было вызвано очередными стычками с отцом. Он никогда меня пальцем не тронул, а от мамы иногда доставалось.

   К маме «посыпались» предложения руки и сердца. Претендента два, оба с отдельными квартирами. Первый Николай, бывший сосед, вдовец, квартиру выделили как участнику войны. Мама приезжала с ним ко мне на дачу. но выбор был остановлен на Фёдоре Ивановиче,тоже вдовце, бывшем муже маминой тётки и на 18 лет старше моей мамы. Всё бы ничего, но он пил, в квартиру таскались его собутыльники, в том числе женщины. Это безусловно была обоюдная любовь. когда он ей наобещал с три короба, она наняла фургон и привезла в его квартиру свои вещи и новую мебель. Он быстренько снова напился и мама также быстро вывезла всё обратно на Гончарную. Он рыдал, валялся у неё в ногах, а я под шумок рожала второго сына, обалдевая от таких «высоких» отношений. Это невероятно, но факт, огромными усилиями с её стороны, без всяких «двенадцати шагов», мягко говоря не сразу, он таки бросил пить, только курил на балконе. У моих детей появился дед, постоянные шашки и шахматы. Они с мамой стали ходить в театры, по гостям. мама совершенно расслабилась и преобразилась. Отец ревновал её к каждому столбу, а Ф.И. наоборот радовался, что она шикарно выглядит, когда уходит на работу. А самое удивительное мамино признание, что наконец-то у неё появился настоящий мужчина!!! Вот так оба моих родителя оказались в отдельных квартирах, а я с детьми осталась в коммуналке заложницей большого количества квадратных метров. Но все мои сослуживцы, жившие в отдельных квартирах, но с родителями, завидовали мне!

***

Pro мамин читательский дневник. Про его существование узнала после маминой смерти, когда получила естественный допуск к её небольшому аккуратному архиву. Иногда слушаю в ютубе лекции совершенно потрясающего человека Andrii Baumeister (в переводе «архитектор»). Он живёт в Киеве, философ, профессор, доктор наук и вообще много кто. Слушать его можно бесконечно о чём бы он ни говорил и всегда на фоне стеллажей с книгами. О том, как надо читать, прослушала очень внимательно, ничего нового для меня не открылось. В далёком детстве во мне прорвалась страсть к чтению, просто глотала книги в ущерб всем остальным занятиям. Почему-то врезались в память сначала «Лунный камень» Уилки Коллинза, а потом «Лезвие бритвы» Ивана Ефремова, сейчас бы ни за что не стала перечитывать. Всё, что было в школьной программе считала недостойным внимания. Прочитала только «Героя нашего времени»! А ещё в школе заставляли вести Читательский дневник, изображала его по поводу непрочитанных книг. Так вот моя удивительная мама вела читательский дневник!!! Делала то, что Baumeister настоятельно рекомендует делать, чего я не делала, и видимо, не буду.

   Толстая тетрадь в коленкоровом переплёте, прошитая ещё для крепости белыми нитками, исписанная родным маминым почерком, а я считала, что она кроме отчётов о своих ревизиях ничего не писала. никогда не видела её читающей. А внутри ещё пожелтевшие вырезки из газет. Решила, что надо для начала просто прочитать это небольшое мамино эпистолярное наследие, но мне это так и не удалось. В конце концов поняла, что меня до сих пор, а мамы нет уже почти 20 лет,съедает ревность к её открывшимся интеллектуальным способностям, о которых я не подозревала. И я, как обычно, начала с ней препираться. У Пикуля почему-то нет Pq-17, а вообще Пикуль в советское время издавался огромными тиражами и всё расхватывалось, я тоже читала, разумеется. Мама восхищалась Гиляровским, но я, постоянно мучимая духом противоречия, не читала его до сих пор. Какие-то совершенно неизвестные мне фамилии, даже есть цитата из Ленина. В 1974 году мама была в доме отдыха имени Воровского, отчёт о прочитанном: «Человек - оркестр», «Земля Санникова», «Моё последнее танго», «Робинзон Крузо». Ничего не читала Андре Моруа, а тут цитат на пять страниц. Совершенно сразило «Трёхсотлетие Дома Романовых 1613 - 1913» Издание товарищества им.Остроумова, Москва и подробнейшие выписки о всех действующих лицах. Ещё Рерих «Из Листов дневника», ещё какой-то Кривцов В. «Путь к Великой Стене». В общем разнообразие интересов зашкаливает.

   Ещё осталась огромная стопка театральных программок,по роду своей деятельности, мама имела доступ к самым недоступным спектаклям, а мы с детьми все нужные абонементы в Кировский и Малый оперные театры. Одна моя подруга одиннадцать раз ходила на «Холстомера» с Лебедевым и все одиннадцать раз стояла ночью в очередях.