Гл. 8. Ночные воспоминания о маленьком шраме

          С детства врезался в память обыкновенный деревенский колодец.
          Он любил заглядывать и шептать в него — туда на день (пить соки земные?) забирались сны, чтобы потом стаей стрижей вылететь обратно и всю ночь кружить голову.
          И вот, в последнее время, Его тянуло к столу, как когда-то к колодцу: да, да, да, да, да: сказать все; сказать все, а там — куда вывезет. Но, увы, колодец на сей раз, кажется, был отравлен: Он садился, брал лист бумаги, а прикоснуться к ручке боялся. Жажда разгоралась и разгоралась — пока, наконец, ни вынудила в самом верху листа жирно вывести:

           Милая моя

           «Впрочем, моя ли Она?» — подумал Он. И вымарал последнее слово. Обращение лучше вписать потом, напоследок. Оно должно соответствовать строю письма.
           Он дважды подчеркнул оставшееся:

           Милая


           И продолжил:

           Вас удивит, вероятно, мое послание. Поэтому заранее приношу извинения за не совсем мужской поступок — сочинение того, что лежит сейчас перед вашими глазами…

           Почему  —  «сочинение»?  Ничего   сочиненного здесь нет. Следует исправить на «изложение». Хотя… Тоже не удачное здесь, слишком школьное слово. Но откровенней. Все лучше первого.
           В мутноватых гранях стакана прерывисто блуждали тусклые светы.
           Давило виски.
           Он задумался, опершись круглой щекой на квадратную ладонь.
           Таинственный огонь лизнул языком землю под названием terra incognita, лежащую в глубине там, где правит бал непредсказуемая царская особа — душа человеческая.

           Я уподобляюсь, наверное, инфантильному Макару Девушкину из «Бедных людей» Достоевского, или еще хуже — безрассудному недорослю-гимназисту?
           Мне уже все равно… Ну, да об этом рано говорить.
           Пусть мое письмо станет уголком занавесочки — простенькой придумкой в стиле упомянутого Макара Алексеевича. Занавесочка приподнята.
           И вот, судите меня, я весь перед вами, каков есть.

           Что за пацан подглядывает в окно? Чушь. Причем здесь Достоевский?
           Зачеркнуть. Дальше!

           Я мечтаю когда-нибудь прийти к вам. Сесть напротив. И, молча, смотреть — смотреть, как пить — смотреть, смотреть и смотреть на вас. Так, чтобы мы поняли друг друга без слов. Но — увы — вместо этого, мы болтаем о разной чепухе, больше забавляющей вас, чем успокаивающей меня.
           Я любуюсь вами и тайно, и открыто; вы же, милая шалунья, замечаете и позволяете. Тешите свое самолюбие? Тщеславие? Поэтому внутренне и держитесь на отдалении? Я, глупец, спрямляю путь — а «ничейная полоса» между нами оказывается еще шире. Ругайте меня последними словами, ругайте, как хотите, но передо мной встает заунывная картина, однажды виденная случайно. Не удивляйтесь. Это отлов бродячих собак: когда на шеях несчастных задергивается петля, укрепленная на длинном шесте, называемом монголами «ургой». Собака извивается, бросается в ноги ловцу, но тот одним движением шеста отбрасывает ее от себя на безопасное расстояние.
           Вы уж простите за такую грубую аллегорию.
           Но мое настроение бывает сходным с воем на луну той самой собаки, за день перед отловом.

           Рука дергалась из стороны в сторону; вместо букв из-под пера змеились сплошные выверты, диагоналившие вразброд, внахлест, вперебег.
           Нет на свете мук сильнее муки слова. Главное ускользало. Писалось плохо. Рука сама потянулась и набросала на полях голову кудрявого мальчишки, заглянувшего в окно. Под рисунком появилась короткая надпись: «Кто он?»
           Стояла колодезно-глубокая ночь…

           Чего я от вас хочу?
           Этот вопрос не единожды жалил и меня…
           И, вы думаете, я знаю на него ответ?! Если бы так… Он словно пропасть, разверзшаяся перед ногами: крикнешь, а слышишь только эхо. И чем ближе подходишь, тем страшнее, тем сильнее туда затягивает лукавая сила. Будто в вакуум. Прислушайтесь: там один плач и скрежет зубов.
           Как выдержать человеку пустой взгляд этой бездны? Взгляд врасплох; взгляд в упор; взгляд враскрох. Или прав безумец Ницше: коль хочешь заглянуть в бездну — будь готов, что и она посмотрит на тебя?
           Не знаю.
           Не знаю.
           Не знаю…
           Знаю одно: пропасть — ваши глаза. Пропасть, скрытно посмотревшая на меня…

   Сказать ли ей о …? Поймет ли? Зачеркнуть. Пальцы машинально перебирали скользкие, прохладные бока стакана.

           Я, хочется верить, не водевильный ловелас, не «мышиный жеребчик» и не романтично-влюбчивый юнец с пушком под носом. Однако должен сказать: душа человеческая  превращается  подчас  в  «темень Египетскую», в дебри пирамиды  Хеопса, со всеми ее умопомрачительными лабиринтами. Сколько жизней гибнет, чтобы добраться до блисталища-сердцевины, где покоится уже давно знакомый ответ: «Царствие Небесное внутри вас есть»… И редкий счастливец достигает цели.
Большинство же, аки и аз многогрешный, млеет в плену страсти: сознательно набрасывает на себя удавку из одной сладкой минуты, отравляя свое существование в вечности; добровольно загоняет в тюрьму собственную душу, где по факту нет над собой власти — на то и неволя… Это (от вас нет секретов) какое-то мерзкое состояние блудного сына… Того самого: из известной притчи.


            Опять Он растворился в наплывшем тумане, утонул сам в себе, себя не заметив.
            Густо замельтешил льняной дождь. И ослепил. Я бы в Рембрандты пошел…
            Почему  все-таки  отец сразу  же  простил столь «набедокурившего» сына? А? В другом месте Евангелия Христос особо выделяет блуд из остальных грехов: при категорическом запрещении развода разрешается оставлять жену, уличенную в прелюбодеянии; нельзя с вожделением даже смотреть на женщину. Тут же — вдруг факт прощения… Почему? Одно дело, когда прощает блудницу Сам Христос, другое — когда отец принимает с почестями сына, размытарившего половину состояния. Ведь вся семья годами наживала добро в великих трудах. «Нет ли здесь слепой родительской любви?» — спросил Он. — Стрелка морщины у переносицы. — Решил: нет. Ибо отец поясняет: «…был мертв и ожил». А как верно понять эти отцовские слова?
            Загадочная фраза?!
            Что значит «был мертв»? Психологическое состояние сына оказалось, наверное, на самом деле предельным: молодой человек уже не мог справиться с собой, он был ослеплен страстью, парализован столбняком воли.
            Очень знакомое чувство…
            «Был мертв», то есть находился в плену небытия, в плену ада? «Мертв» относительно здравого смысла?
            Сомнительно… Однако православные считают грехом по своему разумению истолковывать Евангелие. А разве Он занимается экзегетикой? Он ведь не проповедует, а думает. Только и всего. Схоласты это назвали медитацией — свободным размышлением над текстом. Кто и кому запретил думать?
            Он ищет, возможно, самооправдания? «Мертв», мол, и никак не может за себя отвечать. — Силен, ох силен здесь проклятый искус!.. — Погоди. Но какой же выход из этого положения?
            Опомниться. И ожить…
            Высвободиться из льняного плена.
            Ожить и вернуться к здравому смыслу. Мудрость старше и сильнее бездны.
            Вот и у сына: когда прошел загульный угар… В первую очередь прошел по причине отрезвления нуждой. А во вторую? Просто вылечило время?! Почему же оно не лечит закоренелых грешников и злых духов? Нет, пришла помощь свыше; сын и ожил, вновь обретя силу воли. Ожил — и увидел всю гибельность своего положения. И как ребенок, крайне ослабленный долгой болезнью, не может твердо ступать по земле и ищет спасения в крепких отцовских руках, так и сын бросился покаянно отцу в ноги за тем же. И прощен им. Кем? Им, любящим отцом, который отныне видел сына, преображенного, обновленного страданиями и раскаянием.
            Отсюда и «был мертв и ожил»...
            Это Он в полной мере пережил сам. Впрочем, почему пережил? — Он и сейчас продолжает переживать:

            Муки Тантала. (Простите меня). Жуткое, чудовищное состояние! Попадаешь в лавину, из которой уже нельзя выбраться. Какой-то слабый голосок взывает к рассудку, и ты сначала пытаешься ему вроде бы внять, сопротивляешься. Но сила, подхватившая тебя, сшибает на своем пути решительно все. Любые попытки противоборства оказываются лишь жалкими предсмертными судорогами, еще скорее приближающими неминуемый конец: окончательно теряешь над собой контроль: страсть, дьявольски исступленная страсть взрывает тебя изнутри.

            «Вошел я в лабиринт, где нет исхода».

            Петрарка знал этот пожар на неизвестной земле внутри нас.

            Память сорвалась в нарыв. Было. Было:
            Н о ч а м и…   Не мысли о Ней, а паморок. Водопад льняных волос. Не видеть. Ложь! Не видеть!! Молча кусал подушку.
            Д н е м…    Заныв. Хоть бейся, бейся головой в стену. А вокруг — рвущая глаз скоропись шагов и стеклянные мути… Прочь. Прочь. Стой.
            Сердце!
            Но Она об этом никогда не узнает, пусть это останется для Нее тайной.
            В мире царила ночь… И Он — ее подданный.

            Вот и попробуй найти ответы во взбесившейся стихии.
            Разумом я понимаю, конечно: это состояние вызвано, наверное, властью сумрачной иррациональной логики. Вы спрашиваете: что это такое? Логика не ума, а чувства. Но не сердца. Согласен, чувства могут быть возвышенными, когда они подчиняются дневной воле — и — могут быть помраченными, вместе с мыслями. И что тогда?! Друг уводит жену у друга; человек переступает через трупы своих близких, ради единственной на свете; добропорядочный муж, заботливый семьянин, бросается в омут головой от сердечного тупика… Знакомо? Китайская мудрость гласит: «Чтобы ты нашел, другой должен потерять». Cherchez la femme — Ищите женщину. Не удивляйтесь: у греха тоже есть логика. И еще какая! Она непреодолима так же, как неизбежна логика жизни к смерти. В этот водоворот втянуто все человечество, пребывающее по эту сторону бытия. В чем может быть смысл жизни, если она все равно неотвратимо движется к смерти? Но если есть жизнь, и от нее грех отказаться, то должен быть в ней и свой смысл. Надо лишь его обнаружить и противопоставить смерти. Поэтому иногда забрезжит в уме: ну зачем, ну почему столь нелепо поступает человек, беспечно заигрывающий с бездной! Ведь не менее иррационально в этом фатально одностороннем движении живет радость Истины, порождающая противоположное движение — от смерти к жизни. И все-таки бывает: иррациональность попирается — логика, ведущая к смерти, обращается в логику Жизни. Ибо страсть возможно преобразить. Но легко сказать, трудно сделать! Выбор такой радости часто отвергается в пользу горестного глотка вина (вины?) на тризне правды. Происходит псевдопреображение. Снова тебя обволакивает сладкий дурман, и снова ты раб этой болезни, этой горячки, которую глупцы, удачники и оптимисты называют почему-то словом «лю…»

            Маленький шрам на Ее безымянном пальце ворвался праском — ударом бича — в Его сознание.
            Пораненная десница…
            Кем? И когда? Он об этом не спрашивал.
            А потом жалел. Но вскоре понял, что поступил правильно: Ее шрам стал чем-то родным, и справляться о нем было бы так же бессмысленно, как в наказание колотить себя по щекам. Ее шрам стал и Его шрамом.

            Знаю: я не первый, кто потерял голову ради вас, но по случаю моего юбилея во мне теплится слабая, честолюбивая надежда, что я — не рыжее других.


             В п р о ч е м.  ***  ЗРЯ.  ??  Тридцать!  — Вы?  — «Запертый сад» ...В ы — НОЧЬ м… —

             Загремел гранями по столу упавший стакан. Разнес в стороны ручки и карандаши. Звук рассекся; раздробился; рассеялся по углам; а потом слился с шорохами в полутьме.
             Болела голова: разворошенное гнездо, полное муравьев…
             Еще долго Он смотрел в колодец, дном которого были белые листы бумаги, разбежавшиеся по столу. Слепая сила пришила Его к нему… Но живая вода высохла до капли. Почти по Псалмопевцу: низведен в студенец истления.
             Углы нескольких бумаг оказались примяты локтями; мешали; противно шуршали при прикосновении к ним. Плыло сознание — колючие венцы…

             Знаете ли вы как в Греции называлась та замкнутая, кольцевая дорога, на которой происходили игры и состязания во время олимпийских празднеств? Удивлены, что я об этом спрашиваю?! Не удивляйтесь. Все люди призваны быть олимпийцами. И бежит каждый по своей дороге, которую греки именовали периодом.
С таким названием мне и спел сейчас свою затейливую песню сирин. Хотите послушать верлибр?

                …И солнечные колеса радужных оболочек властно распахнули шторы
                твоих ресниц
                а летящий
                колодец снов уже никому
                не даст радости
                потому что
                он потерял свое дно
                и
                стал похож на высокий
                разбитый дом без дна (бездну?)…
                Теперь можно зачерпнуть
                из него
                только звезды?
                или
                угли из преисподней?

             Да интересны, понятны ли для Нее эти строки?? Порвать. Впрочем… нет! уж коли назвался груздем… Не глупо ли? Потерявши рассудок — … Надо продолжать.

                Выпрягись
                из позорной колесницы
                в которую
                ты швырнула отвергнутую тобой
                веру и
                посмотри
                сквозь лупу на распятое
                золотеющее детство —
                жгучий отблик
                искошенный временем

             Она подумает, наверное, что стих обращен к Ней? А Его мысли занимала, кажется,

                Страна страна!..

              — У вас красивые руки, — сказал Он, перебирая тонкие пальцы, которые до жути хотелось прижать к своей щеке, но постеснялся, а, возможно, побоялся: Она — воспротивится. Забились из груди на волю пьяные ласточки.
              Она засмеялась:
              — Разве у наших женщин — при их нагрузках — могут быть красивыми руки?
              И с безразличием, сама не ведая, дала исчезнуть ласточкам в Великой Пустоте, куда прозрачно уносится время.

              …Больше — кто знает… Считаете, проповедую? -+-  Надо… ** «Постою на краю». Ошибаетесь. — ИСПОВЕДУЮСЬ. — Надо бы…  + //  =  Еще раз.  Тема струны? нет, трубы.
               П о м е д л е н н е е !  НО.  ???   Период и переводится как ок.руж.но.сть...  О-кру-жно-с-ть ***  ___  +++ Не хотите ЛИ попробовать вы? -  МУЗЫКУ! -  Ваш выход.   !!! О чем я, бестолковый! ^^^ — Дело личное — ДА,,,   
— да? — горящей слезы — (планИды) августовской звезды,  е д в а   заметной среди крапчатого мерцания вселенной...
              От этой искры и разразился пожар…

              А СУЩЕСТВУЕТЕ ЛИ ВЫ ВООБЩЕ НА БЕЛОМ СВЕТЕ?
 
               **************************************************

               Ночь была на излете, но продолжала властвовать над Ним:
Он спал…
Он спал, уткнувшись лицом в порванные бумаги, одна из которых — полусогнутый треугольный клочок, надписанный
               «МИЛА...»
подрагивал от Его дыхания. Другой обрывок —
               «Я»
летел, переворачиваясь, по ветру над бездонным ущельем, на краю которого спорили двое о свободе искусства и о Великом Ничто, источнике материи для всего сотворенного.
               А где-то далеко звенел неотмирной медью пролетавший по небу ангел.