А может это любовь?

          «Охота с ружьём и собакой сама по себе прекрасна, но даже если вы не охотник, а просто любите природу, вы не можете не завидовать нашему брату. Какое наслаждение выехать весной из дому до зари! На тёмно-сером небе мигают звёзды, влажный ветерок набегает лёгкой волной, слышится неясный шёпот ночи. Но вот край неба алеет, просыпаются птицы, светлеет воздух. Вот уже золотые полосы протянулись по небу, подул предрассветный ветер — и тихо всплывает багровое солнце. Погода будет славная. Как вольно дышит грудь, как крепнет человек, охваченный дыханием весны!»…
         Я привожу выдержку  из рассказа  И.С. Тургенева «Записки охотника»: «… но даже если вы не охотник, а просто любите природу, вы не можете не завидовать нашему брату…» - это как раз про меня.
        Если по правде, то мне больше по душе сидеть с удочкой у реки, в этом маленьком мире, в дремучей бесконечной тайге, когда в блескучей воде отражаются первые лучи восходящего солнца. Здесь свои краски, запахи, свое пространство чувств и это все приносит таежная река. Воздух рано утром пропитывается мокрой холодной хвоей. Еще не покусывают комарики, и слышится тихое журчание живой прохладной воды.
         Где-то читал, что сильные духом люди не могут убивать лесных «братьев», поэтому, может быть,  я больше люблю  рыбалку, а с ружьем хожу по тайге, когда друзья - охотники оставляют  меня в зимовье «на хозяйстве», больше для своей безопасности и из вредности к охотникам…
         Сидишь порою на берегу, смотришь на журчащий ручей и фрагменты утраченной не возвратной жизни пролетают как калейдоскопические картинки, и голову обволакивает душная тоска. Может быть наш приятель – «охотник» и ушел в тайгу, чтобы уйти в одиночество. Человеку нужна компенсация за прошлые несправедливости, и он уходит…
         Кроме легкости передвижения по лесу появляется чувство слияния с окружающим пространством деревьями, травой, землей, дождем, водой, ветром. Это все приводит к воспоминаниям молодости и тех событий, которыми была наполнена   твоя жизнь. И ты все переживаешь заново.
         Сейчас это зимовье стоит с заколоченными окнами и дверями, как и вся та жизнь…  А тогда…  Мы часто  останавливались в небольшом рубленном  доме охотника-промысловика, с которым и уходили мои друзья  в тайгу поохотиться, а я, как уже писал выше, оставался на «хозяйстве».  Для меня  главное - остаться одному и почувствовать, как оттаивает душа, как очищается тело от городских  ядовитых выбросов…
Услышать тишину…  Вот она – божья милость.
          На этот раз «на хозяйстве»  со мною остался огромный пес. Как рассказывал его хозяин, как бы сам себе,  не смешное, но сам при этом раскатисто смеялся: «Его мама - сибирская лайка,  видимо, хорошо погуляла с волком . Вот щенком и привезли его шесть лет назад из Богучан в подарок и то, что он все вокруг ломал и крушил, так и прозвали  его Лам.
 У меня сложилось впечатление, что этот пес  все понимает, каждое сказанное слово, и смотрит только в глаза, как  и люди, общаясь  друг с другом. Вот и сейчас он внимательно смотрит на меня, словно изучает:
        «Улыбаются его губы, но не глаза, а я всегда смотрю людям в глаза, они не могут лгать…  Я часто видел своего хозяина - то азартным мечтателем, верным другом, романтиком после большой банки мутной жидкости. Мне нравилась его целеустремленность. То он вдруг становился другим: - рассеянным, угнетенным, ревнивым, заносчивым, нетерпеливым, резким, громким. Мог часами шагать без устали по тайге и вдруг обессиленный, и подкошенный падал на траву и лежал без движения долгое время. А потом словно в забытье возвращался в свое «охотничное» угодье. У нас, собак такого состояния не бывает. Слабость - она очень человеческая. Для меня слова людей выражаются интонацией, которая показывает  предательство, нарушение клятв, любовь, ненависть, скуку, равнодушие, отвращение. Голос содержит и беспрекословные приказы. Я могу  определить любой услышанный звук. Отличить десятки оттенков шорохов и ломающихся веток, шуршания одежды и дыхания. В этом и заключается моя работа в тайге. А иногда голос, как хлыст, держит в напряжении, тут не забалуешь… А этот человек совсем другой, какой-то подраненный…»
           Небо над озером затягивается грозовыми тучами. Вдалеке послышались слабые раскаты грома, напоминавшие ворчание разбуженного исполина. Я всегда любил дождь. Смотреть и слушать невнятный шепот падающих капель, воображая, что каждая капелька воды – маленькое живое существо, мимолетное и недолговечное, но имеющее свою память на события, время. О чем они могли поведать, коснувшись земли?…  Когда приходил дождь как надвигающаяся туманно – сероватая стена воды, отдельные капли начинали бить по стеклу окна, размывая границу видимого мира и в то же время, превращая мир в нечеткую картину. Что думает в это время пес, уронив голову на огромные лапищи? Глаза его устремлены вверх на падающие капли воды, отсекающие его с конурой от окружающего природного мира.
        «Непогода. Опять бушует ненастье. Это величие завораживает. До самого горизонта – водная гладь соединяется с этими водными пришельцами и становится фантастически красиво. Как это у людей: «Любоваться, наслаждаясь, или наслаждаться любованием». Как они умеют красиво выражать свои чувства, состояние и мысли?!.  Такие позитивные эмоции я могу выразить, только размахивая хвостом и шевеля ушами.»
          Мне часто приходят в мысли, что не надо обманывать себя, мы с ними одинаковые. Все живем на грани реальности пересечения миров и ходим иногда на грани параллельного пространства. Только кто-то больше, а кто-то меньше в разное время… Все на меня смотрит Лам, словно читает мои мысли…
         «Да, наша земля давно находится под пристальным наблюдением, и мы, животные, их, тех, чувствуем… Мы ощущаем это астрально, можем разложить на десяток оттенков любой услышанный звук. Разложить только один запах на сотни оттенков, особенно в тайге, где воздух кристально чист, и одна чужая молекула помогает мне ориентироваться даже ночью или затаиться , выжидая зверя, ощущая передвижения в параллельном пространстве. А вам, люди, подавай все материальное…»
          Ночью от воды потянуло сыростью, сквозь щели в крыше конуры проглядывали звезды. Огромные, важно мерцающие во тьме неба и подмигивающие каждому живому, кто на них обращал свой взор, предлагающие перемещаться вместе в тот мир.
          Вода проникала в конуру через крышу какими-то извивающимися щупальцами и  капала на густую серую шерстку её обитателя. Затем из небесного ничего стали прорываться лучи. Ослепительно белые,  они выстрелили во все стороны, и один из них попал в глаза псу. Внутренне подобравшийся ком воздуха вырвался наружу, и пес вдруг протяжно завыл- проснулся далекий зов его предков.
         Таежная свежесть плеснула  сосновым прибоем. Щерится сквозь туман клыками утесы. Такая утренняя тишина, что слышен звон падающей с листвы росы. Все живое просыпалось…
         Не стыдясь, наши с псом «организм»  требовал пищи…  А ещё надо было ему разбудить боль в костях, в суставах  и натруженных подушечках больших лап.
Проснувшись, я некоторое время рассматривал загадочные трещинки на бревнах жилища, которые паутинкой опутали всю поверхность стен. Вспомнил рассказ хозяина  тайги, как  прошедшей осенью Лам спас его от верной гибели – от медведя, который подкравшись, внезапно  напал сзади. В этой неравной схватке пес, уже пораненный когтями медведя, с переломанными ребрами,  отвлек этого хищного зверя и дал ему несколько секунд  перезарядить ружье пулей и  уложить зверя. А затем хозяин несколько часов тащил на себе до зимовья верного спасителя и всю зиму выхаживал друга.
          И вот долгожданная весна принесла тепло и выздоровление. Долговатые разлапистые ели  словно выбежали из леса к озеру  да и замерли тут…  Коршун режет крыльями в пике. Суетятся беззащитные глухари и тетерки… Под вечер вернулись наши охотники, для одного дня охоты–не плохой «улов». Здесь же и рябчики, и тетерева…
         «Тетерева здесь – жирные и глупые. Если стрелять маленькой пулей, то мягкие тельца взрываются фонтанами черных перьев, и они, обрываясь с ветки, падают в траву. А те, кто из сородичей, что сидят выше, с любопытством таращатся: что там случилось, что? И смотрят, смотрят и падают, падают вниз на лесную траву… Дикари глупые. Но эта увлеченность хозяина, чуть не привела к трагедии. Мой охотник увлекся этим процессом, щелкая их , не отходя от высокой, почти голой сосны, и, видимо, привыкнув к монотонности стрельбы, стал  уже собирать  тушки и перестал замечать звуки вокруг себя. Мы же слышим не звук, а его колебания. Ходим тихо, слышим остро. Жара стояла легкая, сухая, осенняя. Слышу, - хрустит рыжая хвоя и первые опавшие листья. Наши звериные  уши различают малейшие звуки: и шорох камней под ногами хозяина, и удар рыбьевого хвоста где-то в реке, и шум елей в лесу, и даже тонкий писк комара… И вдруг посторонний кислый запах  бьет в ноздри. Выглядываю из травы и вижу коричневый лохматый треугольник - медвежья морда. Животом похолодел от страха. Он стоит на опушке поляны – огромный лоснящийся, уже в трех  прыжках от хозяина. Влажный кругляш носа подрагивает, в приоткрытой пасти светятся два нижних клыка. Хозяин поворачивается к нему с добычей в руках, и мишка  начал громко рычать, встал на задние лапы и  вырос в могучую лохматую громадину. Становится видно его кривые серпы когтей на длинных передних лапах. В волчьей стае все делается быстро и слаженно, на грани рефлексии и без раздумий. Это мне передалось, видимо, от них с генами, и я тремя прыжками взлетаю ему на спину, ближе к огрызку хвоста. Он изворачивается и, зацепив когтями, бьет меня наотмашь лапой. Мое тело, кувыркаясь,  полетело в глубокую и молчаливую пустоту. Зверь оскалился и зарычал – черно-розовый язык мелькнул между желтыми клыками, и я вновь впиваюсь в звериную тушу. В нос резко шибает порохом, выстрел прозвучал неожиданно и хлестко. Успел, отразилось у меня в сознании, успел хозяин перезарядиться пулей. Медведь падает, затем захрипел и замер. Я же прихожу в себя уже в зимовье, перевязанный серой тряпкой, так  и провалялся всю зиму на его широком деревянном ложе»…
            Воздух пахнет мокрой травой, он был тих и на диво прозрачен…
Вернулись из тайги с хозяином  еще и две его собаки, рыжий кобелек и девочка - лайка. Человеком движет страх смерти и тщеславия, а у животных этого нет, поэтому они, видимо, и чувствуют все иначе. Видя как веселится друг с другом эта парочка,  Ламу в своей конуре  да еще и привязанному, как будто в мыльном пузыре, стало нечем дышать, в его собачьих глазах плескался тоскливый ужас обреченности, был нанесен весомый удар по самолюбию. Естественно, возникла реакция, увидев это -  ревность, ненависть и желать быть с ней, как было до встречи с медведем. И не было в этом мире альтернативной реальности…
 И его пронзительный рык, как хлыст, рассекающий воздух. Его глаза смотрели на их игры с агрессивным намереньем, и ещё от резких движений всё внутри жгло, и в его завывании было что-то тревожное и какая - то неправильность…
            «Моё ворчливое не довольствие игривым состоянием моей бывшей молодой подруги, как мой хозяин это называет - «существующее мироустройство»- не дает мне счастья. Опять она перед ним крутится, все понятно, хочет привлечь внимание, вот плутовка.
Смотри-ка, заглядывает в самые его глаза, хотя, что она в них нашла: рыжие, маленькие, вечно голодные и злые. И что же она в нем нашла...
А как было нам вместе, еще совсем недавно, так хорошо... А теперь вот он   объявился… Ох, и оторвал бы я ему сейчас башку, ведь еще совсем недавно ходил за мною по пятам, лизался, а теперь я для него никто - ни авторитет, ни соперник, так  получается, да еще эта железка сдавливает шею… Я на привязи словно на цепи времени, все вокруг приостановило свое движение. Большое прошлое (тайга) и маленькое настоящее (конура)… От без исходности сжимается челюсть, чтобы боль не выплеснулась наружу…»
            Ярким закатом горят красноствольные сосны… Легкий ветер еле слышно дышит в конуру, пахнет порохом и горелым мясом…
         «А она опять к нему, опять так и льнет, то рядом ляжет, то задом крутит перед ним... Эх, ты, сучка, сучка, пользуешься тем, что я хозяином привязан. Болен ещё и, видимо, для  тайги уже не гожусь…, да и масть потомству, видимо, чтобы не испортить…
А вы передо мною зачем это вытворяете, игры устроили…
Выть хочется…  На моих глазах ...   Зачем же так...
А я и в глотку не могу вцепиться, чтобы порвать наглеца…
Больно, внутри что-то стало…, горит внутри все…, такого еще никогда не было…, что же это такое происходит, люди?…
             Плотный коричневый сумрак лег на тайгу, резко похолодало, умолкли беззаботные дневные птицы. Подали голоса ночные птицы, печальные и далекие. Все звуки – шорох травы, шепот листвы, гудение веток на ветру, растворились в ночной тишине. Ночная волна на озере заплескала тихо и шепотом.
             А утром  хозяин долго не мог понять, что это с его псом произошло.              С д о х   в д р у г…
Голова лежала на его скрещенных огромных  лапах, взгляд уходил в таёжные дали. И его открытые большие карие, полные грусти глаза, были наполнены  крупными каплями не покинутых слез, а из нижнего века две тонкие влажные «дорожки» спускались в морщины его волчьей морды...
Совсем как у людей, умерших от тоски, боли и безысходности...
Боже, какая образовалась пропасть между тем временем и этим...
 Живой ужас притаился за тонкой пеленой его глаз, которая отгораживала наш уютный и привычный, скучно-однообразный живой мир от того, что за ним тот параллельный мир. В этих капельках остановилось отражение черных  лап елей и ещё одной жизни в этом мире больше не будет…
Одинокая тугая волна доносила лай прежней подруги...
«А  МОЖЕТ  ЭТО  ЛЮБОВЬ?…»

Москва, 27 апреля 2016 г.