На прогулке, фрагмент

    
     ...Был у врача. На обратном пути решил прогуляться, но было слишком душно, а гулять в духоту – удовольствие не из приятных. Зато витрины магазинов вокруг были красивыми. Они манили. Там за стеклом, как будто текла другая, более интересная жизнь. Там, наверное, и кондиционер есть – подумалось мне, и ноги сами меня туда понесли…

    Здесь действительно было прохладно и от этого как-то очень комфортно. Навстречу прямо ко мне двинулась длинноногая блондинка. Улыбка не сходила с её довольного лица.
    - Вам помочь? - спрашивают меня. В магазине пустынно, никого нет. И мне точно рады. Какой никакой, а человек пришел. Вдвоём, наверное, веселее. 
    -  Спасибо, я пока сам - говорю я ей. Кругом комфортабельные кресла, диваны, столы, всё очень модное, дорогое, как в глянцевых журналах.  Хочется побыть подольше в этом великолепии. Хожу любуюсь. Чувствую, что попал в другую жизнь. Здесь нет проблем. Здесь только комфорт, удобство и море эстетики. Плохие мысли исчезают мгновенно. Появляются новые спокойные и безмятежные. С ними легко, как в другом измерении. Начинаю понимать на практике все преимущества шоппинга. Удивительно, но даже самооценка повышается. Чувствую, во мне просыпается сноб. Совсем не вовремя, хотя, с другой стороны, а почему бы и нет. Когда, если не сейчас. И возраст уже не тот, чтобы что-то откладывать на потом.

    Новая квартира, новая модная мебель, как всё-таки классно всё это. Но как всегда, когда решаешься что-то круто поменять в своей жизни, приобщиться, наконец, к чему-то прекрасному и достойному, то у тебя начинает портиться настроение. И если ещё минуту назад ты предавался наслаждению, и грёзы сладкой жизни несли тебя к ней навстречу, то через мгновение тебе становится грустно, настроение почему резко меняется и ноги начинают нести тебя уже в обратном направлении - к выходу. Отсутствие проклятой покупательной способности даёт о себе знать. Это чувство с недавнего времени прочно поселилось в наших душах и, по мере, усиливающейся с возрастом нашей финансовой несостоятельности, постоянно пытается испортить нам жизнь. И надо признаться, что ему это удаётся. Милая девушка, мечта поэта, вежливо провожает меня до выхода, но в её грустном взгляде, к сожалению, можно прочесть те же чувства.

     - Гулять, гулять, гулять - подумалось мне, - так рекомендуют врачи. А вот и мой автобус. Гулять совершенно расхотелось…

      В автобусе мне попался попутчик, который несмотря на жару, как мне показалось, был в прекрасном расположении духа и, возможно, даже чуть навеселе. Как обычно бывает в таких случаях ему очень хотелось с кем-нибудь поговорить, и он почему-то решил, что я смогу ему в этом помочь. Я был в принципе не против этого и он, наверное, почувствовав это, повел со мной, я бы сказал, довольно умную для его состояния беседу. Обратившись ко мне голосом чуть громче обычного, он сказал:
    - Вы, как я погляжу, приблизительно моего возраста будете, а значит помните, наверное, известный слоган советского периода - "Кто куда, а я в сберкассу".
    - Конечно же помню, - удивлённый таким неожиданным началом нашего разговора, произнёс я. Убедивший в том, что он не ошибся адресом, мой собеседник, несколько осмелев, решил развить свою мысль.
    -  А куда ещё могла послать нас Советская власть, - продолжил он ироническим тоном - не в магазины же, в которых ничего не было. Вот и посылали нас в сберкассу, прекрасно осознавая, что при наличии в стране огромного количества неотоваренных денег, это был наилучший выход и для народа, и для государства. Зато у нас у всех тогда были заветные сберкнижки, от чего нам всем казалось, что всё у нас было хорошо. Ну и что из того, что мы не имели всего, чего хотели, но ведь у нас были деньги, и ощущение богатства вперемешку с гордостью за страну, в которой мы жили не покидало нас ни на минуту.  Мудрая всё же у нас была советская власть, зря мы её тогда не ценили, - не без тени иронии заметил мой собеседник.     - Зато теперь у нас всё с точностью до наоборот - товары есть, но на этот раз - нет денег.
 
     - Я внимательно слушал своего попутчика, до поры до времени не решаясь вступать с ним в полемику.  Видя, что его не перебивают, он с удовлетворением продолжил.
     - А вам не кажется, что после всего этого трагического дисбаланса товарно-денежных отношений в нашей стране, мы, по крайней мере, с астрологической точки зрения, какие-то невезучие. Видимо звезды, ответственные за наличие в стране денег, никак не сойдутся с планетами, отвечающими за наличие у нас товаров. И что же вы прикажете после всего этого делать нашему бедному правительству? Но мы ведь не зря так тщательно его выбирали, шли к нему долгие годы. Мы верили, что даже в таких тяжелых для страны условиях оно обязательно найдет выход. И что вы думаете, оно ведь его нашло.
   - Неужели? -  удивлённо спросил его я. И в чем же состоял этот выход? – Поинтересовался я.
   - Прежде всего, наше правительство решило окончательно и бесповоротно порвать с нашим позорным прошлым хранения лишних денег в сберегательной кассе, тем более, что их у нас уже и так совсем не осталось. Поэтому, недолго думая, оно решило кардинально изменить наш маршрут. Оно нам прямо так и заявило - "Мы пойдём другим путём". Нам правда показалось, что мы это уже где-то слышали и даже знали, чем всё это закончилось, но, чтобы не прослыть законченными интриганами, не любящими своё правительство, мы культурно промолчали.
  -  Куда же всё-таки решили послать нас на этот раз, - поинтересовался я.
  - А разве трудно догадаться? Судя по тому, с каким рвением наше правительство добивалось для нас безвизового режима с Европой, понятно же куда - конечно же, в Европу. А вы что подумали... Как не стыдно. 
  - Я ничего такого не подумал, - смущенно ответил я ему – но мне определённо нравится ваш юмористический тон, – браво! Если я вас правильно понял, - продолжил я, -  вы думаете, что наше правительство решило нас попросту выставить из страны, следуя довольно безнравственному принципу – «нет человека, нет проблемы?»
  - Я вам так скажу. У нашего правительства был разработан мудрейший по дальновидности план, - продолжал иронизировать мой собеседник. Согласно этому плану - одна половина населения должна будет срочно покинуть страну и из заграницы материально помогать, оставшейся в стране другой половине. Великолепное решение, не правда ли? А что прикажете было делать ещё нашему правительству, не сидеть же без дела и ждать пока на небе всё сложится в нашу пользу. Оно же всё-таки правительство, а не бюро астрологических прогнозов.
    -  Как просто, мудро и одновременно эффективно, - ответил я, подхватывая иронический тон моего собеседника. - Ещё раз браво!

    - А что вы скажете насчет оппозиции? – неожиданно спросил я его. - Судя по тому, как вы лихо расправились с нашим правительством, у вас, наверное, и в отношении нашей оппозиции найдется пара тёплых словечек.
    - А почему бы и нет, - ответил мне мой собеседник и после короткой паузы добавил, - хотите коротко?
    - Давайте, - произнёс я.
    - Жулики, все жулики и те, и другие.
    - Почему? - спросил я его. Мне хотелось услышать его аргументы, - обвинение, ведь было не шуточное.
    - А потому, что родились при Советской власти. Она их научила врать, быть неискренними и думать о карьере, совершенно не заботясь о нравственной стороне дела.
    - А что же вы хотели, - попытался я высказать своё мнение, - если им сказали, что бога нет и всё дозволено.
    - Когда Христа на Ленина, Сталина и иже подобных променяли – сказал он уверенным в своей правоте голосом, - это дорого обошлось обществу, ведь мораль основателей нового мировоззрения от начала до конца лживой оказалась.
    - И в чём же состояла её лживость? - поинтересовался я.
    - А хотя бы в том, что громко говорили одно, а тихо делали другое. Кричали о диктатуре пролетариата, а строили свою номенклатурную диктатуру. Бандитами были, и методы их были бандитскими. Всё ведь решалось через силу, через принуждение. Заявляли, что строили якобы народное государство, а у народа как раз ничего и не спрашивали. Простым людям писали заранее заготовленные тексты и заставляли их потом озвучивать. Никакой выборности, никакого оппозиционного мышления, сплошная диктатура пришедших к власти бандитов. Я уже не говорю о культуре. Несчастную посадили на цепь, её туго-натуго привязали к идеологическим штампам режима, а интеллектуальная элита страны лишилась самого для неё дорогого - творческой свободы. Ее представителей держали на коротком поводке и как личных псов режима заставляли выполнять его приказы типа - "лежать", "к ноге", "фас", а кто сопротивлялся тех сами понимаете куда отправляли.
  - Если, я вас правильно понял, - сказал я тихо, как бы боясь, что меня может кто-нибудь услышать, - то их отправляли на бойню, хотя ради соблюдения внешних приличий это у них несколько иначе называлось.

   Мой собеседник посмотрел на меня, как на талантливого ученика, который раз за разом удивлял своего учителя тем, что с полуслова улавливал смысл сказанного его учителем.
   - На этот раз - довольным тоном произнес мой "учитель" - настала моя очередь сказать вам "браво". Вы прекрасно закончили мою мысль, уловив самую её суть.
   - Благодарю вас, я рад, что смог вас правильно понять.
   - Ну не надо скромничать, - ответил он, - я вижу вы не хуже меня разбираетесь во всех тонкостях того режима, мы же оба, в конце концов, были очевидцами и живыми свидетелями той эпохи.
   - Но теперь-то ведь мы хотим стать свободными, - решил я, наконец, высказать своё мнение, -  но как это трудно сделать, когда в фундаменте у нас нет ничего на что мы могли бы опереться. Мы всё ходим вокруг да около истины, а она в это время лежит прямо перед нами и ждёт пока мы бы её увидели. Он вопросительно взглянул на меня.
   - Я имею ввиду отсутствие у нам элементарных навыков, необходимых для перестройки нашей экономики и, если хотите, в целом нашего мышления. Мы ведь порой искренне хотим что-то сделать, но не знаем, как. У нас для этого нет ни соответствующего образования, ни опыта. Мы безнадежно отстали от цивилизованного мира и нам надо его догонять. Так что в Европу нам, конечно же, ехать надо. Без этого у нас ничего не получится, - безапелляционным тоном произнёс я.

   Мне показалось, что моё суждение пришлось собеседнику по вкусу. Во всяком случае он не стал возражать.    - А вам капитализм нравится? – Вдруг спросил я у него, решив немного изменить тему нашего разговора. Мне почему-то очень захотелось узнать мнение моего собеседника ещё и по этому вопросу.
   - Нравиться могут только женщины, да и то не все. А капитализм – это ведь неизбежность, а неизбежность не может нравиться, её надо принимать такой, какой она есть. Хотя, в конечном итоге, – ничуть не смутившись заданного вопроса продолжил мой собеседник, - всё это дело вкуса, воспитания и если хотите традиций. Мы, например, всегда тянулись к Европе. Оттуда шёл для нас прогресс. И ещё, там ведь ценилась свобода каждого отдельно взятого человека. А мы народ свободолюбивый. Исторически у нас ведь рабства никогда не было. И потом, понятие равенства - это ведь европейское достояние. Для нас это всегда было важно. Мы неприемлем рабства, нам даже коллективизм чужд по своей природе. Мы ведь большие индивидуалисты. А частная собственность как раз и дает гарантию индивидуальной свободы. Хотя иногда нам это даже мешает.
   - В чём? - поинтересовался я.
   - Например, в создании единого централизованного государства. Это всегда была наша ахиллесова пята. Как только нам удавалось его построить, как тут же возникали недовольные и начинались интриги, сепаратистские настроения. Ведь в 90-е годы случилось с нами тоже самое. Кроме этого нам не хватает терпения для цивилизованного диалога между собой, мы сразу лезем в драку. Если бы нас не сдерживали наши европейские партнеры мы бы и сейчас воевали друг с другом. Так что европейские ценности нам полезны и в том еще отношении, что глядя на них мы быть может сможем научиться у них рациональности. Ведь капитализм от начала до конца основан на рациональном мышлении. Он немыслим без рационального, трезвого подхода к жизни. Здесь здравый рассудок главная, если не единственная предпосылка успеха. Помните Р. Декарта –  Cogito ergo sum - Я мыслю, следовательно, я существую. XYII век, между прочим. Так что корни у европейского рационализма очень глубокие.

  - А как быть с эмоциями - поинтересовался я.
  - Они капитализму не нужны. Этот строй основан на бездуховности. Здесь все подчинено голому расчету. Даже уважение друг к друг основано на этом. А наши эмоции мы можем с успехом использовать в чём-нибудь другом, например, в творчестве. Ведь мы, на самом деле, очень творческие люди. Каждый из нас в душе немного поэт, художник или певец. И в этом отношении мы, надеюсь, ещё сможем удивим мир. Как хорошо бы было, если мы, наконец, научились правильно распределять наши таланты по сферам деятельности и не лезть со своими эмоциями туда, где им совершенно нет никакого места.
  -  Не могу с вами не согласиться. А что вы скажете о боге, - неожиданно спросил я моего собеседника. Нужен ли он нам сегодня?
   Он посмотрел на меня с укоризной и произнёс уверенным тоном.
   - Бог нужен всегда. Он как компас для нас, - кто его теряет, тот теряет ориентиры своего движения.

   - А что для вас бог?
    Мой собеседник удивлённо взглянул на меня и произнес – а вам не кажется, что место, где мы сейчас с вами находимся не совсем подходит для обсуждения таких серьёзных вопросов как этот? Хотя теперь я уже ничему не удивляюсь, - продолжил он. - На дворе XXI век, мы все торопимся, хотим объять необъятное, потому и говорим о важном, где придется. – Он добродушно посмотрел на меня и продолжил. - Тем не менее, я постараюсь ответить на ваш вопрос, т.к. он мне далеко не безразличен. Бог для человека - это свет в конце туннеля, его надежда, вера в то, что человек не одинок и что есть во вселенной могущественные силы, которые его защищают. Согласитесь - это придаёт жизни человека совершенно иной, более глубокий смысл. Без него человеческая жизнь очень скоро превращается в обыкновенную тюремную камеру, возможно даже иногда очень комфортабельную, но всё же камеру, в которой находятся люди, отбывающие определенный срок с постоянным ожиданием неминуемого конца. Это очень тяжело, поверьте мне. Но многие этого не понимают и от этого мучаются.
   - Да? А я почему-то думал, что люди в основном мучаются от различных бытовых проблем, ну, например, от постоянной нехватки денег. Многие ведь, действительно думают, что деньги могут их сделать счастливыми, а их отсутствие делает их довольно несчастными.

    Мой собеседник, услышав эти слова, немного усмехнулся, а потом сказал, - те, кто придает деньгам большое значение они ощущают себя без денег действительно несчастными. Но это разве что-нибудь доказывает, кроме того, что они довольно адекватно относятся к вызовам современной жизни, где материальное благополучие является мерилом успеха человека. И винить их в этом было не совсем справедливо, ведь деньги реально играют в нашей жизни важную роль, но в данном случае я говорю о духовности, а не о его материальном антиподе. На самом деле, нам сегодня не хватает не денег, они более или менее есть у каждого.
    Сказав это, он почему-то посмотрел на свой живот, а потом на мой, и я сразу понял на что он намекает, однако сделал вид, что ничего не заметил, а он как ни в чём не бывало продолжил,
    - нам в гораздо большей степени не хватает любви друг к другу, простых человеческих чувств. Это то, к чему нас призывал Иисус.
    Он сделал паузу, посмотрел на меня, как бы желая ещё раз убедиться, в том, стоит ли вообще мне всё это рассказывать. А потом, видимо, убедившись, что всё-таки стоит, сказал,
    - Но не всё так просто. Мы ведь, долгое время жили в условиях несвободы. Нам запрещали верить в бога, заставляли быть атеистами. Я думаю, что большего издевательства над внутренним миром человека трудно было себе представить. У нас украли свободу, украли то, что с таким трудом люди себе завоевали, отняли выбор. А ведь каждый человек должен иметь выбор, это главная предпосылка свободы.

     Он вдруг недовольно поморщился, и потом разочарованно продолжил, - ну вот, я опять заговорил о политике, что мне меньше всего хотелось сейчас сделать, но видимо без неё нам никак сегодня не обойтись.
     - Но ведь сегодня у нас есть свобода, – сказал я. 
     - Конечно, теперь мы свободны, но нужно время, чтобы вернуться к богу, да и строй, в котором мы сейчас живём, даже несмотря на его демократическое обрамление совершенно не способствует этому. В общем, как видите, прогнозы довольно неутешительные. Однако другого пути у нас всё равно нет. Нам надо найти золотую середину, баланс между духом и плотью, а то ведь людей жалко, они очень страдают и порой, не видя выхода, ударяются во все тяжкие. Но эта наша беда и тут, пожалуй, мы выглядим довольно беспомощными.
    - А церковь, разве она не помогает? – вмешался я.
    - Конечно помогает, это же её прямая обязанность, но этого недостаточно. Более того, вместо того, чтобы как-то противостоять соблазнам материального мира, она сама не смогла их избежать и это по меньшей мере странно.
    - Что вы имеете ввиду? –спросил я.
    - Посмотрите на богатое убранство церквей и их служителей. Там слишком много золота, которое вряд ли уместно выглядит в этом святом для людей месте. Разве к этому призывал нас Иисус?
    - Наверное, вы правы, - сказал я осторожно, - на самом деле многих это волнует. Но публично об этом говорить все боятся. Разве можно критиковать церковь - это же святое место, и этим всё сказано. Хотя критика нужна, и я думаю мы когда-нибудь обязательно придём к этому. Но вот что будет потом я не знаю и это, конечно, не может не тревожить.
     Я взглянул на моего собеседника, который просто молчал, и впервые мне показалось, что ему нечего было мне сказать. Наконец, после небольшой паузы я решил первым нарушить наше молчание и обратившись к нему, сказал, - А знаете, что? Вы всё же молодец!
     Он вопросительно посмотрел на меня, а я ничуть не смутившись его взгляда, продолжил, - ведь даже несмотря на ограниченные автобусным пространством возможности нашего разговора вам всё же удалось высказать много интересных, и я бы даже сказал, поучительных для меня мыслей и это делает вам честь.
    - Вы очень любезны, - несколько смутившись ответил мне мой спутник, а я довольный тем, что удалось сделать приятное этому, на мой взгляд, неординарному человеку, тут же добавил, - вы можете со мной не согласиться, но иногда самые нужные слова приходят к нам как раз в самых неподходящих для этого местах.
   - Вы хотите сказать, что это как раз тот случай?
   - А почему бы и нет, - заметил я.

   - Пусть будет по-вашему, я не возражаю, - сказал он, и лукаво взглянув на меня, добавил, - вам всё же удалось найти оправдание нашему не совсем обычному разговору. Однако благодарю вас уже за то - продолжил он явно польщенный моей оценкой хода его мыслей, - что смогли, хотя бы выслушать меня, нам всем этого сегодня очень не хватает. Нас ведь, обычно очень раздражает чужое мнение. Это, наверное, нам от коммунистов в наследство передалось, хотя возможно, коммунисты здесь вовсе и ни причём, - неуверенным тоном произнёс мой собеседник. – Мы ведь теперь всё на них хотим свалить, как будто до них у нас всё идеально было. На самом деле у нас много своих недостатков имеется, но, говорить о них вслух почему-то не принято. Возможно время для самокритики ещё не пришло, хотя я лично так не думаю. Ведь был же уже такой прецедент в нашей истории, но нам это почему-то очень не понравилось. И напрасно. Всегда нужно начинать с себя и винить никого не надо.
    - Но ведь так же труднее жить, - сказал я, - а мы, как мне кажется, очень не любим трудностей, мы при виде их сразу теряемся и почему-то начинаем собирать чемоданы.
    - Я вам даже больше скажу, - оценив по достоинству моё шутливое замечание, сказал мой собеседник, - порой нам даже легче сразу умереть с криком «за родину», чем всю жизнь во имя неё трудиться. Тут же терпение нужно иметь, а где его взять?
    Он посмотрел на меня и вдруг воскликнул, - а у вас талант располагать к себе людей. Я ведь не со всеми бываю таким откровенным, а с вами почему-то почувствовал себя раскрепощенным, вот и разговорился.
   - Благодарю за комплимент, - сказал я.
   - Не за что…

    Мне очень не хотелось расставаться с этим человеком, который за короткое время успел расположить меня к себе, поэтому я с сожалением произнёс, -  мне очень жаль, но мы как раз подъехали к моей остановке и мне пора выходить, хотя если честно, то совсем не хочется. Возможно, если бог даст мы ещё встретимся. А пока прощайте и всего вам доброго.
   С этими словами я вышел из автобуса, оставив моего спутника наедине со своими мыслями...

    Погружённый в раздумья я шёл по направлению к моему дому и даже не заметил, как кто-то меня окликнул. 
     - Что не узнаёшь? – Обратился ко мне некто и я по интонации, которая у каждого человека неповторима, узнал в нём моего старого знакомого. Мы давно с ним не виделись, и я искренно был рад нашей встрече.
     - Прости дружище, видимо, старею, - ответил я виновато. Мы разговорились, и мне было приятно осознавать, что мы, как и прежде легко понимали друг друга. Поговорив о том, о сём, в том числе и о политике - теперь только ленивый о ней не говорит - он вдруг, как бы между прочим, заметил, - Ираклий, -  я ведь в сущности очень несчастный человек.
    - Почему? - Спросил я, удивлённый столь неожиданным поворотом нашей беседы.
    - Ну как почему? Во-первых, потому, что я родился азербайджанцем, когда если бы чуть -чуть повезло мог бы и итальянцем родиться или, например, французом. А во-вторых, потому, что я азербайджанец, который родился и живёт в Грузии.
    - Я, конечно, понял, что он имел ввиду. Сейчас многие так думают, втайне завидуя европейцам. Но я всё же решил его успокоить. Не найдя ничего лучшего, я сказал ему, что ни он первый и ни он последний среди несчастных людей, живущих в этом несправедливом мире и, видимо, уже из чувства солидарности к его «горю», тоном уверенного в собственной правоте человека, добавил, - а знаешь, я ведь тоже несчастный человек. Мой ответ оказался для него полной неожиданностью, поэтому, удивлённо взглянув на меня, он спросил, - а ты почему?
    - А потому, - философски заметил я, -  что родился и прожил значительную часть своей жизни в Советском Союзе, а не в какой-нибудь более свободной стране. - Правда, - добавил я, - мне ещё повезло, в том смысле, что меня миновала война, репрессии, коллективизация, голод и всё остальное безобразие, которое просто по счастливой случайности обошло меня стороной. Но что это меняет? Ведь пострадали мои родители. И дело даже не в том, что они пережили страшную войну, а в том, что они всю жизнь служили делу, которое было обречено на провал, служили идее, которая оказалась ошибочной, верили в идеалы, которым не суждено было сбыться. Успокаивает меня лишь то, что они так умерли, что обо всём этом, к счастью, не узнали. Вот поэтому я тоже никак не могу причислить себя к счастливым людям.

    - Да Ираклий, ты, наверное, прав. Нам всем досталось.  А ведь знаешь, я же грузин, - вдруг, после небольшой паузы, с некоторым сожалением произнёс мой собеседник.
    - Как так? - Удивился я.
    - А вот так. Мой прадедушка ещё в младенчестве был насильственно вывезен в Турцию. Там от него скрыли его происхождение. Он принял ислам, женился, а его сын, то бишь мой дедушка во время войны Турции с Россией был взят в плен в Грузии. Здесь он и обосновался. А потом, уже при Сталине, его с семьёй сослали в Казахстан. Там я и появился на свет. А в Грузию мы переехали уже после его реабилитации.
    - А сейчас? - Спросил я удрученный услышанным.
    -  Сейчас, получаю пенсию как член семьи незаконно осуждённого, а мои дети разъехались кто куда. Старший сын, например, уехал с семьёй в Германию и живёт там сейчас в лагере для эмигрантов, здесь он не нашел своего места. Трудно мне без него, скучаю, но ничего терплю, а что делать, ведь бывает же и хуже...
   Уходить не хотелось. Но пока я придумывал предлог, чтобы продолжить нашу беседу, мой знакомый прервал молчание первым.

    - Знаешь, - вдруг начал он, - во дворе у меня живёт один слабоумный парень, вечно недоедает, единственное его развлечение в жизни - это езда на автобусе. Представляешь, так и ездит на автобусе по городу целый день. А вчера жена послала меня за хлебом. Пошёл купил два батона. На обратном пути иду по набережной и вижу - стоят двое, рыбу ловят, и бутылка водки у них при себе, всё как полагается, а закуски нет. Пожалел я их и отдал им одну буханку, а перед самым домом увидел вдруг этого парня и подумал, наверное, опять голодным будет ходить целый день и отдал ему вторую буханку. Прихожу домой, а жена спрашивает, -- хлеб принёс? Нет, говорю, закрыто было. А самому смешно. Что делать, Ираклий, - уже с некоторым оттенком самоиронии – продолжил он, - я по-другому не могу. Мне всё равно какой человек национальности, я сам, например, знаю четыре языка - азербайджанский, армянский, грузинский и русский и они мне все как родные. Понимаешь, я в таком районе вырос, где люди разных национальностей жили вместе, и мы даже не спрашивали друг друга об этом. А потом, сам знаешь, как всё обернулось. Кто придумал эти национальности, зачем придумал?

    Я стоял и слушал этого доброго человека и не знал, что ему ответить.
    – А, действительно, кто придумал...