Мемуары Арамиса Часть 236

Глава 236
 
Позвольте мне проигнорировать всю ту романтическую вязь фантазий и домыслов, которые Гримо в своих мемуарах, подписанных без всяких оснований именем графа де Ла Фер, излагает насчёт любовных треугольников, трапеций и иных фигур, завязавшихся и развивающихся при дворе Короля Людовика XIV.
Все эти фантазии о любви, счастливой и несчастной, успешной и фатальной, почерпнуты беднягой Гримо из книг библиотеки графа де Ла Фер. Лакей Атоса всерьёз полагал, что Принцесса Генриетта была без памяти влюблена в Короля, как и мадемуазель де Лавальер, что граф де Гиш и шевалье де Лоррен были оба без памяти влюблены в Принцессу Генриетту, что Фуке был влюблён в мадам дю Плесси-Бельер, равно как и она в него, что Король был влюблён в Принцессу Генриетту и в Луизу де Лавальер.
Всё это ерунда и чепуха. Уж я-то понимаю кое-что в этих делах капельку побольше, чем застарелый холостяк, слуга и оруженосец Гримо. Я, который исповедовал десятки тысяч молодых женщин за свою долгую жизнь и почти столько же мужчин, который имел любовницами трёх герцогинь, одну испанку, супругу знатного гранда, четырёх графинь и даже одну княгиню! Я уже не говорю об обычных дворянках, и тем более о простолюдинках. Все эти дамы, или почти все, прошли через мою жизнь, не оставив в ней заметного следа, кроме, пожалуй, двух. Первой из них была Шевретта, с которой я познал божественные радости рая и адовы муки, которую обожал и боготворил, а позднее ненавидел и проклинал, а на протяжении наиболее длительного времени эти два чувства к ней во мне удивительнейшим образом уживались. Второй была, разумеется герцогиня де Лонгвиль. И об этих отношениях я не собираюсь ничего писать, ибо я предпринял написание этих мемуаров для того, чтобы очистить свою память от этих воспоминаний и никогда более не возвращаться к ним, но я не собираюсь изгонять из своей памяти ни одной секунды, проведённой вместе с моей Анной-Женевьевой, с моей Анже, как я её называл.
Генриетта любила Людовика! Не смешите меня! Ей льстило внимание первого человека в королевстве, при том, что она сама была супругой второго человека в этом самом королевстве и до рождения Дофина имела шансы когда-нибудь самой стать Королевой Франции, если бы её супруг унаследовал трон. Но ей хотелось обладать властью над этим человеком. Будь он не Королём, а простым Принцем Крови, и она, вероятнее всего, не обратила бы на него ни малейшего внимания. Страсть графа де Гиша к Принцессе основывалась на точно таком же чувстве гордыни. Лейтенант Арман де Грамон, граф де Гиш, пользовался большим успехом у дам при дворе Короля. По этой причине ему этого было мало, так что он решил покорить самую видную даму при дворе – Принцессу Генриетту, поскольку о покорении Королевы Марии-Терезии и речи быть не могло, за такие дерзости можно было лишиться головы. А Филипп Орлеанский, казалось, вовсе не ревновал к де Гишу свою молодую супругу, поскольку полагал такой мезальянс невозможным. Этим де Гиш и намеревался воспользоваться. Генриетта же попросту играла им, как кошка с мышкой, поскольку ей льстило внимание этого молодого и красивого ловеласа. Дело в том, что в эти самые времена при дворе установились такие фривольные галантные отношения, что для любой знатной дамы не иметь поклонников вовсе было равносильно тому, чтобы считаться абсолютно непривлекательной. Появиться на улице без сопровождения поклонников, было столь же неприемлемо, как выйти дезабилье. Впрочем, дезабилье было бы менее позорным, поскольку некоторые дамы вполне принимали некоторых посетителей, не поднимаясь в постели, точно так, как это сделала однажды Анна Австрийская по отношению к безумцу Бекингему, о чём я уже рассказывал. Итак, де Гишу льстила мысль о том, что Принцесса полюбит его, будет днём и ночью думает о нём, волноваться и переживать. На большее он не претендовал. Этому сердцееду, который без труда укладывал в койку почти любую фрейлину, несмотря на то, что Принцесса не питала к нему никаких чувств, страстно хотелось покорить именно её, но это желание не было столь сильным, чтобы о нём можно было бы сказать, что ему до смерти этого хотелось. Обычный галантный ухажёр, которыми был полон двор при Людовике XIV.
Король поставил своей задачей преобразовать дворян-рыцарей, вояк, дуэлянтов и надменных феодалов, в галантных придворных, покорных его воле и ищущих его благорасположения. Для этих целей он устраивал праздники, и эти праздники были инструментом воздействия на дворян. Он хотел, чтобы они не сидели по своим вотчинам, копя обиду и вооружаясь на всякий случай, а чтобы они толклись вокруг него, словно пчёлы вокруг чашки с сиропом, в надежде на различного рода милости.
Что касается связи Фуке и мадам дю Плесси-Бельер, в этом тоже не было ничего романтичного. Глубоко женатый Фуке, имеющий взрослых детей, не переставал заводить интрижки на стороне, чему способствовало его огромное состояние, его щедрость по отношению к тем, в ком он был заинтересован, и его высочайшее самомнение. Увидев новую красавицу, которая ему не принадлежала, он тут же загорался желанием овладеть ей, и большие доходы весьма способствовали успеху этих целей. Мадам дю Плесси-Бельер – одна из немногих умных дам в огромном ожерелье его любовниц, которая была настолько умна, чтобы не претендовать на то, чтобы её возлюбленный испытывал от связи с ней хотя бы малейшую неловкость. Она сразу заявила, что не собирается добиваться больше того, что он сам собирается ей дать. То есть она не претендовала на то, чтобы Фуке оставил свою законную супругу и соединился с ней, а также чтобы он давал ей денег больше, чем сам был благорасположен дать. При ней он мог не только вещать ей о своей любви, но также и обсуждать свои собственные проблемы, включая отношения с женой и детьми. Тем самым она стала как бы членом его семьи, и даже подружилась с его супругой и детьми, что и дало основания Фуке во всём ей доверять и говорить, что от неё у него нет и не может быть никаких секретов.
Что касается Луизы де Лавальер, версия Гримо о её чистоте и наивности разбивается вдребезги о то, как она повела себя в отношении своего так называемого суженного, Рауля, виконта де Бражелон. Ведь для неё, разумеется, не было секретом его к ней отношение. Изображая, что она не понимает, в чём дело, она лишь выдала себя. Может ли быть девица, поступившая на должность фрейлины Принцессы, и наблюдающая там сплошь и рядом галантные похождения, не понимать, какого рода дружеские чувства питал к ней Рауль? С таким же успехом мы могли бы предположить, что она не имела ни малейшего представления, чем женщина отличается от мужчины. Чепуха! Даже воспитывающиеся в монастыре монашенки прекрасно разбираются в вопросах чувственных отношений между юношей и девушкой. Она прекрасно понимала, какими ценностями в глазах молодых людей она располагает, и не имела намерений одаривать этими ценностями своего соседа из Блуа, намереваясь намного более выгодно вложить их в свою судьбу, что и сделала.
Также я должен признать полностью выдуманными мои диалоги с комендантом Бастилии де Безмо. Франсуа де Монлезен, маркиз де Безмо, бригадный генерал и капитан охраны кардинала Мазарини, стал комендантом Бастилии в 1646 году, то есть задолго до смерти кардинала, и уж никак не в 1661 году. Титула маркиза он удостоился в 1657 году. Он и сейчас является комендантом Бастилии, в то самое время, когда я пишу эти самые мемуары. Я не мог бы влиять на этого человека, предоставив ему заём для покупки должности коменданта Бастилии, поскольку в то время, когда он покупал эту должность, у него эти деньги были, а у меня их не было, только и всего. Всё моё влияние на него объясняется его вступлением в Орден, где я к описываемому времени занял существенно более высокое положение. Для чего мне было бы одалживать его деньгами, если я мог, согласно уставу, просто дать ему распоряжение, которое он был обязан безукоризненно исполнить даже в том случае, если бы оно противоречило приказу самого Короля? И для чего мне было бы делать тайну из своих намерений, если я мог попросту распорядиться, чтобы он свято хранил тайну о моём приказе и о его исполнении? Подобные оговорки даже не требовались, поскольку это предполагалось по умолчанию.
Итак, я не обхаживал маркиза де Безмо займами. Моё положение в Ордене позволяло мне явиться к нему и раньше, чтобы потребовать полного и безоговорочного повиновения, но, ещё не будучи генералом Ордена, я не был полностью свободен в своих приказах. Поэтому вплоть до весны 1661 года я не мог совершенно свободно командовать генералом де Безмо, и лишь после указанной даты такая возможность у меня появилась.
Наконец, пара слов о том, как я стал генералом. Из мемуаров Гримо можно подумать, что я чуть ли не отравил своего предшественника. Я решительно отвергаю эти обвинения. Генерал умер своей смертью. Встреча с ним происходила несколько иначе, и, разумеется, генерал не был одет францисканцем.
В 1661 году, весной, я встретился с господином Госвином Никелем, профессором философии, генералом Ордена Иезуитов. В ту пору Орден, который полностью ему подчинялся, насчитывал пятнадцать тысяч членов. Это был великий человек. Благодаря его усилиям были осуществлены значительные реформы судебной системы, по его указанию в судебных процессах отказались от пыток. Да смилуется над ним Господь! Господин Госвин Никель был избран верховным генералом Ордена 17 марта 1652 года, то есть через неделю после смерти его предшественника, Алессандро Готтивреди. Он находился на этом посту уже девять лет. В феврале 1661 года он потерял сознание, после чего его с трудом привели в чувство притираниями и нюхательной солью. Правая рука его стала хуже двигаться, как и правая нога. Наутро к нему пришёл лекарь, который внимательно обследовал его и дал ему какие-то целительные порошки. Генералу стало значительно легче.
— Вы проживёте не более трёх месяцев, если будете продолжать вести тот образ жизни, который вы ведёте, — сказал лекарь. — Вы слишком много работаете и остро нуждаетесь в отдыхе, или же я не ручаюсь за то, что вы проживёте даже эти три месяца.
— Если мне осталось три месяца, то какой смысл менять режим дня? — спросил генерал.
— Если вы будете слушать мои рекомендации и принимать те лекарства, которые я вам буду давать, я могу обещать вам ещё три года, — сказал лекарь. — Но это – большее, на что мы можем рассчитывать, и при условии полного соблюдения предписанных мной мер по сохранению вашего здоровья. Мой метод не излечит вас, но не даст тому процессу, который угрожает вашему сознанию, убить вас прежде времени.
— Все мы ходим под Господом, — ответил генерал.
— Но Господь иногда позволяет нам, смертным, продлить существование тех, кто уделяет должное внимание своему здоровью, — ответил лекарь. — Вы нужны Ордену, ваш неожиданный уход нанесёт непоправимый удар общему делу. Найдите себе преемника уже сейчас, при жизни. Пусть для всех вы останетесь генералом Ордена, но пусть он выполняет основную часть ваших дел.
— Хорошо, — согласился генерал.
После этого генерал велел секретарю принести ему списки претендентов на должность генерала Ордена. В этом списке было и моё имя.
Генерал посмотрел на часы, принял новую порцию порошков, согласно предписанию лекаря, и принялся тщательно изучать список и комментарии к нему.

(Продолжение следует)