Чёрная глава

                Август нежный, разноцветный тихой поступью шагает по городу. Вечер.  Мы с мамой ещё тише, чем август идем домой, пробавляясь беседой о прошедших мелких событиях.

– Оскорбляя недруга, ты не его унижаешь, а себя!

– Да, ну!?
 
 – Что ты сама представляешь собой, если имеешь столь презренного противника? Если уважаешь себя, то не станешь ругаться с тем, кто не достоин уважения – с горечью в голосе выговаривает мама после того, как стала свидетельницей пикировки на повышенных тонах между мной и нерадивым коллегой.               

                По привычке в пол уха слушаю её нравоучительные посулы и только изредка вставляю междометия

– Да-а-а...? ААА! Точно-точно. Ты права.
 
                Мне не до матушкиных увещеваний. Был трудный день и я очень устала.  Шумные разборки между работниками супермаркета происходят чуть ли не каждый день. То товар просроченный не убрали, то витрину кто-то разворошил и не поправил, то менеджер ошибся при выписке товарной карточки, то вместо работы болтал по телефону больше положенных трёх минут и так далее. К концу смены все становятся злыми искателями объекта для выпуска пара.  Не рассказываю никому об этом, и корю себя за то, что мама услышала нынешний скандал.  Она пожилая, больная женщина, хоть и с железной выдержкой. После того, как год назад умер отец, мама совсем сдала, частенько хворает.

                Пешком идём домой, ловим жёлтые листья, опадающие с тополей.  В народе говорят, что пойманный с дерева лист - к счастью.  На мой взгляд: эта примета врёт по-крупному. Где, судя по количеству листьев в собранном букете, моё счастье? Нет его.

                После быстрого и гнусного развода, сбросив пробитую насквозь броню, временно живу у мамы. Она, опасаясь за внутреннее равновесие единственной дочери, ежедневно встречает меня с работы. Говорит, что проветривается и шаги до шести тысяч нахаживает, но я-то знаю, что это лукавое объяснение её необъяснимой тревоги.
 
                Закончив экономфак, работаю администратором в супермаркете «Сытный», находящийся в квартале от дома родителей. Будучи в браке ни одного дня, не сидела без дела.  Детей у нас с мужем нет, поэтому и декретного отпуска, когда три года обоснованно можно не работать, у меня не было. Муж говорил, что не хочет иметь потомков и только теперь понимаю почему. Он не любил меня.
 
                А мама все не успокаивается

– Кроме того, когда враг знает, что ты, относишься к нему с уважением, отвечает тебе тем же. Это не означает примирение, но позволяет избежать многих подлостей – говорит и говорит она

– Хорошо мамуля, я все поняла. Постараюсь быть сдержанней – пробую остановить её профессорский спич на тему взаимоотношений индивидуумов и их влиянии на определенные слои населения.

                К слову, моя мама действительно профессор, доктор психологических наук, бывший декан медико-психологического факультета медицинской академии, сейчас просто активная пенсионерка, а я - неудачный продукт её жизнедеятельности с отцом.

– Нет, ты ничего не поняла, я говорю не про сдержанность, а про галантность и про манеру разговора. Я улыбаюсь.

                Маму очень люблю, хотя с раннего детства не помню, чтобы она играла со мной в какие-то игры или читала книжки. Она всегда была занята. Но моей любви это не мешало и не мешает сейчас. Ей всегда было важно мнение окружения. Не дай Бог кто подумает, что у нее, матери – учёной, не удалась дочь. И поэтому она - отличная хозяйка, душа компании, спешащая всем на помощь, ругала меня за малейшие провинности; за опоздания домой, за мнимое плохое поведение, за четверку, за косой взгляд, то есть - за свою неудавшуюся женскую долю. Папа был простым автомехаником. Я, по мнению мамы, всегда должна быть первой, лучшей. Я и была – умница, отличница, активистка, избитый породистый щенок с грамотами и медалями, которым можно гордиться перед друзьями и родственниками. Мама сливала в меня все свои аффекты: злость, обиды, страхи, боль. Я привыкла улавливать малейшие колебания ее настроения. Как будто от меня зависел ее душевный комфорт. Как будто именно я должна спасать ее изо дня в день. Я же не имею права злиться, обижаться, должна быть сильной.  Однако, ни смотря на это, я все время чувствовала любовь к маме, правда иногда думала: «Лучше бы меня не было». Конечно, она целовала, обнимала, тормошила меня, когда ей этого хотелось. Больше всего я любила болеть. Тогда мама становилась тихой, заботливой. Она до сих пор, как в детстве прикасается губами к моему лбу, когда хочет понять, не поднялась ли у меня температура.  Вот и сейчас я не совсем здорова, судя по её активной заботе.
               
                После окончания школы я не пошла в медицину, чтобы образовалась династия. Последствия были разрушительными для наших взаимоотношений. Сейчас всё более-менее наладилось и то, только потому что я оказалась глубоко несчастливой в браке, будто больной, и меня снова нужно лечить

– Или ты меня не слушаешь?

– Я вся внимание, мамочка. Хорошо, буду манерной – улыбаясь, отвечаю я

– Да не манерной, а галантной

– А помнишь, как обожаемый тобой студент Саша, рассказывал про галантность? Как он начал практиковать галантность с младых ногтей, потому что родители рано привили ему правила хорошего тона?  Как в школе он придерживал девочкам двери и потому купался в женском обожании? Как он был этакой ажурной вставкой из утраченного галантного века посреди типовых пролетарских обоев?

– Ещё бы не помнить. А ещё помню, что после того, как сверстники, не понимавшие таких буржуазных излишеств, сделали ему тактильное замечание, эти двери на полпути трусливо отпускал?

– Именно! Обе смеёмся в голос.

                Вспоминаю продолжение того рассказа: «Ни о чем не подозревавшие девочки, грациозно вплывавшие в дверной проем, немедленно получали злополучной дверью по голове. Вскоре они стали массово его сторониться, а потом и вовсе в ужасе пятились назад.

– Да, все помню, моя милая. Вот Александр составил бы тебе приличную партию, а не твой Мишаня

– Мама ты опять за своё?

– Я не права? Какой славный весёлый, остроумный, легкий был паренёк, а как любил тебя

– Мама ну почему был? Он и сейчас есть. Просто мы не знаем, где он

– Зато знаем, где и с кем твой бывший

Обе замолчали понимая, бессмысленность дальнейшего разговора. Настроение испортилось окончательно. Не люблю вспоминать причину развода, потому что она настолько банальна, неприятна, и понятна теперь, что хочется спросить

– Где были твои глаза и мозги, Ия?
               
                Ия - это я, тридцатипятилетняя женщина, ощущающая себя столетней развалиной с пепелищем вместо души.
               
                После развода моя одинокая жизнь превратилась в бесконечную сингулярность бытия.
               
                А начиналось все так красиво: с принцами, каретами, цветами и балами. Тринадцать лет назад Михаилу, красивому молодому аспиранту, нужно было защитить кандидатскую, получить должность. Тут и подвернулась профессорская дочка, то бишь я, глупая и влюблённая в него, как кошка по весне. Ни дать, ни взять - яблочко на тарелочке с золотой каёмочкой. Теперь знаю, что знакомство наше не было случайным. Своей родословной все дороги ему открыла. Мама не любит вспоминать, что именно она помогла пройти, вернее протащила через все аккредитации, написала, отточила, поправила, то есть целиком создала кандидатскую, подготовила благоприятную почву среди членов совета, практически подарила зятю свои научные статьи. А ещё она очень гордилась им

— Не дочь, так зять продолжит династию – любила мама - профессор сообщить знакомым, оправдывая мою никчёмность. Теперь казнит себя за то, что не рассмотрела мелкотравчатость моего мужа, хотя не говорит об этом вслух, но я и так все знаю. Что муж оказался недалёким и подлым человечишкой, я поняла сразу после свадьбы. Он одномоментно перестал претворяться и уже в первые дни нашего брака предпочёл мне миловидную лаборантку, потом ассистентку, вторую, третью и пошло-поехало. Блудил он, а до боли стыдно было мне.  Сейчас понимаю, что жила с ничтожеством, и была вынуждена вывозить на себе его девиантную виктимность не от женской силы, а от малого ума и огромных комплексов. Ну, или, в лучшем случае, от гипертрофированного и нереализованного материнского инстинкта. Миша зря времени не терял и с помощью матушки легко добыл должность старшего преподавателя в академии.  Головокружительная карьера, вседозволенность,  безнаказанность кружили ходоку голову и романы с женщинами-коллегами, студентками не прекращались. Он совсем перестал меня стесняться. Я бы и дальше страдала, терпела, но вскоре после папиной смерти, муж заявился домой не один, а с очередной пассией. Смазливая белокурая куколка с одной извилиной в мозгу, но, как оказалось, ушлая и хваткая. Хватило же ей сноровки захомутать своего педагога Михаила Петровича!

— Понимаешь, Ия! Я ее люблю! – Картинно, в основном для своей дамы, заламывал руки Мишаня

— И она любит меня. С тобой же я просто существую.

Он нудно и бесстыдно рассказывал мне о всепоглощающем чувстве любви к этой женщине и огромном желании развестись со мной. Я выслушала, развернулась и с болезненным облегчением в душе ушла к маме. Миша остался жить в квартире, которая задолго до нашей женитьбы досталась мне по-наследству от бабушки. Выезжать не собирается, но после развода я подала заявление в суд на принудительное выселение.
               
                Сентябрь. Мягкой поступью приближается тёплый вечер, отбрасывая небольшие тени редких деревьев на узенькие  и спокойные улицы старой части города. Ласковый ветер обдувает лицо и руки, окутывая нежностью нас и прохожих. Мы с мамой снова тихонько бредём домой.

— Иечка, один из студентов предложил мне небольшую практику в частном медицинском центре

— Мама какая практика? Подумай о своём здоровье. Если ты спрашиваешь меня, то я против, зная какая ты перфекционистка...
 
— Это всего два часа в день и работать нужно не психиатром, а психологом по мере необходимости. Я буду оказывать психологическую помощь людям, которых никто не учил справляться со своими эмоциями при получении, например, плохих анализов.  Мне интересно!  Горячо убеждает меня мама, поправляя шейный платок сливочного оттенка, добавляющий её образу тонкое и деликатное изящество.

— Зря ты полагаешь, что это легко — парирую я, любуясь тем, как хороша моя мама, несмотря на почтенный возраст.  Она меня не слушает, она уже всё для себя решила.
               
                Октябрь выдался холодным и дождливым. Я вышла из зала суда в отвратительном настроении, хотя решение было вынесено в мою пользу. Миша с юной женой несмотря на то, что скандалили и беззастенчиво поливали меня грязью, должны будут в ближайшее время освободить квартиру. В перерыве бывший, брызжа слюной, повизгивая,  вопил что-то про ненависть и месть. Его жена с презрением в голосе высказывалась об убогости моего ума и отвратительной внешности.   Удивляясь собственной выдержке, не обращая внимания на оскорбления тихонько отвечаю, обращаясь к Михаилу

— Не мщу и никогда не хотела отомстить. Давно все разложила по полочкам, все осознала и даже простила тебя.  Убираю тебя из своей жизни, уже прощенным...

Но бывший взбешённый тем, что теперь им негде жить, ничего не слышит.  Да и пусть!  Мне тоже нелегко было осознать, что первый самый жестокий манипулятор и предатель – это муж. Все другие абьюзеры были милосерднее. Помолилась в душе: «Господи, помилуй. Прости ему все прегрешения, ибо не ведает, что творит».

— Хорошо, что мама не пришла на заседание, иначе расстроилась бы — думаю я. Она больше не встречает меня с работы, поскольку полностью вовлечена в дела и заботы клиники. Чувствует себя важной для людей, нуждающихся в психологической поддержке. Вечерами мама увлечённо рассказывает о коллегах врачах, о таинственном владельце по имени Сендер, живущем в Израиле, о пациентах, пришедших к ней на приём, и о том, что выступать в роли духовника бывает, весьма, трудно.

                Домой идти не хочется. В соседнем доме, почти напротив нашего подъезда замечаю небольшую кофейню, и робко захожу внутрь.

— Почему раньше не замечала? Впрочем, я давно нигде не была. Осматриваюсь

— Вы кого-то ищете? – спрашивает высокий молодой человек за стойкой.

— Нет, — я готова ретироваться, и правда, не знаю, зачем зашла. Однако, улыбка бармена или бариста, обладателя дредов и его доброжелательный тон понравились мне, и я решаю выпить кофе в этом заведении.

— Капучино, пожалуйста – прошу и оглядываюсь; зал совсем крохотный: всего на четыре столика и барную стойку у противоположной стены. Стены из естественной, должно быть старинной кирпичной кладки покрашены в светло-бежевый цвет, что придаёт всему облику кофейни очарование свежести. Подоконник широкий и достаточно низкий, чтобы захотелось приютиться здесь в непогоду под клетчатым пледом на мягких подушках с одной из книжек, которые стопочкой лежат на полочке. Возможно, не хватает ещё пары мелочей для придания уюта. Но не стану придираться, оставив право обставить интерьер за владельцем заведения и сажусь за первый свободный столик.

— Простите, но столик, который Вы выбрали, уже занял мужчина. Он просто вышел. Предлагаю Вам этот, у стены.

Кофе оказался вкусным.  Время почти остановилось:

— Боже, что со мной будет через пять лет, если сейчас в простецкое заведение захожу с оторопью? Совсем одичала - думаю я. А кому какое дело до меня? Я никому не нужна.  Может жена Миши была права? И мне, юродивой, лучше не показываться на глаза людям?

Запомнившиеся колкие, злые слова отточенными движениями хлестнули душу, как ветер промозглого вечера поздней осени. Она замерла, сжалась и камнем полетела, куда-то вниз. По щекам сами собой покатились слезы. Отвернулась к стене, стараюсь успокоиться и остановить предательскую морось из глаз. С чего бы это разнылась? Ведь даже после развода не плакала. 
               
                Не заметила, как в кафе вошёл мужчина, хозяин чёрной мужской сумки на стуле рядом со столом, за который я хотела сесть изначально. Посмотрела на него. Кудрявятся чёрные волосы; прямой, честный взгляд, светлая рубашка, и весь его вид говорят об искренности.  Возраст? У мужчин нет возраста, они всегда будут выглядеть моложе своих лет. Какого-то актёра  напоминает что ли? Привычным движением взболтал прозрачный чайник, стоявший на середине стола. Заваренные чаинки, словно расправив крылья, разлетелись вверх и вниз внутри чайника, создавая завораживающее по красоте действие. Неожиданно мужчина пристально посмотрел в мою сторону.

— Боже, как стыдно. Меня только что застали за подглядыванием. Он же, взяв чашку, запросто, как старый знакомый пересел за мой стол и спросил
               
— Ты плачешь?

— Показалось. Это дождь. Мужчина улыбнулся
 
— Несчастная любовь?

— Ещё чего?!

— А что? Я, например, влюблялся так часто, что сам не успевал за своими влюбленностями. Возлюбленные тоже не успевали. Часто они даже не подозревали, что они возлюбленные.  Значит кошелёк потеряла? Я рассмеялась, но промолчала

— Угадал? Тогда давай знакомиться.

— Зачем?

— Про «не имей сто рублей», помнишь? Я Саша. Хочешь угадаю твоё имя?

— Хочу — уверенно говорю я, зная, что моё имя он вряд ли даже слышал

— У тебя редкое имя, которое означает вот этот нежный цветок - говорит Саша и вдруг вынимает из внутреннего кармана пиджака маленький прозрачный тубус с нежно - сиреневой фиалкой внутри.
 
— Это тебе, Ия. Не узнаёшь меня? Неужели я так сильно изменился?
 
                Сказать, что потеряла дар речи - ничего не сказать. Только теперь при внимательном рассмотрении я узнала его, того самого, любимого студента мамы - Александра Зельман. И тут я снова беззвучно заплакала. Саша целовал мои ладони, пальчики, стирал со щёк слёзы и говорил, говорил, говорил… Он шептал, что теперь всё будет хорошо, что мой внутренний хаос закончился. Что дальше только райские кущи и настоящие тропы Господни. Он не просил перестать плакать, просто называл меня, как раньше «нежной фиалкой» и «глупой девчонкой». Я, не понимая почему, честно рассказала ему обо всем, через что прошла. О том, что это была невыносимая многомесячная боль. Я вся была боль. Выговариваясь, впервые почувствовала, что такое безусловные принятие, сострадание, любовь и доверие. А еще поняла, что на мужа можно было злиться, что со мной нельзя было так обращаться. Что ад, через который я прошла, ни хрена не норма. Это было открытием, откровением. Оказалось, во мне много ярости по отношению к Михаилу. Мы проговорили с Сашей до закрытия. Мне было хорошо и легко, как не было никогда в жизни.  Будто рану невидимой души, иссечённую невыразимой болью, Бог оросил елеем Своей милости. А за окном кафе ветер так сильно раскачивал голые деревья, что казалось, он луну шатает из стороны в сторону по хмурому небу.

                Ноябрь безжалостно обнажил деревья, стёр уставшие яркие краски. Наступило время моно, или если хотите - время соло, принесшее обострённое желание тепла. Мы с Сашей, которого на идиш зовут Сендер собираемся в Израиль.  Он оказался тем самым таинственным владельцем сети медицинских центров «Сендер», где работает моя мама и, конечно, не случайно появился в том кафе, где мы встретились. Но в этот раз мне никто не лгал. Я согласилась, пока что только продлить лето и поэтому еду к нему в гости в солнечный город Хайфа.

                Сегодня последний день ноября. Вечер фиолетовым бархатом плавно перетекает в ночь. Мама, уставшая и раздраженная пришла с работы.

— Иечка, ты не поверишь, кто сегодня был у меня на приёме по весьма печальному поводу - говорит она

— Кто же это мама, и что за печальный повод?

— У жены твоего бывшего обнаружен ВИЧ. Она обратилась в наш центр по поводу подготовки к зачатию и её по протоколу направили на стандартное обследование.

— Какой ужас, а почему к тебе пришла?

— Её привела гинеколог, а больная попросту не знает меня в лицо

— Ты помогла?

— Она была ещё в стадии отрицания и просила, слёзно умоляла лишь об одном: не сообщать мужу Михаилу Петровичу, потому что он де большой человек  - "БигБосс" этакий. Это вывело меня из равновесия, и я, пусть простит меня Гиппократ, вместо помощи озвучила ей статью номер 122 Уголовного кодекса РФ и срок по ней от года до восьми лет. Может ты захочешь обрадовать Мишаню? Я тебе выписку из карты его жёнушки дам.

— Нет мама, пусть кто-то другой станцует джигу на его костях. Думаю, что желающих найдётся немало, а мне искренне жаль их обоих. И знаешь, я надеюсь, что ноябрь закроет в моей книге жизни чёрную главу.