Однажды двадцать лет спустя

Наталья Богачева
Однажды, двадцать лет спустя…


«Уазик» скользил по ноябрьскому льду бухты Скрытой, что укрылась в заливе Корфа Берингова моря, впадающего в Тихий океан. Снега почти не было, лед казался темным, глубоким, испещренным короткими и длинными полосами-трещинами. Муж, я,  трехлетний сын и полугодовалая дочь ехали по зимней переправе от аэропорта «Корф» до села Тиличики. 1983 год. Так я впервые попала на Крайний Север.
Прожить нам здесь предстояло три года, на столько лет был заключен контракт с редакцией Олюторской районной газеты. Интересное совпадение. Начинала я свою журналистскую карьеру в «Звезде коммунизма» в подмосковной Балашихе,  и северное  издание носило название «Заря коммунизма». В жизни бывает очень много странных совпадений. Однажды в пятом классе учитель русского языка дал задание ученикам придумать название колхоза. Я даже руки не успела поднять,  с языка уже сорвалось: «Красная рыба».
Весь класс захохотал.
Было еще одно совпадение. Моя мама работала редактором в Центральном картгеофонде (ЦКГФ СССР). Она «рисовала» границы областей и районов на карте Советского Союза. Одна из границ проходила по Олюторскому району с центром в селе Тиличики. Однажды мама принесла мне новую меховую шапку. Она была из пыжика – шкуры новорожденного оленя.
Кто бы знал, что я попаду на Камчатку, где десятки колхозов добывали ту самую красную рыбу, что почти вся моя дальнейшая жизнь будет связана с Камчаткой, а часть ее – с Олюторским районом, селом Тиличики, где к нам иногда в гости заходили оленеводы, и бросая в углу квартиры свои кухлянки (шубы) из оленьего меха.
….Вновь посчастливилось попасть в Тиличики через 20 лет -  в начале 2000-х. Это была служебная командировка. Вскоре после моего возвращения в Москву в Тиличиках и Корфе произошло очень сильное землетрясение, многие дома стали непригодными для жизни. Корф закрыли как неперспективный населенный пункт: закрылось градообразующее предприятие «Корфский рыбозавод», которое обеспечивало инфраструктуру  двух поселков.
В двухтысячные Тиличики отстроили заново на высоком плато, продуваемом всеми ветрами. Раньше там стояла только телевизионная «Орбита», ловившая сигнал из космоса и передающая его на наши телевизоры. Может быть, кого-то из тех людей, имена которых я записала  в своем дневнике, уже нет в живых. Но я уверена, что о них помнят: эти люди отдали суровому северному краю Камчатки всю свою жизнь. Я уверена, что о них помнят.  Здесь вспомнили через 20 лет даже меня, в общем-то, залетную птицу из совсем другой стаи, вспомнили и моего четырехлетнего сына, который стал тогда самым активным читателем села Тиличики

Первое впечатление…
Двигатель «Лэнд Ровера» трещал как мотор трактора.
Военный американский автомобиль образца 1975 года, выкрашенный какими-то умельцами в белый цвет, летел по главной улице села Тиличики – Советской мимо дома №20, где наша семья жила 20 лет назад.
За рулем сидел Анатолий Силин. А хозяин машины - лесничий Сергей рассказывал, что «Лэнд Ровер» объездил пол земного шара, бывал в южной Америке, в Африке,  участвовал во многих боевых действиях по подавлению национальных сопротивлений, одним словом – обстрелянный, обветренный, закопченный. Внутри кузова – самодельные деревянные лавочки друг  напротив друга. Удобно использовать такую машину как рейсовый автобус.
Сергей рассказал, что однажды в Тиличики приехал американский турист. Он готов был купить машину за 25 тысяч долларов. Он коллекционировал старые машины, и время от времени  выставлял их, получая за выставку доход в размере тех же 25 тысяч долларов. Сергей не соблазнился. «Лэнд Ровер» был его надежным другом в поездках по тундре,  по отливу - на рыбалку, по зимнику - на охоту.
Вторым чудом села Тиличики были красные помидоры, дозревающие на длиннющей ботве на балконе одной  местной  жительницы –казачки с Дона. К ней я попала в гости в первый же день своей командировки. На дворе был декабрь. Окно балкона слегка приоткрыто в комнату, и помидоры, отнимая тепло у хозяйки, краснели себе потихоньку, дозревая к Новому году.
 Тиличики показались мне меньше, чем тогда, в 80-е. Улицы – поуже, расстояния – поменьше. Но люди были такими  же добрыми, отзывчивыми и гостеприимными. Казачка накормила меня морошечным вареньем, открыла трехлитровую банку компота из этой золотистой солнечной вкусной тундровой ягоды.
Прогулка по селу из одного конца в другой показала, что центр Олюторского района 20 лет спустя стал выглядеть печально и  убого. Очень много пустых домов с заколоченными окнами – несколько долгостроев, видимо, в разгар перестройки их начали строить и в конце ее «благополучно» завершили. Недостроенными стояли здание новой школы, больницы.
Некогда жилые двухэтажки теперь зияли глазницами пустых окон. С развалом Советского Союза и началом перестройки, когда (да впрочем, и сейчас) новоиспеченному государству – России было не до Севера и его людей, северные надбавки и коэффициенты перестали обеспечивать здесь более-менее нормальную жизнь. Билеты на самолет, особенно местных авиалиний дорожали из месяц в месяц. Поток северян, кроме коренных жителей, обитающих здесь тысячелетиями, двинулся отсюда на материк.
Остались только те, кто слишком стар, чтобы менять место жительства, или не имеел достаточно денег, чтобы переправить свой нехитрый скарб куда-нибудь  в Воронежскую, Ростовскую  и  другие области, откуда когда-то уехали на далекую Камчатку по комсомольской путевке или по распределению после института, техникума. Другие, как мы, отправлялись сюда за романтикой, кто-то бежал на околицу Руси от личных невзгод или преследований.
Среди полуразрушенных зданий с заколоченными проемами окон лишь одно привлекало взгляд. Это был Расчетно-кассовый центр, который обслуживал по тем временам бюджетообразующее предприятие Корякского округа – «Корякгеолдобыча». Отделано было здание по последнему слову техники – сине-голубой домик, украшенный белой тарелкой антенны, заменяющей целую Орбиту. Больше здесь не было ни одного более менее приличного строения. Даже в зданиях администрации, где раньше располагались райком партии и райисполком, а ступени внутренних лестниц были застелены «цековскими» красными ковровыми дорожками, было в те «застойные» годы  более уютно, чем сейчас.
На месте детской площадки, где когда-то стояли качели и карусели, да забавные, вырезанные из дерева, гномики и лавочки, теперь лежали на земле три огромных валуна.
Священный, по поверьям коряков, камень – Дед, привезенный на центральную площадь с побережья, так и стоит на своем месте, напротив клуба, украшенный табличкой, в память о воинах, погибших в годы Великой Отечественной. Правда, солдатскую каску кто-то оторвал от экзотического памятника.  Еще тогда местные коренные жители говорили, что не к добру Деда сдвинули с места. Не к добру. Так оно и вышло. Когда умер Брежнев, а за ним Андропов, а за ним – Черненко, странные события начали происходить и с местными руководителями.  Первый секретарь Олюторского райкома КПСС неожиданно повесился в тундре за селом. Журналисты об этом узнали одними из первых: Редакция находилась на одной лестничной площадке с Прокуратурой. Пришел к нам прокурор, попросил быть понятыми. Отказаться невозможно: как с властью спорить? Мы сидели и смотрели, как достают вещи покойного. До сих пор помню серую куртку, джинсы, кроссовки. Он был молодым и красивым.  Наши дети были ровесниками, ходили в один детский садик.
В редакции газеты почти ничего не изменилось, кроме названия: «Заря коммунизма» была переименована в «Олюторский вестник». Здесь даже столы и стулья те же, что и тогда. Журналист Галина Пономарева работала здесь до нас и более 20 лет после нас. Теперь она занимала должность заместителя Главного редактора и была занята «по уши». Что такое «районка», могут знать только те, кто там работал. В 80-е  штат редакции насчитывал  человек десять. Каждому надо было написать – 600 строк в номер (20 машинописных страниц). Такой была норма. Я помню, эти 600 строк снились мне по ночам. Газета выходила два раза в неделю. В 2000-е ее «делали» трое сотрудников. Сколько строк им приходилось писать и редактировать, предварительно собрав информацию, побывав на предприятиях, побеседовав с людьми?! В «Олюторском вестнике», к счастью, были постоянные авторы– С. Жданова,  В. Мягких и другие.
Там, где когда-то располагался отдел писем редакции, кажется, также ничего не изменилось. Все те же стул и стол, за которыми я писала свои 600 строк в номер, (я тогда почти каждую ночь видела один и тот же сон: все время было ощущение цейтнота. «Я не успеваю, я не успеваю», - пульсировало в сознании. Так же приоткрыта дверь в соседний кабинет, где когда-то сидел корреспондент В. Коняхин. Он возглавлял отдел партийной жизни и любил писать пространные статьи на партийную тему. Ему легко было написать 600 строк: достаточно было несколько раз повторить «как завещал великий Ленин, как учит нас Коммунистическая партия Советского Союза во главе с ее Генеральным секретарем Председателем Президиума Верховного Совета Леонидом Ильичем Брежневым. Позже Коняхин стал главным редактором этой газеты и публиковал в ней свой длинный роман про Камчатку и  шаманов.
Залив Корфа. Бухта Скрытая. Какие здесь необыкновенные закаты и восходы! Начало декабря, часть бухты застыла и покрылась ледяной шугой, часть еще открыта. Какой контраст между красотами природы и делами рук человеческих!
Пирс весь разворочен. Когда-то сюда причаливала дорка, перевозившая летом пассажиров из Корфа в Тиличики и обратно. Сейчас у берега – горы угля, припорошенные снегом. Уголь завезли в районный центр по осени, а развести его по отдаленным селам в навигационный период не успели. Реки уже встали. Время от времени к горе угля подъезжают «Катерпиллеры» - шикарные оранжевые машины канадского производства – собственность золото- и платинодобывающей компании «Корякгеолдобыча» (которое было ликвидировано вместе со снятием с должности губернатора Корякского округа В. Логинова) - и загружаются углем. Теперь, уже по зимнику,  уголь развозят в села. Да самого ближнего населенного пункта – Хаилино, - около 90 километров.
РСУ развалилось в Тиличиках в 2002 году. С начала перестройки здесь  не строилось ничего. Власти планировали построить  трехэтажную поликлинику, но  здание так и  осталось недостроенным, хотя было почти готово: и рамы сделаны, и двери. Все  деревянные конструкции местные жители растащили на растопку печей, когда не было топлива.
Портпункт - единственное место, где более-менее пульсирует жизнь. Сюда доставляют морем грузы: топливо, уголь, товары народного потребления, продукты. .Здесь работал главным механиком наш старый друг Александр Хаустов. Он приехал сюда в 80-е, незадолго до нас, из-за личной драмы. Жил в бараке с земляным полом, вместо чая заваривал травы. .Одинокий волк, бирюк. Удивляло, что он прекрасно разбирался в технике, все мог отремонтировать, на любой вопрос знал ответ, давал ценные советы. Позже мы узнали, что Хаустов женился, обзавелся  наследником, как  он любит повторять  сам.  Получил трехкомнатную квартиру. Сына отправил учиться в Москву - в Суворовское училище. В свои 60 лет наш друг выглядел лучше, чем 20 лет назад. Подтянут. Строг. Аккуратная рыжая борода. Бороду Хаустова трудно забыть. В 1982 он пришел к нашим детям под Новый год  в костюме Деда Мороза и с подарками. У нас он чувствовал себя, как дома: сел на пол, «снял» белую бороду Деда Мороза, из-под которой «зарыжела» его собственная… Сын тогда очень удивился: «Мама, а что у Деда Мороза две бороды?».
Хаустов отметил, что Портпункт – единственное предприятие, которое более-менее стабильно работает и зарабатывает самостоятельно деньги. В 2000-е его хотели приватизировать. Государство на тот момент задолжало Портпункту около девяти миллионов рублей, по тем времениа это – огромные деньги.
Александр провел меня в свой кабинет. На подоконнике в огромных жестяных банках  в декабре росли желтые перцы .
Назавтра я отправилась в Портпункт, чтобы посмотреть, как вытаскивают плашкоут, который идет на ремонт. Его тянули тремя тракторами, соединенными стальными тросами друг с другом. Интересное зрелище. Начальник Портпункта не захотел, чтобы я это все фотографировала, и быстро на своей машине увез меня в поселок,  (у предприятия было тогда немало  недоброжелателей, желавших заполучить в частные руки этот лакомый кусок.
Мы подъехали к школе. Здание выглядело так, как будто пережило войну. Штукатурка отлетела, стены ободраны. Вид печальный и  грустный. Когда-то я, будучи в декретном отпуске, подрабатывала здесь. Полы блестели, стены блестели. Все казалось новым и красивым.
Районная больница в  2000-е была рассчитана на 100 коек. Сюда привозили на вертолетах, вездеходах, собачьих и оленьих упряжках всех экстренных больных и рожениц из отдаленных сел. Лекарств не хватало, а те, которые поступали, расходовались за счет медстраховки граждан.
Новшество в Тиличиках- 2004  – церковь. Священника на тот момент здесь не было, но был добровольный служитель, который два раза в неделю открывал церковь для отправления обрядов. Звонницей служили пять рынд, снятых со списанных в Портпункте судов и закрепленных на штанге рядом с церковью. Это было ноу-хау нашего друга Хаустова.

ч. 2. В гостях у старожилов
Как кинотеатр стал магазином
Гостева Альбина Сергеевна узнала меня через 25 лет: «Наташа, а я тебя помню, ты у нас вела киновечера в кинотеатре». Вот так память! Она тогда, в 80-е работала в Олюторском отделе кинофикации бухгалтером. Приехала в Тиличики в 1968 году, после окончания Новосибирского торгового института. Поначалу работала в Рыбкоопе, потом десять лет – бухгалтером в  районном управлении кинофикации. 
В 1992 году начался развал страны и всего того, что системно существовало в ней. Окружной центр кинофикации перенесли в поселок Оссора, а затем кинофикация и кинопрокат  вовсе распались не только на Камчатке – по всей стране.
Альбина Сергеевна рассказывала, что в те времена коллектив  работников кино был очень дружным. Но к моменту нашей встречи кинофикацию объявили банкротом, специалистам не выплатили заработную плату за много месяцев. В единственном кинотеатре «Север» отключили электричество. Здесь  обосновались коммерсанты: устроили  склад, перед входом развернули прилавки и торговали товарами, привезенными из Петропавловска-Камчатского. Туда  же они, в свою очередь, были привезены другими коммерсантами из Москвы - с Черкизовского рынка. Пройдя этот «шелковый» путь, товар приобретал свою цену – втрое дороже изначальной. Качество товаров обещало желать лучшего. Дубленки искусственные, мех в сапогах - искусственный. Но и эти товары покупали: многие северяне долгие годы никуда не выезжали, поскольку предприятия распались, отпускные раз в два года перестали оплачивать. В 40-градусный мороз местные жители  ходили в искусственной одежде и искусственных сапогах.
В кинотеатре «Север» уже давно не показывали фильмы.  С началом перестройки все киноустановки растащили по запчастям.
Альбина Гостева жила в одном доме с отцом мужа – Николаем Васильевичем Маликовым. Будучи сама инвалидом детства, она ухаживала за престарелым свекром.  80-летний дядя Коля в 2000-е остался единственным ветераном войны в селе Тиличики. Он уже мало что помнил. Но если разговор заходил о войне, тут же начинал рассказывать, как воевал на Калининградском фронте в 24 батальоне, как дошел до самого Берлина, как видел Рейхстаг. Он служил рядовым в железнодорожных войсках, восстанавливал железнодорожные пути. «Только отремонтируем,  в другом месте - взрыв, туда направляют бригаду» - вспоминал дядя Коля.
По снегу – в босоножках
Альбина Гостева проводила меня  к своей знакомой – Р.М. Журиной. Розалия Михайловна также была старожилом села.
Она приехала на Камчатку, в село Хаилино в 1957 году из Хабаровска  вместе с  мужем, трехлетней дочкой и двухлетним сыном.
Выросла Розалия в Иркутске, в детдоме, окончила ФЗУ- фабрично-заводское училище. Родилась она 8 марта 1927 года. Мать посадили во время сталинских репрессий,  отца сослали в Сибирь. Мама умерла в лагере, отец после лагерей  взял себе в жены женщину с тремя детьми.
В войну Роза шила шинели и обмундирование для младшего комсостава. По состоянию здоровья ей пришлось уйти с работы и уехать к бабушке на станцию Бера Хабаровского края.
 Все поезда  тогда шли на Восток. Там начиналась Русско-японская война. Бабушка часто пекла пироги и шла на станцию Облучина, чтобы покормить солдатиков. Однажды прошел слух, что проездом здесь остановится маршал Рокоссовский. Роза, бабушка и дедушка пришли на станцию. Видят: люди высыпали на улицу, платформы застелены ковровыми дорожками. Одна девушка сидит за роялем прямо на платформе и играет.  Подъехал поезд, Маршал вышел на площадку вагона. Красивый, огромного роста. Солдаты -  рядом.
Из народа кричат: «Рокоссовщина, всех тюремщиков собрал». В этом поезде ехали заключенные, кроме них - женщины, которые во время войны с немцами «общались».  Им кричали: «Цыпочка, вам подсыпать что-нибудь». Они в ответ сыпали нецензурными словами. Их отправляли на Птичий остров, где они будут работать в зэковской артели и делать подушки из птичьих перьев. «Там долго не живут», - так говорил  дед.
В 1952 году Розалия  уехала в Хабаровск, поскольку в Бере негде было работать. Там она нашла работу - стала развозить гуманитарную помощь по району, в том числе - одежду для колхозников. Вскоре она вышла замуж. Через три года решили перебраться на Камчатку. Первым уехал муж. Устроился строителем в селе Хаилино.
Был октябрь. Шел снег. Трактор вез молодую женщину с двумя маленькими детьми на руках из Тиличик в Хаилино. На ногах Розалии были надеты босоножки, на них – калоши. Вдалеке она увидела телегу, запряженную двумя лошадьми. С нее спрыгнул бородатый мужик и пошел навстречу . Оказалось -  муж.  Остановились среди сопок, там речушка текла, ее назвали Кисловодск. Роза выпрыгнула из кузова трактора и провалилась в снег по пояс. С грехом пополам доехали до Хаилино. Она вышла из трактора. Плачет. Народ собрался на улице. Все смотрят на нее. Вокруг лужи; трава, кустарники  мокрые, земля мокрая: дождь недавно прошел. Вошла  Розалия в комнату: голые стены, раскладушка, кровать и стол,  прибитый к подоконнику.
Утром следующего дня Розалия пошла в магазин. После материковских магазинов местный казался маленькой клетушкой. Очередь.  Люди все одинаково одеты – в национальную меховую одежду – кухлянки и меховые сапоги – торбаса, на головах у всех шапки -  малахаи, украшенные бисером. Она заняла очередь, отошла на мгновение и не может найти, за кем стояла: все показались ей на одно лицо. Потом, когда уже познакомилась с сельчанами ближе, начала различать их друг от друга.
Муж сообщил местному начальству, что его Роза умеет доить коров . Вскоре  ее определили работать дояркой в совхоз. По семь коров доила за смену. Иногда подрабатывала: стирала для интерната белье,  заменяла повара…
В 1967 году семья переехала в Тиличики. Муж работал строителем. Розалия – бухгалтером в райздравотделе, потом - в кинотеатре кассиром, а с выходом на пенсию – сторожем вневедомственной охраны, чтобы помогать детям. Дочь  ее в 2000-е работала лаборантом в районной больнице, а сын – в заповеднике  на мысе Говена.
Розалии посчастливилось дружить с одними из самых уникальных людей Камчатки - корякским художником Кириллом Килпалиным. Они встретились в больнице, когда он там лежал с перевязанной головой после схватки с медведем. Он сказал «Амто, Журина». Кирилл приходил к ним с мужем в гости, он открывал сыну Розы Александру Журину многие секреты, рассказывал, как учился шаманить.
 Розалия Михайловна дружила и с легендой Камчатки – Татьяной Петровной Лукашкиной, звала ее Танечка Петровна. (Лукашкина была одной из первых ительменок, получивших высшее образование. Она любила рассказывать, как встречалась и беседовала с женой Ленина - Надеждой Крупской.
Роза  вспоминала, что иногда  они встречались с Татьяной Петровной в тундре, когда ходили по ягоду. «Встретимся, Лукашкина говорит: «Давай почаюем». Она на одной сопке сидит, я – на другой, между нами – речушка».
В то время в Тиличиках жил парикмахер Айдаров,  жена его была по профессии маникюршей, а работала на дому: на керосинке вода кипит, оттуда трубка тянется: так делали 9-месячную химическую завивку. У Айдаровых Роза с мужем купили квартиру…
Окончив  короткий рассказ о своей длинной жизни,  Розалия дала мне  интересный адрес. Неподалеку жила еще одна старожилка села Тиличики - Наталья Николаевна Косыгина.

Меховые сапоги для Генсека
Родилась Н. Косыгина в Тиличиках в 1949 году в роду Копыловых из Тигильского района. После школы училась заочно в педагогическом институте, но семья была большая – четверо детей. Пришлось идти работать на Тиличикскую меховую фабрику швеей. Изделия из меха этой фабрики славились тогда на весь Советский Союз. Приходили мешки писем от желающих приобрести меховые сапоги. ( Сапоги и меховую шубку купила тогда себе и я). Норма выработки продукции составляла 146 процентов.: В годы брежневского застоя две бригады швей выдавали на гора по – 55 шапок в день, более двух тысяч -  в месяц.; по 30-35 пар меховых сапог в день. Случались заказы высочайшей сложности: Валентине Терешковой шили  меховые сапоги из летнего камуса, для генсека ЦК КПСС Леонида Брежнева шили охотничье снаряжение, выполняли «меховые» заказы для генералов. Такие работы высокой сложности выполняли  мастера строчечного пошива: С.В. Епифанова, В.А. Губина, Л.Н. Ковалева, мастер по крою и пошиву головных уборов: Н.П. Троян. Все они – ветераны труда и самоотверженные труженики.
У Косыгиной  профессия называлась орнаментальщица – швея национальных орнаментов. Проработала она по этой специальности с 1981 по 1994 год. Постепенно стала  наставником молодежи.
К 1994 году распались оленеводческие совхозы, забой оленей прекратился,  не стало сырья. Многие работники фабрики остались без работы. Косыгина поехала в Палану, поступила учиться на курсы бухгалтеров, по окончании  приняла склады на той же фабрике.
Вспоминаю, как я  приехала в Тиличики в старой дубленочке-полушубке. На Севере, где зима длится девять месяцев в году, метут пурги, дуют промозглые ветра, моя дубленка не пригодилась. Мне посоветовали сходить на Тиличикскую меховую фабрику. Первое, что я увидела там – шикарную шубку из натурального оленьего меха, отделанную  по подолу и капюшону белым орнаментом в виде оленьих рогов. Сказали, что эта одежда сшита для артистки знаменитого тогда на весь мир корякского ансамбля «Мэнго» к очередной командировке за рубеж. На солнце шубка переливалась золотом. Я ее купила, как сейчас  помню, за 300 рублей. Это было в два раза больше моего месячного оклада.
В Москве, на улице Горького, ныне Тверской, за мной почти бежала женщина, спрашивая, где я купила такую шикарную шубу. Слова «Тиличики» и  «Камчатка» ей ничего не сказали. Это для нее звучало почти как  «Марс». Через короткое время мех у шубки начал выпадать: Не прошло и года, как я списала эту свою шубку и отдала дедушке Кузьме.  Ему тогда уже было под 90 лет . Он постелил этот мех  под спину, и спал на нем до конца своих дней.
В 2000-е прославленная Тиличикская меховая фабрика была переименована в Творческую мастерскую национальных промыслов и ремесел. Стали шить кошельки, рукавицы, тапочки, головные уборы Косыгина оказалась вновь в том же коллективе в качестве Исполняющей обязанности директора фабрики. Само здание было уже ветхим, требовало ремонта. Кто-то сказал, что здесь будет оборудован тир.
В 1981 году  в коллективе  было около 70 человек, несколько цехов, среди них: по пошиву головных уборов, обуви, переработке кожевенного сырья. Работники имели высочайшую квалификацию. Была конкуренция. Устроиться на фабрику работать было трудно. Вот только некоторые цифры из производственной истории фабрики: в 1987 году от забоя фабрика получила 5 тысяч 130  штук летних шкур оленя,  22 тысячи штук  летнего камуса, 19 тысяч штук – зимнего. 
Ровно через год – в 1988 году фабрика получила от забоя всего четыре тысячи штук  камуса (в десять раз меньше!).
  К 2004 году оставалось только  два мастера по пошиву обуви  - Петр Рабецкий  и Александр Нугаев.
Кожцех законсервировали в начале 90-х, но все оборудование сохранялось последующие годы.
 
На фото: Панина Любовь Алексеевна ( в очках)
Ковалева Любовь Николаевна
Епифанова Слава Владимировна.
Егорова Людмила Ивановна
Егоров Александр Тимофеевич

Наталья Николаевна Косыгина показала мне дом старожила села Тиличики А.Д. Вишняковой.
 Анна Дмитриевна попала на Камчатку из Омска в 1975 году. До этого в Тиличики пригласили работать ее дочь  учителем начальных классов. А она вызвала сюда маму и папу. Родители продали все нажитое и приехали к дочке на Камчатку. Растили внуков, потом работали, муж – в пожарной охране, она - в военкомате сторожем.
В свои 80 лет А. Вешнякова пела в местном хоре, любила исполнять частушки., радовалась богатому урожаю на огороде, престарелому соседу помогала возделывать огород.
Она также дружила с камчатской легендой - Татьяной Лукашкиной. Часто они вместе  навещали детишек в интернате. Пирогов напекут полный таз и идут детей угощать. «Захотим отдохнуть, песни начнем петь, танцевать. Люди думают: «Ну, бабки дают!».
В тундру любили вместе ходить, люди из тундры идут, а они  - туда - чай пить шли.
Жена знатного рыбака
Рыболовецкое село Корф закрыли после землетрясения в 2000-е годы. Эту косу, разделившую залив Корфа и бухту Скрытую постепенно поглощают воды Тихого океана. В 80-е Виталий Богачев показывал мне школу, где он учился. В 2000-е на месте старой школы метрах в трех от берега стоял разбитый мусорный бак.
Корф власти закрыли, поскольку большая часть жилого фонда была признана аварийной. Но как запретить людям жить там, где прошли их молодые годы, где они родили детей, похоронили родителей!
 Елена Васильевна Богданова выросла в детдоме.
В 1934 году был страшный голод. Она попала в Пензу. Когда выросла, пошла работать в прислуги. В 1940 году завербовалась рыбообработчицей на сезонные работы на Чукотку, там  осталась до 1954 года,  пока не закрылся рыбокомбинат. В 1943 году она вышла замуж.
Когда Восточно-Чукотский рыбный трест направил директора закрывшегося Анадырского завода И. Федоренко работать на Корфский рыбозавод, он взял с собой рыбака Петра Богданова, а вместе с ним сюда попала и  его жена - Елена Васильевна. У мужа Петра была бронь – рыбак, технорук лова. Его не призвали на войну. Вся бригада под его руководством работала в военное время, обеспечивая страну рыбой. Позже ему дадут почетное звание знатного рыбака и его именем назовут  плавбазу.
Одним из самых ярких воспоминаний о первых годах жизни в Корфе была первая встреча с коряками. В Тиличиках был убойный пункт, и оленеводы сюда пригоняли свои стада. Красивые люди приезжали на нартах, запряженных оленями: в новых кухлянках, торбазах, малахаях. Весь народ выбегал смотреть на них.
Е. Богданова устроилась работать на Корфский рыбозавод резчицей рыбы. От 10 до 13 рыбин в минуту разрезала вручную,  выбирала кишки, у кеты вынимала жабры, навагу тарировала в холодильники, стоя согнув спину над рабочим столом по восемь часов. Сейчас рыбообработчицам работать– легче,  станки работают за них. В то  время в морозы в цехах было очень холодно, тузлук для засолки икры был таким холодным, что его даже подогревали.
Вместе с мужем Е.В. Богданова вырастила троих детей. Сын устроился работать токарем на рыбозавод, обе дочери - в аэропорт. В тот момент, когда мы беседовали с Еленой Васильевной , сыну было уже  43 года, одной дочери – 45, другой  – 58 лет. Сын Петр Богданов  более 40 лет проработал на одном месте.
Е.В. Богданова сетовала, что в поселке Корф многие потеряли зубы, потому что никогда не хватало врачей-специалистов, приезжали шабашники, кое-как лечили зубы, но протезировать не могли.
 Е. Богданова в свои 80 лет сама себя обслуживала,  стирала, убиралась,  дрова колола, пекла пироги, выращивала на клумбах цветы, семена которых выписывала с материка. Морской уголь с моря приносила для растопки печи. Такой уголь залегает на дне моря, время от времени шторм выбрасывает куски на берег. Он обогащен, примеси в нем вымываются, поэтому он очень жаркий, дает много тепла.

Думы авиатехника
Валентин Григорьевич Мягких - человек уникальный. Достаточно побывать у него дома, чтобы это понять. Здесь – домашний музей редких животных Камчатки.
В семье его родителей было 18 детей. Отец приехал на Камчатку в конце 30-х годов. Мама – москвичка. В 1937 году репрессировали ее отца,  капитана первого ранга.  Чтобы дети выжили, бабушка тайно отправила их в разные города. Так мама Валентина Мягких попала на Камчатку. Вскоре она нашла себе здесь мужа.
Старший брат Мягких работал на Олюторском рыбокомбинате до конца 1945 года. В конце 1950-х предприятие стало распадаться: количество баз сократилось, поскольку началось укрупнение населенных пунктов. В 1960-е годы Олюторский рыбокомбинат слился с Пахачинским.
Валентин родился  на Камчатке в 1941 году. Его дядя перебрался в поселок Корф, где до 1946 года работал директором Олюторского рыбокомбината. Валентин приехал в гости к дяде  в 1953 году. Так здесь и остался.
Школу В. Мягких оканчивал уже в Корфе. После школы четыре года служил подводником на Тихоокеанском флоте – 285 суток в году на дизельной лодке. Офицеры-подводники, служившие с ним, были ветеранами Великой Отечественной – людьми   суровыми, но справедливыми.
В 1965 году, когда Валентин вернулся с морской службы в Корф – он места себе не находил. Потом смирился с тем, что диктовала ему жизнь, поехал учиться в Новосибирский техникум по специальности «механик по эксплуатации вычислительной техники». Тогда это были банковские счетные машины: релейные, механические, довольно сложные в эксплуатации.
Вернувшись из Новосибирска на Камчатку, он устроился работать на Олюторский рыбокомбинат, позже - ЗАО «Корякрыба», а с 1973 перешел  на работу в аэропорт , где проработал почти 40 лет.
Мягких с детства увлекался охотой.  В 1966 году по решению облисполкома на территории Камчатской области создали госпромхозы, которые занимались добычей животных, мехового сырья, мяса дичи, куропаток, лосей, а также сбором дикоросов. Евгений Мягких подрабатывал в госпромхозе. В 1977 году в Корфе появились первые бураны, возросла производительность труда. Появилась возможность ездить охотиться и за сто километров от дома: топлива было много, запчасти поставляли во время.
 За сезон 1978-1979 годов Валентин добыл  и сдал в госпромхоз – 2,5 тысячи куропаток, 400 зайцев. В те времена в тундре обитало много лис, росомах, выдр, медведей. В 80-е годы начали выдавать лицензии на отстрел медведя, тогда охота стала на много интереснее.  Если раньше приходилось охотиться на мелкую дичь и мелкого зверя, теперь появилась возможность добыть крупного животного, хозяина тундры. Опытному охотнику В.Мягких стало не интересно целиться в куропаток. Около 30 медведей уложил он в те годы. Такая охота не была самоцелью: госпромхоз принимал тогда шкуры, желчь, медвежий жир, черепа, которые  вываривали и  тоже сдавали.
В 1987 году Мягких был избран депутатом, а затем председателем Совета депутатов Олюторского района. В те годы это была общественная работа.
В 1966 году  он увлекся краеведением. Постепенно собранные факты  об истории рыбокомбината, вырастали в стройную картину истории поселков Корф, Тиличики и всего Олюторского района.
К 1966 году на Камчатке было ликвидировано 200 населенных пунктов.
В. Мягких несколько лет собирал факты,  затем написал историю Корфского рыбокомбината, предприятия,  созданного 24 августа 1927 года.  Собранные материалы Валентин сдал в  Камчатский областной архив.
Вслед за этим  его увлекла история Корфских угольных копей. Он вновь собирал факты, документы и вновь  сдал их в окружной архив.
К 80-летию гражданской авиации В. Мягких написал историю становления «Корякавиапредприятия». Губернатор за эту работу присудил ему премию в десять тысяч рублей и звание «Ветеран труда Корякского автономного округа и «Ветеран труда Российской Федерации».
За общественную работу иногда приходилось и шишки получать. В 1993 году Валентин Григорьевич исполнял обязанности главы администрации поселка Корф. Вместе с перестройкой появился термин «бесхозные люди» - те, кто ушел с производства и остался одиноким,  никому не нужным человеком. В.Г. Магких пришлось самому ходить по домам одиноких стариков, самому обмывать покойных, сколачивать ящик вместо гроба и хоронить. В 2000-е, бывало, за неделю до десяти  человек умирали от холода и голода. Средств на ритуальные мероприятия у администрации поселка не  было, ритуального бюро не было, специального холодильного оборудования тоже  не было.
 Коренное население, выросшее в интернатах и не приспособленное к традиционному образу жизни, из населенных пунктов бежало в «цивилизацию» - большие поселки , где можно было найти хоть какую-то работу. Но работы и здесь им не нашлось. Им предлагалось в основном «махать лопатой или ломом». Если раньше коренные жители этих мест коряки приезжали в Корф и Тиличики красиво одетыми, в своих расшитых кухлянках, то теперь они были грязными, голодными, оборванными. Девушки находили одиноких мужчин старше их лет на 30-40, чтобы жить у них бесплатно. Население Корфа сократилось с 1990 года почти в три раза.  Было приблизительно  - 3880, в 2004-м – 1380 человек.
Коряки «бичевали», многие имели открытую форму туберкулеза. Тубдиспансер был расположен так,  как  будто стоял на острове: со всех сторон его заливало водой во время шторма. Позже его превратили в общежитие.
Летом коренное население занималось рыбалкой, но рыба им была не нужна: нужна только икра, которую они сдавали предпринимателям. В те годы, когда в прибрежные воды заходило очень много рыбы, Корфский РКЗ приглашал  на сезонные работы на неводах аборигенов из села Вывенка.  Но такова уж психология аборигенов:  как только появлялась рыба в реках, они уходили с неводов на реки. Эта работа – легче и прибыльнее: сдавали  икру, получали живые деньги, а на производстве они получали зарплату только после реализации продукции.
Привлекал рыбокомбинат к работе и детей: подзаработать на каникулах. Школьники получали за месяц до 60 тысяч рублей. Они шли работать охотно. При этом попасть  на работу в ЗАО «Корякрыба» было не просто: объявления о наборе на сезонную работу летом развешивали еще до Нового года.
С 1973 года Мягких работал авиатехником в Корфском аэропорту. Работа интересная: часто летал с экипажами, облетел всю Камчатку, по России летал. Многое видел. К двухтысячным было разрушено много деревень и сел, закрыты многие предприятия, колхозы и совхозы. Депутаты это вряд ли видели: они  крайне редко добираются до этих отдаленных сел.
Валентина Григорьевича как авиатехника с большим стажем волновали вопросы авиаотрасли.
Отремонтировать вертолет в начале 2004 стоило 1,5 млн. руб., их перегоняли в Новосибирск. В прежние годы их централизованно отправляли в Хабаровск, где ремонтировали и АН-28. Эти машины эксплуатировали с 1989 до 2004 года.  Срок их эксплуатации  до капитального ремонта - пять тысяч часов, а они к тому времени налетали уже по десять тысяч часов без капремонта. 15 лет весь авиапарк эксплутатировался без капремонта. У вертолетов  сроки эксплуатации были - 20 лет, затем разработчики продлили их до 30 лет. Средний возраст ИТР был более 50 лет, сюда уже не приезжали летчики-пилоты и техники с материка. В 2000-е вся эта техника держалась на плечах инженерно-технического состава. Среди этих людей был и Валентин Мягких.

Фантомас

Фантомаса звали Леонид Павлович Непомнящий, а  именовали хозяином береговой улицы. Он ходил во всем черном: черные кирзовые сапоги или валенки, черный халат поверх старых лохмотьев.
Его хозяйство простиралось  в поселке Корф на целый километр вдоль  береговой полосы бухты Скрытой вплоть до самого рыбокомбината. Он выкупал старые, списанные, разрушенные штормом дома и заполнял их своим хламом. Ему принадлежали четыре барака, частные брошенные дома... Притаскивал он сюда все, что попадалось под руку. Трактористам надо было везти вещи на помойку, он просил их везти к нему
В его владениях были и двигатели от машин. Один раз за ночь он украл из школы  и закопал целую машину – грузовик . Останавливал и поворачивал тех, кто вывозил на свалку списанный самолет. Заставлял их везти самолет к своему дому, нанимал для этого трактористов. Все его богатство на береговой черте подожгли и три месяца все это горело. Были в его владениях и новые бинокли, и фотоаппараты, и радиоаппаратура. Военные истребители сбрасывали топливные баки, он их тоже к себе притаскивал. На лодке в шторм тащил бревно против ветра. Руки у него немели, а он все равно тащил.
Ходил все время без носков, в резиновых сапогах; когда было холодно, ночевал в котельных.
Если Фантомас жил в доме, он тащил весь свой хлам прямо в подъезд. Еще работая на рыболовном сейнере, он  прятал и гноил рыбу в трюме.
С ним тяжело и опасно было воевать. За Валентином Мягких он гонялся с палками и  булыжниками. Он обладал огромной физической силой.
Когда он начал захламлять чужие огороды, люди начали писать властям. Все знали, что он болен клептоманией. Вначале над ним просто посмеивались, и никто не хотел с ним связываться. Но когда стало понятно, что в его владениях сплошная антисанитария, люди стали на него писать жалобы,  и местные власти начали вести с ним настоящую войну. Было советское время,  в печати нельзя было публиковать такой материал. Валентина Григорьевича как представителя власти, допустившего такую ситуацию, начали привлекать к ответственности, приходилось обращаться в Прокуратуру. Затем удалось договориться с администрацией: прокурор вынес решение снести все постройки Фантомаса. Выделили на эти цели пять тракторов. Сам Валентин Григорьевич Мягких на одном из этих тракторов выглядел как полководец на танке. Трактор к трактору начали друг за другом сносить владения Фантомаса. Сам он когда-то работал юристом и был очень хорошо подкован юридически. Он тут же стал звонить в ЦК КПСС. Пришел секретарь РК партии, велел прекратить работы по очистке территории. Прибежал милиционер с пистолетом в руках: «Прекратите это дело». Потом приехали представители из РК КПСС. Телеграмма Фантомаса на трех листах дошла до Горбачева. Приезжали для выяснения обстоятельств работники ЦК КПСС. Мягких было указано: «Как же вы, депутат, устроили самосуд». Работы по очистке территории приостановили. От фантомасовых владений остался один только многоквартирный барак позади поссовета. Тот его занял, и вновь начал таскать туда хлам. После смерти Фантомаса еще долго сносили его «шанхай». На эти цели тогда наняли геологов с их мощной техникой.

Мы – нымыланы
На Камчатке среди других коренных жителей живут прибрежные коряки-нымыланы. Они поклоняются Луне, называя ее по корякски - Яилгын. Отсчет времени у них идет по лунам. В году – 12 лун. Рождался ребенок: старшие отсчитывали сколько он лун живет. Старик мог сказать: «Я уже перепутал, сколько лун прошло». С 14 по 15 января нымыланы проводят свой обрядовый праздник «Новолуние».
Есть у береговых коряков и другой ритуальный праздник -Нерпы. Его отмечают в ноябре, исполняя ритуальные танцы: берут раздвоенные  веточки ольхи, на них вешают заячьи пушки-помпончики и начинают танцевать вокруг нерпы или костра, по ходу Солнца, иначе духи накажут. Затем веточки кладут возле костра или прямо на костер, когда они вспыхивают,  означает, что духи принимают дары.
Во время праздника проводят обряд жертвоприношения, кормят нерпу рыбой, кореньями, пищу кладут на ласты и вокруг ритуального животного исполняют свои обрядовые танцы. Срывают зеленую или подсушенную сладкую траву лаутэн. Из нее делают маленьких нерпушек и отправляют их в огонь или море. Убитые нерпы для нымылан  олицетворяют живых. Они, по их поверьям, оживают во время ритуального танца и должны уйти в море, чтобы сказать другим нерпам, что они были на празднике, и чтобы те пришли в другой раз. На ритуал должны явиться и души умерших. Нымыланы водят хоровод, демонстрируя, что души предков ушли на небо и вернулись к сородичам, незримо участвуя в их празднестве. Когда у нымылан проводят ритуальный праздник, считается, что в небе над ними  у духов проходит такой же праздник. Таким образом, невидимо общаются Верхний и Средний миры, люди и духи. Духи так же, как и люди готовятся к празднику. В этот день они хорошо видят людей. Люди знают, что духи приходят к ним,  могут просить у посланников Верхнего мира помощи и получить ее.
Заячьи пушки считаются священными, они защищают всех от бед, несчастий и злых духов. Костер во время ритуальных праздников так же кормят, кидая в него пищу.
О корякских ритуалах и праздниках мне рассказала Анна Петровна Пастущена-Косыгина. Она родилась и выросла в населенном пункте Култушное в победном 1945 году. С детства она проявляла необыкновенные творческие способности. Когда она была еще шестилетней девочкой, приехал в Култушное катер, и ее хотели забрать в балетную студию в Ленинград, но мама не отпустила: в доме нужна была помощница.
Ей было 20 лет, когда к ним приехал создатель ансамбля корякского танца «Мэнго» (ныне – академического) Александр Гиль и забрал ее в ансамбль. А дело было так. Пришла она в кинотеатр, покупает билет, девочек рядом  много было. Гиль подошел к ней и сказал, что в совхозном ДК будет выступать «Мэнго», предложил пойти, посмотреть. После концерта попросил задержаться, а Кате Гиль (ныне заслуженной артистке России) сказал: «Посмотри ее, как она двигается». Вечером он сказал девушке: завтра уезжаем в Усть-Пахачи на пароходе, подходи к отъезду. После концерта пришлось  девушке идти к директору совхоза, где она работала на ферме, и сказать, что уезжает. Директор отпустил со словами: «может быть, это твое будущее».
В Усть-Пахачах ей показали, как выступать, и вечером она уже танцевала на сцене.
Позже Анна поступила учиться в музыкальное училище на отделение культпросветработы. Многие мэнговцы  учились в Ленинграде и она после училища приехала  туда, где вновь встретилась с Гилем.
Когда девушка ушла из Мэнго, она поступила на работу  в СДК в Култушном, а когда СДК перевели в Тиличики,  она устроилась работать здесь балетмейстером. Обряды и  ритуалы знала с детства. Здесь же, в клубе решили открыть клуб «Ангт», что в переводе с корякского означает - Праздник. В 2004 году клубу, которым руководила, вдохновляла и оберегала Анна Петровна,  исполнилось 16 лет.


Олюторский район и Великая Отечественная

За годы войны в Олюторском районе родилось более 2,5 тысяч детей. ЗАГС, где регистрировали новорожденных, относился тогда к НКВД. В 2000-е в год в районе рождалось до 120 человек.
Первый корякский писатель Кецай Кеттынен был смертельно ранен на войне.
В войну, как ни странно, поголовье оленей увеличилось с 11 тысяч в 1940 году до 52 тысяч в 1945.
Из-за того, что нужно было экономить рыбу, резко сократилось поголовье ездовых собак. Охотники сдавали в фонд обороны пушнину, охотники – оленей.
Киреева Мария Даниловна приехала на Камчатку в 1941 году. Она рассказала, что до и во время войны в Олюторском районе образовывались новые населенные пункты. К примеру: селение Кирпичный завод ( Кирпичики), селение Культбаза, место жительства «Колхоз «Тунгутум»,
место жительства:Наталья ( промысел), Село Чека, село Гека, место рождения: Рыбозавод №7
Во время войны местным жителям помогали американцы: присылали посылки с яблоками: каждому ребенку по яблоку. В войну на  базе №4 стоял сторожевой пограничный корабль, шел в Петропавловск-Камчатский после войны и его разбомбили. Находили ли здесь врагов народа? Куда их ссылали. Актовых записей в ЗАГСе о смерти репрессированных не делали, о причине смерти писали одним словом – расстрел. 1938 году  в Олюторском районе – находилось 9 человек ссыльных. После войны они долгое время не могли выехать на материк. Среди них был  один ссыльный белогвардеец.
Местные жители в большинстве своем трудились в войну на рыбокомбинатах обработчиками рыбы. Вот что они рассказывали: «если рыбу пластуешь, не отойдешь отдохнуть, если возьмешь рыбину с собой, тебя будут судить, если будешь отдыхать больше положенного – получишь выговор. И все же, несмотря на страх быть осужденными и даже расстрелянными, люди рисковали и брали домой кусочки рыбы ,вынося их в фартуках. На прилавках можно было увидеть американские продукты – сгущенное молоко, конфеты.
При этом, с Камчатки в войну нельзя было уехать по своему желанию, даже почту нельзя было отправлять самостоятельно.
 Копенкин Михаил Андреевич работал каюром при РК КПСС, возил выборные бюллетени. Он рассказывал такую историю: «Однажды я остановился у ручья, смотрю: по ручью деньги плывут, нашел я мешок с деньгами (наверно, инкассаторский потеряли) и забрал с собой.  Мучали мысли: «Отдать или оставить». Зашел в столовую: сидит мужик, расстроенный: «У меня беда, -говорит. - Я понял, что он потерял эти деньги и говорю: «С тебя литр спирта и давай вместе выпьем».
Туземцы выбирали из своей среды несколько человек, поднаторевших в русском языке,  их обязанностью было – отчитываться за всех перед начальством и в большей степени просто морочить начальству голову, что, мол, все сделано, как вы велели, и все с вами согласны. А на самом деле аборигены живут всецело своим обособленным бытом, имеют своих старшин и ни шагу не шагнут без разрешения стариков.
В войну женщины Олюторского района  шили брюки и рукавицы, старые фуфайки распускали,  из ваты вязали носки и перчатки с двумя пальцами, а мужчины заготавливали дрова на весь поселок.
Благодаря местным коренным жителям  русские  выжили  на Севере Камчатки в войну. В бухте Гека было оленеводческое стойбище. Те, кого забирали из юрт, знали русский язык. Местные жители не ели хлеб, и их толмачи меняли его у русских на чай.
Такие интересные исторические факты цифры удалось записать на встрече работников библиотеки архива и старейшин Олюторского района.
Камчатка, Тиличики 
6-21 декабря 2004г.