Советский проект - 3

СОВЕТСКИЙ ПРОЕКТ - 3

Борис Ихлов

Мы с вами продолжаем анализировать книгу С. Кара-мурзы «Антисоветский проект».
Понятно, что число баранов в России увеличивается с каждым днем, какой-то дурак, который считает себя коммунистом, вдруг начал поучать меня, как на партсобрании, что должна делать наша организация. Другой дурак объявил, что я пропагандирую устаревший марксизм, третий дурак обозвал меня антисоветчиком, есть еще масса баранов, которые считают меня троцкистом.
Статьи мои они читают с трудом и в ответ пишут такую чушь собачью, что отвечать бессмысленно.
Недавно прилетело: есть музыкальные медитации (нынче эта хрень в моде), которые увеличивают теломеры. Я объяснил, что к чему: сама по себе мысль, что от медитации могут расти теломеры, идиотская. Распространяют ее либо неграмотные, либо мошенники, которые такие медитации и продают.
Во-вторых, те, кто рассказывает про рост теломер, дважды безграмотны. Да, в клетках бессмертных организмов экспрессирована теломераза, которая достраивает теломеры на концах ДНК. Но если б человек использовал до конца все теломеры, он бы жил до 200 лет. Так что долголетие НЕ связано с укорачиванием теломер. Если к какой-либо рыбе присасывается бессмертная жемчужница, это присасывание не приводит к экспрессированию теломер в клетках рыбы – но рыба, тем не менее, удлиняет свою жизнь. Думаете человек сказал спасибо за разъяснение? Нет, они выразил надежду, что в будущем эта чертова наука (то есть: наука, которая выводит на чистую воду, наука, которая показывает безграмотность одних и мошенничество других) рухнет, и свободные умы начнут свободно распространять и реализовывать свои ахинеи… Увы, вся эпоха перестройки и постперестройки показывает, что наверх всплывают исключительно недоумки, по обе стороны баррикады, умному человеку не место в этом мире. И книга С. Кара-мурзы подтверждает этот мой тезис.

«В мае-июне 2000 г., - пишет К., - в ГД состоялись слушания, на которых обсуждалась возможная стоимость восстановительной программы. Там было сказано: «для создания современной производственной базы запуска производства потребуется не менее 2 трлн. долл.» («Российский экономический журнал, 2000, №7). Т.е. 2 трлн. долл. нужны еще не для развития, а лишь для повторного запуска хозяйства – как запускают заглохший и заржавевший двигатель. От этой оценки не слишком сильно отличаются и представления правительства. Министр экономики Г.Греф заявил, что для запуска хозяйства требуется 45 трлн. р. (1,7 трлн. долл.). Он, правда, не сказал, где правительство предполагает достать эти деньги при созданной ныне экономической системе. Ясно, что в рамках монетаризма наше хозяйство восстановлению не подлежит. А в рамках советского строя эта проблема, как мы знаем, вполне решаема, поскольку ресурсы соединяются не через рынок, а через план. Об этом говорит опыт восстановительной программы 1945-1952 гг. При обсуждении этих сведений в Интернете один из собеседников, Б., посчитал, что сумма в 2 трлн. долл. сильно завышена. На мой взгляд, она занижена. Стоит вспомнить, что в хозяйство ГДР уж вложен 1 трлн. марок, но ее производство еще далеко от уровня запуска с выживанием в условиях открытого рынка. А ведь стартовые позиции промышленности ГДР в 1990 г. были гораздо лучше, чем у нас сейчас, да и масштабы не те и население не оголодало».

Для начала заметим, что план – это завоевание капитализма. С другой стороны, именно в СССР план никогда не выполнялся, начиная с первых пятилеток. План не выполнялся даже на уровне завода, вспомним движение «декабристов», представителей заводов, приезжающих в министерства в декабре, чтобы скостить план. Во-вторых, сам по себе монетаризм не так страшен, ну, и что, что государство решило увеличивать денежную массу пропорционально росту ВВП. Страшно другое: что государство выпускает излишнюю денежную. Массу, что является, как показал экономист Преображенский еще в 20-х гг. прошлого века – дополнительным налогом. С другой стороны. в ВВП, увы, включается спекулятивный сектор. Т.е. в любом случае появляются не обеспеченные товаром деньги.
Совсем иное дело – основные положения не монетаризма, а теории Фридмана:
1) Регулирующая роль государства в экономике должна быть ограничена контролем над денежным обращением;
2) Рыночная экономика — саморегулирующая система. Диспропорции и другие отрицательные проявления связаны с избыточным присутствием государства в экономике;
3)Денежная масса влияет на величину расходов потребителей, фирм. Увеличение массы денег приводит к росту производства, а после полной загрузки мощностей — к росту цен и инфляции;
4) Инфляция должна быть подавлена любыми средствами, в том числе и с помощью сокращения социальных программ;
5) При выборе темпа роста денег необходимо руководствоваться правилами «механического» прироста денежной массы, которое отражало бы два фактора: уровень ожидаемой инфляции; темп прироста общественного продукта.
6) Саморегулируемость рыночного хозяйства. Монетаристы считают, что рыночное хозяйство в силу внутренних тенденций стремится к стабильности, самоналаживанию. Если имеют место диспропорции, нарушения, то это происходит прежде всего в результате внешнего вмешательства. Данное положение направлено против идей Кейнса, призыв которого к государственному вмешательству ведет, по мнению монетаристов, к нарушению нормального хода хозяйственного развития.
7) Число государственных регуляторов сокращается до минимума. Исключается или снижается роль налогового, бюджетного регулирования.
8) В качестве главного регулятора, воздействующего на хозяйственную жизнь, служат «денежные импульсы» — регулярная денежная эмиссия. Монетаристы указывают на взаимосвязь между изменением количества денег и циклическим развитием хозяйства. Эта идея обосновывалась в опубликованной в 1963 году книге американских экономистов Милтона Фридмана и Анны Шварц «Монетарная история Соединенных Штатов, 1867—1960». На основе анализа фактических данных здесь был сделан вывод о том, что от темпов роста денежной массы зависит последующее наступление той или иной фазы делового цикла. В частности, нехватка денег выступает главной причиной возникновения депрессии. Исходя из этого, монетаристы полагают, что государство должно обеспечить постоянную денежную эмиссию, величина которой будет соответствовать темпу прироста общественного продукта.
9) Отказ от краткосрочной денежной политики. Поскольку изменение денежной массы сказывается на экономике не сразу, а с некоторым опозданием (лагом), следует кратковременные методы экономического регулирования, предложенные Кейнсом, заменить на долгосрочную политику, рассчитанной на длительное, постоянное воздействие на экономику.
Итак, согласно взглядам монетаристов деньги являются главной сферой, определяющей движение и развитие производства. Спрос на деньги имеет постоянную тенденцию к росту (что определяется, в частности, склонностью к сбережениям), и чтобы обеспечить соответствие между спросом на деньги и их предложением, необходимо проводить курс на постепенное увеличение (определенным темпом) денег в обращении. Государственное регулирование должно ограничиваться контролем над денежным обращением.
Теперь о средствах, которые нужно вложить для «запуска» - что уже не монетарная политика. Если в ГДР это и возможно, то в России – нет. В РФ – глубокий структурный кризис, это означает, что ЛЮБЫЕ вложенные средства уйдут в никуда. Никакого запуска не произойдет. Положение осложняется тотальной коррупцией – стандартные 30% - 70% отката делают невозможным восстановление экономики ВООБЩЕ.

«Мы практически лишились флота, - пишет К., – сколько стоит его закупить или построить? И так – пройдитесь по всем самым массивным системам. Только тракторный парк, который выбит почти полностью, по европейским нормам для фермеров (1 трактор на 10 га) будет стоить 150-200 млрд. долл… Стадо крупного рогатого скота вырезано более чем наполовину – сколько стоит купить 30-40 млн. голов породистого скота? И ко всему этому надо добавить стоимость полной переподготовки рабочей силы. Скорее всего, число 2 трлн. долл. занижено вследствие инерции образа советских цен. Да и западные цены начнут расти из-за общего повышения цен на нефть. Значит, не только все материальные ресурсы, но и рабочая сила резко подорожает (работникам надо питаться, а импорт продовольствия будет обходиться дороже). При этом не видно, почему бы прекратился отток капитала за рубеж. Возьмем энергетику. 15.1.2001 был опубликован очередной выпуск “Обозрения”, информационно-аналитической справки о положении дел в экономике «Центра развития» (рук. С.Алексашенко, бывший зампред ЦБ РФ): “В ближайшие 10 лет по оценкам экспертов выбытие мощностей в течение 2000-2010 гг. возрастет примерно до 10 млн. кВт в год, а существующие темпы ввода новых мощностей уже не будут покрывать их выбытия. В среднем за предшествующие 10 лет вводились мощности около 1,24 млн. кВт в год, в 1999 г. объем ввода новых мощностей составил, по словам зампреда правления РАО «ЕЭС России» Я.Уринсона, лишь 0,84 млн. кВт, в 2000 г. был введен 1 млн. кВт. Помимо этого, изменение топливно-энергетического баланса России в сторону уменьшения доли газа при выработке электроэнергии и переоборудование электростанций на потребление угля потребует дополнительных вложений в отрасль. По оценкам экспертов, потребность в инвестициях в электроэнергетику в 2001-05 гг. будет составлять от 3,8 до 4,4 млрд. долл. в год, а в 2006-10 гг. возрастет до 8,4-9 млрд. долл. в год, тогда как объем инвестиций в основной капитал снизился с 4,9 млрд. долл. в 1997 г. до 1,1 млрд. долл. в 1999 г., а в 2000 г. может составить лишь 1,3-1,5 млрд. долл.”. Говорят о замене нефти и газа углем – но ведь и добыча угля непрерывно падает. Возьмем энергию. В 1999 г. США потребили 1 млрд. т нефти, а РФ – 80 млн. т. Добыча нефти падает, а за долги надо отдавать все больше и больше. Скоро добыча снова резко упадет, поскольку начнется эффект от прекращения с 1990 г. разведывательного бурения. В этом нет ни капли идеологии, и нехватку энергии не покрыть гениальными мозгами, из которых к тому же большая часть уплывает за рубеж. С газом положение не лучше. В некоторых областях закончили прокладку труб, вогнали в их прокладку большие средства, а газа не подают – нет. Уже ведутся его закупки по мировым ценам у Туркмении. Одновременно идет подготовка к массированному экспорту электроэнергии.

Сегодня всех, кто указывает на экономический кризис в РФ, называют всепропальщиками. Но именно те, кто называет, сегодня твердят о кризисе в период правления Ельцина. С точки зрения ельционидов – именно они и есть всеропальщики. В 2003-м России повезло – цена нефти подскочила с 9 долл./баррель до 23 долл., это позволило смягчить удар.

«Частью большой антисоветской доктрины в сфере экономики была атака на представление об общенародной и государственной собственности».
В СССР не было никакой общенародной собственности, была собственность государственная. Государственная собственность – это форма частной собственности.

«Соответственно, - продолжает К., - не существует и никакого природного «чувства Хозяина», которое было якобы утрачено советскими людьми из-за обобществления собственности на средства производства. Создание мифа об этом «чувстве» или инстинкте – типичное биологизаторство культуры, отрыжка социал-дарвинизма. Прискорбно наблюдать его в культурной образованной среде. Что же касается этого чувства как порождения культуры, то вовсе не советская власть его ограничила в России, а Православие. С.Булгаков пишет в книге «Христианский социализм»: "Именно это-то чувство собственности, духовный яд ее, сладострастие Мамоны, и осуждается бесповоротно христианством, как коренным образом противоречащее основной заповеди любви".
Либералы имели в виду, что у кулака, середняка и даже мелкого крестьянина было «природное» чувство хозяина. Никакого биологизаторства тут нет, а есть характерная черта капитализма – стремление к максимизации прибыли. Иное дело, что чувствовать себя хозяином в царской России, которая, двигаясь к капитализму, разоряла крестьянство, было затруднительно. Насчет природности. Дело в том, что даже у собак по наследству передаются не то, что статические, но динамические стереотипы. Что уж говорить о людях. Глупость либералов в другом: не социализм, а капитал лишал крестьянина собственности. Но К. достоин тех, кого критикует: оказывается, чувства хозяина как порождения культуры (стоило бы сказать – порождения аграрной отсталости России) лишало православие. Час от часу не легче.

«Во время перестройки, - уверяет К., - настойчиво внушалась мысль, что, мол, общенародной собственности в СССР и не существует, ее захватило государство, так что общенародной советскую собственность называют лишь для отвода глаз. Был даже изобретен мифический «собственник» – бюрократия, номенклатура. Идея эта, если не считать ее злонамеренной фальшивкой, совершенно схоластична (хотя нередко именно самые схоластичные доктринальные идеи имеют большой успех и охотно принимаются соответственно подготовленными людьми).
К. лжет, наоборот, говорили, что общенародная – «как бы ничейная», сознательно подменяя понятие госсобственности понятием собственности общенародной.
Но «мифический»! Т.е. ракеты, морские корабли, заводские цеха, нефть, газ – принадлежали всем, ребята… Да если б народу что-то принадлежало, наш жадный до дач, машин, гаражей рабочий ни за что бы эту собственность не отдал! К. не в состоянии подняться даже до своего кумира, Сталина, который четко указывал, что есть еще и колхозная собственность. Но если б К. у себя в огороде вырыл бы клад, даже он не принадлежал бы ни ему, ни всем – он принадлежал бы государству. Точно: если К. не свалился с Луны, так его откопали вместе с каким-нибудь мамонтом: он не знает, в какой стране жил.
К., видимо, уже не в силах писать что-то вразумительное и отпихивается от очевидного проклятиями: идея номенклатуры-собственника схоластична… Но если схоластична, что ж К. ей столько времени уделяет. А вот Энгельс вовсе не считал эту идею схоластичной, в «Антидюринге» он четко указывал, что государство (т.е. армия госчиновников), становясь собственником, не избавляет от эксплуатации.

«Бюрократия в СССР явно представляла собой социальную группу работников управленческого аппарата и никакими признаками класса-собственника не обладала».
Чтобы так утверждать, нужно быть хотя бы в курсе, какими признаками обладает класс-собственник. Для этого К. следовало бы почитать определения, данные Марксом и Лениным в работе «Великий почин»: классами называют большие исторически сложившиеся группы людей, которые занимают особое место в общественной иерархии, особое место в системе общественного производства, имеют определенное отношение к средствам производства и потому обладают той или иной долей общественного богатства.
И мы знаем: чем выше госчиновник, тем больше у него доходы, которые не сравнимы с доходами рабочего. Госчиновник-управленец распоряжается средствами производства и людьми, поэтому он стоит на вершине общественной иерархии.
У К. недопонимание, что такое собственность. Собственность – это не «мое», как разъяснял Маркс в письме Анненскому, это отношения между людьми по поводу вещей. Т.е. место госчиновников есть капитал, а распоряжение средствами производства делает госчиновника их собственником. Ибо еще со времен римского права отношения собственности подразделялись на пользование, владение и распоряжение. Из чего следует, что К. – безграмотный безмозглый баран.

«Так же, как и менеджер в частной корпорации, - вещает К., - выполняет функции управления и участвует в принятии решений, но вовсе не является собственником капитала».
Еще раз: К. безграмотен. Собственность – не отношение к вещи, а отношения между людьми по поводу вещей (Маркс). Управление тоже отношение собственности. Т.е. менеджер – тоже собственник капитала.
Во-вторых, менеджеров нанимает капиталист. Кто нанимал менеджеров в СССР? Совокупный капиталист (Маркс) – государство. Не рабочий же класс их нанимал, подбором кадров занималась партия.

«Что собственность на средства производства была в СССР именно общенародной, а государство ею лишь распоряжалось, говорит как раз «уравниловка», которую на все лады склоняли антисоветские мыслители. В виде бесплатных благ и через низкие цены граждане на уравнительной основе получали свои дивиденды с принадлежащей им частицы общенародной собственности. Кроме того, как частичные собственники средств производства, они имели реальное право на труд. Это достаточные признаки обладания собственностью, вполне очевидные и понятные», - пишет К.
Уравниловка – это завоевание капитализма. Пример – конвейер. При капитализме рабочему платят не по труду, а по тарифу, то есть, усредняют. То, что государство распоряжалось средствами производства как раз и говорит о том, что оно было собственником, т.к. распоряжение есть отношение собственности. К. упорно не понимает очевидных вещей: вопиющей разницы в общественном положении члена Политбюро и рабочего на заводе. К. много раз повторяет одну и ту же чушь.
При этом идиот К. совершенно по-идиотски связывает несвязанные вещи: уравниловку и наличие общенародной собственности. Понятно, что ничего общенародного, скажем, в ядерной бомбе или в кремлевских палатах не было, но К. считает, что если люди получали кусочек общенародной собственности на уравнительной основе, так это и было проявлением общенародности.
Но, во-первых, никакой уравнительной основы не было. Заводской соцкультбыт зависел от статуса завода, от новизны оборудования и т.д. Распределение в крупных городах было значительно выше, чем в региональных провинциях, а в Москве, Ленинграде, Новосибирске – выше, чем в региональных столицах.
Во-вторых, в любой капиталистической стране буржуа платить налоги на ос4ществление социальных программ, т.е. каждый гражданин получает кусочек собственности. Но нет идиота, который бы назвал собственность на средства производства в этих странах общенародной.

«Напротив, - твердит К., - чтобы опорочить советскую собственность, антисоветским философам приходилось идти на сложные интеллектуальные выкрутасы и на грубую подмену понятий. Вот, например, что пишет видный философ-правовед В.С.Нерсесянц: «Одним из существенных прав и свобод человека является индивидуальная собственность, без чего все остальные права человека и право в целом лишаются не только своей полноты, но и вообще реального фундамента и необходимой гарантии» («Декларация прав человека и гражданина» в истории идей о правах человека. – СОЦИС, 1990, №1). Утверждение, будто без частной собственности (философ стыдливо заменяет слово «частная» на «индивидуальная») все  (!) права человека лишаются своей полноты и вообще фундамента, полная нелепость, противоречащая здравому смыслу. Появление частной собственности вовсе не создает прав и свобод, а лишь изменяет их структуру. Какие-то права появляются, какие-то пропадают, как и при любом крупной общественном изменении. Например, появление частной собственности, то есть присвоение средств производства частью общества, лишает многих людей права на пищу, которое до этого относилось к категории естественных, неотчуждаемых прав. При общинно-родовом строе (и много позже – при советском строе), когда средства производства находились в коллективной собственности, каждый член общины, если он от нее не отлучен, имел гарантированное право на пищу. С точки зрения буржуазной идеологии, такие общества были неправовыми , т.к. не допускали частной собственности. Отсюда видно, что миф о связи собственности с правом основан на порочном круге. Он выводится не из реальности, а из идеологического постулата. Обман в том, что философы, которые этот миф культивируют, не называют этого постулата открыто.

К. не читал Гегеля. Гегель утверждал еще круче: у кого нет собственности, тот не личность. Личность формируется собственностью. Не Нерсесянц стыдливо подменяет частную собственность на индивидуальную, а К. тупо заменяет личную собственность на частную собственность. Зубная щетка, носки, расческа, автомобиль с гаражом, соленья на зиму – все это личная собственность, о которой пишет Нерсесянц. К. хочет лишить человека личной собственности?
К. лихач: оказывается, в первобытно-общинном строе каждый имел гарантированное право на пищу. Оказывается, в СССР где-то существовала коллективная собственность! Попробовал бы о качать права на каком-нибудь оборонном заводе, мол, я хоть и захребетник, только языком молоть могу, но ты вот это передвинь сюда, а вот то – поставь туда… Не только К., но ни один рабочий данного конкретного завода не обладал правом хоть какого-то воздействия на фонд развития производства. К. придумал какую-то сказку и сам в нее верит. И сердится, когда другие в эту сказку не верят.

«В 1954 г., - пишет К., - был опубликован том в 824 страницы (“Национализация промышленности в СССР. Сб. документов и материалов 1917-1920 гг.” М.: Политиздат. 1954). Обращение правления профсоюза текстильщиков Поволжья к заводским комитетам, с которого начался процесс национализации текстильных предприятий региона: “30 января 1918 г. Наши фабрики и заводы находятся в плачевном состоянии: нет запасов машинных частей, нет сырых материалов и пр. Предприниматели не принимают никаких серьезных мер для приобретения таковых. Мы видим, как наши фабрики и заводы изо дня в день приходят все в больший и больший упадок, и близок час их остановки. Наша обязанность – спасти положение. Мы просим немедленно при содействии товарищей служащих контор выяснить адреса всех фирм, заводов, складов и магазинов, где приобретались для ваших фабрик и заводов машины и все материалы, а также выяснить местность скупки шерсти и адрес продавцов таковых, выяснить цены по сортам до войны и цены настоящего времени. Все данные, имеющие быть собранными по этому циркуляру, просим немедленно прислать правлению союза”. Но 9/10 социалистической собственности в СССР было создано хозяйственной деятельностью в последующий за национализацией период. Согласно промышленной переписи на 31.8.1918 было национализировано 3000 крупных предприятий – практически все, какие были в России. Большинство их было разрушено во время гражданской войны и потом восстановлено уже советским государством. Но за годы первой и второй пятилеток и часть третьей пятилетки до начала войны было построено 9 тыс. крупных предприятий. Разрушенные в войне предприятия опять восстанавливались государством.

9000 крупных предприятий – это цифра из лживой Википедии. Число крупных предприятий выстроенных за 2 первых пятилетки, приводит вчерашний либерал и нынешний мракобес Катасонов: 8600. Всё это липа. В изданной в 70-х СССР для вузов  "Истории советской индустриализации" указывалось до 1500 запланированных предприятий в I пятилетку и примерно столько же во вторую, т.е. в сумме 3000, но умалчивалось, сколько же было построено в итоге. Справочные данные показывают, что с 1927-го по 1930 гг. возведено лишь 323 предприятия плюс 518 в 1931-м = 841 крупных, средних и мелких.
Маркс, Энгельс, Ленин подробно разжевывают, что национализация вовсе не тождественна социализму. При капитализме предприятия тоже национализируются, больше того, ставятся под жесткий контроль государства, но общенародными от этого не становятся. Ленин прямо выписывает для К: «Социализм – это государственная собственность на основные средства производства ПРИ политической власти рабочего класса».

«Во всей антисоветской пpессе конца 80-х годов, - отмечает К., - (как западной, так и отечественной) звучали два важных мотива: глупо было СССР пpедпpинимать ускоpенную индустpиализацию; глупо было ввязываться в гонку вооpужений с Западом. Это к вопpосу об экономике никакого отношения не имеет. Та или иная точка зpения о том, что нужно было делать СССР, опpеделяется моpальными ценностями, а не логикой. О ценностях же нет смысла споpить. Пpимем эту позицию и пpедположим, что советский наpод, в своем подавляющем большинстве пpинявший политику индустpиализации, фатально ошибся. Это предположение очень смелое. Все ошибки Сталина и его тевосянов советские люди оплачивали излишками своей крови и пота. Из всего, что я знаю из всех доступных мне источников, именно эти люди, проливавшие пот и кровь, имели самую верную оценку альтернатив. И эта оценка была наиболее достоверной, поскольку речь шла об их собственной шкуре и шкуре их детей (которых они очень любили). Я считаю, что эта их оценка вполне адекватно выразилась в редкостном историческом явлении – культе личности Сталина. При том, повторяю, что все его ошибки и перегибы сразу и непосредственно выражались в излишке пота и крови. Позиция, отвергающая индустриализацию, стала бы рациональной, а не идеологической, если бы ее сторонники провели ревизию всех имевшихся в тот период реальных альтернатив и сказали бы: та альтернатива, что была реализована, наихудшая. А народ, полюбивший тирана Сталина – дурак. Я часто спрашиваю видных идеологов: «Какова была реальная альтернатива?» Стесняются, молчат. Ибо вот что пришлось бы ответить: лучше было бы отказаться от индустриализации, для которой не было средств. Лучше было бы не механизировать поле, а поддержать кулаков с дешевой батрацкой силой. Лучше было бы вновь начать гражданскую войну, расстреливая этих батраков в селе и безработных в городе. Лучше было бы сдаться Гитлеру и отдать Сибирь Японии. Очевидно, что советский строй оказался неподготовлен к «сытой» жизни – тут он сразу породил элиту, вожделевшую буржуазной благодати. Оказался беспомощным против внутреннего врага, вскормленного холодной войной. Не странно ли: никто не вспомнит сбывшееся пророчество Сталина. На языке марксизма он сказал: по мере развития социализма классовая борьба против него будет нарастать. Уж как над этим насмехались! А ведь в переводе на русский язык это было важное предупреждение. Смысл его таков: в советском строе есть глубокий изъян, и как только настанет сытая жизнь, в обществе появится сила, которая постарается этот строй уничтожить. Как разрешить это противоречие, поколение фронтовиков не знало».

О-хо… марксистский язык… Это не марксистский язык, это язык идиотский. Еще и еще раз разъясняю сталинистским баранам: чем более развит социализм, тем слабее его враги. Потому классовая борьба должна ослабевать, а не нарастать. Обратную картину, нарастание, мог придумать только больной на голову человек. Сталин-то имел в виду своих коллег – «врагов народа». Ведь надо было объяснить этому дураку, народу, как же это так по мере укрепления социализма врагов народа становится всё больше и больше. Сейчас бараны из КПСС говорят, что это кулаки вели нарастающую классовую борьбу – по мере раскулачивания! Есть ли предел кретинизму сталинистов?
Да, если уроды, которые говорят, что надо было сдаться Гитлеру. Но либералы в своей массе вовсе не говорят, что Сибирь нужно было отдать Японии, сдаться Гитлеру, не механизировать «поле» или расстрелять батраков и безработных. С чего это К.?? Может, К. это во сне приснилось? Или он просто болен?
Значит, Сталин ошибался, это приводило к поту и крови, но народ любил Сталина, Не может же народ быть дураком? Еще как может, он и Гарри Поттера любит, и Майкла Джексона, и Рейгана, и Никсона. Это быдло ничуть не лучше баранов, которые лизали задницу Сталину и плакали от счастья.
Интересно, каких это видных идеологов спрашивал К. Если либералов, что ж у них спрашивать, они по уровню не выше, чем К. А вот об альтернативе писали - мы, много писали.
Но К. врет. Он опускает тот момент, как именно проводилась индустриализация в СССР. Он намеренно опустил вопрос о «ножницах цен», он опустил слова «з счет деревни».
1) Коллективизация должна была проходить исключительно путем совещаний с крестьянством. Это Декрет о земле, на который наплевал Сталин. Результат – скотину порезали, а поголовье удалось восстановить только в концу 50-х!
2) О какой раскулачивании можно было говорить, если раскулачили в первые годы Советской власти? Кулаков не раскулачивали, с ними воевали на тачанках. А раскулачивали – середняков. Что нагло противоречило речи Ленина о середняке.
Оба эти пункта заложили основу для разрыва политического союза рабочего класса и крестьянства, что в отсталой аграрной России было не ошибкой. А фашизмом.
Как развивались события? Троцкий указал на необходимость индустриализации за счет села. Т.е. стандартного первоначального ограбления капитала, всё, как в любой капиталистической стране. Нужно было высылать Троцкого, чтобы принять его программу.
3) Точнее, Троцкий лишь поддерживал «телеологическую» программу ускоренной «сверхиндустриализации» Е. А. Преображенского, Кржижановского, Куйбышева, Струмилина. Бухарин поддерживал альтернативную («генетическую») программу В. Громана (позднее незаконно осужденного), В. Базарова, Кондратьева. Бухарин обвинил Преображенского и поддерживавшую его «левую оппозицию» в насаждении «военно-феодальной эксплуатации крестьянства» и «внутреннего колониализма». Сталин изначально поддерживал Бухарина, но когда ему в конце 1927 г. удалось вывести конкурента Троцкого из ЦК, он перешел в оппозицию к другому своему конкуренту – Бухарину.
В. Роговин по наивности считает, что причиной «левого поворота» Сталина стал кризис хлебозаготовок 1927 года; крестьянство, особенно зажиточное, массово отказывалось продавать хлеб, посчитав установленные государством закупочные цены заниженными. Это не так. В 1927 г. Сталин предоставил крестьянам возможность продавать свои земельные участки, что противоречило пункту Наказа в Декрете о земле. За год, т.е. в 1928-м, урожаи упали, т.к. 60% всей земли оказалось в руках 6% крестьян. таким образом, зажим крестьян был лишь результатом идиотизма Сталина, его антиленинской политики.
В то же время занижение закупочных цен – результат всего-навсего борьбы Сталина за собственную власть. Всего-навсего.
Разница в программах в том, что Бухарин настаивал на балансе аграрного и промышленного секторов, Троцкий же – на дисбалансе. Ценовые ножницы существовали и до войны, и никто не шумел, город всегда душит деревню. Поэтому развитый капитал всегда дотирует деревню. Сталин же устроил не просто ускоренную коллективизацию (в чем обвинил своих же соратников в статье «Головокружение от успехов» в 1931 г., будто это не он был зачинщиком), он устроил сверхзаниженные закупочные цены.
Такая перемена во взаимоотношениях рабочего класса и крестьянства крайне негативно сказалась на производительности труда в обоих секторах экономики. Был разрушен политический союз рабочего класса и крестьянства, рассчитанный на десятилетия. Если с 1900 по 1917 в России произошло 17 тыс. крестьянских восстаний, по 944 в год, то только в 1928-1929 гг. 13 тыс., по 6500 в год.
То есть: поскольку Россия была аграрной страной с преобладанием крестьянства, народ-то в СССР вовсе не был дураком, он восставал против сталинской индустриализации! Восставали Пильняк и Мандельштам, Лев Ландау и Капица, Угланов и Рютин, Раскольников и Вавилов, и еще многие, многие умы в СССР.
К. пишет, - читайте! - что индустриализация не имеет никакого отношения к экономике. Чего еще ждать от старого маразматика. Но когда он пишет, что индустриализация – это моральный выбор, тут он, правда, ни черта не соображая, говорит в точку – это был моральный выбор Сталина оттолкнуть локтем своих соратников по революции. За счет всего крестьянства. Спасибо К. за то, что совершенно точно указал, что никакой логики в принятии решения об ускоренной индустриализации нет!

«Эйнштейн, - приводит пример К., - хорошо информированный и об издержках советской индустриализации, и о репрессиях, писал в мае 1949 г.: "Экономическая анаpхия капиталистического общества, каким мы его знаем сегодня, является, по моему мнению, действительной пpичиной всех зол. Мы видим пеpед собой огpомное сообщество пpоизводителей, котоpые непpеpывно боpются дpуг с дpугом pади того чтобы пpисвоить плоды коллективного тpуда, пpичем боpются не из объективной необходимости, а подчиняясь законно установленным пpавилам… Результатом такой эволюции стала олигаpхия частного капитала, чья колоссальная власть не может быть поставлена под эффективный контpоль в демокpатически оpганизованном политическом обществе. Это неизбежно, поскольку члены законодательных оpганов подбиpаются политическими паpтиями, финансиpуемыми или во всяком случае находящимися под влиянием частных капиталистов… более того, в нынешних условиях частные капиталисты неизбежно обладают контpолем, пpямо или косвенно, над основными источниками инфоpмации (пpессой, pадио, обpазованием). Таким обpазом, оказывается исключительно тpудным, если не невозможным в большинстве случаев, чтобы отдельно взятый гpажданин смог сделать объективные выводы и pазумно использовал свои политические пpава. Это выхолащивание личности кажется мне наиболее гнусной чеpтой капитализма… Я убежден, что имеется единственная возможность устpанить эти тяжелые дефекты – посpедством установления социалистической экономики, дополненной системой обpазования, оpиентиpованной на социальные цели. В этом типе экономики сpедства пpоизводства находятся в pуках общества и используются в плановом поpядке. Плановая экономика, котоpая pегулиpует пpоизводство в соответствии с общественными потpебностями, pаспpеделяет pаботу между всеми, способными pаботать, и гаpантиpует существование всем людям, всем женщинам и детям. Воспитание личности, кpоме того чтобы стимулиpовать pазвитие ее внутpенних способностей, культивиpует в ней чувство ответственности пеpед согpажданами, вместо того чтобы пpославлять власть и успех, как в нашем нынешнем обществе".»

К. лжет. Откуда ему знать, хорошо ли был информирован Эйнштейн о том, столько расстрелов в сутки происходят в СССР? Он что, беседовал с Эйнштейном? Эйнштейн вообще не в курсе, что такое социализм. Он не знал, что в СССР средства производства вовсе не принадлежали обществу. Они принадлежали государству. Он полагал, что буржуа конкурируют не по объективным, не зависящим от них законам. Он не был в курсе, что внутрипартийная конкуренция, учрежденная Сталиным, война без всяких правил и законов, гораздо хуже, она сказывается радикально на всей экономике.
Эйнштейн пишет о социалистической экономике. Но в такой экономике выше производительность труда, а она в СССР была не выше 75% от уровня США. Социалистическая экономика – это самоуправление трудовых заводских коллективов, ничего подобного в СССР не было. Социалистическая экономика – это процесс ликвидации классов, в т.ч. рабочего класса, то есть, уничтожение тяжелого, монотонного, обезличивающего труда рабочих. Ничего подобного в СССР не было. Наоборот, как в любой капиталистической стране численность рабочего класса увеличивалась.

«… технократ, - пишет К., - уверен, что, логически мысля, может эту систему частично сломать и устроить лучше, по американскому учебнику… он чаще всего и сегодня мыслит не слишком умело – «забывает про овраги, а по ним ходить». Главное в том, что даже если бы его переводной учебник действительно был хорош, генотип системы, в котором записано огромное неявное знание о невидимых и даже принципиально не обнаруживаемых оврагах, представляет из себя не только большую ценность, но и огромную силу. В результате, ломая, как он полагает, лишь немногое в системе, технократ приводит дело к катастрофе».
Чушь, конечно, но заметим: теперь уже не шестидесятники, как в К. пишет в 1-й части книги, теперь уже технократы ломали систему. Причем сам этот параноик уверен, что он-то мыслит умело!

«Поначалу, -вспоминает К., - антисоветский проект в экономике якобы сводился к тому, чтобы усилить роль обратных связей в хозяйстве. 1-я модель хозрасчета, 2-я, расширение инициативы и т.п. Ради этого не стоило наваливать миллионы трупов, такие вещи делаются не торопясь, проверяя каждый шаг именно обратными связями. Хорошо получилось – принимаем, делаем еще маленький шажок. Не послушались реформаторы своего кумира Поппера (да и не читали они ничего, кроме конспекта лекций по Келле и Ковальзону)».
К. не помнит, что и как было. Поппера, этого дурака, реформаторы читали, а вот вузовский учебник Келле и Ковальзона либо не открывали, либо ничего оттуда не помнили. Что до К., он, видимо, вообще обучался в вузе по книжке Руткевича.

«Но если исходить, - пугает К., - из требований интеллектуальной совести, то надо вспомнить все предыдущие попытки усиления обратных связей (рыночности) в советской системе хозяйства. Укажем главные из таких точек: а) попытка пойти по пути госкапитализма в 1918 г.; б) НЭП, демонтаж трестов, хозрасчет и прямые связи; в) реформы Хрущева – ликвидация министерств, совнархозы; г) реформа Либермана-Косыгина; д) реформа Горбачева-Рыжкова; е) реформа Ельцина-Гайдара. Все эти попытки, вплоть до Горбачева, запускали процессы, чреватые глубоким разрушением хозяйства или недопустимым в реальных условиях снижением темпов развития (НЭП), а потому закруглялись, изучались (!) и приводили к восстановлению, на новом уровне, генотипа нашего «семейного» хозяйства. Всегда с изменениями, но не разрушительными. Лишь Горбачев пошел напролом, а потом его работу, в наиболее грязной ее части, доделала бригада Ельцина.

К. забыл и преступное свертывание НЭП, и насильственную коллективизацию, и продажу земель 1925 года, и то, что реформы Брежнева (Либермана – Косыгина), и Хрущева включали в себя попытки передать больше самостоятельности предприятиям. К. утверждает, что была попытка пойти по пути госкапитализма. Всё наоборот. Ленина как раз и обвиняли в том, что он, используя схемы развитого капитализма, строит госкапитализм. На что Ленин отвечал, что госкапитализм на тот момент – шаг вперед. Наоборот, были попытки – и неудачные – пойти по пути социализма, передать руководство фабзавкомам и пр. в тот период, когда, по выражению Троцкого, рабочий класс представлял собой хаотическую массу. Пришлось ограничиться госкапитализмом. Как можно признавать ошибочность попытки пойти по пути госкапитализма, если страна шла по этому пути с 1917-го вплоть до 1991 г.

«Пpедположим, - пишет К., - заведомо невозможное (независимо от желаний большевиков): после гpажданской войны в России установилась экономика свободного капиталистического pынка. Каков был бы pезультат? Его нетpудно смоделиpовать, и вpяд ли кто-нибудь всеpьез сомневается в том, что в pеальных условиях pазpухи, отсутствия капиталов, огpомного внешнего долга и хpонической нехватки земли пеpвым pезультатом стала бы длительная массовая безpаботица невиданных масштабов. Вот это действительно было бы «гигантским механизмом по pастpате pесуpсов», несопоставимым по своей pазpушительной силе с дефектами планиpования. Этой безработицы удалось избежать именно потому, что путем планового pаспpеделения pесуpсов, не подчиняющегося локальным экономическим кpитеpиям (прибыль), огpомные массы людей были вовлечены в стpоительство заводов, каналов, железных доpог, хотя бы с помощью «неэффективного» pучного тpуда. С помощью планиpования этим людям было обеспечено очень скpомное, но достойное существование и возможность учиться. А затем, опять-таки вопpеки экономическим кpитеpиям pынка, на заводах было установлено самое совpеменное по тем вpеменам обоpудование, котоpое бывшие кpестьяне вначале нещадно ломали. Все это с точки зpения pынка совеpшенно иppационально, а с точки зpения стpаны в целом было национальным спасением и сpедством избежать огpомных стpаданий».

К. не в теме. Но хотя бы: 1-й план – ГОЭЛРО, а не экономики. 1-й пятилетний план – лишь в 1928 году, до того – никакого плана! Как раз в 1918-м – массовая безработица. Вымирания удалось избежать путем уравнительного распределения, когда те. кто зарабатывал, делились с теми, кто не работал.
Зачем, откуда К. вытащил свободный рынок? Его не было и нет ни в одной стране. Еще Рикардо указывал, что любая капиталистическая монополия ограничивает рынок. Еще раз: план – это завоевание капитализма. Но о каких долгах говорит К., если Ленин всем простил долги России. А вот голод удалось преодолеть только введением НЭПа в 1921-м. о есть, путем отказа от плана.

«… даже введение НЭП, т.е. стpого дозиpованное (у К. опять галлюцинации тотального контроля, см. хотя бы книгу Ларина о НЭПе, Б. И.) и контpолиpуемое допущение pыночной экономики, вызвало не только волну самоубийств, но и возникновение вооpуженных банд из кpасных ветеpанов гpажданской войны. Уместно было бы вспомнить и умеpших от голода pабочих и шахтеpов закpытых пpи введении НЭП неpентабельных фабpик и шахт и тот психологический эффект, котоpый пpоизводили эти смеpти».
Как же болезненен для России рынок! До 1917 г. все просто дохли от рынка! И зачем его вводил Ленин?? К. нужен минимальный ликбез: почитать, как именно Ленин аргументирует необходимость НЭП.

«В данном случае отсутствие такой пpовеpки тем более кpасноpечиво, что сама истоpия пpовела объективный экзамен: войну пpотив СССР нацистской Геpмании, использующей пpомышленность почти всей Евpопы. Имеются достаточно точные, пpовеpенные немецкими «экспеpтами» данные о количестве и качестве советского вооpужения и военных матеpиалов. Исходя из этих данных не тpудно pассчитать pеальные темпы pоста пpомышленности, обpазования и культуpы в СССР за 30-е годы. Но ни подсчетов не делается, ни даже война как экзамен не вспоминается.
А когда экзаменатора нет, то всё катится к тартарары. Так мыслит К.

«На деле, - уверяет К., - за конкретными «ошибками», которые вспоминают принципиальные критики советского проекта, кроется отрицание именно критериев высокого уровня (а у К., разумеется, критерии высочайшего уровня, Б. И.). Напр., один собеседник в Интернете (строитель) основывает свою критику плановой системы на таком факте: в СССР не разработали и не наладили производство хорошего насоса для бетона. Конечно, это плохо – в ФРГ такие насосы уже есть и дают большой эффект в строительстве. Значит, рассуждает он, здесь была допущена важная ошибка в планировании, значит, плановая система хуже частной инициативы и т.д. Я считаю, что это рассуждение (а структура его типична) ошибочно. «Нет хорошего насоса» – это факт. «Допущена ошибка в планировании» – первый вывод. Но переход уже к этому первому выводу никак не обоснован. Ведь на деле задача стоит так: есть ограниченное количество ресурсов; надо создать и выпустить определенный минимальный набор продуктов; качество каждого продукта определяется количеством и качеством выделенных для его разработки и производства ресурсов; принятое плановой системой распределение ресурсов таково, что МИГ-29 хорош, а насос для бетона плох. Почему же насос плох? В чем здесь ошибка Госплана? Возможно, в том, что недооценили ресурсы, потребные для разработки и производства насоса, и он получился с качеством ниже приемлемого критического уровня. То есть, все равно что его нет. Если так, то лучше бы и не тратить на него средства, а закупить в ФРГ. Это – плохое управленческое решение, и не более того. Или же господа отвергают сами критерии распределения («МИГ-29 важнее насоса»)? Но даже и допущение о том, что выделение средств для насоса было ошибкой, неочевидно. При разработке и производстве любого продукта есть «кривые обучения» – сначала выходит плохо, а потом налаживается. Если не начинать разработку и производство, то никогда своего насоса и не будет. Просто очень богатые корпорации могут больше средств отпускать на первую стадию «обучения», но сравнения этих показателей мы ведь и не делаем. Мы сравниваем наш «необученный» насос с обкатанным насосом из ФРГ. Что же касается «качества» самих плановиков, то нелишне напомнить, что Нобелевский лауpеат Василий Леонтьев, пpежде чем pазpаботать исключительно важный для западной экономики метод межотpаслевого баланса, был советским плановиком. И советским плановиком Кантоpовичем создан метод линейного пpогpаммиpования (исследование опеpаций), в кpупном масштабе пpимененный пpи планиpовании Сталингpадской битвы, а впоследствии удостоенный Нобелевской пpемии. В 80-е годы делались, да и сейчас еще делаются попытки доказать внутренне присущую плановой системе неэффективность «строгими» методами кибернетики. Потому, мол, что рыночная экономика автоматически регулируется обратными связями, неподвластными ошибкам плановиков. Хотя тезис этот, на мой взгляд, совершенно схоластический и к реальности никакого отношения нигде и никогда не имел, он почему-то крепко запал в умы. Поэтому надо на нем остановиться. Строго говоря, в этом тезисе есть уже пеpенос из идеологии некоppектных утверждений. Неpыночное хозяйство не может быть описано в понятиях pынка , к нему неприменима рыночная категория «эффективности». Об этом говорил Аристотель…»

??? Аристотель говорил о неприменимости рыночной категории эффективности к нерыночной экономике?? У К., видимо, снова галлюцинации были, когда он читал Аристотеля. Причем такой заход у К. постоянно: Иванов сказал, Сидоров сказал… При этом не приводится ни цитата, ни источник. Но что хочет сказать К.? Что если производительность труда или качество товара ниже, так об этом нельзя говорить??
Стоит напомнить К., что система Леонтьева не была применена в СССР. Стоит напомнить, что попытки применить компьютерное программирование к МАКРОэкономике наткнулись на жесткое: «Это народу не нужно». Что до применения компьютерных программ в МИКРОэкономике, оно живет успешно долгие десятилетия в любой развитой капиталистической стране.
К. не понимает, что вопрос о насосе – это вопрос о ВСЕЙ экономике в целом, что кроме насоса – еще масса таких же вещей, что не только один талончик попасть к зубному рабочий имел в виду.
Речь идет о том, что плановое хозяйство, порожденное капитализмом, не в состоянии охватить всё богатство хозяйственных связей, возникает масса прорех, которые в развитых странах залечиваются частной инициативой, которая не укладывается в государственный план.
И понятие эффективности есть категория советской экономики, просто К. стерилен в этой теме. Об этом писали советские политэкономы 50-х. Френсис Фукуяма – «заточен», малограмотен и неразумен, но он повторял эту мысль советских марксистов.

«… это подразумевал Адам Смит…» - Чепуха. «и специально оговаривали Маркс …» - Не говорил он такую чушь. «… и Вебер». - И это чушь.
«Утрируя, можно сказать, что советская экономика выросла из экономики крестьянского двора, и ее главным теоретиком были не Преображенский или Струмилин, а Чаянов».
Связка идиотская. Во-первых, именно разработки Чаянова в СССР отвергли. Во-вторых, индустриализация – тоже Чаянов? Индустриализация – это как раз схема Преображенского. Струмилин же, конечно, крупный экономист, но он шел в русле политики Сталина, в том числе в отношении ленинской НЭП. - Я хочу в статье о судьбах собственности в СССР проанализировать понятия "мое" и "наше", показать, как при коммунизме станет излишней личная собственность на вещи и, главное, почему она станет излишней, - повторяет Сталина Струмилин. Это, конечно, неверно. Или: вот его работа 1969 года: «Общественный прогресс в СССР за 50 лет (Вопросы экономики. 1969, № 11). О концлагерях. Об уничтожении производительных сил в т.ч. в лице 40 тыс. ведущих ученых, Струмилин, разумеется, не написал. Тем не менее, работы именно Струмилина легли в основу теории советской экономики. Наоборот, Чаянов был отвергнут! На конференции аграрников-марксистов (20-29.12.1929) «чаяновщина» была объявлена «агентурой империализма», находящейся в связи с правым уклоном в ВПКб; выступивший на конференции Сталин обрушился на «антинаучные теории „советских“ экономистов типа Чаянова». Наконец, именно Преображенский обосновывал ленинскую госмонополию на внешнюю торговлю. К. лжет, поскольку глуп в этой теме.

«Он же писал, что изъять из политэкономии одну категорию – значит обрушить всю систему: «Экономическая теория современного капиталистического общества представляет собой сложную систему неразрывно связанных между собой категорий (цена, капитал, заработная плата, процент на капитал, земельная рента), которые взаимно детерминируются и находятся в функциональной зависимости друг от друга. И если какое-либо звено из этой системы выпадает, то рушится все здание, ибо в отсутствие хотя бы одной из таких экономических категорий все прочие теряют смысл и содержание и не поддаются более даже количественному определению». Поразительно, что никто из теоретизирующих антисоветчиков не пытался возразить против этой мысли Чаянова по существу, но и в расчет ее не принимал. А ведь в ней вопрос поставлен очень жестко – категории рыночного хозяйства в приложении к советском не просто теряют смысл , но даже и не поддаются количественному определению!»
К не понимает. А мы с вами знаем, откуда ветер дует. Из работы Сталина «Экономические проблемы социализма». Сталин в ней и заявил, что, мол, нельзя говорить об эксплуатации в СССР, о прибавочной стоимости в СССР, о законе стоимости в СССР – ибо он, Сталин, решил именовать строй социализмом.

«Но допустим, - пишет К., - что есть некий интегральный и применимый для обеих систем показатель «эффективности». Думаю, история надежно показала, что в и в этом случае тезис о преимуществе рыночной экономики над плановой не получил эмпирического подтверждения. Страны «свободного рынка» (термин чисто идеологический, поскольку реальной свободы на этом рынке нет) всегда имели огромную помощь государства, которая и приводила систему в равновесие. Это были не «обратные», а именно «прямые связи», аналог плана. Только государство могло обеспечить экономике Запада захват колоний и перекачку оттуда ресурсов. Без них «рынок» (капитализм) в ядре системы вообще не мог бы существовать, о чем и говорит изучение «структур повседневности», то есть эмпирический анализ школы Броделя.
Причем тут школа Броделя. Бродель всего лишь предложил учитывать экономические и географические факторы при анализе исторических процессов. Т.е. не сказал ровным счетом ничего сверх того, что сказал Маркс. И говорил он на языке Маркса, в терминах потребительской и меновой стоимостей. А о том, что они не имеют смысла, он говорил не о государстве, а о натуральном хозяйстве. При этом безбожно врал, выдирая это хозяйство из всеобщей рыночной системы.
Во-вторых, уже если К. соображает, что во всех странах рынок (буржуа) не обходится без государства, какой смысл сравнивать плановую и рыночную системы?
В-третьих, есть масса теорий рыночного социализма (напр., Репке), сочетающие частную инициативу с госсобственностью в ведущих секторах экономики.
К. не понимает: либералы твердили о том, что волшебная рука рынка (обратные связи) сами все устроят, как надо. Но это нелепость, призванная ослабить участие государства в СССР в экономике. Либеральные идеологи использовали термин «рынок» лишь для того, чтобы ослабить протекционизм советского государства – для проникновения США на рынки СССР.

«Когда «рынок» слишком усилился по сравнению с государством, случилась Великая депрессия. Ответом была «кейнсианская революция». Раз революция, значит, речь шла о катастрофе, а значит, о принципиальной неэффективности обратных связей. В западной литературе приходится читать выражения типа «сама по себе рыночная система является саморазрушающейся».
Причем тут обратные связь? Это у К. бзик. Великая депрессия – вовсе не усиление рынка, это стандартный кризис капитализма, К. нужно почитать учебник, чтобы усвоить, отчего при капитализме случаются кризисы. Вовсе не от того, что государство бросило доглядывать за своими. А вот ответом на великую депрессию было вовсе не кейнсианство, до него нужно было еще дожить. А то, что Рузвельт прижал олигархию, обузил сверхприбыли. Т.е. выполнил заветы Ленина в брошюре «Грозящая катастрофа и как с ней бороться» и заветы Энгельса, который указывал на такую функцию государства, как предохранение враждующих классов от взаимного пожирания.

«Напротив, - пишет К., - имеется большой и прозрачный эмпирический опыт, говорящий о том, что нерыночное хозяйство с прямыми связями при отсутствии большого резерва ресурсов извне гораздо эффективнее рыночного. Речь идет, прежде всего, о семейном хозяйстве. Политэкономия (экономика полиса, народное хозяйство, хрематистика) не занималась хозяйством ячейки общества – семьи. А оно устроено не на купле-продаже или прямом обмене, а на кооперации и взаимопомощи. Это типично плановое хозяйство – с бюджетом, безналичным расчетом и условными ценами.
Хрематистика - термин, которым Аристотель обозначал науку об обогащении, искусство накапливать деньги и имущество, накопление богатства как самоцель, как сверхзадача, как поклонение прибыли. Между прочим, Аристотель противопоставлял хрематистику и экономику.
Во-вторых, как только возникает общественное разделение труда, так возникает рынок, так возникает купля-продажа и прямой обмен, так возникает жажда наживы. А кооперация и взаимопомощь в рабовладельческом обществе Кара-мурзе в сне привиделась.

«В 70-е годы, - повествуют К., - я изучал организацию науки, а лаборатория устроена во многом как хозяйство семьи. И стал читать американскую литературу. Оказалось, что совокупность семей в США ведет огромную по масштабам хозяйственную деятельность. Почти весь досуг людей, а также время стариков и частично детей, в основном посвящен труду, в котором есть своя технология, материально-техническая база, организация, финансирование и т.д. Рынок наступает на эту сферу, но безуспешно, ибо в другом месте и отступает. Много полуфабрикатов пищи производит теперь промышленность – но зато мебель люди все больше и больше делают сами – тоже из полуфабрикатов. В США были работы, в которых пытались обсчитать хозяйство семьи в рыночных категориях – как если бы члены семьи перешли на отношения купли-продажи с эквивалентным обменом. Оказалось, и об этом говорилось с удивлением, как об открытии, что семья жить бы не смогла – все услуги были столь дороги, что никто их оплатить бы не смог. Самое странное было в том, что в семейном хозяйстве возникала энтелехия (системное качество) в крупном размере. Сумма оборота была не нулевая, в семье все получали большие деньги как бы из ничего – бесплатный синергический эффект».

Ох, ё… К. использует термины, значения которых не понимает - энтелехия в философии Аристотеля - внутренняя сила, потенциально заключающая в себе цель и окончательный результат; например, сила, благодаря которой из грецкого ореха вырастает дерево. Никакого отношения ни к системному качеству, ни к синергизму не имеет. Но вот возникновение денег из ничего… Сильно. Интересно, что исследователи понимали под эквивалентным обменом. Да еще внутри семьи… Физики, пожалуйста, представьте систему, которая движется сама, нарушая закон сохранения импульса, более того, она не диссипативна, с внешним миром контактов нет, энергию она не потребляет, а развивается!..
Суть проста: в таких «особых» американских семьях, которые, разумеется, живут за счет всей страны, попросту низкая (неэквивалентная) цена рабочей силы и пролонгированный рабочий день. И только. Если, скажем, скажем, у вьетнамцев (до перестройки) ввели бы такой экономический рычаг, как соцсоревнование – они бы просто умерли на работе. Вот и американцы. А если б они занялись йогой и перешли на чашку риса в день!.. В любом случае экономика семьи – это не общественное производство и не общественный рынок, тем не менее, эта экономика неразрывным образом связана с общественным товарооборотом, в товарно-денежными отношениями, с доходами семьи на производстве. И доля семейной экономики крайне мала. В 1986-м доход семьи от личного сада-огорода – 3% от общего дохода.

«В России, - уверяет К., - к этому близок изученный в науке непривычный и неприятный для либералов опыт крестьянского хозяйства в сравнении с фермерским в 1880-1917 гг. На эмпирическом уровне он описан А.Н.Энгельгардтом, на научном – школой Чаянова. Эти экономические работы в США делались в русле «альтернативной экономики», но Чаянов об этом писал уже в 20-е годы. Важная вещь: крестьянский двор выполнял целый ряд работ крайне нерентабельных и «неэффективных» – и именно потому он в целом в годовом цикле был очень эффективным. Советское хозяйство было в принципе устроено по типу семьи или крестьянского двора. Подходить к нему, как к рыночному, указывая, что, мол, это неэффективно, а то нерентабельно – значит проявлять крайнюю степень механицизма и отсутствия системного видения. Это откат за древних греков, которые уже хорошо понимали значение энтелехии, синергизма, возникновения силы «из ничего».
К. не знает, чем закончилась чаяновщина. Ее быстро вытеснило крупное производство.
Теперь скажите – если крестьянский двор неэффективен – как он может быть тут же эффективен?? Идея коллективизации не на пустом месте возникла. К. говорит о кооперации – и сам тут же ей возражает со своим крестьянским двором! Н самое смешное – будто советская экономика была устроена по типу крестьянского двора. Это план ГОЭЛРО устроен по типу крестьянского двора? Днепрогэс или ГАЗ устроен по типу крестьянского двора?! Что за бред сивой кобылы несет Кара-мурза!
И когда это Чаянов выбрасывал категории политэкономии? Откуда К. это выкопал? Да и неправ Чаянов, если написал такую чушь. Категории ведь не сразу вместе возникли, и ничего не рухнуло.

«Антисоветские экономисты, по большому счету, ратовали за превращение хозяйства семьи в рынок, за переход от сложной системной кооперации и максимальному переводу отношений на принцип купли-продажи с регулятором в виде обратных связей. Таков пафос их главных утверждений».
Кто ратовал?? В 1905-м? В 1985-м? Кто слышал, как либералы хотели огороды отдать на откуп рынку?

«Когда говорят о рынке и плане как регуляторах хозяйства, - врет К., - то сводят эффективность такой большой системы, как народное хозяйство, к эффективности одной его подсистемы – управления. Тут, по-моему, есть столь большое взаимное непонимание, что даже не знаешь, как подступиться. Является ли управление лимитирующим звеном всей системы? Скорее всего, нет. Если не работает блок, производящий какой-то критически важный ресурс, то, как ни оптимизируй систему с помощью хорошего управления, результат плачевен. Советская система характеризовалась тремя особыми качествами, отличавшими ее от капиталистической. Во-первых, она сумела запустить молекулярные процессы массового создания «снизу» самых ценных ресурсов. Прежде всего, это здоровый, спокойный, образованный человек. Это видно из множества жестких эмпирических показателей. Во-вторых, это создание всеобъемлющей системы поиска, разработки и собирания материальных средств – от сырья и энергии до рабочей силы. В-третьих, механизм концентрации ресурсов в ключевых точках в нужный момент и маневр ресурсами. Речь здесь идет не только о комплексном планировании, но и о создании больших технологических систем типа Единой энергетической или единой железнодорожной. В сумме это дало такой запас эффективности, что гипотетическое превосходство обратных связей над прямыми в подсистеме управления по сравнению с этим запасом несущественно. Но вернемся к тезису о более высокой эффективности рынка как регулятора по сравнению с планом. И этот тезис нельзя принять как недопустимо абстрактный. Он означает перенос чистой модели управляющей системы на сложную систему управления в реальной экономике. Это – на грани подлога. Специалист по экономической кибернетике Ст.Бир писал, что такая система, как предприятие (фирма), в принципе не может управляться на основе обратных связей. Для нее необходимо дополнение, «говорящее на ином языке». Это и есть дополнение через прямые связи (государственное регулирование, план и т.п.). По отношению к советской системе, которая, как и капитализм, была комбинацией прямых и обратных связей, можно было бы спорить об изменении пропорций или структуры связей. Однако в антисоветском движении вопрос был поставлен совершенно иначе. Оно потребовало слома советской системы».

А что это за система такая – собирание рабочей силы? Это тогда выпускники вузов, вместо того, чтобы начинать приносить большие прибыли (чтобы К. понял – внедрения, изобретения оценивались в деньгах, а не в семейных поцелуях), отправлялись учителями в сельскую школу? Причем зря отправлялись! А что за система сбора ресурсов – это когда уникальный чароит отправляли за границу за бесценок? А концентрация ресурсов! Когда мы в 1990-м предложили на заводе Ленина провести самостоятельную, не под демократами, полусуточную забастовку, рабочие посмеялись: «К обеду вся работа уже сделана.» А потом – сверхурочные, за которые хорошо платили и администраторам, и рабочим, вот уж концентрация!
Значит, молекулярные процессы. Здоровый образ жизни. Положение рабочего класса в Англии. Теперь вы поняли, о чем именно пишет К.? Он пишет не о советском человеке, который жил меньше, чем японец – с высокой интенсивностью труда в Японии. Он пишет о здоровом, спокойном, образованном – москвиче. Он пишет не об СССР – он, сытый кабанчик, полагает, что его московская жизнь – и есть жизнь всего СССР. Тогда как в СССР в экономике – 50% грубого ручного труда, а в Японии – 3%!
Значит, экономика создала здорового, спокойного, образованного человека. И такой-то замечательный человек – стал идеалистом, недоумком, начал гипостазировать… Не сходятся у К концы с концами.

«Кроме того, в больших системах оптимум вообще не бывает четко выраженным. Есть широкие зоны «хороших состояний». Если система работает (как это и было с советской системой), то значит, она находится именно в этой зоне. Даже если зона оптимума иной системы (для нас – «рыночной») несколько выше, она всегда отделена от нашей более или менее высоким барьером. Затраты на его преодоление (на «перестройку») могут быть несопоставимо больше, чем разница в высоте оптимумов. Выдвигая свой тезис о предпочтительности рынка, антисоветские идеологи просто обязаны были четко заявить о своей оценке цены перехода».
Всё это пустословие, демагогия.

«Много говорилось о том, - пишет К., - что экономика якобы «работает на себя», так что в хозяйстве накапливается огромная масса ненужных запасов и неустановленного оборудования. Другое обвинение того же рода гласило, что огромная масса товаров вообще производится зря, они никому не нужны, забивают склады и уцениваются. И то, и другое имело место – но в каких масштабах? Вот данные из статистического сборника «Финансы СССР. 1989-1990 гг.» (М. Госкомстат СССР. 1991). Сначала о масштабах стоимости неустановленного оборудования (понятное дело, речь идет о сверхнормативных запасах): «В 1990-м в амортизационный фонд начислено амортизации за год 147,5 млрд. р., прочих поступлений в амортизационный фонд было 52,2 млрд. р. Итого 199,7 млрд. р. Израсходовано из этого фонда всего 202 млрд. р., в том числе на полное восстановление основных фондов 98,6 млрд. р. и на ремонт основных фондов 103,5 млрд. р. (с. 172)… Сверхнормативного неустановленного оборудования на складах в капитальном строительстве (без сданного в монтаж и резервного) в 1990 г. было в СССР на 7,1 млрд. р. (в 1989 г. – на 6 млрд. р.)» (с. 178). Далее в справочнике дается сводка о стоимости неустановленного оборудования по разным его категориям для всех министерств и крупных предприятий. Например: концерн «Норильский никель» имел неустановленного оборудования всего на 43 млн. р.: в т.ч. отечественного на 21 млн., импортного на 22 млн., сверхнормативного – на 33 млн. р. (с. 181). Таким образом, на полную замену и ремонт основных фондов в год расходовалось из амортизационного фонда порядка 200 млрд. р. в год. На приобретение оборудования и инструментов в 1989 г. израсходовано 82,4 млрд. р., а в 1990 г. 85,6 млрд. р. А сверхнормативного неустановленного оборудования было на сумму 6-7 млрд. р. в год. Неужели задержка с установкой 8% оборудования есть столь немыслимый дефект, чтобы из-за него бросать обвинение самим принципам хозяйственной системы? Теперь насчет того, что советское хозяйство несло большие потери из-за производства товаров, которые «никто не покупал». В 1989 г. в розничной торговле в СССР было продано непродовольственных товаров на 214,2 млрд. р., а в 1990 г. на 259,7 млрд. р. В цитированном справочнике читаем: «Потери от уценки товаров, не пользующихся спросом населения, устаревших фасонов и моделей: 1989 – 2,6 млрд. р.; 1990 – 2,5 млрд. р. (с. 184)». Итак, уценка товаров составляла всего около 1% продаж! Причем уцененные товары не пропадали, не сжигались – они использовались людьми, многие это прекрасно помнят».

Еще бы, еще бы – если б вместо произведенных ботинок или костюмов были завезены импортные, потери составили бы куда большую величину! Но речь идет не о том оборудовании, которое не использовалось (хотя, особенно в ВПК, по решению г-на Бакланова сначала принимались проекты, потом они не завершались, и оборонные монстры начинали гулять по стране. Потом они списывались за непригодностью). А о том оборудовании, которое использовалось. С 1897 года. Речь идет о срезании расценок с новым оборудованием. О не внедрении технологий, об отставании промышленной базы от технологий.
Однажды в СССР произвели втрое больше байдарок, чем весел к ним. И это не единичный случай.
1978 год, Пермская область, село Большой Паль: председатель колхоза отдает приказ запахивать картофель – чтобы начальство видело, что на поле нет картофеля. Тот же год та же область, село Большой Ашап, сотрудники университета, привлеченные к сельхоз. Работам, собирают картофель и, поскольку нет склада, сваливают в яму, где он позже сгнивает. И так по везде. К. не знает страну, в которой жил.
Теперь об используемом в те годы оборудовании.
Одна сотрудница КБ им. Соловьева в конце 90-х рассказала мне, что в системе водоснабжения Москвы стоял не то насос, не то еще какая установка 1897 года выпуска. На пермском заводе «Промсвязь» до 1989 г. – станки 1913 года выпуска.
Возвращаясь к рынку и плану - речь вообще не идет о противопоставлении плана рынку, это идиотское противопоставление, типа «сколько должно быть детей два или три, вот уже спор, уже проблема». Речь идет о построении плана снизу. Об отличии капиталистического плана от социалистического.
К. сам ведь говорит, что в капитализме есть прямые связи - аналог плана. Только не аналог плана – а просто план. В ущербном виде – бизнес-план. И вообще план, как я уже говорил – это завоевание капитализма. Глупцов толкнули на идеологему противопоставления, и К. на это попался.

«Важным качеством любого жизнеустройства является представление о бедности – отношение к тому факту, что часть членов общества имеет очень низкий, по меркам этого общества, уровень дохода. Столь низкий, что по потреблению благ и типу жизни бедные и зажиточная, благополучная часть образуют два разных мира (в Англии периода раннего капитализма говорили о двух разных расах – «расе бедных» и «расе богатых»). Скажем, наконец-то, прямо, что отрицание уравниловки есть не что иное, как придание законного характера бедности».
К. не знает, откуда растут ноги уравниловки – а растут они из капитализма, из ликвидации ремесленничества. Отрицание уравниловки – это как раз и есть коммунизм, т.е. ликвидация капитализма.

«Каждый советский гражданин как член большой страны-общины и государства-семьи имеет право на получение такого количества материальных благ, чтобы вести благополучную жизнь – в достатке. Таков был официально декларированный принцип и таков был важный стереотип общественного сознания. В этом официальная идеология и стихийное мироощущение людей полностью совпадали».
К. – типичный москвич. Он говорит о москвичах! А в России младший научный сотрудник в СССР на свои 140 р. не был в состоянии купить машину. Или дачу. Или импортный магнитофон или проигрыватель. Учитель (несмотря на то, что рано уходил на пенсию, по выслуге лет), получал еще меньше – 120 р. А что говорить о такой категории, как вспомогательные рабочие? Дворники, вахтеры, с их 70 р. в месяц. А что говорить о жителях села.
В Перми многие рабочие ВПК ждали квартиру по 20 лет и жили в черных бараках. Да они до сих пор в них живут! Или, к примеру, рабочие общежития в Мотовилихинском районе Перми: одна ванная на этаж, одна кухня, н семью из 4-х человек – 12 кв. м жилплощади. К. упорно не желает знать, как жила Россия.
Причем московская жизнь продолжалась и с приходом Ельцина: учителя получали в разы больше, чем в провинции. Москвичка, которая ни дня из своей жизни не проработала, получала пенсию в 6 тыс. р., когда в Перми отработавшие на вредном производстве и продолжившие работу после выхода на пенсию, получали по 2 тыс. р.

«Протестантская Реформация породила новое, неизвестное в традиционном обществе отношение к бедности как признаку отверженности. Это представление перешло и в идеологию. В середине XIX в. важным основанием либеральной идеологии стал социал-дарвинизм . Он исходил из того, что бедность – закономерное явление и она должна расти по мере того, как растет общественное производство. Кроме того, бедность – проблема не социальная, а личная. Это – индивидуальная судьба, предопределенная неспособностью конкретного человека побеждать в борьбе за существование».
А в СССР бедные были наравне, всюду вхожи. Любой рабочий мог запросто прийти к министру в гости. К крестьянину обращались «господин». У нас-то всегда всё не так…

«Разделение на богатых и бедных на современном Западе утратило классовый характер, в привычных нам терминах марксизма его понять трудно. Рабочий вошел в то, что называется «средний класс» и живет так, как живут две трети населения. Буржуазии и не требовалось подкупать всех бывших пролетариев – треть общества остается в бедноте, и это даже необходимо. Вид бедности сплачивает благополучных».
О, господи. Т.е. теперь на Западе - коммунизм. По определению. Какие бывшие пролетарии?? Что К. имеет в виду: пролетарии перестали быть пролетариями, у них уже в собственности есть средства производства, им не нужно больше продавать свою рабочую силу? Рабочие у К. уже в среднем классе? Даже в Аргентине знают, что это далеко не так. И что ж это на Западе, даже в США, постоянно жалуются, что налоги на корпорации снижаются, а налоги на рядовых граждан растут? В Англии, напр., были крупные выступления против увеличения подушного налога.
Оказывается, буржуазии стоит только подкупить рабочий класс – и никаких тебе революций. Но это что за междометие: вид бедности сплачивает благополучных?? Т.е. испугались и думать забыли о протестах? В курсе ли К., как проходила забастовка – вот тут уже точно из среднего класса, т.к. высокооплачиваемых – докеров Ливерпуля в 1994-м? Их не испугал вид бедности пятисот уволенных. Помните, как К. изрыгал проклятия в адрес забастовок, мол, это война всех против всех? Он не в курсе, как докерам помогал весь мир, в том числе те, чьи заработки гораздо ниже!

«Есть ли на Западе, - вопрошает К., - классовая солидарность с третью отверженных? Я бы сказал, что классовой нет (или есть на уровне лозунгов). Родственная – пока да, родные не дают опуститься. Но если не удержался – попадаешь в совсем иной мир. Двойное общество! Еще четче это видно в «третьем мире». Вот Бразилия, общество «двух половин». В 1980-90 гг. здесь 47% населения относились к категории «нищего», в 1992 г. их число составило 72,4 млн (из «Отчета по человеческому развитию. 1994». ООН, Оксфорд Юниверсити Пресс). Такое общество уже приходится контролировать террором, и в трущобах (фавелах) регулярно устраивают акции устрашения, пускают кровь в больших количествах. А рабочие живут пусть по европейским меркам бедно, но с известными гарантиями. Можно ли сказать о рабочем классе и на Западе, и в Бразилии, что «им нечего терять, кроме своих цепей»? Считаю, что нельзя. И в постоянной войне с фавелами они, скорее, союзники буржуазии, чем отверженных».

К. безграмотен. Как раз рабочий класс Бразилии привел в президенты Лулу, а тот ограничил влияние США, резко снизил безработицу, предпринял широкомасштабное наступление на нищету. А вот, напр., рабочий класс Великобритании. А вот, напр., 1994-й, Ливерпуль.
Сам К. пишет, что высокий уровень жизни населения на Западе достигнут борьбой  – и тут же себе возражает, дескать, этот уровень достигнут государством! Роль государства на 90% в том, что оно способствует корпорациям грабить третий мир.

«Либерализм и социал-демократия на Западе различаются не философским отношением к бедности, а разными социальными проектами. Когда к власти приходят правительства социал-демократического толка, масштабы бедности сокращаются, когда к власти возвращаются правые (как, например, Тэтчер), – возрастают. В США распределение семей по уровню доходов почти не изменяется».
Чью социал-демократию К. имел в виду? Германскую? И в какие годы? Может, лозунг социал-демократов «участие рабочих в управлении производством» - либеральный? А Перон – он либерал или социал-демократ? Он ведь ввел ленинские принципы в государстве – поставил под контроль монополии. Вел госмонополию на внешнюю торговлю, устранил иностранных капитал, но учителем своим считал Муссолини. Может, и Социалистическая партия Франции – социал-демократическая? Приход лейбориста (социал-демократа в терминах К.) Тони Блэра никак не повлиял на доходы англичан. Где К. нашел в США социал-демократов? К. повторяет глупость современных буржуазных политологов: мол, придут консерваторы – накопят. Придут социал-демократы – потратят то, что накопили консерваторы…

«Суть советского строя становится понятной по контрасту с тем, что принесла антисоветская программа».
Здесь логическая ошибка, К. сам пишет о таинственном существенном изъяне в системе, которая «проявилась благодаря сытости» (известный тезис Кургиняна-Анчарова – «зажрались»…) «Антисоветская программа» у К. – извне, хотя распад СССР и развал экономики – закономерное следствии развития «советской» (на деле – антисоветской) сталинской системы. Любопытно, что К. возражает Шафаревичу, хотя начальная установка Шафаревича та же: марксизм есть не почвенное, а привнесенное с Запада.

«В СССР, - указывает К., - было как раз наоборот, чем и пользовались командированные на Запад советские люди. Они везли туда наши дешевые консервы, хлеб и колбасу, даже шоколадные конфеты – чтобы не покупать там это по очень дорогой цене, а обратно привозили видеомагнитофоны. Вот пример: в 1989 г. я купил в Испании японский видеомагнитофон, который стоил там столько же, сколько 300 батонов хлеба. Его я продал в Москве за 3 тыс. рублей, на которые в Москве можно было купить 24 тыс. батонов хлеба. Иными словами, если брать за единицу измерения видеомагнитофон, то в Москве хлеб стоил в 80 раз дешевле, чем в Испании.
Этот принцип ценообразования создавал на Западе жесткий барьер, который безвыходно запирал людей с низкими доходами в состоянии бедности – вынужденные покупать дорогие необходимые продукты, люди не могли накопить денег на дешевые «продукты для зажиточных». В СССР, напротив, низкие цены на самые необходимые продукты резко облегчали положение людей с низкими доходами, почти уравнивая их по фундаментальным показателям образа жизни с людьми зажиточными. Таким образом, бедность ликвидировалась, человек ценами «вытягивался» из бедности, и СССР становился «обществом среднего класса».

Автомобиль в США стоит мизер от зарплаты… «фольксваген», «ситроен» - то же. Скажем, «ситроен» даже в 1993-м стоил 35 тыс. франков – при зарплате в 10 тыс. франков рабочий мог его легко купить. А вот «Волга» стоила 10 тыс. р., и как ее мог купить рабочий со средней по СССР зарплатой рабочего 216 р.?  К. не понимает о жизни в развитых странах до распада. Что касается продуктов питания – можно ли было купить «ситроен» при высоких ценах на товары первой необходимости? В СССР имели низкие цены характерные товары: консервы, черная икра (она в кафе Парижа в 1993-м стоила 250 франков за 50 грамм), колбаса, которой 40% морепродуктов, тем более хлеб!..
На военных сборах в Чебаркуле в 1977 г. нас кормили рыбными консервами 1946 года выпуска. В магазины иногда выбрасывали тушенку из стратегических запасов – изумительная вещь, 50-х – 60-х годов выпуска, в сравнении с ней современная – просто дерьмо. На Западе никому не пришло бы в голову так долго хранить мясо! При этом на Западе существовал и даже еще сохранился принцип снижения цен на продукты питания: день полежали на прилавке – цена снижена. Немцы выбрасывали на помойку мясо, которое пролежало более трех дней в морозилке. ЮНЕСКО опубликовало данные об уровне умственного развития среди беспризорных детей. Оказалось – у аргентинцев. Там мясо вообще более суток в морозилке не хранится. А в финской тюрьме по сей день кормят «на убой», бананы дают, апельсины, киви… Если бы К. это знал, ему не пришлось бы везти с собой консервы с хлебом. На самом деле командировочные везли свои продукты в Европу для того, чтобы не тратить валюту. К. не понимает такой простой вещи? А есть версия – будто бы СССР разрушали с помощью образа общества потребления.

«Смена типа цивилизации, - учит нас К., - которая происходит начиная с 1991 г., прекрасно выражается в том, как изменился тип формирования цены на хлеб. Возьмем пшеничный хлеб. Цена пшеницы известна. Расходы на помол, выпечку и торговые издержки при советской системе составляли 1,1 от стоимости пшеницы. Это «технически обусловленные» расходы. Говорят, при рынке производство эффективнее, чем при советском строе (да и зарплата по сравнению с советским временем ничтожна). Ну пусть даже не эффективнее, и эти издержки не уменьшились. Все равно, реальная себестоимость буханки хлеба на московском прилавке равна примерно двукратной стоимости пшеницы, пошедшей на эту буханку. Это близко к тому, что мы видели на практике в СССР. В 1986 г. закупочная цена пшеницы была 17,2 коп/кг. Из 1 кг зерна выходит 2 кг хлеба, следовательно, эти 2 кг хлеба из 1 кг зерна обходились в 17+19 = 36 коп (19 коп. – это затраты на превращение зерна в хлеб). Продавались эти 2 кг хлеба за 44 коп или (хлеб высшего сорта) за 56 коп. То есть, хлеб продавали с небольшой прибылью (это очень большая прибыль – 22%, но К. стерилен в данном вопросе – из нее нужно вычесть затраты на бензин – довести до магазина, минус оплата шоферу и магазину, и это не всё, см. ниже, Б. И.). В 1989 г. цена пшеницы поднялась до 22 коп/кг (в РСФСР 22,7 коп), но цену хлеба еще не повышали, просто отказались от прибыли (и это чушь, опять же см. ниже, Б. И.). Советские цены на белый хлеб можно назвать «техническими», технически обусловленными – потому, что именно на хлебе государство отказывалось от возможной прибыли и в то же время не давало дотаций. Поэтому все расходы на превращение зерна в хлеб на прилавке, которые составляли в СССР 1,1 от цены зерна, можно считать близкими к реальным затратам натурального хозяйства, предназначенного для потребления. Как же складывается цена на хлеб в нынешней «антисоветской» России? В декабре 1993 г. батон хлеба в Москве стоил 230 р. Он был испечен из 330 г. пшеницы урожая 1992 г. За это количество пшеницы правительство обещало селу заплатить 4 р. Выпечка хлеба «технически» примерно равна стоимости муки. Значит, реальная себестоимость бетона на прилавке – около 8 р. А он стоил 230 р.! Куда пошли 222 р. из 230? Они изъяты из кармана покупателя какими-то «социальными силами». И это положение в принципе не меняется. Весной 2000 г., батон белого хлеба весом 380 г. стоил в Москве 6 р. Он был выпечен из 200 г. пшеницы. Такое количество пшеницы стоило в декабре 1999 г. на российском рынке 34 коп. (1725 р. за т) 13. Себестоимость превращения пшеницы в хлеб с доставкой его к прилавку равна 110% от стоимости пшеницы, то есть для одного батона 38 коп. Итого реальная себестоимость батона равна 72 коп. А на прилавке его цена 6 руб. Таков масштаб «накруток» на пути от пшеницы до хлеба в рыночной экономике – 733%! Сейчас цена на хлеб в России «социальная», она обусловлена именно характером созданной экономической системы. Поэтому хлеб – хороший объект для сравнения сути двух систем. При советском (натуральном) хозяйстве хлеб был дешев, и бедность отступала, при нынешней экономике хлеб дорог, и цена его не дает людям вылезти из бедности».

К. приводит плохой пример с хлебом. Приличные урожаи пшеницы давала только Кубань, в средней полосе России – зона рискованного земледелия, в Пермской области – 7-18 ц/га. Потому ВЕСЬ сбор пшеницы был дотационным. Он и остался дотационным – как и цена на хлеб в современной «антисоветской» России. Во-вторых, чтобы сравнить две системы, нужно смотреть не на разваленную страну и страну не разваленную, а на не разваленную страну и страну развитого капитализма, здесь у К. патологическая всегдашняя логическая ошибка. Во-вторых, строй в России не изменился, он как был капиталистическим, так и остался.
В экономических отношениях между городом и селом вследствие того, что город более организован и могущественен, происходит неэквивалентный обмен. Чтобы это не привело к структурному кризису, город всегда дотирует село.
К. не представляет себе, что творилось на селе в СССР. Рассказывает Валерий Журавлев, мой однокурсник, физик-теоретик, сосланный отработать два года учителем в один колхоз Пермской области: «Когда машина проходит по дороге между домами, волны грязи накатываются на дома. Грязь липкая, плохо отмывается. Посреди дороги лошадь начала тонуть в грязи. Пришлось ее канатами вытаскивать. Возле школы завяз трактор. Подогнали четыре трактора его вытаскивать. Эти тракторы тоже завязли.»
Студентов физфака и истфака ПГУ послали в село в Очерском р-не. Они приехали к свадьбе. Пригласили в обязательном порядке к столу. Поднесли странное пойло. Студенты засомневались. «Не сомневайтесь, - сказали им колхозники, - это с дустом, любого тракториста на колени ставит!» На селе в Коми-округе с третьего класса школы глушили одеколон…
В РСФСР дотации селу на 1 га и на 1 человека составляли в десятки и сотни раз меньше, чем в США или Германии. Сегодня дотации тоже сохраняются, они включаются, хотя и не полностью, в розничную цену сельхозтовара. Это дотации на бензин и ГСМ в первую очередь. Но и сегдня дотации в сотни и тысячи раз меньшею чем в развитых странах.
Как складывалась цена продукции в 1991-м? Еще до путча накладные расходы на заводах возросли до 300%, что заставило отказаться размещать на заводах заказы. Дальше накладные (в первую очередь, расходы на управление, а в них – представительские расходы) подскочили до 1500%. То бишь – скрытая от налога прибыль. И по сей день цены назначаются «с потолка», таковы и цены на хлеб. Однако есть жесткое условие формирования цены: наличие перекупщика. Именно он заламывает цены. В случае фруктов и овощей из ближнего зарубежья функцию повышения цен выполняет государство,  в ближнем зарубежье эти продукты стоят копейки.
Вы заметили – никакой смены цивилизации. Причисление СССР к особой цивилизации – это больная фантазия К.
Если говорить о жизни села в начале тысячелетия – это 4000 р. заработок у колхозного бухгалтера, второго после председателя человека. У работников - по 300 р./мес., не бегут только потому, что есть возможность воровать. Свинью не прокормить – дешевле купить свинину в магазине. Если до перестройки советский хлеб и советский сыр были самыми вкусными в мире (все иностранцы по приезде набрасывались на них), то сегодня по качеству они приблизились к зарубежным. У себя на родине иностранцы почти не потребляют хлеба.

«Есть множество данных статистики, - рассказывает К., - экономической, МВД, медицинской. Она  фиксирует внимание именно на резком изменении всего типа жизни. Этот момент и важен, мы можем сразу ухватить два образа – уходящего советского жизнеустройства и идущего ему на смену антисоветского. Вот данные о динамике фондового коэффициента распределения доходов. В СССР даже через три года реформ, в 1991 г., он был равен 4,5 (в США 5,6). Но уже к 1994 г. в РФ он по данным Госкомстата подскочил до 15,1. По данным бюллетеня ВЦИОМ (1995, № 3), в январе 1994 г. он был равен 24,4 по суммарному заработку и 18,9 по фактическому доходу (с учетом теневых заработков). Согласно данным ученых РАН, которые учли скрываемые богатыми доходы, реально коэффициент фондов в России в 1996 г. был равен 23. А группа экспертов Мирового банка, Института социологии РАН и Университета Северной Каролины (США), которая ведет длительное наблюдение за бюджетом 4000 домашних хозяйств (большой исследовательский проект Russia longitudinal monitoring survey ), приводит коэффициент фондов за 1996 г. – 36,3! В 1999 г. разница в доходах еще сильно возросла».
В СССР, собственно, до 1990 г. никаких реформ особых не было. Цифры и Госкомстата, и Мирового банка сильно занижены. В Перми в 1994-м фонд оплаты труда составлял 34%, в то время как рабочий получал 0,5 – 3,5 коп. с рубля стоимости продукции (0,5% - 3,5%). Т.е. разница в доходах колебалась от 10 до 70 раз. Если пять лет назад пенсии рядовых граждан составляли 2 – 7 тыс. р., рабочие получали по 15 тыс. р., то доходы Алекперова – 200 тыс. долл./мес. + дивиденды + премии, бонусы и пр., доходы топ-менеджеров МДМ-банка – 3 млн р. в мес., зам. директоров пермских заводов – порядка 1 млн р. в мес.

«При резком социальном расслоении, - сообщает К., - в принципе утрачивают смысл многие средние величины. Так, показатель среднедушевого дохода, вполне информативный для СССР, ни о чем не говорит, ибо доходы разных групп стали просто несоизмеримы. В 1995 г. во всей сумме доходов населения оплата труда составила всего 39,3%, а рента на собственность 44,0% (соотношение 0,89:1). Нормальное для рыночной экономики соотношение совершенно иное (примерно 5:1). Ничего не говорят в такой ситуации и средние натурные показатели, например, потребления. В 1995 г. потребление животного масла в России было в два с лишним раза меньше, чем в 1990. Продажа мяса и птицы упала за это время с 4,7 млн. т до 2,1 млн. т. Но это снижение почти целиком сконцентрировано в бедной половине населения. Следовательно, половина граждан России совершенно не потребляла мяса и сливочного масла – как же можно ее «усреднять» с благополучной половиной!»
Значит, за год доходы элиты подскочили всего на 5%? С 34%, если считать, что в стране то же, что в Перми? Не может быть. Но это не так важно. В июле 1993 г. на Совещании, организованном ВС РФ и правительством, Абалкин привел еще более потрясающие данные: если следовать цифрам, в РФ за полгода произведено столько же, сколько за все годы существования СССР. Еще смешнее использовать такой показатель, как ВВП, при необъятном росте спекулятивного сектора.

«Дело в том, - пишет К., - что социальные показатели содержат в себе «неделимости». Одна из «неделимостей» – та «витальная корзина», тот физиологический минимум, который объективно необходим человеку в данном обществе, чтобы выжить и сохранить свой облик человека. Это – тот ноль, тот порог, выше которого только и начинается благосостояние, а на уровне нуля есть лишь состояние, без «блага». И сравнивать доходы нужно после вычитания этой «неделимости». Можно сравнивать только то, что «выше порога». Это общий закон: если в сравниваемых величинах скрыты «неделимости», то при приближении одной из величин к размеру этой «неделимости» валовой показатель искажает реальность совершенно неприемлемо. «Зона критической точки», область возле порога, граница – совершенно особенная часть любого пространства, особый тип бытия. Доходы богатого человека и человека, находящегося на грани нищеты – сущности различной природы, они количественному сравнению не поддаются (точнее, это формальное сравнение ни о чем не говорит). Именно таковы сравнительные показатели социального расслоения, которые используют социологи («показатель Джини», децильный фондовый и др.). Говорят, ах, какая беда, согласно этим показателям, в России произошло социальное расслоение, более значительное, чем в США. А на деле никакого сравнения с США и быть не может, потому что в России возникла несоизмеримость между частями общества – социальная аномалия. Если проводить сравнение корректно – после вычитания физиологического минимума, то в России фондовый децильный коэффициент будет равен не 15, как утверждает правительство, и не 23, как утверждают ученые РАН, и даже не 36, как утверждают американские ученые – он будет измеряться тысячами! Ибо превышение доходов над физиологическим минимумом у самых бедных десяти процентов российских граждан приближаются к нулю».

Ну, наворотил. Тысячи следуют из простых доходов, не надо городить ерунду о якобы несоизмеримостях, всё соизмеримо. И МРОТ или потребительская корзина здесь нипричем. Они не участвуют в расчете.

«Полная занятость в СССР, - уверяет К., - была бесспорным и фундаментальным социальным благом, которое было достигнуто в ходе советского проекта (в 1994 г. не были производительно заняты примерно 30% рабочей силы планеты). В обеспечении права на труд было много дефектов, идеал “от каждого – по способностям” был далеко не достигнут, реальный уровень промышленного развития не позволял привести качество рабочих мест в соответствие с притязаниями образованной молодежи. Но это по важности несравнимо с главным. Отсутствие безработицы было колоссальным прорывом к благополучию и свободе трудящегося человека. Мы не можем вполне оценить утрату этого блага – у нас еще нет людей, по-настоящему осознавшими себя безработными и, главное, воспроизводящими безработицу в своих детях. Мы еще живем “наполовину советским” порядком. Привычность полной занятости превратила в сознании наших людей это чисто социальное благо в разновидность природного, естественного условия жизни. Это, разумеется, сделало право на труд как политическую норму очень уязвимым. Люди его не ценили и никаких активных шагов по его защите ожидать было нельзя. Однако пассивная установка на отрицание безработицы была вполне определенной. Это показывали регулярные опросы социологов».

О, господи. Москвич. «От каждого по способностям» - не идеал, это-то как раз и было достигнуто, не достигнуто «каждому по потребностям», но в Москве, вероятно, что-то близкое к этому и было, недаром К. говорит о многих дефектах. Во-первых, в СССР вовсе не было полной занятости - 1,7 млн безработных. Во-вторых, в Японии не было «советского проекта», а институт пожизненного найма – существовал. В-третьих, при Сталине безработица была значительной, ни ему, ни Рузвельту не удалось ликвидировать безработицу, а вот Гитлеру – удалось.

«Партийно-государственная номенклатура СССР, начав свой постепенный отход от советского проекта, уже с 60-х годов стала тяготиться конституционным правом на труд, исподволь начав кампанию по внедрению в общественное сознание мифа о благостном воздействии безработицы на все стороны общественной жизни.
Ну, вот, видим, что никакого антисоветского проекта – сам «советский проект» стал отходить от советского проекта… Но К. полностью отштампован, зависим от сталинистских мифов. На самом деле постепенный отход от принципов Советской власти начался при Сталине еще в конце 20-х. 1) Сталин отменил ленинский партмаксимум, 2) постоянная сменяемость госчиновников снизу доверху (возврат их к станку и к трактору) была позабыта, 3) вместо контроля рабочих за госчиновником любого уровня включая Сталина, был установлен контроль госчиновника за рабочими.
Общественное бытие определяет общественное сознание (Маркс). Привилегированный управленческий труд ставил номенклатуру над обществом, ее привилегированное бытие определило ее буржуазное сознание еще с конца 20-х прошлого столетия.

«В среде хозяйственных руководителей стало хорошим тоном посокрушаться, что, мол, отсутствие в их руках кнута безработицы не дает поднять эффективность производства. Но, поскольку право на труд было краеугольным камнем нашей идеократической системы, подмывание этого устоя велось неофициально, хотя и с явного одобрения верхушки КПСС. Принцип полной занятости как один из главных устоев советской антропологии и реализация уравнительного идеала ("от каждого – по способности ") давно уже вызывал глухую ненависть у тех, кто сдвигался к антисоветскому сознанию. С 60-х годов о благодати безработицы говорили на кухнях и за вечерним чаем в лабораториях, во время перестройки начали говорить открыто. Н.Шмелев писал в 1987 г.: «Не будем закрывать глаза и на экономический вред от нашей паразитической уверенности в гарантированной работе. То, что разболтанностью, пьянством, бракодельством мы во многом обязаны чрезмерно полной (!) занятости, сегодня, кажется, ясно всем. Надо бесстрашно и по-деловому обсудить, что нам может дать сравнительно небольшая резервная армия труда, не оставляемая, конечно, государством полностью на произвол судьбы… Реальная опасность потерять работу, перейти на временное пособие или быть обязанным трудиться там, куда пошлют, – очень неплохое лекарство от лени, пьянства, безответственности» (Авансы и долги. – «Новый мир», 1987, № 6).
До этого вопрос о необходимости безработицы туманно ставил С.Шаталин («Коммунист», 1986, № 14), на которого и ссылается Н.Шмелев. Он говорил о переходе от «просто полной занятости к социально и экономически эффективной, рациональной полной занятости». Здесь важно подчеркнуть, что первыми о необходимости безработицы заговорили люди и высших партийных и научных кругов, заговорили в журнале «Коммунист»!
С 1988 г. такие рассуждения заполонили прессу. Эта кампания велась средствами партийной печати с присущей ей тоталитарностью (я попытался ответить на один такой манифест Н.Амосова, опубликованный в 1988 г. в “Литературной газете”, совершенно спокойной информативной статьей. К моему глубокому удивлению, ни одно из “коммунистических” изданий ответа опубликовать не пожелало, “так как у редакции на этот счет иное мнение, чем у меня”). Сильный эффект расщепления сознания был достигнут тем, что пропагандой безработицы занялись профсоюзы – именно та организация рабочих, которая по своей изначальной сути должна быть непримиримым врагом безработицы. В марте 1991 г., еще в советское время Профиздат выпустил массовым тиражом книгу “Рыночная экономика: выбор пути”. Среди авторов – виднейшие экономисты. Читаем: “Можно сказать, что рынок воспроизводит безработицу. Но возникает вопрос, а является ли безработица атрибутом только рыночной системы хозяйства? Разве в условиях административно-командной системы управления производством не было безработицы? Она имела место, только носила структурный, региональный и в основном скрытый характер. Различие между рыночным механизмом и административно-командной системой управления состоит не в том, что в одном случае есть безработица, а в другом нет, а в том, что в условиях рынка безработица официально признается и безработный получает пособие”. Хороши наши советские профсоюзы, не правда ли? Скрытая безработица! Хитро придумано. Это вроде как скрытая болезнь. Пусть человек здоров, наслаждается жизнью, живет до ста лет – назовем его “скрытым больным”, попробуй докажи, что нет. Людей, которые реально имели работу, два раза в месяц получали зарплату, квартиру от завода, путевку в санаторий и т.д., убеждают, что это – “скрытая безработица”, и что она ничуть не лучше явной. Что явная безработица, когда нет ни зарплаты (да и ни пособия!), ни перспектив, ничуть не страшнее, чем “скрытая”. Конечно, так может говорить только подлая продажная тварь. Но как могли рабочие в это верить – вот ведь загадка века.

К. жил на Луне. Даже в Швейцарии в ходе исследований обнаружилось, что сотрудницы офисов за смену реально работают 43 минуты. В нашей лаборатории радиобиологии реально работало 5 человек, остальные 20 протирали юбками стулья. Сверхурочные – это система. Помните – чем отличаются телевизоры, которые сделали в начале и в конце квартала? Система брала свое начало не в каких-то форс-мажорах, а в неумении администраций организовать труд. И это было в интересах и рабочих, и администраций. Т.к. за сверхурочные доплачивали. В Японии, наоборот, доплачивали за равномерный труд.
Но при всём при том – ведь К. обвиняет именно верхушку КПСС! И профсоюзы, что тоже КПСС.
Рабочие не «поверили» в пользу увольнений. Они это сами прекрасно знали. Это К. не поверил рабочим. Он москвич. Общественное московское бытие определяет московское общественное сознание.
О пользе увольнений тунеядцев, алкашей или неумех говорится в многосерийном фильме «Противостояние» 1985 года. Т.е. примерно с 1983 года. Но начали говорить гораздо раньше, в 1975-м, в фильме «Афоня».
Но еще раньше, при Брежневе, был проведен так называемый Щекинский эксперимент – гендиректорам заводов разрешили массовые увольнения. Однако директора не воспользовались своим правом – в виду возможных изменений конъюнктуры РЫНКА.
То есть: проблема тунеядцев и проблема массовой безработицы – разные вещи, нельзя их отождествлять.
 В Японии или гитлеровской Германии отсутствие кнута в виде безработицы не привело к снижению производительности труда или качества продукта труда. Наоборот, как показали Владова и Рабкина, появление армии безработных приводит к атрофии интереса к труду. Во-вторых, если в затылок жарко дышат, продашь свою рабочую силу подешевле.

«В действительности, - уверяет К., - труд и отлучение от труда (безработица) – проблема не экономическая и даже не социальная, а экзистенциальная . Иными словами это – фундаментальная проблема бытия человека. Разумеется, она имеет и экономический аспект, как почти все проблемы нашего бытия, но эта сторона дела носит подчиненный, второстепенный характер. Что вопрос о безработице относится к категории фундаментальных проблем бытия, говорит уже тот факт, что на протяжении всей истории цивилизации он имеет религиозное измерение, в то время как понятие экономической эффективности возникло лишь с появлением рыночной экономики и посвященной ей науки – политэкономии. Иными словами, в Новое время, совсем недавно. В христианстве запрет на безработицу был воспринят уже из Ветхого завета: каждый должен добывать хлеб свой в поте лица своего (это не запрет на безработицу, это запрет на потребление без труда, Б. И.). Осовременивая, мы бы сказали, что этой догмой христианство наложило вечный запрет на рынок рабочей силы (чушь собачья, Б. И.), который вправе отвергнуть и неминуемо отвергает часть этого “товара”, так что безработица – неизбежный и необходимый спутник рыночной экономики (это неверно, Б. И.). Потому-то духовным условием для ее возникновения и была протестантская Реформация, которая виртуозно разрешила это противоречие. Часть людей (причем неизвестно кто именно) была объявлена отверженными, которым изначально отказано в возможности спасения души. Им нарушение божественного предписания трудиться уже не повредит (это маразм, Б. И.). Более того, само превращение в безработного приобретает смысл. Утрата работы человеком есть предупреждение, смутный сигнал о том, что этот человек – отверженный. Понятно поэтому, что утрата работы является для человека ударом, тяжесть которого совершенно не выражается в экономических измерениях – так же, как ограбление и изнасилование не измеряется стоимостью утраченных часов и сережек. Превратившись в безработного, человек испытывает религиозный страх – будь он хоть трижды атеист. Христианский завет вошел в наше подсознание с культурой, и слово тунеядец наполнено глубоким смыслом. Очевидно, что этого не поправить и пособиями по безработице: пособие облегчает экономическое положение, но статус отверженного не только не отменяет, а скорее подчеркивает. В Англии в 30-е годы знаменитый ученый сэp Джулиан Хаксли пpедложил, чтобы сокpатить pождаемость в сpеде pабочих, обусловить выдачу пособий по безpаботице обязательством не иметь больше детей, а нарушителей изолировать от жены “в тpудовом лагеpе”. В России, даже когда она в конце прошлого века разъедалась западным капитализмом, сохранялось христианское отношение к безработице (Откуда К. выкопал эту чушь собачью?? Б. И.). Многие крупные предприниматели (особенно из старообрядцев), даже разоряясь, не шли на увольнение работников – продавали свои имения и дома. Те, кто переводили свои отношения с рабочими на чисто рыночную (западную) основу, подвергались моральному осуждению (??? Б. И.). Сильный отклик имели статьи Льва Толстого, его отвращение к тем, кто в голодные годы “не дает работы, чтобы она подешевела” (особо христианское отношение было к крестьянам, которых разорял надвигающийся капитализм, отношение было настолько христианским, что Россия с большим отрывом лидировала по смертности, она была даже выше, чем в обездоленных странах, Б. И.). Наблюдательный человек должен был бы подметить странную вещь в рассуждениях о безработице, которые начались с 1987 г. Речь шла о новом, неизвестном для нас явлении. Казалось бы, логично пригласить в печать, на радио и телевидение знатоков вопроса – зарубежных специалистов, профсоюзных деятелей, самих безработных. Мол, поделитесь опытом, расскажите, как и что. Вспомните: за все годы – ни одного такого случая не было. Не пришло нашему умному руководству в голову? Нет, это была сознательная установка. Фальсификация знаний о реальности в случае фундаментальных проблем бытия особо безнравственна. В случае безработицы это проявляется наглядно. Безработица как социальное явление является источником массовых страданий людей. Тот, кто выдвигает или поддерживает предложение перейти от реально достигнутой полной занятости к узаконенной безработице, прекрасно знает, что результатом его предложения будут страдания, причиненные большему или меньшему числу сограждан. Такого рода предложения, какими бы экономическими или технологическими соображениями они ни обосновывались, прежде всего создают проблему нравственную. Эта проблема должна быть явно изложена, а выбор того или иного решения поддержан также нравственными (а не экономическими или технологическими доводами)».

Еще раз: К. постоянно пользуется понятиями, смысла которых не понимает.
Экзистенциализм, или философия существования (от позднелатинского existentia – существование) – одно из ведущих философских течений XX века. Говоря о ведущих представителях экзистенциализма, в первую очередь называют следующих философов: Мартин Хайдеггер, Карл Ясперс, Жан-Поль Сартр, Альбер Камю, Габриэль Марсель.
Все эти философы не составляли какую-либо единую школу, они были самостоятельными мыслителями, которые, если и испытывали влияние идей друг друга, всё же больше полемизировали между собой. Причём эта полемика затрагивала не второстепенные вопросы, а имела принципиальный характер.
Достаточно сказать, что один из ведущих экзистенциалистов Хайдеггер сотрудничал с фашистским режимом, Ясперс был его противником, так же, как и Сартр, друживший с антифашистским Сопротивлением во Франции. Сартр был близок к маоистам, а Камю был противником коммунистической идеологии вообще. Марсель был глубоко верующим человеком, а Сартр и Хайдеггер - принципиальными атеистами.
Это направление в философии XX века, акцентирующее своё внимание на уникальности именно иррационального бытия человека. Экзистенциализм развивался параллельно родственным направлениям персонализма и философской антропологии, от которых он отличается прежде всего идеей преодоления (а не раскрытия) человеком собственной сущности и большим акцентом на глубине эмоциональной природы. В чистом виде экзистенциализм как философское направление никогда не существовал. Противоречивость этого термина исходит из самого содержания «экзистенции», так как она по определению индивидуальна и неповторима, означает переживания отдельно взятого индивида, не похожего ни на кого.
Эта противоречивость является причиной того, что практически никто из мыслителей, причисляемых к экзистенциализму, не был в действительности философом-экзистенциалистом. Единственным, кто чётко выражал свою принадлежность к этому направлению, был Жан-Поль Сартр. Его позиция была обозначена в докладе «Экзистенциализм — это гуманизм», где он и предпринял попытку обобщить экзистенциалистские устремления отдельных мыслителей начала XX века.
Согласно экзистенциальному психологу и психотерапевту Р. Мэю, экзистенциализм не просто философское направление, а скорее культурное движение, запечатлевающее глубокое эмоциональное и духовное измерение современного западного человека, изображающее психологическую ситуацию, в которой он находится, выражение уникальных психологических трудностей, с которыми он сталкивается
В философии существования нашёл отражение кризис оптимистического либерализма, опирающегося на технический прогресс, но бессильный объяснить неустойчивость, неустроенность человеческой жизни, присущие человеку чувство страха, отчаяния, безысходности.
Философия экзистенциализма — иррациональная реакция на рационализм Просвещения и немецкой классической философии. По утверждениям философов-экзистенциалистов, основной порок рационального мышления состоит в том, что оно исходит из принципа противоположности субъекта и объекта, то есть разделяет мир на две сферы — объективную и субъективную. Всю действительность, в том числе и человека, рациональное мышление рассматривает только как предмет, «сущность», познанием которой можно манипулировать в терминах субъекта-объекта. Подлинная философия, с точки зрения экзистенциализма, должна исходить из единства объекта и субъекта. Это единство воплощено в «экзистенции», то есть некой иррациональной реальности.
Согласно философии экзистенциализма, чтобы осознать себя как «экзистенцию», человек должен оказаться в «пограничной ситуации» — например, перед лицом смерти. В результате мир становится для человека «интимно близким». Истинным способом познания, способом проникновения в мир «экзистенции» объявляется интуиция («экзистенциальный опыт» у Марселя, «понимание» у Хайдеггера, «экзистенциальное озарение» у Ясперса), которая являет собой иррационалистически истолкованный феноменологический метод Гуссерля.
Значительное место в философии экзистенциализма занимает постановка и решение проблемы свободы, которая определяется как «выбор» личностью одной из бесчисленных возможностей. Предметы и животные не обладают свободой, поскольку сразу обладают сущностью, эссенцией. Человек же постигает свою сущность в течение всей жизни и несёт ответственность за каждое совершённое им действие, не может объяснять свои ошибки «обстоятельствами». Таким образом, человек мыслится экзистенциалистами как строящий себя «проект». В конечном счёте, идеальная свобода человека — это свобода личности от общества.
В экзистенциализме, согласно Р. Мэю, человек воспринимается всегда в процессе становления, в потенциальном переживании кризиса, который свойственен западной культуре, в которой он переживает тревогу, отчаяние, отчуждение от самого себя и конфликты
На первый взгляд, страх не имеет какого-либо глубокого философского значения, но именно экзистенциалисты, подробно разобравшись в нем, пришли к выводу, что страх — это что-то значительно глубже, чем простое переживание, вызванное внешними раздражителями.
Прежде всего, экзистенциалисты разделяют понятия страха и боязни. Боязнь всегда предполагает наличие какой-либо определённой угрозы. Боятся, например, людей, обстоятельств, условий, явлений и т. д. То есть источник боязни всегда определён.
Иначе страх. Какой-либо предмет, который возбуждает страх, отсутствует. Человек не может даже сказать, что его страшит. Именно в этой неопределённости и проявляется основное свойство страха. Это чувство возникает без какой-либо видимой и определённой причины. Из-за этого человек и не способен оказать сопротивление, так как неизвестно, откуда страх наступает. Тогда кажется, что он подходит со всех сторон и от него не скрыться, потому что даже не знаешь, от чего бежать. Согласно К., безработица – это как раз тогда, когда причины неведомы, не знаешь, куды бежать. Безработица – не вещь, не явление, не условия, не обстоятельства.
В большинстве случаев страх считается негативным явлением, но экзистенциалисты придают ему позитивный окрас. Они говорят, что страх потрясает человека во всех его жизненных отношениях. Он необходим нам для того, чтобы вытянуть человека из размеренного, бездумного проживания жизни. Именно страх даёт возможность абстрагироваться от всех ежедневных проблем, забот и посмотреть на все происходящее со стороны. Страх подобен огню, он сжигает все несущественное и временное; он отвлекает человека от всего мирского. Только тогда проявляется истинное существование.
Кьеркегор утверждает: страх — это головокружение свободы.
Во время этого чувства все незначительное отступает на задний план, а остается само существование. Когда человек поднимается над бездумным проживанием — он понимает, что большинство его ценностей, ориентиров и жизненных отношений — ошибочны. Прежде он был ими несом, но теперь словно отторгнут от них, теперь он целиком опирается на самого себя, и лишь в этом проявляется истинная свобода. Робинзон был бы идеалом экзистенциализма, если б ему не надо было работать, чтобы не умереть с голоду. Как следствие, страх у экзистенциалистов становится наивысшим достижением человека, так как только в нем открывается истинное существование.
Таким образом, если верить К., что экзистенциальный смысл безработицы выше ее социально-экономический смысла, что экзистенциальная цель человека – стать безработным, в страхе своем возвысится до свободы от общества. Причем анархисты типа Боба Блэка (книжка с типичным логичным названием «Анархизм и другие препятствия для анархии») совершенно откровенно формулируют экзистенциалистское понимание свободы как свободы от труда. К., уверовавший, что безработица экзистенциальна, говорит: работа делает вас свободными! Рабы, жившие до Реформации! У вас есть работа. Потому вы лишены страха, вам не надо решать проблему бытия своего. Вы свободны!
Но К. слабо ориентируется в экзистенциализме: скажем, Камю в книге «Человек бунтующий» выступает против системы вообще, а К. как раз за систему. К. забыл упомянуть, что изыски Сартра, Камю, Хайдеггера и пр.  – это реакция не только на «рост беспокойства души при виде техники» (Хайдеггер), это реакция на развенчание КПСС как носителя марксизма, за которой нелогично следует поиск преодоления марксизма, хотя и, по предложению Хайдеггера, исходя из марксизма. Французский коммунист Андрэ Моруа так и обозначил: «Если бы Маркс был жив, первое, с чего бы он начал – с критики самого себя.» Тут явно нужно отделить сначала котлеты от мух и понять различие между марксизмом, идеологией КПСС и реальностью в СССР, чего представители экзистенциализма сделать не удосужились. Поиск новых форм обернулся следованием за психоделической революцией, антипрогибиционизмом и пр.
Еще смешнее заявление К., что против безработицы выступил сам бог. Бог изгнал Евку с Адамкой из рая и, ДАБЫ НАКАЗАТЬ, сообщил, что хлеб-то ему просто так доставаться больше не будет, как в райских кущах, горбатиться придется, так что почувствуйте разницу. А К., наоборот, объявил это подарком Адаму! Т.е. пришпандорил христианство под свои дурацкие схемочки.
«Я понимаю, - говорил Марк Твен, - что умственный труд, как и физический, тоже вызывает пот. Но я ни за какие блага в мире не соглашусь махать кайлом хотя бы месяц». Но К. считает, что это великая радость – всю жизнь точить одну и ту же гайку, махать лопатой лет тридцать, а еще лучше – на лесоповале в ГУЛАГе.
В одной западной рекламке женщина стоит у конвейера, мимо нее движутся баночки. Одна баночка упала – женщина ее поставила. Другая упала – женщина поставила. Третья – женщина поставила. И титр: «Не бросай школу!»
Уж весь мир хохочет над тем, как кретины из КПСС объявили Бродского тунеядцем. К.  в лобовую не поминает Бродского. Он глухо ворчит, желая лягнуть ушедший далеко поезд. Если бы был жив Пушкин, как бы К. его огрел, по-христиански, КПСС-овским судом, за «праздность вольную, подругу вдохновенья»!
Хуже всего переносят безработицу беременные женщины. Что говорить о выходящих на пенсию – согласно К., они испытывают вовсе не утрату привычного дела, а экзистенциальный страх. Потому остаются работать, и вовсе не за гроши к своей нищенской пенсией – а ради своей экзистенции! Очень плохо сказывается безработица на детях…
Вообще-то, скажем, в доперестроечной Югославии люди относились к безработице даже не так, как в развитых странах. Некоторые по году не работали – просто подыскивали себе работу по вкусу… Но для К. это неприемлемо. Люди должны его, партийного москвича, обшивать, обувать, кормить, и за это они должны испытывать радость!

«И речь в данном случае, - продолжает К., - идет не об абстракции, не о “слезинке ребенка”. В середине 1990 г. в журнале Академии наук СССР “Социологические исследования” (это даже еще не ельцинская РФ) печатались статьи с заголовками такого рода: “Оптимальный уровень безработицы в СССР” (А.А.Давыдов – СОЦИС, 1990, № 12). Оптимальный ! Наилучший! Что же считает “оптимальным” для нашего народа социолог из Академии наук? Вот его идеал, полученный с использованием тензорной методологии, золотого сечения, ряда Фибоначчи и прочей ахинеи: “Оптимальными следует признать 13%… При 13% можно наименее болезненно войти в следующий период, который в свою очередь должен открыть дорогу к подъему и процветанию” (процветание, по мнению автора, должно было наступить в 1993 г.). Поскольку статья написана в середине 1990 г. и речь идет об СССР с его 150 млн. трудоспособных людей, то, переходя от относительных 13% к абсолютному числу личностей, мы получаем, что “наименее болезненным” наш гуманитарий считает выкинуть со шлюпки 20 млн чел. Само по себе появление подобных рассуждений на страницах академического журнала – свидетельство моральной деградации нашей гуманитарной интеллигенции. В общественных науках социолог – аналог врача в науке медицинской. Очевидно, что безработица – социальная болезнь, ибо приносит страдания людям. Можно ли представить себе врача, который в стране, где полностью ликвидирован, скажем, туберкулез, предлагал бы рассеять палочки Коха и довести заболеваемость туберкулезом до оптимального уровня в 20 млн чел.?»

Не существует ряда Фибоначчи, есть числа Фибоначчи. Не существует тензорной методологии, есть тензорное счисление, тензорный анализ. И это не ахинея! Ну, несущественно, мелочи.
Не знаю, кто допускал Давыдова к защите диссертации, но 13% безработицы в странах с устойчивой экономикой считается взрывным порогом. Недаром официальная статистика сегодня не допускает публикаций с данными выше 3%-5%, хотя на деле безработных в стране 15%-17%. С таким мизерным пособием для зарегистрированных, что Западу и не снилось. Россия пережила страшнейшие кризисы, потому такой уровень безработицы просто ведет к вымиранию.

«Ведь автор той статьи, - пишет далее К., - нигде не сделал даже такой оговорки: на нас, дескать, в связи с рыночными реформами накатывает неминуемая беда; я, как узкий специалист, не берусь обсуждать реформу, я лишь говорю о том, что при всех наших усилиях мы не сможем сократить число потерпевших несчастье сограждан ниже 20 миллионов; чтобы оно не было выше, надо сделать то-то и то-то. Нет, социолог благожелательно ссылается на Милтона Фридмана (подчеркивая, что он – Нобелевский лауреат), который выдвинул теорию “естественного” уровня безработицы: “При снижении уровня безработицы ниже естественного инфляция начинает расти, что пагубно отражается на состоянии экономики. Отсюда делается вывод о необходимости поддерживания безработицы на естественном уровне, который определяется в 6%”. Шесть процентов – это для США, а нам поклонник Милтона Фридмана с помощью золотого сечения вычислил 13%, которые, хоть кровь из носу, “необходимо поддерживать”.
Да ведь и К. не стесняется ссылаться и на Вебера, и на Ортегу-и-Гассета, и на Ницше. Фридман тоже заблуждается, как я уже писал, это доказано социлолгическими исследованиями (Владова, Рабкина), а при снижении цены рабочей силы из-за конкуренции теряется качество производимой продукции.

«Мы говорили, - пишет К., - о масштабах страданий, которые нам предполагали организовать политики с целой ратью своих экономистов и гуманитариев. А какого рода эти страдания, какова их интенсивность? Социолог их прекрасно знает, они регулярно изучаются Всемирной организацией труда, сводка печатается ежегодно. Он сам бесстрастно приводит в своей статье. В США, например, рост безработицы на 1% ведет к увеличению числа убийств на 5,7%, самоубийств на 4,1%, заключенных на 4%, пациентов психиатрических больниц на 3,5%. Кстати, “теория” Фридмана – это чистая идеология. Расчеты крупнейшего экономиста нашего века Кейнса показывают, что безработица, “омертвление рабочих рук” – разрушительное для экономики в целом явление, оно лишь маскируется непригодными с точки зрения общества показателями (прибыль отдельных предприятий). Массовую безработицу надо ликвидировать самыми радикальными средствами, идя ради этого на крупный дефицит госбюджета. Оживление трудовых ресурсов при этом многократно окупает затраты. Да и сегодня в США рост безработицы на один процент увеличивает дефицит госбюджета на 25 млрд. долл».

Да, «теория» Фридмана – чистая идеология. Но К. не в теме, он не понимает сути вопроса. Дело в том, что капитализм – это такой способ производства, когда рабочая сила становится товаром. Она и была товаром в СССР, ведь существовал институт найма. Но Гайдару и прочим нужна была явная форма, армия безработных, как на Западе. Гайдар считал, что этот рынок сильно зажат, его освобождение приведет к росту экономики. В лучшем случае Гайдар полагал, что свободное перетекания рабочей силы в «нужные» сферы производства и производства эти разовьет, и снизит (как это и рисовал Маркс) стоимость товаров. Но даже это в России тормозится невозможностью иметь дешевое жилье для рабочих при переезде.

«Одним из важных обвинений советскому строю, - вещает К., - которое зародилось в среде интеллигенции, было снижение трудовой мотивации и даже «утрата трудовой этики». Имелось в виду, что наличие слишком широких социальных гарантий лишило работников отрицательных стимулов к хорошему труду (страха), а слишком уравнительное распределение доходов свело на нет и положительные стимулы. В результате якобы возник особый, нигде в мире не виданный тип работника – нерадивого, ленивого и нахального. Эта теоретическая конструкция обросла множеством пикантных деталей, колоритных образов, анекдотов. Ее воспринимали легко и охотно сами же работники самых разных сфер, тем более, что в этой концепции фигура интеллигента-паразита была одной из самых колоритных: сказки о ленивых и никчемных сотрудниках НИИ заполняли 16-ю страницу «Литературной газеты». Многие люди, как водится, считали лентяем соседа, а не себя лично, а другие получали прекрасное оправдание для своей личной нерадивости («система такая – при другой системе я бы трудился ого-го!»). Вся эта мифология «ленивого совка» подводила, в конечном счете, к идее благотворности частного предпринимательства («хозяин не позволил бы»). Для контраста создавался светлый миф о Западе, где хозяева сумели так организовать труд, что работники показывают чудеса ответственности, интенсивности и ловкости – при хорошем настроении в ожидании точно отмеренной зарплаты «по труду».

К. точно жил на Луне. Да не теория это была вовсе, не мифология ленивого совка, а жизнь! Мы, научные сотрудники жили в такой среде. Прокопьев, глава лаборатории лесоведения ЕНИ ПГУ. Бездельник, кретин. Диссертацию ему делал его подчиненный Запоров. Точнее, исправлял. Как он говорит: «По двадцать грубых ошибок на каждой странице.» Диссертация Гельфенбуйма, главы облкомприроды: «Проветривание Черняевского леса путем прорубание просек по розе ветров.» Слава богу, никто не внедрил его идею в жизнь. Бывший глава пермского ГУВД Сикерин, впоследствии вор, его диссертация: «Зависимость веса портянки от времени года.» Очереди студентов выстраивались, чтобы на это чудо поглядеть. Чтобы прекратить издевательство, диссертацию переправили в отдел «Для служебного пользования». Как, скажите, Вайсман стал доктором медицины, если он ветеринар, причем неважный? А главным экологом Перми он стал, купив в Италии соответствующий документ.
А вот как стал деканом химического факультета ПГУ дебил Пятосин: его жена Быкова была зав. по идеологии и культуре в обкоме КПСС. Докторскую диссертацию он защищал у пассивного педераста и наркодилера Живописцева. Скорость защиты была прямо пропорциональна скорости продвижения Живописцева в ректоры ПГУ. Перлы Пятосина на конференциях, на различных докладах его обсмеивали в лицо и старшие, и младшие научные сотрудники университета. Сам он ни черта не делал, только докладывал работы своих подчиненных и даже дипломов студентов.
Физик Спелков не занимал должностей. Но как мог этот кретин оставаться в университете? Две тупицы и мошенницы, сестры Бойки, заведовали кафедрой биофизики в ПГУ, их ненавидели, но уволить не могли. Сотрудники мехмата ПГУ Путилов и Афанасьева завалили трехлетнее преподавание матанализа нашему курсу. Как можно сжать преподавание курса дифференциальных уравнений в две недели?! Но никто их не уволил.
Пермский университет не уникален. Но еще более омерзительную картину я увидел в МГУ, как бездари становились кандидатами и докторами наук. Скажем, о сотруднике кафедры теории гравитации Сарданашвили такой физик с мировым именем, как Евгений Серебряный, сказал: «Это научный импотент». Комсомольский вожак МГУ Студеникин пролез в кандидаты наук по комсомольской линии. Сотрудник кафедры теоретической физики МГУ Владимиров сам мне предложил: «Если ваша деятельность войдет в контролируемое русло, если вы станете редактором газеты физфака и напечатаете в ней статью Горбачева, мы вам поможем с защитой диссертации…» Но даже не в системе продвижения по общественной линии или в системе доения провинциальных аспирантов. В Москве защищали диссертации с пятью публикациями, включая тезисы. Валера Абанькин приехал в Москву с 45-ю публикациями в крупных журналах. Не считаю тезисов.
Что же творилось на заводе? Там еще хуже! На пермском опытно-механическом заводе на 150 рабочих - 100 администраторов и 50 ИТР. На пермском заводе им. Свердлова (ныне АО «Пермский моторостроительный завод») на каждого рабочего – по три ИТР и администратора, причем везде все захребетники, не прикладая рук и не разгибая головы, с утра до вечера протирали штаны. Раздутые бухгалтерские штаты, тунеядцы социологи и т.д., и т.п. Мы навидались тунеядцев по горло!
Да, в ходе «реформ» число захребетников в пермской региональной администрации выросло в 4 раза. Да, заводы обросли торговыми домами, всякими маркетинговыми бюро, число «подснежников» увеличилось в разы, возник небывалый спекулятивный сектор. Но не надо говорить, что это потому, что был «антисоветский проект». Сравним: на «Ситроене» из 6000 рабочих – лишь 300 ИТР и администраторов.

«Разделим, - предлагает К., - всю эту многослойную проблему на части и рассмотрим по отдельности вопросы разного плана. Прежде всего, вопрос фундаментальный, не зависящий от мотивации – трудовой потенциал людей, сама их способность выполнять ту или иную работу. Здесь антисоветская концепция содержит принципиальную ошибку. Советская индустриализация превратила крестьян во вполне годных для фабрики рабочих несравненно быстрее, бережнее и эффективнее, чем западная (это мнение западных социологов).
Тут можно даже говорить о «русском чуде». Одна из ошибок гитлеровских стратегов как раз и состояла в том, что они посчитали невозможным, чтобы СССР за столь короткий срок подготовил десятки миллионов работников, перепрыгнувших «из царства приблизительности в мир точности». Западу для этого понадобилось триста лет.
Конечно, крестьян превратили в рабочих бережнее. Путем концлагерей, насильственной коллективизации и раскулачивания середняков. Это и есть русское чудо. Многие на Западе удивлялись.

«Конечно, - пишет К., - трудовое поведение советских людей отличалось от западных. У нас еще не сложился в полной мере «человек фабричный», десятки поколений работавший в искусственном пространстве и времени фабрики. Советский рабочий еще нес в себе физиологическую память о временных ритмах крестьянского труда. Для него была характерна цикличность работы, смена периодов вялости или даже безделья и периодов крайне интенсивного вдохновенного труда типа страды («штурмовщина»). Слава богу, что психофизиологи труда в СССР вовремя поняли это и порекомендовали не ломать людей ради «синхронности». Сейчас, наверное, новые менеджеры сломают».

Ах, вот как… вы, пожалуйста, не ломайте… Бережнее… Интересно, как в царской России на заводах – тоже входили в положение вчерашних крестьян? К. фантазирует как Остап Бендер – это где и когда психофизиологии советовали Сталину «не ломать людей»?? К. совсем сбрендил? А вот Ленин писал о плохо орабоченном русском рабочем и стремился внедрить систему выжимания пота Тейлора.
Вина ли рабочих в том бардаке, который царил на заводах в СССР? Скажем, завод им. Ленина терял из-за сверхурочных 25 млн р., это по тем временам огромная сумма. Но я уже писал, что администраторы тоже получали за сверхурочные. Кроме того, в виду системы подбора кадров по партийной линии управленцы плохо умели организовать труд. Кроме того, в виду зависимости от других производств и заводские управленцы не всегда были виновны. Скажем, завод им. Октябрьской революции получал марки стали из 35 точек страны, включая Ереван и Красноярск (кстати, при наличии прорвы металлургических производств как в Перми, так и в регионе). Можете себе представить, если на «Ситроене» - цемент бар, кирпич йок, кирпич бар – цемент йок?
Рабочие французской «Снекмы» меня спрашивали: «А правда, что у вас рабочие во время смены бегают в магазин?» Я видел, какие черные глаза были у рабочего «Снекмы», который что-то не успевал у конвейера, как он суетился. В интервью кому-то рассказал об этом. По радио в одной из передач ведущая заявила: «Вот Ихлов считает… так, наверно, так и нужно, чтобы кто-то так интенсивно работал, и нам бы всем хорошо жилось…»
Трудно говорить, подстегнула ли война или, наоборот, ее окончание расслабило. Так или иначе СССР фатально отставал по производительности труда от развитых стран.
В России к 1991 году не привыкли к увольнениям. Мы помогли нескольким рабочим восстановиться на работе по суду. Помогли нескольким тысячам рабочих избежать увольнения. Но мы не могли помочь миллионам! Помните фильм про русского умельца, там один сытый кабан жрет водку и говорит: «Не успеешь привыкнуть к хорошему, становится еще лучше, раньше я на дядю горбатился, а теперь, в безработном состоянии, на себя». Население должно было исполниться чувством гордости за себя: «Мы, рашен умельцы. Ого-го!» Ну, и кто после этого режиссер?
Когда начались первые увольнения, рабочий нашего з-да им. Свердлова пришел из отпуска и узнал, что уволен. Скончался после инфаркта. Два года назад на том же заводе ликвидировали 11-й цех, один из квалифицированных рабочих скончался через неделю. Однако в целом все уже привыкли, массовые увольнения 2008 года это показали: в стране стояла гробовая тишина, ни забастовок, ни митингов, рабочие рассасывались по рыночкам, шабашкам или спивались, как обычно.

«Вопреки тому, во что поверили наши социал-дарвинисты, именно «уверенность в завтрашнем дне», вместо западного «страха за завтрашний день», позволила в СССР очень быстро сформировать спокойного работника, способного выполнять сложную работу. И этот принцип взят сегодня на вооружение во всех незападных быстро развивающихся странах – там, где культура не ориентирует человека на крайний индивидуализм в «войне всех против всех». Помимо хрестоматийного примера Японии можно назвать Южную Корею, где самым важным стимулирующим фактором считается стабильность рабочего места – гарантии против увольнения».
К. не в теме. У него в голове газетный пропагандистский штамп. Наоборот, в Японии для рабочих устраивают специальные семинары по выработке «фирменного» патриотизма, когда они не конкурируют друг с другом, а помогают, чтобы было чувство локтя. Кроме того, золотые руки – проблема для всего мира. Во всем мире есть умельцы не хуже советских, чтобы избавить буржуа от зависимости от них, труд золотых рук стремятся заменить машинным. Видимо. К. не в курсе, что капитализм стал более прогрессивным потому, что заменил труд ремесленника (всевозможных малахитовых дел мастеров) машинным.
Но есть момент: у К. есть «спокойный работник». К. на стройке не бывал, разговора прораба не слышал. А в горячем цехе он был? Где жизнь рабочего зависит исключительно от его ловкости? А в цехе, где производят пороха? На пермском «Галогене» один рабочий упал в плавиковую кислоту и растворился… Сколько рабочих погибло на стройке Добрянской ГРЭС. Сколько гибло в СССР шахтеров? На мотовозоремонтном заводе в Верещагино Пермской области чан с расплавленным металлом вручную перемещался по рельсе, рабочие вручную же заливали металл в формы. Полчаса я там стоял, беседовал с рабочими, так не мог потом отстирать куртку от сажи. И как только на каком-либо заводе аврал, как только требуют сдать объект к юбилею, так гибель рабочих.

«Теперь о том, - продолжает К., - как реализовался потенциал работников в СССР и на Западе в зависимости от системы оплаты (и шире – стимулирования). Мы знаем, что в 70-80-е годы в СССР действительно наблюдался кризис прежней системы, так что существовала проблема ее совершенствования. Причины, в общем, были известны: произошла урбанизация и одновременно смена поколения и его культурных стереотипов. Старая система трудовой мотивации и стимулирования труда резко потеряла действенность. Это было недомогание общества, которое надо было лечить, и оно было бы вылечено. В тех отраслях, где для этого были ресурсы, оно нормально лечилось. Но антисоветские идеологи трактовали это недомогание (пусть даже болезнь), через которое периодически проходят все промышленные страны, как признак смерти системы советской. И стали уповать, как мы теперь видим, на примитивное, даже архаическое решение (частный хозяин и кнут угрозы голода).

Зато когда большевики взяли власть, вот тогда рабочие заленились. Долгонько тогда пришлось власти перестраивать систему, и соц. соревнование не помогло.
Причина лени – труд. Во всем мире. Маркс вслед за Адамом Смитом четко пишет об этом в «Экономическо-философский рукописях 1848 г.». СССР не исключение, сколько бы об этом ни писал К. Он опять не в теме. И начали перестраивать - кнутом! Кто не работает – тот не ест. И кинематографом: мол, как хорошо быть рабочим, рабочий – хозяин, с чувством достоинства. А интеллигенции надо учиться у рабочих.
Конечно, был и великий энтузиазм у рабочих. Иначе бы «империя» не состоялась. Но энтузиазм был основан на доверии партии Ленина. По мере того, как партия становилась сталинским дерьмом, это доверие иссякало, улетучивался и энтузиазм.

«Укажу на очевидную вещь: те, кто считали этот кризис неким сущностным качеством именно советского строя, или утратили историческую память или совершали сознательный подлог. Честный критик должен был бы сначала зафиксировать тот факт, что именно в СССР те же люди прекрасно работали – война была этому экзаменом не идеологическим, а абсолютным. Иными словами, абсолютизация частной инициативы как организатора хорошего труда – грубая ошибка».
Нет, К. жил не на Луне – еще дальше. В 70-е – 80-е гг. работали вовсе не «те же» люди, что в войну, а их дети. Для К. люди – не люди, если они порождены внутри той же системы, значит – одни и те же… К. постоянно сует свой пример с войной – может, он хотел бы оставить военное производство навсегда? Он не знает, чем военное производство отличается от мирного? Но еще раз: именно отдать организацию всего огромного хозяйства на откуп узкого социального слоя, партийной элиты – грубейшая ошибка, она неминуемо приведет к краху. Отдать на откуп планирование мировой экономики узкому социальному слою буржуа – значит, привести к краху. Если частная инициатива не опускается ниже уровня буржуа – всё равно будет крах, верхи не смогут управлять по-старому.

«Антисоветское сознание равнодушно, искренне нечувствительно к важному явлению Нового времени, которое именно в СССР и произошло. Оно называется «стахановское движение», и к нему были одинаково нечувствительны и официальный истмат, и анти-истмат . Истмат писал о «коммунистическом энтузиазме», его двойник-антипод на Западе – о «фанатизме». А речь шла о переносе в индустриальную среду аграрного «литургического» отношения к труду, с преодолением субъект-объектного отношения работника к материалу.
Интересно, как можно стать выше субъект-объектного отношения, в раю, что ли? К. сам-то понимает, что пишет? Он почему-то не указывает, что этот пунктик у него взят из убогого экзистенциализма. А еще всем тычет про убогость Келле и Ковальзона. На самом деле К. по-идиотски формулирует пример разного подхода: один рабочий говорит, что занят тем, что толкает тележку, второй – что зарабатывает деньги, третий, «преодолевший» - что строит храм. Ну, на пятом-шестом храме и третий заговорит, как первые два – т.к. труд в процессе распредмечивания сформирует его атомарно-классовое сознание.
Истмат не писал ни об энтузиазме, ни о фанатизме, К. просто безграмотен. К. не в курсе, чем было стахановское движение – когда на одного человека работала вся бригада а результат ее работы выдавался за результат работы одного рабочего. И литургия аграрного труда – больная фантазия К., и «преодоление объект-субъектного отношения» - бред сивой кобылы.

«Отсюда – т.н. «гениальный глаз», который был обычным явлением у средневековых ремесленников, но исчез на капиталистической фабрике. Отсюда – эффективность движений работника, которая далеко превышала обычную. Психофизиологи труда ввели даже метафору, согласно которой советские работники «вбирали энергию из окружающей среды».
Ох, ё… И где ж таких свихнутых психофизиологов набрал К.?!  Кто, где, в каком месте вводил такую идиотскую метафору?? К. хоть бы ссылку дал, чтобы читатели посмеялись. Психофизиологии, которые такое говорили про советских работников, существуют исключительно в больном воображении К.
Производство – везде одно, не бывает социалистического конвейера, он всегда капиталистический. Конечно, есть работяги, которые «ловят микроны», мастерски обтачивают лопатки мотора самолета и пр. Одна беда: лазерный станок делает лучше, да и авиационные моторы у нас не самые передовые… Да, был ИЛ-18, но в целом сравнивать авиационную промышленность США и ССС – смешно.

«Сегодня у новых «менеджеров» стоит тот же вопрос – как заставить работать нерадивого «дядю Васю». И приходится слышать, что адекватным стимулом является создание для него смертельных угроз – голода и выселения из квартиры. Но опыт показывает, что этот метод негоден вообще, а для «дяди Васи» – в особенности».
Буржуазия привыкла обвинять рабочих в лени пьянстве беспорядочных половых связях, всё это старо. Как говорил самарский рабочий Анатолий Осауленко: «Я не ценю себя дешевле денег…» Но где это К. откопал в РФ такие жуткие методы у современных менеджеров??

«Что он негоден вообще, - пишет об иностранном рабочем К., - независимо от общественного строя, говорит большая американская литература. В промышленной социологии Запада есть понятие рестрикционизм – сознательное ограничение рабочими своей выработки. Еще в конце XIX века Ф.Тейлор писал, что крайне трудно найти рабочего, который не затратил бы значительное время на изобретение способов замедлить работу – сохранив при этом вид, будто трудишься в полную меру. Более того, эти способы осваиваются группами рабочих. Один из американских социологов писал в 1981 г.: «Расщепление атома – детская игра в сравнении с проблемой раскола и манипулирования крепко спаянной группой рабочих». Кстати, такую «работу с прохладцей» только недавно стали называть уклончиво – рестрикционизм. А Тейлор называл это попросту – саботаж . Так что и рачительный хозяин-капиталист бывает бессилен. Вот что сказано в обзоре по этой проблеме: "Феномен рестрикционизма распространен во всех индустриальных странах и существует без малого 200-250 лет. Никаких надежных средств борьбы с «социальной коррозией производства» не придумано… Суть «работы с прохладцей» в том, что рабочие физически могут, но психологически не хотят выполнять производственное задание, тем не менее делая вид, что трудятся изо всех сил. В этой работе по видимости и заключается суть дела. Тейлор, наблюдая поведение своих товарищей-рабочих, писал о том, что в мастерской все были в сговоре относительно нормы выработки: «Я думаю, что мы ограничивали эту норму одной третью того, что мы свободно могли бы производить». Причем, открыто никто не приостанавливал работу. Напротив, в присутствии администрации все делали вид, что усиленно трудятся. Но стоило надзирателю покинуть помещение, как рабочие тут же прекращали свою деятельность" (А.И.Кравченко. «Мир наизнанку»: методология превращенной формы. – СОЦИС, 1990, № 12). Ф.Тейлор считал, что рестрикционизм – один из методов борьбы рабочих за свои интересы. М.Вебер также видел в этом явлении сознательную установку, продукт коллективной самоорганизации, используемый для давления на администрацию («негативное участие в управлении»). Иллюзии эффективности стимулирования рабочих угрозой – продукт раннего, «манчестерского капитализма», они давно в современном производстве изжиты. В начале ХХ в. Тейлор разработал приемы «научного менеджмента» – разделения производственного задания на простейшие операции, которые легко нормируются. Какое-то время это давало отдачу – ему удавалось заставить повышать выработку даже старых и ленивых рабочих. Потом эта система с прогрессивно-премиальным типом оплаты стала буксовать, ее использовали для интенсификации труда рабочих-иммигрантов, боящихся протестовать. Начались разработки других систем стимулирования, и с тех пор сменилось уже несколько поколений их. В 90-е в США случилась новая волна ухудшения трудовой мотивации, и проблема эта вовсе не так проста, как ее представил антисоветский миф. Кстати, один из наших крупных организаторов промышленности (В.Кабаидзе) мне рассказывал, что в конце 80-х годов он был в США в родственной фирме и спрашивал директора, как они заставляют хорошо работать своего «дядю Джима». И «их» директор изложил ему приемы абсолютно те же самые, что применял и советский директор. «Прорабатывать, прорабатывать и прорабатывать!». Увольнять бесполезно».

- Обратим внимание: то же самое можно сказать о советском рабочем.
Если на Западе рабочие использовали всякие специальные придумки (итальянскую или японскую забастовку, когда все рабочие начинают жестко следовать всем производственным нормативам, и процесс мгновенно останавливается. На конвейерном производстве рабочие во всех странах заняты поломками конвейера, что на «Ситроене», что на АвтоВАЗе.
В СССР рабочие, обученные на новом оборудовании, ломали его, как луддиты, потому что начальство срезало расценки.
И причину я уже указал: Маркс пишет о тяжелом, черном, монотонном, однообразном, обезличивающем труде рабочего. И в этом труде нет ровным счетом никакого различия между советским и западным рабочим.

«Видный американский социолог в области труда и управления Ф.Херцберг, - пишет К., - писал в 1989 г. о системах стимулирования: «Все побудительные факторы такого рода, будучи применены, быстро теряют свою эффективность. Появляется необходимость поиска все новых и новых средств идеологической стимуляции. Последняя служила мощным орудием побуждения к труду в Советской России после Октябрьской революции и сохраняла свою действенность до конца 40-х годов. Однако с тех пор идеологические стимуляторы в значительной мере обесценились, поскольку наступило неизбежное „насыщение“ и привыкание к ним. Сегодня уже необходимо искать новые формы вознаграждения за труд, такие как, например, система бонусов. Правда, и они со временем потеряют свою эффективность, как это произошло в США в 70-80-е годы, когда Японии и другим странам Тихоокеанской дуги удалось превзойти Америку по показателю выработки на одного работника» (Ф.Херцберг, М.У.Майнер. Побуждения к труду и производственна мотивация. – СОЦИС, 1990, № 1).
Значит, нигде не хотят работать. Конвейер делает из человека обезьяну. Только в СССР, сотворив молитву и перевоплотив в себе в себя то, чего в кап. странах и в помине не было – крестьянский труд – в индустрию, вобрав в себя энергию из воздуха, просто жаждали становиться идиотами у конвейера.

«В антисоветском мышлении, - вещает К., - уже с 60-х годов стало созревать отношение к трудящимся как «иждивенцам и паразитам» – чудовищный выверт тупого элитарного сознания. И уже тогда возникла идея так переменить общественный строй, чтобы «наказать» этих люмпенов и паразитов. Чем же их можно было наказать? Безработицей, а значит, голодом и страхом. В открытую об этом стали говорить во время перестройки. Вот рассуждения близкого тогда к Горбачеву экономиста Н.Шмелева: «Не будем закрывать глаза и на экономический вред от нашей паразитической уверенности в гарантированной работе. То, что разболтанностью, пьянством, бракодельством мы во многом обязаны чрезмерно полной (!) занятости, сегодня, кажется, ясно всем. Надо бесстрашно и по-деловому обсудить, что нам может дать сравнительно небольшая резервная армия труда, не оставляемая, конечно, государством полностью на произвол судьбы… Реальная опасность потерять работу, перейти на временное пособие или быть обязанным трудиться там, куда пошлют, – очень неплохое лекарство от лени, пьянства, безответственности» (Н.Шмелев. Авансы и долги. – «Новый мир», 1987, № 6). Итак, вот идеал трудовых отношений в уме «демократа»: для рабочего – «опасность потерять работу или быть обязанным трудиться там, куда пошлют». Под давлением пропаганды множество людей поверили, что советская система органически не может организовать людей на хорошую работу. Это неправда, советские рабочие были именно высоко мотивированными и ориентированными на повышение содержательности работы и на технический прогресс. Это показали сравнительные международные исследования».

«Высокомотивированные светские рабочие» - это больная фантазия К. Чтобы это осознать, достаточно сравнить уровни производительности труда в СССР и в развитых странах. Видимо, на К. – в отсутствие каких-либо знаний о жизни в стране – произвели слишком сильное впечатление заголовки газеты «Правда». Но я бы посмотрел, как бы иностранные исследователи выделили именно советских рабочих в ориентации на ПОВЫШЕНИЕ содержательности работы и на технический прогресс! Это у рабочего – ПО ОПРЕДЕЛЕНИЮ РАБОЧЕГО  - такая мотивация. Пермские рабочие были в Финляндии, им позволили поработать на современном оборудовании. Их от станков было не оттащить, их умоляли бросить, чтобы они все графики-планы не сорвали… Любой рабочий хотел бы работать ученым, это тоже повышение содержательности! Да ведь одно дело – желание, другое дело – желание бороться за исполнение желаний. Социалистическая революция только тогда будет, когда появится другое дело!

«Мы не стали делать «мерседесов», но ВАЗ-2105 сегодня сделан гораздо хуже, чем в 1983 г. (я испытал это на собственной шкуре). При том, что люди реально ощущают угрозы – дальше некуда».
Во-первых, автомобильная промышленность в целом и производств личных автомобилей в СССР отставали от западных стандартов – ВСЕГДА. Во-вторых, на ВАЗе – 140 тыс. работников. На заводе «Рено» в 1993-м - 60 тыс., и это число постоянно сокращалось. Мы взяли дурную модель «Фиата». А надо было взять модель «Рено» или «Ситроена» с шестью тысячами рабочих.

«Во многих отраслях промышленности начался вал системных отказов. Предприятия убеждаются, порой с удивлением, что не могут выполнить работы, которые десять лет назад были для них тривиальными. Иногда завод получает выгодный зарубежный заказ – и не может выполнить. Чаще всего из-за утраты кадрового потенциала – и разработчиков, и инженеров, и рабочих. Тому есть свидетельства и документальные, и беседы с директорами. И это – именно «неумолимые» тенденции, причем никаких усилий их переломить не делается. Есть усилия лишь по созданию анклавов модернизированного производства. Но совокупность этих анклавов такова, что страна на них выжить не может».
Кара-мурза открыл Америку – и я, и другие авторы уже много лет об этом говорят. Задолго до писанины К. из «Пермский моторов» уволили ведущего технолога. Когда индусы через Путина навязали «Мотовилихинским заводам» контракт на проиводство 39 «Смерчей», и завод сделал первые пусковые установки, оказалось, они не подходят к ракетам. Анекдот на весь мир. Но чему удивляться? Оснастка распродана, специалисты уволены. И дело не только в увольнениях. Реформа образования по своей разрушительности даже забежала вперед.

Советское жизнеустройство сложилось под воздействием конкретных природных и исторических обстоятельств. Исходя из этих обстоятельств поколения, создавшие советский строй, определили главный критерий выбора – сокращение страданий. На этом пути советский строй добился признанных всем миром успехов, в СССР были устранены главные источники массовых страданий и страхов – бедность, безработица, бездомность, голод, преступное, политическое и межнациональное насилие, а также массовая гибель в войне. Ради этого были понесены большие жертвы, но уже с 60-х годов возникло стабильное и нарастающее благополучие».
«Сперва казнил он 40 тысяч, чтоб избежать большой резни, а остальных велел он высечь…» Да, СССР таких успехов добился в сокращении страданий, что когда мир узнал об этом, компартии во всем мире чуть ли не вдвое потеряли в численности. В СССР исчезла преступность – К. сошел с ума?
Во-вторых, безработица в СССР процветала и при Сталине, и при последующих правителях. Политическое насилие сохранилось и после Сталина, в том числе карательная психиатрия. Сохранилась и бедность – это пенсии в 70 р. или зарплаты в 70 р. Что до межнационального насилия – К. полностью не в теме: национальные восстания не прекращались с 30-х, например, восстание в Орджоникидзе в 1983-м, восстание в Тбилиси в 1956-м, не говоря уже о Чечне.

«Альтернативным критерием выбора жизнеустройства было увеличение наслаждений. Советское жизнеустройство создавали поколения, перенесшие тяжелые испытания: ускоренную индустриализацию, войну и восстановление. Их опытом и определялся выбор. В ходе перестройки ее идеологи убедили политически активную часть общества изменить главный критерий выбор жизнеустройства – пойти по пути увеличения наслаждений и пренебречь опасностью массовых страданий. Речь идет о фундаментальном изменении, которое не сводится к смене политического, государственного и социального устройства (хотя неизбежно выражается и в них)».
Стало быть, согласно К., настоящий человек – это такой зверь, которому совсем не хочется наслаждений. Ни конфет, ни мороженого, ни неслыханного секса и т.д. И автомобиля с гаражом настоящий человек не должен желать!
Маркс, критикуя уравнительный коммунизм, подробно объясняет, что люди типа К. исходят «из представления о неестественной бедности не имеющего потребностей индивида, из представления о некоем минимуме, из равенства в нищете. Обычной частной собственности уравнительный противопоставляет частную собственность в другой ее форме – государственной».

«Для перехода к жизнеустройству, направленному на увеличение наслаждений, требовалось глубокое изменение в культуре. Поскольку стремление к наслаждениям, связанным с потреблением, не имеет предела, то с новым критерием жизнеустройства оказывались несовместимы два главных устоя нашей культуры – нестяжательство и солидарность».
К. жил в выдуманном мире, в котором все были нестяжатели, да еще солидарные. На самом деле коррупцией, стяжательством было пронизано советской общество снизу доверху. Это и шедевры живописи у маршала Гречко, и золото в Щелокова, и барахло Ягоды, и миллионы Медунова, и бриллианты Руслановой и Галины Брежневой и т.д. Я был в Артеке, все пионеры нашего лагеря «Прибрежный» воровали, потому что воровали их родители. Что до солидарности – это только в статьях газеты «Правда» на деле в СССР человек человеку – бревно, я видел, как в Перми возле колхозного рынка лежал труп, все проходили мимо, никому не было дела. Однажды водитель автобуса на глазах у зрителей давил насмерть человека, никто не остановил. Однажды я шел поздно вечером, шпана била какого-то парня головой об асфальт, я вступился, начали бить и меня, в этой время текла река рабочих завода им. Свердлова после смены – ни один не защитил!Одиночные мелкие забастовки после 1991 года прекрасно показали – советский рабочий никакого отношения к солидарности не имеет.
Но К. призывает отказаться от апельсин, винограда, холодильников, магнитофонов, телевизоров… Аскетический, лишенный потребностей человек – это мелкобуржуазный уравнительный коммунист, он не только не возвысился над частной собственностью, но даже не дорос еще до нее.

«Посредством дестабилизации сознания, - повествует К., - и увлечения людей большим политическим спектаклем удалось осуществить "толпообразование" населения СССР – временное превращение личностей и организованных коллективов в огромную, национального масштаба толпу, множество толп. Люди утратили присущее личности ответственное отношение к изменениям жизнеустройства, сопряженным со значительной неопределенностью и риском. Без дебатов, без сомнений, без прогноза выгод и потерь большинство населения согласилось на революцию, когда в ней не было никакой социальной необходимости – на революцию в благополучном обществе. Это несовместимо со здравым смыслом. Люди, не вовлеченные в толпу, обладают здоровым консерватизмом, вытекающим из исторического опыта и способности предвидеть нежелательные последствия изменений. Эти свойства гнездятся в подсознании и действуют автоматически, на уровне интуиции. Этот подсознательный контроль был в СССР устранен из общественного сознания в ходе перестройки.
Обратим внимание негативное отношение К. к слову «революция», по К. революции именно так, как он описывает, и происходят.
Конституционное право на митинги К. именует толпой.
В Свердловске митинги на Плотинке заглушали военными оркестрами… К. ни разу не был на митингах в провинции и не знает, что это такое. Он просто городит чушь. На них были и «консерватизм», и дебаты, и сомнения. Вот в Москве – да! Там как раз то, что пишет К.!
Но никакой революции в СССР не было в помине, это  всё больная фантазия К. И никакого «присущего ответственного отношения» у советских людей не было.

«За время перестройки, - вспоминает К., - в сознание людей вошло много прекрасных, но расплывчатых образов – демократия , гражданское общество , правовое государство и т.д… Никто из политиков, которые клялись в своей приверженности этим добрым идолам, не излагали сути понятия. Принять язык противника – значит незаметно для себя стать его пленником. Даже если ты понимаешь слова иначе, чем собеседник, ты в его руках, т.к. не владеешь стоящим за словом смыслом, часто многозначным и даже тайным. Это – заведомый проигрыш в любом споре. Положение советского человека оказалось еще тяжелее – перейдя на язык неопределимых понятий, он утратил возможность общения и диалога со «своими» и даже с самим собой. Логика оказалась разорванной, и даже сравнительно простую проблему человек стал не в состоянии сформулировать и додумать до конца. Мышление огромных масс людей и представляющих их интересы политиков стало некогерентным, люди не могут связать концы с концами и выработать объединяющих их проект – ни проект сопротивления, ни проект выхода из кризиса. Они не могут даже ясно выразить, чего они хотят. Приняв вместо ясно усвоенных житейских понятий понятия-идолы, идеологические фантомы, смысл которых не был определен, добрая сотня народов СССР оказалась в руках политических проходимцев. Поддерживая или отвергая предлагаемые им проекты, предопределяющие их собственную судьбу и судьбу их детей и внуков, миллионы людей следовали за блуждающими огнями фантазий.

К. не понимает, что такое абстракция. Диктатура пролетариата – это значительно бОльшая демократия в обществе, демократия для большинства. Плеханов и Ленин были социал-ДЕМОКРАТАМИ. Уже вся Россия, и давно, знает, что на самом деле демократия – от слова «демос», т.е. власть народных НИЗОВ, и не в день выборов, а ежедневно. Все знают: демократия для кого, по отношению к кому: для бизнеса или для рабочих, к бизнесу или к рабочим. Это знали ВСЕ советские студенты. Ничего расплывчатого, ничего неопределимого. Может, для мозгов К. затруднительно понимание термина «демократия»? Ничего расплывчатого не было и в понятии «правовое государств» - это правила игры, установленные правящим классом для угнетаемых классов. И кто в СССР не цитировал Маркса: «Мне не нужно гражданское общество. Мне нужно человеческое общество».
Демократия, оторванная от чего-либо конкретного – пустая абстракция. Содержанием ее наполняет наиболее организованная сила. Так, общечеловеческие ценности – вещь неплохая, казалось бы, вот только эту абстракцию наполняют содержанием, полезным для себя, Соединенные Штаты. Во время Великой Французской революции обе стороны баррикады кричали одно и то же: «Да здравствует республика!» Только одни понимали республику для всех, а другие – только для себя…

«Я бы очень порекомендовал прочитать книгу племянника Н.Аллилуевой В.Ф.Аллилуева «Хроника одной семьи» (М.: Мол. гвардия, 1995). Автор ее – умный, наблюдательный человек. Среди прочих важных для понимания советского строя вещей в его книге отражены многие детали быта высшей номенклатуры того периода».
Вот-вот! Бытует миф, что Сталин был скромен в быту. Но зачем ему какие-то вещи, если он распоряжался всей страной. С другой стороны – пять личных бронированных автомобилей с шоферами, собственные повара и лучшие в стране ингредиенты для еды, личный портной, свыше десятка богатейших дач для отдыха, команда лучших в стране врачей… Сталину мог позавидовать любой шейх.

«Главное, что это означало в реальности, была высокая защищенность моего положения как работника в отношении административного руководства. Меня, зам. директора института АН СССР, не мог снять с должности даже Президиум АН СССР без того, чтобы согласовать это с Отделом науки ЦК КПСС. Для таких случаев собиралось совещание, на котором обе стороны имели возможность полностью изложить свои аргументы. Это – условие колоссальной важности в моменты конфликта по принципиальным вопросам».
Что еще мог заявить представитель номенклатуры! А вы еще спрашиваете, с чего это представитель номенклатуры Кара-мурза с таким остервенением защищает номенклатуру, защищает свое руководящее положение, защищает интерес своего класса! Он говорит, что номенклатура - якобы не класс, он говорит, что разговор о том, какой строй был в СССР – чисто схоластический… Французский структуралист Ролан Барт заметил: «Буржуазию можно определить как класс, который не хочет быть названным».
Вот и буржуйская харя Кара-мурзы не хочет, чтобы ее назвали правильно – буржуйской харей.

«Причину невозможности эффективной борьбы с преступностью и оздоровления обстановки В.Э.Шляпентох видит в том, что «все российские олигархи-»феодалы" и их многочисленная челядь, как на государственной службе, так и в бизнесе, практически без исключения боятся законного расследования их деятельности намного больше, чем наемных убийц… Обнародованные факты делают Мжаванадзе или Чурбанова, олицетворявших коррупцию брежневского времени, почти невинными младенцами в сравнении с нынешними деятелями".»
А, так Чурбанов и прочие невинны. К. снова защищает свой класс номенклатуры. К. забыл присовокупить, что речь идет о коррупции официальных членов КПСС. Даже в капиталистическом Китае таких убивают. А для К. мразь, которая ворует и при этом в глаза народу называет себя коммунистом – невинна.
Что до Шляпентоха – это малограмотный, неумный человечек.
Любопытно, что китайское руководство не назвало страну социалистической. Народная республика. А народ – понятие растяжимое. Номенклатура – тоже народ, не киберы же. В отличие от СССР, Китай не лгал и не лжет мировому сообществу.

***

Если в книге Кара-мурзы заменить СССР на Москву, тогда в ней на 70% всё будет правильно. Да, жили хорошо – за счет всей России. Потому и были сытыми. Да, считали себя прекрасными людьми. Да, подавляющее большинство – антисоветчики. Потому что московское общественное привилегированное бытие определяет буржуазное сознание. Это специфическое сознание, когда человек – буржуа, но кричит за мораль, за светлые идеалы – что прекрасно отобразил в своей книжке Кара-мурза.

Июль 2012, редактировано в январе 2024.