Иван и Марина Встреча

    Кортеж польских послов и посланников вмести с бывшей царицей Мариной Мнишек и её отцом сандомирским воеводой Юрием Мнишеком жарким днём 2 августа 1608 года покинули Москву.
    В середине июля Речь Посполитая и Россия заключили перемирие, одним из условий было освободить всех польских пленников.
    Поляков отпустили с условием, чтобы ехали в свою Польшу не останавливаясь, даже часть имущества им вернули. Отправили их кружным путём: на Углич, Тверь, Белый. А с Белого уж на Смоленский рубеж, где стоял польский король Сигизмунд.
    Марина безучастно смотрела в окно кареты. Поля сменялись лесами, леса – полями. На душе безрадостно. Она – русская царица, даже, императрица, как требовал называть её Дмитрий, едет из России в родную Польшу. Что там её ждёт? Кто она? Вдовая шляхтянка? Её кто-нибудь возьмёт замуж или уж сразу добровольно идти в монастырь? А по вере – она всё ещё католичка или уже православная? Девять дней царствования, два года царских почестей, пусть и в ссылке, и вот в будущем участь жены шляхтича или монахини. Но теплилась в душе Марины надежда: говорили, что жив Дмитрий, стоит в лагере недалеко от села Тушино под Москвой. А что? Марина своего мужа мёртвого не видела. А вдруг жив? А вдруг он выжил в то страшное майское утро два года назад?  Царь Василий Шуйский пишет, чтобы не верили письмам Дмитрия. Ибо и первый Дмитрий, и второй цари лживые, не настоящие, настоящий сын Ивана Васильевича давно умер и погребён в Угличе. Русским приказано называть Марину Мнишек не царицей, а дочерью сандомирского воеводы и женой расстриги. Да не расстрига он и монахом никогда не был. А вдруг, всё-таки, жив? Сердце забилось в предчувствии небывалого. И бородавка на его носу показалась такой милой.

     Воевода Мнишек сидел в избе, где остановился на ночлег, и читал Библию, главу «Исход». Сходства с его нынешним положением мало, тут, скорее, поляки хотели оказаться на месте египтян, а не наоборот.
     В избу вошёл радостный Николай Олесницкий, бывший посол Речи Посполитой.
    - Ваши условия, изложенные в меморандуме, королём одобрены, пан Ежи, и царик согласен.
    Мнишек – Георгий, на русском языке он Юрий, на польском - Ежи. По рождению же он чех и его имя на родном языке звучит как Йиржи.
    - Куда бы он делся, ваш царик? Откуда известия?
    - От царя Дмитрия, - улыбнулся Олесницкий, - гонец от него. Троих посылал. Двоих «москва» поймала и плетьми до смерти забила, а третий до нас добрался.
    - Поляки?
    - Нет, «москва».
    - Ну, это не страшно. «Москва» умом тронется: опять Дмитрий воскрес и опять в Польше.
    Поляки захохотали.
    - То, пан, не наше дело, - сказал Олесницкий, - скоро надо ждать гостей из стана Дмитрия.
    - А русская охрана?
    - Она уже разбегается. Не будут они из-за нас погибать. Им сказали нас довести до поляков, а где это будет под Смоленском или где-то ещё, то какая разница?

***

    Гетман Роман Ружинский метался по горнице, гневно хватаясь за рукоять сабли.
   В Тушинском лагере стали ставить дома, жить зимой в холщовой палатке не хотел никто. В соседних русских деревнях и сёлах раскатывали дома по брёвнышку, а затем собирали их в лагере. Где будут жить русские мужики поляков не волновало. А лагерь обнесли крепким забором. Ограбленные не по разу русские крестьяне взяли манеру грабить поляков. Получить вилы в бок можно вполне спокойно даже в лагере. Обнищавшему селянину надо же чего-то есть, а за боевого коня или кирасу можно получить такие деньги, что их на целый год хватит жить всей семьёй.
    Перед гетманом сидел полковник Александр Зборовский.
    - Зачем она нам здесь, пан полковник? – спрашивал его гетман. - Все в лагере знают, что царь не настоящий, это не тот Дмитр, что был в Москве. Поэтому лучше, чтобы царица вместе со своим батюшкой находилась в Польше и писала оттуда нежные письма своему муженьку. Так надёжней.
    - Нет, пан Роман, это шаткая позиция, - возразил полковник Александр Зборовский, - это неверие в победу, а не веря в победу победить нельзя. Если Марина или, как её называют русские Мария Юрьевна, признает нашего царика своим мужем, то и весь народ Московского царства признает его своим законным царём. А если Мнишек будет в Польше, это вызовет сомнения и брожение умов.
    - Русских холопов можно и плетьми успокоить.
    - Что-то в мае шестого года успокоить не удалось.
    - Тогда за москвитянами стоял нынешний царь Василий Шуйский.
    - Он и сейчас стоит, - напомнил Зборовский.
    - Так. Тогда ему верили, но он за два года не сумел навести в порядок в своей стране и не был бит в июне этого года на Ходынском поле. Народ им не доволен.
    - Не доволен, - согласился Зборовский, - и переходит к нашему царику. А как узнает, что царица признала царя, то побежит к нам. Я имею ввиду к своему законному государю.
    Гетман Ружинский нервно забегал по горнице, размышляя. Зборовский наблюдал за ним.
   - Узнает ли царица в нашем царике своего мужа?
    - Узнает, - уверенно сказал Зборовский, - её батюшке пообещали всё, что он просил, а это значит, что пан Ежи Мнишек узнает своего зятя, и его дочь с этим согласится. Ибо сказано: «Да почитают дети родителей своих».
    - Ну, хорошо, - сдался Ружинский, - кто приведёт царицу сюда в Тушино?
    - Царик поручил мне. И ещё я возьму полковника Заруцкого с его казаками.
    - Думаешь ли, что русская охрана Мнишеков будет сопротивляться?
    - Не думаю, но на всякий случай. Кроме того, они – русские.
    - Будет ли лагерь кому охранять? – спросил гетман.
    - Будет. Пан Заруцкий не всех же с собой возьмёт.
    Поляки все - паны и считают друг друга братьями. А брату как прикажешь? Да и не подчиниться он. Поэтому в Тушинском лагере царила анархия. Но это никуда не годилось, всё-таки война. И порядок взялся наводить Иван Заруцкий со своими казаками. Они полякам не братья и с ними очень-то не поспоришь. А то огреют и хорошо, если плёткой, а то убьют, разденут до гола, труп скинут в Сходню. А исчезновение пана-брата свалят на крестьян.
    - Они далеко уехали, - засомневался гетман, - должно быть приближаются к Белому.
    - Я письмо послал, чтобы не торопились. И, к тому же, к нам идёт гетман инфляндского войска Ян Пётр Сапега. Ведёт 1200 бойцов. Он перехватит Мнишеков, если чего. Наш король задолжал инфлянцам, а платить нечем. Они пока согласились работать за добычу, но, когда наш царик сядет на трон в Москве, он выплатит долг Сигизмунда.
    Ружинский удивлённо посмотрел на Зборовского и вдруг расхохотался.
    - У нас великий король, хоть и швед. Выплатить свой долг за счёт московской казны. Хитёр. Хорошо, езжай, но пан полковник не в лагере и у тебя в войске ни одна живая душа не должна усомниться, что наш царь не настоящий. Кто язык распустит – тому смерть.
    - Это само собой разумеется, пан гетман.

   ***

    За тридцать вёрст, не доезжая города Белый в селе Верховье, войска Зборовского и Заруцкого нагнали поезд Мнишиков. Мнишеков о том предупредили заранее, за два дня, поляков ждали.
   Воеводы Борис Собакин и Воин Дивов выстроили своё войско. От трёх сотен конных дворян набралась едва полсотни. Городовые дворяне из уездов литовской окраины отлучились по неотложным делам в свои поместья, часто без спроса да так и не вернулись. Остались пять сотен служилых татар, да сотни не полные и три сотни пеших стрельцов. Ими командовали сотники Иван Баутин и Богдан Болтин. В общем, тысячи воинов ну не как на наберётся.
   А за спиной Зборовского – пять сотен польских гусар, а за Заруцким пять сотен казаков. Да ещё охраняемые нацелили свои мушкеты в спины своей охраны. Бой ещё не начался, но было понятно: русская охрана его проиграет. Гусары Зборовского её сметут и не заметят.
    От поляков выехал человек на вороном коне. Он поднял руки, показав тем самым, что оружия в руках нет, а потом руки в боки и так ехал, сидя в седле чуть бочком по-татарски, ухмыляясь, управляя конём ногами. На нём бобровая шапка, дорогой кафтан, на ногах татарские ичиги, сабля в дорогих ножнах, за поясом полковничья булава, сбруя коня украшена серебряными бляхами. По виду – казак, чуб из-под шапки выбивается, коротко подстриженная борода, чёрная, как и волосы, видно, что сильный человек и внешне, и внутренне. Ему лет за тридцать, но сорока ещё нет.
    Казак подъехал к воеводам:
    - Здорово ночевали, служивые.
    - И тебе не хворать.
    - Я полковник донских казаков Иван Заруцкий, а там, полковник Александр Зборовский. Мы предлагает вам оставить своих пленных и передать их нам.
    - Нам приказано, - ответил Собакин, - проводить ляхов до границы и там передать в руки короля Сигизмунда.
    - Считайте, что вы приказ выполнили. Пан Зборовский как раз подданный короля Сигизмунда.
    - Нам надо посовещаться.
    - Совещайтесь, - разрешил Заруцкий.
    Он развернул коня и поехал вдоль рядов служилых татар, заговорил с ними на их родном языке, расспрашивал о службе, шутил. Татары узнали в нём того богатыря, что побил их на Ходынском поле, восхищённо цокали языками.
    Русские воеводы решили не пытать неверного воинского счастья и передали пленников полковникам Зборовскому и Заруцкому, а сами ушли на Белый, поляки их не преследовали.
   Казаки Заруцкого разбили стан на берегу реки Обша. Сам он направил коня в гору, где на фоне деревенских изб махал шапкой с пером, раскланивался на французский манер пан Зборовский перед придворными дамами бывшей московской царицы. Казачий полковник спрыгнул с коня, обнял его за морду и стал гладить по храпу.
    Зборовский что-то рассказывал свите царицы. Женщины улыбались, радовались, что среди своих.
    От свиты отделилась молодая пани и направилась к Заруцкому. Ей лет двадцать, не больше, маленькая чёрненькая, носик как клюв, на галку похожа. Заруцкий вроде видел её в Москве. Только вот не помнил: кто она?
    Пани подошла ближе, осмотрела казака с ног до головы, задержала взгляд на его полковничьей булаве за широким поясом. У Заруцкокого почему-то забилось сердце.
    - Скажи, пан полковник: почему ты не подойдёшь и не кланяешься паннам?
    - Казаки никому не кланяются, даже Господу.
    - Удивительные обычаи. А при французском дворе перед дамами раскланиваются. Король Генрик, как говорят, очень галантный кавалер.
    - На Дону даже дорогу не уступают. Если казак бабе дорогу ступит, то осрамится на всё войско. И коренного казака не помилуют, а я-то не коренной. Родился я Тарнополе – это на Волыни в Русском воеводстве, лет в семь попал в плен к татарам, бежал оттуда на Дон. Своим умом и саблей полковничью булаву добыл.
   Пани откровенно любовалась статным казаком, нравился ей пронзительный взгляд умных серых глаз.
   - Не в обиду будет сказано, пан полковник, варварские дикие обычаи среди казаков.
    - Какие есть, - пожал плечами Заруцкий.
    Он с интересом разглядывал её, а как заглянул в её тёмные очи и как огнём обдало, аж загорелся весь. Эх, пропала, казак, твоя голова. Вспомнилась ему сказка, где сидит царевна в высоком тереме о двенадцати столбах, о двенадцати венцах, и как Иван-дурак на лихом коне с одного лошадиного скока доскочил до двенадцатого венца, поцеловал царевну в уста сахарные и перстень с руки снял и стал сам царём.
    - Что ты так на меня смотришь, казак?
    - Охота меня берёт, панна, посадить тебя на своего коня и увезти далеко-далеко, за леса, за горы. Жили бы мы с тобой в хижине на берегу большой реки. Я бы рыбу ловил, ты бы с детьми сидела.
    Панна улыбнулась.
    - Ну, что ж увези, - сказала лукаво.
    Ей почему-то захотелось чтобы его сильные руки подняли её в седло, прижалась бы она к его груди и полетели бы они на вороном коне далеко-далеко.
    - А кто ты в свите царицы?
    У Заруцкого аж во рту пересохло.
    Пани засмеялась, как колокольчик зазвенел.
    - Царица.
    И видя озадаченное лицо полковника залилась смехом ещё сильней.
    - Кто узнал вкус царских почестей, - сказала уже серьёзно, - тот их на хижину не поменяет. Как звать тебя, полковник?
    - Иван Заруцкий.
    Всю душу заполнила собой юная царица, Иван смотрел на неё и думал: «И такую женщину отдать какому-то безродному бродяге, царику, второму ложному Дмитрию?»

    ***
    Ни одного жителя в селе нет. Опасаясь шепелявых чужеземцев, зная их разбойничьи повадки, местные крестьяне загодя покинули село вместе со скотом. Всё, что осталось из живности, поляки ловили себе на пропитание.
    Юрий Мнишек занимал самую просторную избу в селе. Там собрался небольшой совет. Пан Александр Зборовский подтвердил все обещания от лица царя Дмитрия.
   Мнишек был доволен. Он, чех, был чужим среди польской шляхты, не говоря уже о магнатах, поэтому и ввязывался в разные сомнительные авантюры с самого начала своего приезда в Польшу, а своим так и не стал. И авантюра с ложным Дмитрием самая крупная из них. Надеялся стать крупным землевладельцем в чужой ему России. И вот судьба предлагает попытать счастье второй раз.
    - Похож ли этот ложный Дмитр на первого?
    - Пан воевода, - сказал Зборовский, - приказано казнить каждого, кто в этом усомниться.
    - Тут все свои, - возразил Мнишек. – и я думаю, что имею право знать правду.
    - Не похож, - отрубил Зборовский, - он и старше. А не всё ли равно? Главное, чтобы его признали, и он станет Московским царём.
    - Царём он будет, - сказал Заруцкий, - когда на трон в Москве взойдёт. Тогда и я буду считать себя не казаком вольным, а боярином московским. Мне боярство пожаловано, а вот кем, пока не ясно.
    Мнишек посмотрел на казака с интересом.
    - И кто он, этот ваш царик? Первый был шляхтич
, родом с Русской земли, русином, православным, но шляхтичем.
    - Холоп бояр Нагих, - с неохотой произнёс Зборовский.
    Сандомирский воевода гневно сверкнул глазами.
    - И с ним, моя дочь–шляхтянка, взойдёт на брачное ложе? С холопом?
    - Затем мы и здесь, чтобы он стал царём, - сказал Зборовский.
    – Здесь может быть затронута честь семьи Мнишек, - с гонором сказал сандомирский воевода.
    - Надо договориться с цариком о воздержании от супружеской жизни, - предложил Заруцкий, - пока Дмитрий не овладеет московским престолом и не сядет на него, в чём он должен поклясться перед Богом.
    - Пан полковник прав, - чуть подумав, сказал Мнишек, - надо написать царику письмо. А он согласиться на такие условия?
    - Согласится: деваться ему не куда, - ответил Зборовский.
    Заруцкий про себя довольно улыбался: царица царику не достанется.
   
   ***
    Польский обоз лесами шёл на юг к Царёву Займищу на встречу с гетманом Сапегой, а оттуда дальше через Можайск и Звенигород к селу Тушино. Впереди ехали казаки Заруцкого и ещё полусотня скакала за каретой царицы.
    У Марины весёлое настроение. Всю дорогу она напевала что-то себе под нос. Она ехала к мужу, всё-таки он выжил. А ещё казак? Какими глазами смотрел на неё казачий полковник!

    Молодой шляхтич Влодзимеж Оржельский сказал шляхтичам, скакавшим рядом с ним:
   - Жалко мне пани Марину. Сгинет она в варварской Московии. Она поёт, думает, что к мужу едет. А мужа-то и нет.
    - Тебе-то что до этого, Влодзимеж?
    - Никакого. Воевать за добычу мы можем и без неё. То правда. А должности и чины при московском дворе? Мы можем и не победить и тогда поместий в России нам не видать. Возвращение царицы может принести больше вреда, чем пользы. А если царица и другие персоны, знавшие Дмитра в Москве, увидев нашего, не захотят его признать? И скрыть это будет невозможно? А «москва» воспользуется этим и постарается отвратить от царика своих людей? Нет, пусть она сидит в Польше, мы и без неё справимся.
   И он решительно направил своего коня к карете московской царицы.
    - Марина Юрьевна, милостивейшая госпожа, - сказал Оржельский, - вы очень веселы и поете, и стоило бы радоваться и петь, если бы вам предстояло встретить вашего законного государя, но это не тот Димитрий, который был вашим мужем, а другой. Возвращайтесь в Польшу.
    Марина побледнела.
    - Так ли то, что сказал этот кавалер, пан Зборовский? Правда ли?
    - Правда ли? Да он пьян который день.
    - Не я один об этом говорю, - в запале произнёс молодой дворянин, - большинство в лагере об этом хорошо знают.
    - Хорошо! Пся крев!
    Лицо Зборовского исказилась яростью, он вытащил пистолет и выстрелил в лицо молодого дворянина. И тот мёртвым свалился с лошади.
    Марины вскрикнула:
    - Что вы натворили, пан Александр?
    - От скверных слуг, моя королева, надо избавляться как можно быстрей.
     Кареты покатились вперёд мимо понуро стоящей лошади возле мёртвого хозяина.
    На Марину навалилась тоска. Её ли это муж? Вспомнилась вся эта возня вокруг встречи с Дмитрием. На душе тревожно. Она ехала несколько вёрст в полном молчании и печали. А где тот казак, что так на неё смотрел? Она высунулась из окошка кареты. Заруцкий поймал её взгляд и направил коня к карете государыни.
    - Что загрустила, царица? Радоваться должна: едешь в Тушино к своему мужу.
    - Это верно, сударь, но я узнала нечто иное.
    - И что же?
    - Ведь этот Дмитрий не мой муж?
    - Тот не тот – какая разница? Не грусти, Марина Юрьевна, чтобы не случилось, я буду с тобой до конца. До победы или до смерти, но до конца.
               
                14.12.2023 г.