Салют - лагерь нашего детства! 18

       ЗДРАВСТВУЙ,  ЛАГЕРЬ ВСЕЙ МОЕЙ ЖИЗНИ!



Главной идеей всей моей жизни,  была мечта, когда-нибудь снова очутиться, в том заветном краю, которым грезил на протяжении всей своей жизни, и который не давал мне покоя все эти долгие и томительные годы, и десятилетия, долгих и бесконечных ожиданий встречи со своей, казалось бы несбыточной мечтой, и который подарил мне столько приятных и волнующих воспоминаний….

Мой “Салют” – лагерь моего далёкого и безоблачного детства, лагерь моих вечных, новых открытий и новых откровений, лагерь познаний жизни пионерского мира, лагерь дружбы, любви и переживаний, лагерь подростковой романтики, дарящий ещё совсем юному человеку путёвку во взрослую жизнь, со всеми его вытекающими…

Об этой поездке в лагерь я мечтал и в восьмидесятые годы, когда стал уже семейным человеком и проблемы семьи не дали мне осуществить мою заветную мечту…
Об этой поездке я мечтал и в девяностые, которые, казалось бы, ещё только отдалили эту мечту, в связи с тяжелыми экономическими и революционными процессами в стране…
А так хотелось собрать всех друзей своего лагерного детства и махнуть, в те заветные края, чтобы окунуться в ту стихию вечной и беспечной жизни…
Но и в этот раз не получилось.

Не смог это сделать в двадцать, тридцать, сорок лет, а тут тебе уже под шестьдесят.
Жизнь расставила новые приоритеты, новая работа, другой город, новые проблемы
и заботы и всё было, как всегда, не до этого.
А память то и дело возвращала тебя в свой заветный “Салют”, терзала порой ночами и делала это, чуть ли не навязчивой идеей…

Но время шло, верней не шло, а катастрофически летело…
День за днём, месяц за месяцем и вот ещё один год надежд, а мечта, ещё не так
и не приблизилась к заветной цели, ни на минуту, ни на секунду.
А на дворе уже двухтысячные.  И вот, наконец – то, слава Богу - разродился!

2019 – й, и как всегда, не самый лучший год, но ждать бесконечно было уже невмоготу.

Пора, и я, собрав свой, на быструю руку невеликий скарб, и заправив с раннего утра своего “рабочего ослика”, выдвинулся из безвылазной, серой и предутренней Москвы, поближе к родине, поближе к солнцу, поближе к свету, поближе к своей несбыточной мечте.

За окном лил дождь, прохладное, московское  лето, словно  не хотело меня отпускать к местам вечного, горячего и обжигающего волгоградского солнца,
к местам такой далёкой сердцу родине, полной нежности и приветливого тепла.

Незаметно пролетело пять часов моей неспешной поездки. За спиной давно Москва, Тамбов.


За окном уже припекает горячее солнышко. Оно уже сменило свой понурый окрас
с блекло – серого, на более светлый, сразу же, за границей Борисоглебска.
Июнь месяц. Трава ещё не выжжена палящим солнцем.
Природа так и шепчет.
По краям дорог обильно зеленеют поля.  Задувает в салон приятный, прохладный ветерок,  а с аудио-флешки звучат приятные мелодии моей далёкой юности……
“Для меня нет тебя прекрасней” – Ю.Антонова…
“Есть глаза у цветов” – гр. “Цветы”……
С каждым метром учащается пульс и замирает и щемит сердце. Оно словно чувствует приближение к заветному, и словно посылает неспокойному сердцу свои незримые и волнующие знаки.

Вот уже за спиной и Поворино, Новониколаевский, Алексеевский, Новая Анна…
Впереди уже нарисовалась знаменитая Михайловка, со своей исторической горой,
и маячащей на горизонте, трансляционной антенной - главной местной, исторической достопримечательностью…

А где-то там, впереди, километр, другой и следи за знаками, появится та, знаменитая и легендарная табличка, с той же неизменной и исторической надписью - “Раковка”, которая, когда-то, на всю жизнь поглотила тебя и навсегда покорила твоё юное сердце.

А вот уже на горизонте и она, та знаменитая развилка дорог с неизменной синей табличкой в белой каёмке - “РАКОВКА”.  Всё, как я себе и представлял.
“Через двести метров поверните - налево”! – вежливый голос навигатора, услужливо произнёс. Поворачиваю. Сердце начинает колотиться с удвоенной силой.
Неужели это всё наяву, и это снова повторится? Я снова увижу свой “Салют”?

Дорога бежит ровнёхонько – ровнёхонько, как и тогда,  мимо полей и посадок.
Пока глазел по сторонам в размышленьях и переживаниях, не заметил, как впереди уже нарисовался посёлок - “Сухов-2”, где и стоит та, знаменитая станция - “Раковка”, на которую мы каждый раз прибывали летним, волгоградским, плацкартным поездом.

Взяв чуточку левее, решил проведать её, родимую. Увидеть сегодняшними глазами -  это “произведение искусства” моего давнего детства.
Посмотреть на неё во отчую, через пять десятков лет. В обще необычно всё это.

К сожалению, то, что надеялся столько лет увидеть, я не обнаружил.
Той деревянной, исторической станции, к которой мы, когда-то, так сказочно прибывали, и которую мы все привыкли видеть на фотографии, уже давно нет и в помине!
На этом месте теперь пустырь. Ту заветную станцию, корова будто языком слизала. Осталась лишь только дорожка асфальта, что пролегала рядом с фасадом бывшей станции. Жаль…

Столько приятного было связано с тем стареньким, деревянным и очень замечательным зданием. Я его всегда вспоминал, когда думал про лагерь.
За то, сохранился тот тополиный парк, та тополиная роща, в том же, первозданном виде. Всё стоит себе, как ни в чём не бывало, эта историческая роща, и не подвластны ей не годы, не природные стихии.
Нет и той деревянной палатки, что была рядом со станцией, из которой так смачно несло и пахло свежеиспечённым хлебом. Нет и того табачного ларька и газетного киоска….
Цивилизация наложила свой печальный отпечаток…
И люди, это уже не те, спокойные, жизнерадостные и беззаботные, а немного задумчивые, со своими болячками и проблемами, а у кого их нынче нет.

Всё, те же неказистые и пыльные улочки. Всё, тот же неровный и советский асфальт. Всё те же неказистые домики.
Население посёлка живет все, той же, казалось бы, советской жизнью, если бы не обновленные, в стиле сегодняшнего “соц-реализма”, доморощенные вывески магазинов в стиле “аля живём по-новому”, но с теми же дырками.

Лица стёрты, краски тусклы… - как в знаменитой песне у Макаревича.
Жизнь наложила отпечаток на уклад и образ жизни местной “аудитории”.
Никому, по большому счёту мы здесь однозначно не нужны, не нашему российскому правительству, не нашим доморощенным властителям. Но меня, по правде говоря,
это, как не кощунственно это звучит, даже, представьте радует.
Мне мило всё, что я, когда-то лицезрел и помнил.
Всё то, советское, в котором я когда-то родился и жил…


За то, как ёкнуло сердце, когда за деревьями мелькнула крыша станционной водонапорной башни, за которой мы часто прятались, чтобы “втихаря пошабашить”,
в преддверии прихода автомашины из лагеря, чтобы нас забрать.

Она уже давно отслужила и давно списана на пенсию. Но с нашей пенсионной системой, боюсь, что ей так, же ничего не светит, впрочем, как и всем нам, простым смертным. Стоит себе, как неприкаянная, наглухо обитая щитами, как прокаженная, брошенная и никому не нужная.
Одно лишь радует, что ещё не продана на металлолом, как всё, к чему не прикоснулся этот доморощенный, нынешний режим.

Ну, здравствуй “бедолага”!
“Жив ещё курилка”?
Как тебе стоится здесь на отшибе?
Ты, наверное, меня и не помнишь…
А я тебя не забыл. Как только вспоминаю эту станцию, как тут же перед глазами встаёт эта башня, и мы с друзьями тянем “Шипку” или “Родопи”, поглядывая из-за угла, не идёт ли воспитатель.
Тот же самый побеленный бордюр с отбитыми кирпичами, на котором мы не раз сидели, в ожидании приезда нашего лагерного “Зилка”, и будто не было тех пятидесяти лет за спиной.
Та же советская разруха, та же пыль…
Мимо пробегают всё те же, как тогда поезда.
Некоторые останавливаются на длительную стоянку для сортировки, а другие летят, спешат, быстрее, чтобы  попасть скорее домой.

Ну, что уважаемый? Будем прощаться?
На обратном пути тебя ещё раз проведаю, не обижайся. Надо дальше ехать.

И я уже мчусь, минув посёлок, свернув с асфальта на грейдер, и вдоль смородиновых посадок и полей, лечу туда, в своё далёкое и родное “Глинище”, туда, где ждёт меня мой лагерь, мой далёкий и любимый “Салют”.
А двенадцать пыльных километров пролетят, как один миг, не успеешь и зевнуть.
Это вам не на “ЗиЛке – 157” чалиться. Это уже другая техника…
“Джип” – как, никак!!! Хотя с удовольствием бы и на “Зилке – 157” домчался.
Поездил я сполна на этом “рогомёте” в армии, есть, что приятное вспомнить.


Ещё только первый час дня, и ещё целый день впереди! – радостно стучит в сердце.
Километры пролетают быстро. Сзади поднимаются клубы пыли, всё, как, когда-то тогда, в моих 60 -70-х….
Поля, поля и вот уже впереди, на горизонте замелькали крыши хуторских домов родного “Глинища”. Всё ближе и ближе бегут ко мне знакомые сердцу места.
Вот они “стрелы” – полустепных вразлёт дорог. Поля, всё поля…
А вот уже и первая “цивилизация”….
Всё, тот же простецкий уклад, всё те же покошенные хибары, нехитрые постройки, тот же кирпичный хуторской магазинчик, та же допотопная “стекляшка” местного, типа - “универмага”, те же любопытные, голопузые на лавочках дети, тот же сельский и неказистый дизайн, “мама мия”, я словно попал в семидесятые,
ну, ей Богу!

Возле одного дворика мне машет рукою, какой-то пьяненький, старый дядечка.
“Чем-то помочь отец”? – бросаю ему из окна.
“Закурить не будет, мил человек”? – расплывается в улыбке тот.
Сам я не курю, но вожу в бардачке, кем-то оставленную, когда-то пачку американских “Кэмел”.

“Возьми отец”! – протянул ему почти полную пачку.
Тот вытащил трясущими руками одну сигарету, другую положил за ухо и произнёс:
“Так целей будет”! – и хитро улыбаясь, протянул мне пачку обратно.
“Да не надо отец, оставь себе, так целей будут”! – и улыбнулся ему в ответ.
Тот обрадованный таким “дорогим” подарком от радушного незнакомца, благодарно разразился бесконечными поклонами и словами глубокой признательности.

“В лагерь, небось, за ностальгией приехали”? – продолжил старик.
“В этом году вас много, а в прошлом так почти никого не было”!
“Тоже пионерили здесь, аль как”? – продолжал тот.

“Да было дело дед”! – ответил я.
“Раз пять бывал”!
“Последний раз, лет так пятьдесят назад”!

“Ого! Давненько – давненько, таких я уже давно не видывал”!
“В основном молодые приезжают”….
“Палатки ставят возле лагеря и живут неделями, горланят”…..
“Гуляют, рыбку ловят, песни поют, отдыхают короче”!
“А вы надолго или как”? – справился старик.

“Да видно будет отец”! – ответил я ему.
“Как получится”!
“Если не отпустит – поживу чуть-чуть”….
“А нет, так и честь буду знать”….
“Посмотрим”!

“Ладно, мил человек, не смею задерживать”!
“Приятного вам отдыха!”
“Если чёть надо… посуду, там иль снастию какую – обращайтесь”!
“Меня Михалычем здесь все кличут”!
“Смело подъезжай к дому, в любоё время, хоть ночью, посигнальте, я всегда зараз дома”!
“Так, что не стесняйся”!
‘Вижу я, ты человек хороший, а хорошему человеку ничего и не жалко”!

“Спасибо отец”!
“Если, что – заеду”!
“Ну и с Богом мил человек”! – тихо бросил мне вслед старик.

Завернув за ближайший поворот, я выскочил на береговой пустырь.
Пара домов и вот она сказочная река моего детства – Медведица!
Главная достопримечательность этого хутора!
Она всё также приветливо сияет и блестит своим небесным отливом.
А впереди чуть правее и видны уже невдалеке, ворота самого лагеря.
Неужели я в своём любимом лагере.
Сердце радостно клокочет и просто не верится, что это не сон, и не какая-нибудь сказка.

Радостно подскочив, через поляну некошеной травы, поближе к воротам, я быстро притормозил и заглушил мотор.
Слева от меня, от обрыва реки, через всю костровую площадку, чуть ли не к самым воротам лагеря, будто щупальцы некого речного зверя, тянулись длинные и глубокие трещины развергшегося берега.

Костровая площадка урезалась на половину. Берега уже подкрались к краю забора.
Время нещадно вершит свой суд. Брошенный на произвол судьбы лагерь, медленно угасает и невидимый прожорливый монстр, словно раковая опухоль, постепенно метр за метром, как ненавистный захватчик душит и пожирает всё на своём пути,
не оставляя лагерю никакого шанса и надежды.
Но лагерь ещё не сдаётся, он ещё стоит, сжимая нервы и кулаки, и кто знает, может быть, такая же неведомая сила и природный  дух, возвратит лагерю его былую силу
и величие.

Река заметно помелела. Осунулись берега.
Всё позарастало сорняками и растительностью. Трудно себе представить, что ещё, каких-то пару - тройку десятков лет назад, река была более властной и по Медведице ещё бы могли пройти небольшие кораблики, а сейчас и на лодке-то,
не везде можно пройти, чтобы не сесть на мель. Так не справедливо к реке время.

А когда-то, в девятнадцатом веке, на пороге двадцатого, по этим пологим
и извилистым каналам, вверх полноводной реки, тянулись торговые суда и баржи
с батраками – бурлаками. Но река имела особенность мелеть в конце осени и многие торговые суда, не успевшие проскочить осеннюю навигацию, застревали об обмелевшее дно Медведицы и оставались зимовать до весны, сгрузив свой товар на берег, или оправляли грузы в центры и районы повозками и лошадьми, теряя порою большую часть своей прибыли. Река осенью, по при родным канонам мелела, и тем не менее некоторым счастливчикам всё же удавалось, как-то проскочить, по ещё не совсем обмелевшим протокам.

Но это всё было давно и неправда. Тогда Медведица была намного полноводней, чем сегодняшняя река. И кто знает, сколько она ещё простоит.
Климат меняется, Дон тоже давно не тот, да и Волга давно уже не та, что была ранее. Постепенно природа забирает назад то, что когда-то, так щедро дарила людям.
И в этом, конечно же, виноват, прежде всего сам человек, а скорей великие “горе” правители, которым вся эта “ерунда” абсолютно до фени!

Обозрев берег реки, я направился к машине. Здесь, когда-то была костровая площадка с фонарным столбом, который освещала самые главные, лагерные события.
Теперь её нет. Берег отвоевал её знаменитый “пятак”, поглотив его щупальцами невидимого монстра. Трава по колено, но сквозь неё ещё пробивается песчаный след от автомобильных шин, некогда ведущих к лагерным воротам.

Вот они ворота нашего лагеря. Ворота в ту, вчерашнюю сказку нашего желанного
и наивного детства. Они стали матовыми и тусклыми от времени, но всё, такие же серебристые и тёплые, как тогда. Немного покосившиеся, но ещё стоят и готовы служить и принять всех желающих отдохнуть в его  радушных пенатах.
На воротах висит замок и вход в него давно уже не желателен для обычных посетителей.
Придётся зайти в него хитрым методом, методом скалолазания. И я, как заправский двоечник, дерзко перемахнул через его рабичный забор, что рядом.

Вот они, те знаменитые домики-вагончики для хозяйственного персонала.
Здесь, когда-то обитали прачки и полногрудые поварихи, к которым частенько захаживали на “чаи” галантные ухажеры в лицах воспитателей, пионер-вожатых, баянистов и физруков.
Никто не брезговал посидеть в весёлой компании представительниц прекрасного пола.
Окна все закрыты ставнями. Здесь давно уже не ступала нога человека.
 
Пыльные рамы, пыльные лавочки, заржавевший фонтанчик, брошенный кем-то длинный кусок поливного шланга, алюминиевый тазик, дырявое, эмалированное ведро у порога, бежевого цвета, точь в точь, какое, когда-то было и у меня дома, и хранилось
в кладовке, как в прочем и у многих, по тем временам.

Вагончики хозяйственников выгорели от бесконечного палящего солнца.
Голубая краска потрескалась и облупилась, но при желании всё можно запросто заново почистить, покрасить и обновить.
Всё вокруг заросло дикими зарослями и травой.
Всё также летают шмели и прыгают кузнечики.

По дорожке направляюсь далее по курсу.
Ребята, что я вижу!!!
Впереди мой любимый мостик! Это он! Вот он со мной рядом, мой родной!
А слева столовая! Боже мой! Сколько лет, сколько зим!
Ребята – я с вами!!! И куда мне сначала?
Нет – сначала к мостику! Он меня так долго ждал….
Э-э….. сколько же на тебя деревьев то навалило!!! Сколько всего и на тебя одного!
Бедный ты мой…
И сколько лет ты уже всё это терпишь?! Погоди родной, я тебя сейчас немного разгружу!

Я побежал к машине. У меня же в багажнике есть пила.
И Слава Богу! Я не ошибся! Вот она родная! А вот ещё и веревка!
Она тоже мне пригодится! Сейчас я тебе помогу, чем могу!
Потерпи родной! – и я ринулся скорее обратно.

А он, словно почувствовал радость и даже, как бы на радостях вздохнул, качнувшись под дуновением лёгкого ветерка…
Обрадовался дорогой! Эдак тебя всего тут завалило.

Жаль, что всё днище моста сгнило и давно осыпалось. Сплошная дыра тянулась по всей протяженности  периметра моста. Ужас!
Кое-как пробравшись под упавшим деревом, немного вперёд, осторожно ступая по боковине металлического каркаса внизу, держась за перила, я нашёл более удобное место и закрепил себя к ним веревкой.
Теперь мне удобно было, не держась за перила и крепко упёршись ногами в каркас,  делать своё дело.

Выбрав самый толстый ствол, что лежал ближе ко мне, прогнув под собой подвесной трос до самых перил, я, сделав условные метки на нём, начал пилить.
Ствол оказался немного сыроват и поначалу не поддавался.

Но вот с него уже слетела пропревшая зелёным мхом, трухлявая кора.
Пила, прочно впившись в тело деревянного монстра, нашла свою борозду и пошла уже более уверенно. Тело пресловутого, деревянного монстра тяжко заскрипело и заныло неистовым скрежетом.
“Теперь - то я тебя не отпущу”! – причитал я.
Ствол оказался и на самом деле слишком упрямым.
Рука быстро уставала и приходилось делать частые остановки, чтобы сделать небольшую передышку.

Я представлял, сколько же сейчас спадет тяжести с плеч моего моста …
И понимал, что все стволы мне спилить не получится.
Они так сильно завалили мост своими ветвями со всех сторон, что подлезть под них будет практически невозможно. Но хоть, какую-то часть, я всё же смогу освободить.

Наконец, пила прошла самую страшную середину. Теперь будет уже полегче.
С каждым движением пилы дерево начинало постепенно прогибаться и тут уже надо держать ухо в остро, и быть осторожным, так как дерево может самопроизвольно переломиться, и всякое может произойти, так, что нужно не расслабляться.

И вот он этот миг. Не успел я даже и подумать, как ствол, обманув меня, внезапно, издав жуткий треск, переломился надвое и огромная ближняя половина, ударившись
о противоположные перила, бомбой скользнула в пустой проём, острыми ветками пробороздив по мне и разорвав майку надвое, оставив сильные корябины и ссадины на руке. Как я ещё успел закрыть лицо руками, а то бы картина была бы более трагичнее.

Мост резко качнуло, и он замер, ещё не веря такому маленькому, но освобождению.
Так… - рассуждал я дальше.
Одну половину спилил, а как быть с оставшейся частью дерева, ствол которого спиленным концом уперся в боковину перил сбоку решётки?
Пришлось, как следует поднапрячься, благо мой бодибилдинг давал мне такие возможности. Сильно уперевшись руками в ствол, я кое-как сумел сорвать его с мёртвой точки и откинуть в сторону.

Тот нехотя, жестоко пробороздив толстым стволом по решетке, с треском обвалился
и рухнул ничком на дно высохшего канала. Мостик ещё раз качнуло, и он ещё более распрямился. Фух! Слава Богу! Хоть одна гора с плеч!

А теперь можно и пилить ближайшие ветки от других деревьев.
Надо же друга из беды выручать. Он здесь один и помочь ему некому.

Ещё час я убил на расчистку начальной стадии завала. Спилил несколько больших ветвей и ещё один ствол, который падая, спиленным концом вниз, всё-таки умудрился задеть мне ногу. Голень сильно заныла, но, слава Богу, всё вроде и в этот раз обошлось, хотя поначалу и было очень неприятно.
Деревья, словно хотели мне отомстить, за внезапное вторжение и старались изо всех сопротивляться, но воля и желание помочь своему другу были сильнее их злых чар.

А мост ликовал! Для него это была, какая – никакая, а уже победа!
Сколько груза сразу свалилось с его натруженных плеч.
Он заметно выровнялся и значительно поправил свою осанку.
Дорогой…. он так долго ждал помощи со стороны.
Эх, если бы так все, понемногу потрудились на славу, глядишь, и он бы снова обрёл свой первоначальный лик. А там и “коврик” бы ему деревянный со временем выстелили. Негоже то, при людях голым ходить! Чай с разумением мы!

Ну, что-что, полезное дело сделал и уже хорошо. Не напрасно приехал, помог, чем мог, как говориться!
Закончив дело и сказав мостику добрые слова, я тихо побрел к фасаду, заждавшейся меня столовой.

А она, как-будто  такая и была. Как и раньше….
Хоть на обед заходи! А я, как раз так сильно проголодался.
Ну, что, “друг мой детства дорогой”?!
Открывай свои ворота! Я пришёл отобедать в твоих радушных стенах.
Посмотрим, чем ты сегодня меня обрадуешь.
Небось, опять свою овсянку с соленым огурцом предложишь?
Или украинский борщ с чесноком или ненавистный, с солеными огурцами рассольник?
И конечно же твой ароматный и душистый белый хлеб и компот из сухофруктов,
а может опять предложишь свой фирменный омлет с прижарочкой?

Молчишь?
Понимаю….. да….
Руки по чистоте не соответствуют ГОСТу, ну, да ладно, как-нибудь в другой раз тогда зайду, не буду нарушать твои традиции….
А в мутных её окнах пустота. Но запах крашенных полов, тех ещё, далеких пионерских времен, как-будто бы ещё остался. Странно, а столько уже лет прошло!
Какие-то рамы, полки, оставшийся от котла каркас возле окна кухни, разбитые
в разноброс кирпичи, стул без гридушки, ….

Возможно на нём, я когда-то сидел, в очередном наряде на чистке картошки…
И лёгкая грусть по прошлому, ностальгией пробежала полосой по сердцу…..
А эта историческая инструкция на стене по безопасной работе с хлеборезкой!
Отпад! Раритет исторического значения - однозначно!

Эх, был бы я волшебником!
Или бы, кто-то, наконец, включил голову и совершил бы чудо….
Вернул бы всё на круги своя. Вернул бы детям эту прекрасную сказку детства.
Возродил бы все эти прекрасные традиции былого пионерства, в хорошем смысле.
Я бы готов бы был бесплатно обновить всю инфраструктуру лагеря.
Сделать новый ремонт, облагородить территорию, готов бы и бесплатно отработать пионер-вожатым, воспитателем, да хоть баянистом или физруком во все летние смены!
Только бы этот лагерь снова зажил той прежней, счастливой жизнью.

А солнышко ещё в самом разгаре. Третий час всего. В это время мы ещё дрыхли на послеобеденном “мёртвом” часе.
Помыв руки и переодевшись, я сел в машину и решил отправиться в лагерь по объездной дороге.
Знакомая роща резко сменилась лесополосой высоченного ельника.
Сколько же лет этим высоченным елям? Сто, двести, а может и более…
Запахло сразу ёлкой, смолой и шишками. Здесь мы, когда-то отдыхали всем отрядом, собирали зелёные шишки, разучивали стихи и пели отрядные песни.
Вдоль дороги быстро строем пробежали домики лесного хозяйства, а далее небольшие полуразрушенные построечки, оставшиеся ещё от бывшей лагерной дачи для самых маленьких “курортников”.

Песчаная дорога быстро добежала до “секретного” поста нашего западного “кордона”,  самых задних, тыловых ворот. Ворота, как ни странно оказались не запертыми.
Кто-то видать сюда недавно наведывался.
Въехав на территорию лагеря, я аккуратно прикрыл ворота и устроил себе стоянку, прямо рядом с лагерным медпунктом.

Боже мой! Мой лагерь меня встречает радушием своего глубочайшего гостеприимства!
Ну, здравствуй уважаемый лагерь! Здравствуйте уважаемые корпуса и окружающая вас великолепная природа!
Приветствую вас от лица всего советского народа, и от лица всей советской пионерии!
Разрешите от всего сердца выразить вам свою преданность и любовь!
И надежду провести эти волшебные дни под вашим чутким покровительством и вашим неусыпным вниманием!
Обещаю не нарушать вашего уважаемого спокойствия  и соблюдать устав и лагерный порядок, в соответствии с административными нормами и установленными правилами дежурного регламента! )))

Флаг второй смены – поднять!!!
Будто всё это было ещё вчера. Регламенты, линейки, марши, походы и массовки!
Боже, как же всё весело и прекрасно-то было!
Ради этого стоило жить. Ведь это было наше достояние, великое чудо нашей большой страны! Наша честь и совесть эпохи, как говорилось раньше с высоких трибун.

Первым делом я направился к родным корпусам – четвертого, третьего и первого отрядов, которые стояли друг за другом, почти в один ряд, и в которых я чаще всего отдыхал в свои летние смены.
Сначала осмотрел корпуса четвертого отряда.
Корпуса уже достаточно выцвели, пообносились, но в целом были ещё достаточно прочные. Входные двери снаружи, кто-то из местных идиотов, видать не один раз выбивал. Видны вмятины в нижней части двери и прибитые поверх фанерные листы,
также были, кем-то изрядно избитые. Неужели что-то хотели взять?
А что там можно такого ценного взять?
 
Посмотрел в окна, унылая картина….
Разбитая тумбочка и пара металлических грядушек от кроватей, а так, вокруг только грязь и пыль…
Может, кто на сетчатые кровати позарился? Оприходовал раритет гадёныш )))

А здесь, когда-то на сонном часу, мне один ухарь в рот сушеного овода засунул, чтобы я громко не храпел. И я этого мохнатого чуть во сне не проглотил. Ужас!
При неприятнейшая же была картина….
Но я ему заразе отомстил. Дал я ему “лимонадику” попить, заправив бутылку не тем, чего он так страстно ожидал. Вот же была потеха, когда он от моей “лимонадной” мочи, давился за корпусом, плюясь под дикий хохот моих сверстников.
Весёлая была тема!

И тут я вдруг вспомнил, как закопал, когда-то под свой корпус, кажется ещё
в 69-ом году, тюбик болгарского “Поморина” и свою зубную щётку, завернув весь этот скромный скарб в носовой платок, чтобы затем вытащить в следующую смену, и так просто в шутку показать другим.

Помню только, что поехать в следующую смену так и не получилось.
Так, не кстати, помню простыл, вспотев  после жарких футбольных баталий на стадионе, и моя поездка накрылась тогда медным тазом.
Ну-ка, ну-ка!
Посмотрим. Интересно не нашел ли мой клад кто-нибудь другой?
По-моему, я закопал клад в правом углу под задней верандой.
Достав нож, я стал раскапывать приблизительное место.
Сначала грунт не поддавался. Ещё бы …

Сколько лет прошло. Ещё немного и вдруг нож, чуть ли не провалился в небольшое углубление под верандой. Расковыряв углубление ещё чуть-чуть, рука моя тут же прошла под деревянный фундамент веранды.
Просунув руку чуть дальше, я наткнулся, и как вы думаете на что?
И что я тут вижу……
Да тут, не только лежал сверток с моим таинственным кладом, а ещё и старый, бумажный конверт, в котором лежали мои лагерные поделки - речные ракушки,
в стадии начальной шлифовки, не доработанные до стадии бело-розового перламутра.
Тогда мы все этим серьёзно занимались.

Видать не хватило времени завершить этот труд и работа была отложена до будущей смены. Конверт был уже почти черный. На нем сквозь участки желтизны, еле-еле  просматривался рисунок, какого-то советского космонавта с ракетой, может быть даже и самого Ю.Гагарина, уже и не помню.
 
Носовой платок тоже почти истлел от тепла и влаги.
Тюбик был цел и невредим и выглядел, как новенький, да и щётка была почти не тронутой временем, только слегка покрылась тёмными точками, возможно от плесени,
и тем не менее, такие редкие, исторические раритеты!!!
Где ещё сейчас купишь болгарский “Поморин”? Натуральный и без “холеcтерина”! )))
Буду теперь по праздникам зубы чистить настоящим болгарским “деликатесом”!

Завершив раскопки, я двинулся к корпусам третьего отряда.
Когда-то они были выкрашены в зелёный цвет. Когда это только было?
Скорее всего, в 67-м или 68-м годах.
Почему именно, в зелёный? – спросите вы. Думаю, или отделяли, тем самым мух от котлет, то бишь, взрослые уже типа – ярко - синие, а младшие, ещё типа – зелёные.
А может и просто синей краски на все корпуса не хватило.
 
Двери закрыты на замок, а окна заколочены досками. В окнах тоже ничего весёлого.
А когда-то здесь кипела бурная жизнь. Здесь я помню, возле входа в корпус, как-то на спор, в первый раз поцеловал девочку с моего отряда, пробегавшую мимо.
Абсолютно без страха и стеснения. А та так испугалась, что это кто-то случайно увидел, так сильно расплакалась, как – будто я её навсегда девственности лишил!
Помню, мне столько нехорошего и постыдного высказали мои воспитатели, что я на два дня, помню, даже лишился аппетита. А сколько излишних смешков было в мой адрес от более взрослых пионеров….

А потом ещё и на линейке получил строгий выговор от директора.
Не пристало, мол, честному и советскому пионеру, ещё слишком молоденьких пионерок в губы целовать и всё такое…
Ладно, запоминающаяся помню, удалась история.

Заглянул в окно своего корпуса. Да, и здесь тот же самый дизайн….
Разбитая тумбочка в углу и одна разбитая рама стоит у стенки комнаты воспитателя.
И кругом только толстый слой пыли.

Ладно, и здесь побывали. А теперь мой самый любимый корпус – корпус первого отряда, в котором я заседал не один раз.
Заглянув в дверное окно с задней стороны веранды, я вдруг сразу визуально узнал, эту особенную и насыщенную, самыми глубокими воспоминаниями комнату.
Эту историческую палату моих самых замечательных и сказочных дней.
Эти деревяшки жалюзи поперёк окон белого цвета. Эти неровные и дубовые полы на веранде, которые я часто драил, находясь под “домашним” арестом строгих воспитателей.

Этот шифер на козырьке веранды, в волнистые пазы которого, мы прятали, когда-то сигаретные бычки….
Я невольно потянулся в одну из дыр, в которые делал очередные “закладки” и чуть не зарыдал от набежавшей грусти…
Тугой спазм, тут же подбежал к гортани и сильно сдавил горло cильным комом печали. В одной из лазеек мне попался недокуренный бычок “Астры” без фильтра.
Тут же всплыли воспоминания, о том, как мы с ребятами, которых уже давно больше нет, смолили такие же бычки, здесь, недалеко, на полянке, буквально в десятке метров отсюда, а потом прятали недокуренные “бычки” в этих нехитрых заначках.

Вокруг корпуса всё в диких зарослях, как в джунглях. Позарастали все дорожки и тропки, ведущие  к старому душу и туалетам. Уже и не видно дорожки к водокачке.
Всё позарастало сплошным слоем деревьев и нужно, как минимум “мачете” и топорик, чтобы пробить себе путь на старый, третий пост к водокачке, но, тем не менее,
в этом тоже есть своя романтика.

А “мачете” у меня кажется, тоже имеется, только пробить тропу к водокачке, на вряд ли уже получится. Иначе мне придётся задержаться тут, как минимум на месяц.
Да и на вряд ли, та водокачка там осталась.
Её давно уже на “сувениры” скорей всего “местные фанаты” растащили, так, что пусть эта тропа просто останется навсегда в моей памяти, как доброе  воспоминание.

Кстати, а ведь у меня здесь, где-то на поляне и ещё один клад зарыт!
Это то, то я уж точно помню.
В том кладе у меня зарыта моя лагерная, историческая  белая майка со смешными рисунками и росписями моих лагерных напарников…
Вовки Богомолова, Юрки Черкасова, Юрки Воропаева и многих других.
На ней также были написаны имена и номера телефонов наших любимых девчонок,
а ещё всякие смешные фразы и смешные рожицы. Я эту майку всегда надевал под рубашку вечерами на танцевальную массовку и многие помню, очень мечтали посмотреть на неё вживую….

А в том кладе, ещё помню были зарыты мои “священные”, стильные и модные, по тем временам, светло-коричневые, в крупный вельвет мокасины.
Подошва с них слетела и осталась лишь кожаная подстилка, которая и заменяла мне её. Мокасины были очень красивые, как у индейцев из американских вестернов.
С длинноволосой прической, с пробором посреди, в “на босу ногу” мокасинах
и вельветовых, светло-рыжих штанах, то бишь джинсах, я был просто красавчиком
и “местным мачо”,  местного розлива, что значит мальчиком нарасхват!

Ещё раз, посмотрев в тусклое окно своей палаты, в которой кроме металлической сетки от кровати у окна, больше ничего не было, я пошел наугад к нашей полянке, где мы обычно заседали на пенёчках в свободное время, важно и весело покуривая
и рассуждая о тяготах нашей нелёгкой, лагерной жизни.

Пробраться к ней оказалось не так просто. Предо мной стояла лесная чаща, наглухо заросшая гущей кустарников и мелких деревьев. Отсчитав примерно десять метров,
я пошел напролом сквозь стену зарослей и оказался примерно в том самом месте,
где среди густой заросли и листвы, обнаружил несколько стоящих по кругу пней,
тех пней, на которых мы, когда-то сидели. Они так же, как и тогда стояли на том же месте. Их, как и тогда было ровно семь.
Они почернели от времени и сырости и стали вроде, как чуть, поменьше и чуть ниже.
А скорее всего, это я стал за пятьдесят лет намного выше.

Мой пень располагался возле старой осины, почти впритык. Это был мой трон.
Я его узнал сразу, самый ровный и крупный из всех.
Ну, что ж, приступим! – как любил говаривать наш незабвенный Остап.
Лёд тронулся господа присяжные заседатели!
Командовать парадом буду я! – и мой боевой нож, острым лезвием по рукоять вошёл
в землю.

Несколько нажатий на рукоять и нож упёрся во, что-то плотное. Конечно же, я не ошибся. Немного усилий и прогнозы мои целиком оправдались.
Копнув ещё несколько раз и раскопав ямку по глубже, я обнаружил первые очертания своей тайной закладки.
Всё содержимое моего  клада хранилось в тряпочном мешке для школьной, сменной обуви. Ткань мешка почернела от сырости.
Развязав верёвку у основания, я извлёк из него свой таинственный и желанный раритет.

Мои мокасины ещё не потеряли своей актуальности и весело смотрели на меня своими металлическими дырками от шнурков, как-бы, приветливо улыбаясь своему любимому хозяину. А майке, конечно же, досталось. Она приняла на себя всю влагу лагерного леса, покрылась плесенью и пришла в негодность.
Все надписи и рисунки растеклись по майке одним большим и чёрно-синим пятном, не оставив не единого живого местечка на её поверхности.
И что мне со всем этим добром делать?

Жалко конечно смотреть на вещи, которые уже отслужили своё и потеряли всякую актуальность. Забирать их с собой не было особого смысла.
Пусть этот скромный музей моей памяти остаётся на прежнем месте, как исторический экспонат, для будущих археологических находок будущим поколениям.
Собрав всё это обратно в мешок, я аккуратно уложил свои исторические раритеты на дно вырытой ямы, и засыпав сырой землёй, слегка притоптал поверхность.
 
“Покойтесь с миром раритеты мои”!
“Не знаю, увидимся ли ещё когда”!
“Да, наверное, уже больше и не увидимся”!– мысленно, прочитал я свою недолгую молитву, и с чувством выполненного долга двинул обратно.

Мысли разные не давали покоя. Пробегали воспоминания тех времен.
Кажется, что совсем ещё недавно всё это было. Мы были ещё совсем юные и молодые,
и всё у нас ещё было, только впереди. Но пробежали незаметной чередой зрелые годы, и ты уже стоишь у последней черты. Сколько тебе ещё осталось? Кто знает.

И даже, как-то не вериться, что всё уже давно уплыло и больше к тебе уже никогда не вернётся. Не время, не друзья, не былая романтика, не любовь…
Всё, словно уплыло, куда-то, безнадежно и безвозвратно.
И эти вещи, которые я раскопал, остались лишь, как скорбное тому воспоминание.

Проходя мимо корпуса третьего отряда с задней стороны, я невольно заметил тропинку, тянущуюся чуть левее, в сторону гущи леса. Рядом, когда-то здесь стоял красный,  деревянный щит с бочкой песка и огнетушителем на нём.
 
И дорожка эта вела мимо пожарного щита к лагерному пляжу. Но тропинка с тех пор, основательно заросла густой растительностью и деревьями.
А очень бы хотелось попасть на наш лагерный пляж.
Пришлось возвратиться к машине и взять “мачетте”, иначе через эти кустарники
и растительность мне трудно будет пробраться.

Как опытный индеец, как пионер-следопыт я пробивал себе путь через густые заросли, отрубая мешающие проходу ветви.
Постепенно я добрался почти до середины пути, оставляя за собой пустой и свободный, зелёный коридор.
Ещё немного и вот он, тот заветный крутой спуск к береговой зоне.
Осторожно спускаюсь. Ранее здесь было довольно влажно и сыро.
Вода иногда заливала прибрежные камыши и дорожку к пляжу.
А сейчас здесь сплошное месиво зеленой растительности.
Трава, лопухи и всё такое…

Песок уже почти весь покрылся зеленой живностью, и пляж практически исчез из поля видимости и оскудел. Стал, каким-то диким, заросшим и неказистым.
Река стала совсем узкой и мелкой, мелкой.
Под покровом воды, не вооруженным глазом заметны песчаные очертания дна.
Вода отступила от противоположного берега, обнажив свои фрактальные начала.
 
А когда-то, мы за пять метров, уже и заплывать боялись.
За сеткой дно резко обрывалось, и ты словно проваливался в бездонную бездну,
в толще, которой бушевал подводный, холодный водоворот сильнейшего течения.
Течение было и впрямь очень коварным и сильным.
Не имея специальных навыков – туда лучше было не соваться.
 
Две минуты и ты уже окажешься на другой окраине хутора.
Не каждая моторная лодка смогла бы пройти против такого течения.
А теперь, лишь, кое-где проглядывают небольшие, тёмные островки заметных углублений, всё, что природа смогла оставить нынешней цивилизации, и тем не менее…
Река ещё рулит, ещё управляет стихией, оставшейся ей по наследству неравнодушной  природой.
 
Здесь на пляжном бережке, я к удивлению оказался не один.
Недалеко в кустах виднелась небольшая, зеленоватая палатка, рядом с которой на траве лежал и загорал, какой-то местный “робинзон”.
Он так же, заметив меня, тут  же оживился.
Слегка отряхнувшись, он медленной походкой направился ко мне.

На вид он был довольно степенного  возраста. Лет так под шестьдесят с гаком,
а то и больше. На лице просматривались довольно заметные морщины.
Волосы отбеливала седоватая седина.

“Здрав будете мил человек”! – первым, вежливо отозвался он.
“Местный фольклор”! – тут же промелькнуло у меня в голове.
“И вам не хворать”! – так же дружелюбно ответил ему я.

“Какими судьбами”? – продолжил тот.
“Да вот ностальгия потянула на родные места…” – ответил я.

“О, значит коллеги”! – улыбнулся собеседник.
“А то я тут в одного, какой день на солнцепёке кукую…”
“В прошлом году народу было, что особо не соскучишься”!
“А в этом году народ, что-то не шибко заезжий…” – продолжал тот.

“А вы - местный”? – тихо спросил я.
“Был местный, а теперь сам по себе”…
“Робинзон, короче”!
“Жил когда-то здесь на хуторе, на “рембазе” механиком работал, ещё в восьмидесятых”….
“Шофером в лагере тоже работал, как-то несколько смен”…
“Вы часом в восьмидесятых тут не отдыхали”? – спросил тот.
“Может быть, помните меня“?
“Меня все Потапычем звали”!
“Хотя моё имя было - Михаил”…
“Но все, почему-то меня Потапычем величали”…

“Да,нет”… - ответил я.
“Я здесь только в начале семидесятых отдыхал”.
“Помню лишь водителя – Юру”.

“Да, был у нас здесь такой”.
“Хваткий был парень”.
“Пару, тройку лет, по-моему, отработал водителем, а потом уже больше не приезжал”.
“Он с Волгограда, по - моему  был”.
“С ВолгоградЭнерго”.
“Помню такого”…
“Ну, вот значит”…. – продолжил тот.
Мы присели рядом с его палаткой и он продолжил.

“Познакомился я, как-то здесь на хуторе, случайно с одной приятной, молодой женщиной”…
“Хорошая такая, справная бабёнка была, Шурой звали”.
“Работала здесь в лагере, каждую летнюю смену, поварихой”.
“Как-то возле сельского магазина с ней и познакомились, значит”…
“А потом, чуть позже и поженились и стали вместе жить - поживать”! – неспешно продолжал тот.

“Добрейшей она у меня была души человек, каких мало”!
“И сготовит, и в хате приберёт, и сама при себе, в общем, работящая баба была”!
“Слова плохого не скажет”.
“Сама она Михайловская была, почти местная”.
“Двое детишек у неё было, Андрейка да Алёна – одногодки, по три годика каждому”.
“Батька их умер рано, в аварию автомобильную попал в городе, ехал на мотоцикле”.
“Вот и воспитывал их с ней на пару, значит”….
“Они мне, так родными и стали”.

Немного промолчав, собеседник продолжил…..
А затем в девяностые, наша “рембаза” закрылась”.
“Мастера поразбежались кто куда”.
“Кто в район, а кто в город подался, время то, какое было”.
“Мы с Шурой тогда тоже в центр подались, чтобы хоть, как-то перебиться”….
“У неё в Михайловке своя квартирка, кой никакая, но махонькая была”….
“Вроде работали, но денег не хватало”….

“Пришлось мне здесь на хуторе свой домишко и продать”….
“Ага, значит”….
“А потом детки повырастали и разлетелись кто куда”.
“Андрейка подался на север”….
“Работал там в геологоразведке”….
 
“Что-то там у них на объекте серьёзное случилось, обвалилась штольня, каких-то особых скальных пород”…
“В общем, его и ещё нескольких человек из бригады завалило”.
“Никто тогда не выжил”.
“А Алёнка к хахалю, какому-то, иноземному, то ли в Италию, то ли в Турцию уехала, по приглашению”…
“С тех пор от неё ни слуха, не духа”!
“Как она там, с кем она там – неизвестно”!

“А два года назад моя Шурочка отошла в мир иной”…
“Сердце у неё никудышное было”.
“В общем, преставилась она, царство ей небесное”!
“А после похорон прилетела её родная сестра с Чебоксар”….
“Делить имущество”.
“А что там было делить то”….
“Мала хата, с два квадрата”!
“И взять то, за неё нечего”!
“Одна морока с неё, с той мышиной норы”!
“Короче отсудила она себе половину её, чтоб ей, неповадно было”!
“И остался я один на улице, можно сказать”….

“По началу, перебивался по друзьям – соседям, а потом не выдержал, плюнул на всё
и переехал сюда, на свою родину, поближе к родным местам, так сказать”….
“Только, чтобы строиться - большие деньги нужны, не отдавать же последние, кровные  копейки”…
“А набиваться в “свояки”, к какой-нибудь местной “прынцессе” - особого желания нет, да и не к кому”…
“Все зазнобы уже давно и своими кавалерами заняты”!
“В общем, живу на этом острове, как “робинзон”…
“Второй год уже здесь, на вольных хлебах”.

“Летом в палатке живу, здесь на берегу, загораю, рыбу ловлю, сушу её, да сдаю за недорого заезжим городским, хоть, какая ни есть, но копеечка”!
“А к осени, как холодает, в лагерном корпусе живу”.
“Печурку там себе наладил, кое-как перебиваюсь зиму”.
“Там у меня и кровать, и матрас, и постеля кой-какая”….
“И дровишки”…
"В общем, жить есть где”!
“Вы часом, сигареточкой не богаты”? – вдруг спросил он.

“Да, извиняюсь, не курю я” – виновато ответил я.
“Давайте, хоть познакомимся, что ли”! – и я протянул ему свою руку.
“Георгий”!
“А вас Михаил, по-моему”?
“Так и есть”! – улыбаясь, ответил тот.

“Скажите Михаил”…
“А как вы до пляжного берега добираетесь”?
“А то я только с помощью вот этой “загогулины”,  еле смог сюда пробраться”.

“Да у меня здесь свои пути имеются”… – улыбаясь, ответил тот.
“У меня здесь напрямки дорожка имеется”…
“Прямо через лес и до самого лагерного клуба”….
“Она у меня уже давно тут протоптана”.

“Понятно”…
“А знаете, что Михаил”?! – вдруг мне пришла спонтанная идея.
“Не хотите ли со мной до местного магазинчика проехаться ”?
“Нужно же нам, как-то своё знакомство ознаменовать, и всё такое”!
“Не желаете”?

“О-у!” - воодушевился тот.
“Это я зараз, с при большим даже удовольствием”!
“С хорошим человеком и прокатиться не грех”!
“Сейчас только, кое-чего на себя накину и я в полном всеоружии”! – и он кинулся
к палатке переодеваться.


Было уже шестой час вечера. Солнце уже начинало потихоньку садиться.
Но до вечера было ещё достаточно далеко.
Мой старенький “Джип” c ветерком пронёсся по еловой просеке, по крутым песочным горкам, спускам и ухабам, мимо долговязых елей, мимо дубовой рощи…
Буквально несколько минут, и мы притормозили у знаменитого кирпичного магазинчика, возле которого копошилась с велосипедами местная ребятня.
Ещё издалека заметив приближение незнакомой машины, они выстроились, чуть ли не
в ряд, и с любопытством, стали её разглядывать, суя носы, чуть ли не в самый салон “не советской” машины.
 
“Так!” – прикрикнул я.
“Мотор без ключа не заводить, колёса с машины не снимать, дворники не тырить”!
“Вот ты – Рыжий, будешь за старшего”! – скомандовал я.
“Понял”?!
Рыжий мальчуган, изумлённо, тут же податливо кивнул мне в ответ“.

Если всё будет “чмоки – чпоки”, дам покататься”!
И тут же добил….
“Как вырастешь”!
“Намёк понял”?
“Понял”! – кивнул тот.
“А правда дашь”? – тут же переспросил тот.
“Правда – правда”!
“И ничего кроме правды”!
“Лови, на ключи”! – и я метнул ему за место ключей жевательную конфету.
Ребятня тут же разразилась хохотом.
“Я пошутил – держи”! – и протянул ему в руку уже настоящие ключи, но только от багажника машины.
“Охраняй, только не отдавай никому”!

Тут же ребятня окружила Рыжего и дружно зашумела.
Ещё бы, их товарищу так посчастливилось, что ему доверили ключи от иностранной машины!

“Так”! – тут же скомандовал Рыжий.
“Все отбежали от машины”! – и все тут же отпрыгнули от автомобиля на пару метров.
Видать этот рыжий парнишка у них тут,  на хуторе, вроде, как в местном авторитете.

Мы зашли с Потапычем в местный "супермаркет" и тут же в лицо дыхнул, такой, до боли знакомый, запах настоящего деревенского магазина.
Мне сразу вспомнился наш, однажды, первый,  хулиганский поход из лагеря на хутор за сигаретами. Помню до сих пор этот специфический, спёртый запах горячего хлеба и булок, вперемешку с ароматами сливочного и растительного масла и другой бакалеи.
 
Помню, как мы просили, кого-нибудь из местных парней купить нам пачку “Дорожных”, “Дымка”, “Ментоловых” или “Шипки”…
Несколько раз мы практиковали эти вылазки.
Пока однажды не попались на глаза нашему строгому воспитателю, который случайно оказался в этих краях по своим надобностям.
Увидев нас возле магазина, да ещё в после обеденный “мёртвый час”, тот долго изливался проклятиями и обещаниями, отправить нас назад домой, если мы, тут же, не вернёмся в лагерь, и не доложим об этом нашему “вожаку”, чтобы тот наказал нас, и наложил трое суток строгой изоляции от походов и купания, и заставил нас нещадно драить полы, и убирать территорию вокруг корпуса, по два раза на дню, как минимум!

Помню, тогда мы были смертельно напуганы! Ещё бы….
Вернуться назад домой, чтобы родители, как следует пропесочили тебя!

Это было так давно. Давно уже нет никаких родителей, ни того воспитателя, ни того вожака. Все они уже давно живут в другом мире.
И много  бы я сейчас отдал, ради того, чтобы все они оказались сейчас живы,
и тот строгий воспитатель, и тот вожак – Богма, а ещё больше моя мама, и мой отец…
Пусть даже бы они меня, и как следует, отчитали, и даже бы всыпали по первое число хорошенького ремня…
Я бы всё с большим бы удовольствием принял, но их, к сожалению давно уже нет….

А на прилавке почти, что, всё, то же самое, только с другими этикетками.
За место “Шипки”, “Примы”, “Дорожных” и “Ментоловых”, теперь лежат – “Винстон”, “Пал Мэл”, “Мальборо”и “Ротманс” – словно родом из одной “бочки”.
О таких сигаретах тогда мы даже и не мечтали.
А здесь такое изобилие ассортимента.
Даже раритетный “Беломор”, у местных уже больше так не котируется.
Всё те же консервы, тот же колбасный сыр, всё тоже масло, хлеб, сахар, макароны, соль и всякая ненужная “лабудень”, которую мы, городские уже и не так часто едим,
а здесь этот товар до сих пор в “светском” почёте!

И спиртного здесь водится. Но, уверен, здесь больше фальсификата, чем чего-нибудь, более – менее путного. Взяли с Потапычем русскую водку, пару бутылок,
а так же нашего “Байкала” типа, да одну бутыль холодной “Кока-колы” для рыжего пацана и его банды…
А также несколько банок консервов, чтобы не дай Бог не отравиться, буханку хлеба, коляску колбасы, да пару арбузов, что пылились уже больше месяца на полу.

А возле крыльца всё суматоха. Рыжий “авторитет” уже залез в кабину, и уже оттуда руководит всей своей бригадой.
Заметив нас, тот быстро выпрыгнул из кабины и громко отрапортовал, что за время его дежурства, никаких происшествий не произошло.

Получив в награду холодную бутыль “Кока-Колы”, тот тут же кинул мне в руки ключи,
и мигом сорвался за угол, чтобы скорее отсосать из неё, как можно больше, пока не накинулись за ним все остальные “оглаеды”. А тех уже было не удержать!
Словно пчелиный рой, они уже нагнали своего “вожака” ещё на повороте, чтобы отклацать у него, хотя бы по глотку спасительной и прохладной жидкости.

А мой “работяга” уже выжимал свои лошадиные назад, в стан моих волшебных воспоминаний, снова мимо дубов и сосен, к заветным воротам моего любимого
и желанного лагеря.
В этот раз я поставил свою машину за корпусом четвертого отряда, загнав её прямо
в гущу леса. Сложив свои пожитки в походный рюкзак, мы с Потапычем отправились снова на лагерный пляж, на его “робинзонову” стоянку, с которой открывалась прекрасная панорама русла Медведицы - реки, с крутыми её берегами, и видом на костровую площадку и близлежащие домики Глинищанского хутора.
А что ещё надо простому, русскому человеку, как не наслаждаться предоставленной свободой!

До самого вечера мы общались, рассказывая друг другу интересные истории из прошлой, советской, пионерской жизни, о лагере, о родных и близких, о друзьях,
о тех, кого уже давно нет с нами….
У Потапыча в палатке оказалась гитара, и это было так кстати.
Он, не плохо играл на ней и пел, и я, так же, не обделённый талантами в этой сфере, так же исполнял ему свои собственные песни.
Мы с ним прекрасно спелись, и наш “аккомпанемент”, гулким эхом разносился по Глинищанским берегам, навивая в сумрачной тишине, призрачные и томные воспоминания.

Светили звёзды, орали где-то там, на другом берегу, запевные, соседские, хуторские петухи…
Грустно завывали местные собаки, слышались вдалеке тихие, отдельные, людские голоса….
Жизнь потихоньку двигалась и текла, как вечная река, отображая на лунной поверхности очертания далёкого, звёздного и заоблачного космоса.

Допив всё, что было, мы решили довершить вечер, поставив на ночь по “закидушке”, чтобы проснувшись поутру, сварить ароматной, и жирненькой, речной ушицы, если конечно повезёт c уловом. Я по правде сказать, уже и не помню, когда в последний раз и едал такой деликатес, а тут подвернулась такая возможность, так, почему же и не воспользоваться.
 
Помню ещё в лагере, мы устраивали чемпионат по рыбалке.
Ловили, здесь же на берегу рыбу, а потом взвешивали её, и побеждал тот, у кого улов был больше. Помню, сидели на “камбузе” в столовке и гурьбой начищали рыбу,
а потом каждый отряд  угощался своим уловом и своей ухой от пуза.
Весёлое было время.

Ночь была тёплою. Мы с Потапычем, как моржи, разлеглись, тут же на бережку, на покрывале, прямо на прибрежной травке.
Лежа на спине и глядя на звёзды, я благодарил судьбу, за то, что она свёла меня
с этим весёлым, простым и неказистым человеком….
За то, что я здесь, на этом островке моей памяти, разделил эту ночь не в одиночестве, наедине со своими тайнами и переживаниями, а в компании с настоящим и хорошим товарищем, а теперь уже, и наверное другом.

Раннее солнышко тёплыми лучиками нежно щекотало спину.
И мне вдруг показалось, что всё, что со мною только, что было, было во сне.
Я даже уже готов был поверить в это, и даже уже слегка расстроился…
Но вдруг, голос Потапыча меня приятно обрадовал и воодушевил!
“Георгий, хорош спать, а то так всю рыбу прозеваем”!

Я тут же обрадовано перевернулся и приподнял голову.
У берега, в лучах восходящего солнца, сидел улыбающийся Потапыч.
Как будто Иесус, взявшийся из неоткуда!
Насвистывая, какую-то весёлую мелодию, он спокойненько потрошил на песке рыбу,  крепко держа её за хвост, а затем весело полоскал её в речной воде.
“Ничего себе”! – удивлённо простонал я.

Наши “закидушки” выловили увесистого судака, где-то аж на килограмма два!
А про полутора-метрового сома с длиннющими усами, я, так в обще молчу!
Огромная, усатая, тёмно-коричневая махина, безмолвно лежала на песке,
и малюсенькими буравчиками глазела на меня, будто удав на перепуганную мартышку, мысленно говоря: “Что ты тут делаешь, незваный человек”?!
В момент с меня слетели последние остатки сна, и я словно отрезвел!

“Потапыч, что это”! – воскликнул я, оторопев на минуту.
“Что-что”!
“Барин уху заказывал”?
“Вот пожалуйте вам и свежая уха”! – засмеялся он.
“Всё, как полагается, как в лучших домах Лондона”!
“С пылу, понимаете ли, с жару”!
“Кушайте – не обляпайтесь”! – и Потапыч разразился смешным, истерическим смехом.

“Ну, ты бродяга даёшь”! – промычал я.
“Предупреждать надо”!
“А то не ровён час, так и инфаркт шибанёт - невзначай”!

“Помоги вон лучше, котёл рыбкой заправить”! – просмеялся тот.
“А то одному тащить такую заразу, как-то не с руки”!
“Тут, как-то сообща надо”! – и он подхватил два здоровенных куска рыбины и понёс их к котлу, который уже кипел, как разогревшийся вулкан.
Порезав большие куски, на более мелкие, он аккуратно опустил их в кипящую воду.
Я, не долго думая, подхватил ещё один увесистый шмат и потащил его к нему.
Мясо было скользкое и не мудрено, что мокрый кусок ловко выскользнув из моих рук, смачно брякнулся  на землю, разбросав по сторонам огромные брызги.

“Ничего, бывает, бывает и медведь летает, смотря, откуда”! – весело подковырнул Потапыч.
Я, тут же поднял кусок рыбины с песка и быстрей зашагал к берегу, чтобы его заново обмыть.
“Бывает, что и медведь летает, смотря, откуда”!
“Где-то я это уже, когда-то слышал” – думал я.
“Слушай, Потапыч”! – окликнул его я.
“А откуда ты взял такое выражение”?
‘Какое”? – отозвался тот.
“Да про медведя, типа”….

“Откуда”? – и он слегка замялся.
А спустя пару секунд стал рассказывать….

“Да брат у меня родной, когда-то был”....
“Старший, на целых пятнадцать лет меня был старше”!
“Я его почти и не помню“….
‘Слишком маленьким ещё был”….
“Он у меня военным был, окончил Высшую Военную Академию противоракетных войск, сразу после войны, а потом по распределению попал служить в  Азербайджан, где-то рядом с Турецкой границей, кажется”…
“Вот там он этого армейского фольклора и нахватался”!

“Здоровый он у меня, усатый такой был, как Чапай”!
“Дослужился до звания майора, женился там же, ушел, за тем в отставку,
а после, ни с того, ни с сего, его инфаркт и стуканул, прямо в самое сердце”!
“В восьмидесятом году это было”!
”Я его, так, по хорошему и не узнал”…..
“Уж сколько лет с тех пор прошло, а эта нехитрая присказка, которую я, когда-то всего лишь раз в детстве от него услышал, так и приклеилась ко мне навсегда”!

Я слушал его и всё мучился, и не мог никак отогнать себя от мысли, где же я,
и от кого мог слышать такую же присказку. И эта мысль долго не покидала меня.


Уха и на самом деле была королевской. Давненько я себя не баловал такой стряпнёй.
“А ты Потапыч не плохой повар”!
“Прямо заправский кок, нечего сказать”! – нахваливал его я.
“Это не я, это Шура моя – кудесница”! – отвечал Потапыч.
“Это она меня своей стряпне научила”… – с лёгкой грустинкой произнёс он, и было видно, как в глазах его проблеснула горечь ностальгии, по ушедшей супруге.

В кустах стояла чуть не допитая бутылка водки. Как это мы её вчера до конца не уговорили. “Слушай Потапыч”! – тихо сказал я.
“Давай по “капочке”, за твою незабвенную супругу, за Шуру, царство ей небесное”!
И мы выпили с ним по стопке и потом немного сидели молча.

Аппетит пришёл, не заставив долго себе ждать.
Уха оказалась наваристой и душистой. Хорошо проваренное мясо, специи и нужные ингредиенты, сделали своё дело.
Вот тут-то, как раз, во время трапезы, меня словно молнией внезапно и осенило!
Я вдруг вспомнил, где я слышал ту смешную и немного глупую присказку Потапыча!
“Бывает и медведь летает, смотря откуда”!!!

Ну, конечно же! Я всё вспомнил! Я вспомнил, кто мне говорил, когда-то эту присказку! У меня от неожиданной находки, чуть волосы дыбом не встали на голове!
И это ли не совпадение?!

А дело в том, что в конце семидесятых, с 78-го по 80-й годы я служил, как раз на Азербайджанско – Турецкой границе в войсках ПВО, в городе Мингичауре….
И вот в конце службы, перед отправкой домой, за четыре месяца до увольнения, нам командование дало “дембельскую” работу, по строительству кафе и реконструкции морозильных камер на военном, пищевом складе.
Так вот, назначили к нам в бригаду, помню, пожилого гражданского бригадира, бывшего военного офицера в отставке…..
То ли Иваном Фролычем его звали, то ли Иваном Семёнычем…

Ну, вот значит….
И были у него красивые такие, закрученные кверху, седоватые усы, как у самого маршала Буденного! И походочка у него, ещё такая генеральская была, и все его помню, вроде, как Семёнычем называли, как и именитого маршала.
Мастер он был деловитый, ходил на работу всегда в гражданском пиджаке, а за место брюк, обычно на работу военные, офицерские  голифе надевал …
Никогда он эти голифе не переодевал, всегда работал строго в них, уж больно они ему видать нравились. Было очень забавно на него смотреть, как он щеголяет в позе генерала в этом странном обмундировании.

Так вот, именно он, при удобном и заковыристом случае, всегда приговаривал так:
“Бывает, бывает, что и медведь летает, смотря, откуда”! – и сам же над этим смеялся.
Ну, а мы, конечно, смеялись над ним, не понимая его непонятного и странного,  солдафонского юмора.

“Слушай, Потапыч”!
“А как твоего брата звали, случаем не Иван”?
Потапыч, тут же повернулся ко мне.
“Иван”! – удивленно ответил он.
“А случаем у тебя отчество не Фролыч”?
“Нет, не Фролыч”…. – процедил он.
“А случаем не Семёныч”? – продолжил я, и тут Потапыча, словно с цепи сорвало.
“А откуда ты знаешь”?
“Я тебе вроде об этом не говорил”!
“Потапыч, родной”! – обрадовано заверещал я.
“Я знал твоего старшего брата”!
Потапыч  оторопел от неожиданности.
“Да, ну ”! – и он аж присел.

“Мы с ним в восьмидесятом вместе работали в одной армейской части, в городе Мингичауре, Азербайджанской ССР, недалеко от Турецкой границы”!
“Так”? – выпалил я.
“Точно”! – заорал от радости Потапыч.
“Точно, я вспомнил”!
“Он служил в этом Мангачаруре, в ракетной части номер 75…”?!
“Не в Мангачаруре, а Мингичауре, и не в ракетной, а в противо-воздушной части”! – поправил, тут же его я.

“А номер части был – 715-574”!
“Этого не может быть”! – застонал от счастья Потапыч.
‘Точно – 715-574”! – завопил он.
“Этот конверт с его адресом до сих пор хранится у меня, как память”! - не успокаивался он.
“Неужели такое бывает”? -  причитал он, вытирая слёзы радости.
 
И только сейчас я заметил, как сильно Потапыч похож, на того штатского старичка
в том смешном офицерском голифе. Словно это было одно лицо, ну, ей Богу!

“Потапыч, а ты знаешь”! – продолжил я.
“Вы с ним, как две капли воды похожи”! – от этих слов он ещё больше растрогался.

Как же мне было жалко его в ту минуту.
И как же я был счастлив, что какими-то судьбами, мы с ним всё-таки здесь, на этой прекрасной земле пересеклись! Это просто фантастика! Да…
Каких чудес на земле только не бывает!
И этот случай, ну, просто, какая-то счастливая случайность, а может все-таки закономерность?

Мы присели на песок, и я ему стал рассказывать всё до мелочей, про его родного брата….
Каким я его запомнил, все слова, какие он мне тогда говорил, в общем, всё, что мне запомнилось о нём. А он слушал меня, переживая, то и дело, всхлипывая иной раз и утирая слёзы, и было видно в его глазах, столько живых страданий и бесконечной любви, которой ему не хватило в детстве, от его любимого и единственного брата.

Мы обнялись с ним, как родные и долго, долго стояли молча, пока он, наконец, не успокоился, и придя в сознание, не предложил, наконец, отведать этой чертовски вкусной и волшебной ухи. И я с радостью согласился.
Мы уселись на песок и зараз оприходовали, аж сразу по две миски!
А после прилегли на травке, чтобы перевести, как говориться дух.

“Какие планы – командир”? – первым нарушил тишину Потапыч.
“Какие планы, какие планы”? – стал тихонько размышлять я.
“Слушай Потапыч, а ты не хочешь со мной по лесу пройтись”?!
“Я тут задумал найти, за корпусом второго отряда, в лесочке, один шалашик, когда-то собственноручно  построенный”….
“Хочу увидеть, не сохранился ли он”.
“Уж больно мне этот шалашик повидать хочется”!
“Может он, ещё там стоит бедняга, брошенный…. меня там дожидается”….
“Не хочешь присоединиться”?

“Да я только – “за”!
“Куда скажешь, туда и пойдём”! – уверенно отпарировал Потапыч.
“Ты мне теперь, чай, как самый, то бишь близкий человек”!
“У меня ведь на этом свете больше ведь никого и нету”… - тихо сказал он.
‘За то я теперь буду знать, что я теперь не один и у меня есть хороший друг,
если ты, конечно не возражаешь”… - ещё тише произнёс он.
“Да, конечно не возражаю Потапыч”!
“Все мы не вечны на этой земле и хоть, как-то должны помогать друг другу”!

“Ну, тогда что”?
“Будем собираться”?! – тут же оживился он.
“Только надо бы мясо, куда-нибудь от солнца подальше спрятать”!
“Сейчас я его быстро начищу солью, замотаю в лопухи и положу, где-нибудь
в теньке, у воды, а потом придём и на балык его порежем”!
“На такой жаре он мигом у нас завялится”! –  и он, вскочив с места, принялся за дело.

А через полчаса, мы уже шли по нашей знакомой и вырубленной мною тропе, направляясь к лагерю. Солнце уже начинало припекать.

Взяв с собою ”мачетте”, мы двинули в сторону корпуса второго отряда.
Как герои – первооткрыватели, мы с Потапычем были, словно смелые покорители джунглей Амазонки, взбодренные духом и уверенные в своей непоколебимости.
Кругом пахло утренней сыростью и зеленью. Проходим мимо корпусов, мимо заросшей растительностью бывшей линейки. Боже мой! Какая красота вокруг и ощущение,
что-то, вот-вот, будто сейчас прозвучит  пионерский горн и все побегут на утреннее построение.

Такая необъятная свобода! И не покидает тебя чувство радостной тревоги и ожидания, каких-то светлых и приятных событий и перемен, какие только можно было ощущать здесь, тогда, в том юном возрасте, находясь в водовороте начинающей, молодой, ещё не зрелой, весёлой и беззаботной жизни.

А вот уже и корпус второго отряда. Его никогда нельзя было не заметить.
Он, как исторический памятник, как главный пьедестал у самого входа в лагерь.
Как главный страж этого прекрасного и сказочного мира.
Для меня эти два корпуса, как не разгаданная тайна.
Они стояли, как бы порожняком и были всегда на виду.
И считалось, почему-то запретом, каким-то негласным табу, находиться здесь,
в районе этого загадочного объекта.
У его синих стен могли находиться только свои, остальным был вход на эту территорию категорически закрыт. И по правде говоря, нас на эту запретную территорию и никогда, по особу счету и не тянуло.

Всего лишь раз проскользнула мысль построить свой секретный шалаш именно за корпусами второго отряда, подальше в лесу, а не возле своего первого.
И то, потому, что наша лесная территория особо шерстилась нашими “вожаковскими” ищейками, что преданно служили “авторитарному” лагерному режиму и сдавали ему тех, кто противился ему и выступал его откровенным бунтарём, нарушавшим всё,
что можно и нельзя, его устои и уставы, ибо свобода уже тогда бастовала в наших молоденьких
и глупых головах.

Вот они эти два гордых и неподступных корпуса. Что же там внутри?
Всё, почти тоже самое….
Разломанная тумбочка и две, плашмя стоящие возле стенки, металлические,  разобранные кровати. Такая же серость, затхлость и пыль….
Лишь два рисунка на стене красным карандашом, с непонятным орнаментом, отдаленно напоминающим о неком, когда-то присутствии, далёкой, радостной
и беззаботной жизни.

А за корпусом всё в жутком запустении. Всё позаростало активной, зеленой живностью. По правде говоря, я и забыл, с какой точки мне начать свой начальный маршрутный отчёт. Помню, что ориентир начинался от самого крайнего дерева задней веранды ближнего корпуса.
Всё, вроде бы понятно, только за пятьдесят лет на этом месте выросло столько деревьев, что и не сосчитать и тем не менее, начинаем свой отчет с Потапычем от самого края веранды и ……

Десять шагов прямо, пять влево, десять шагов прямо и пять шагов влево и так двенадцать раз подряд. Мы, эдакий маршрут выстроили тогда ещё, будучи пацанами, специально, дабы сбить с толку недругов и шпионов, и чтобы легко можно было найти обратную дорогу и вернуться назад, чтобы ненароком, случайно не заблудиться,
а такие случаи поначалу бывали и не раз. И не завидую тем, кто попадал в такую ситуацию, а особенно ночью.
 
Мы помню, сбившись, как-то с маршрута, долго блуждали до утра в поисках выхода их этого бесконечного леса. От бессилия просто опускали руки, плакали, рыдали, но всё же шли, не смотря, ни на что, и слава Богу как-то сумели выйти.
А этот странный зигзаг маршрута придумал лично я.

Если идти таким зигзагом вперёд, то путь повторения возврата обратно, абсолютно идентичен и зеркален начальному его движению…
Эта уникальная теория зеркального зигзага мне пришла в голову, как-то во сне…
С этой хитрой схемой, если пошагово просчитывать свой путь, отчитывая по десять шагов вперёд, и по пять шагов влево, можно никогда не заблудиться, если случайно попадаешь в условия неизвестной местности. Так, что имейте в виду, если что….

Мы шли, пробивая себе путь острой мачеттой, отсчитывая свои волшебные “десять метров прямо и пять метров влево”. Медленно, но верно мы шли к своей цели.

“Стоп”! – вдруг истерично заорал Потапыч и я заметил, как мимо кустов, скользнула
у самых моих ног, довольно приличных размеров, коричневатая, ядовитая змея.
“Гадюка”! – мелькнуло в голове.
И мне б замереть бы…
Но рука моя, как заколдованная, вдруг автоматом выписала в воздухе пируэт
и в секунду рубанула по краю кустов, вдогонку уползающей твари.
И тут произошло самое ужасное, что можно было себе представить…

Мачетта, всё-таки достала краем лезвия до кончика хвоста змеи…
Кусты внезапно разверглись в стороны и грозная змея, кубарем взвившись в воздух, словно из пушки, шибанулась мне со всей силой в грудь, и тут же отлетев в сторону, брякнувшись на землю, извиваясь в смертельной агонии.

Тут же, с перепугу, я добил её, нанеся несколько разящих ударов наугад, превратив её мерзкое тело в нашинкованный винегрет!
“Кобра, мать её”! – выругался испуганный Потапыч.

Отойдя от временного шока, мы долго потом осматривали моё тело, ища хоть малейшие признаки, какого-либо укуса со стороны этой твари.
Слава Богу! Обошлось!
Видно змея не с ориентировалась от внезапной боли и спонтанно налетела на меня,
не причинив вреда. Будем считать, что повезло, но в следующий раз нужно быть осторожней.

За всё время пребывания в лагере, я только всего лишь раз встречал ядовитую змею. Она ползла под мостом, недалеко от столовой, захватив в свою пасть нерасторопную  жабу. А уж желторотых ужей здесь нам довелось повидать достаточно много.
Они водились возле берегов реки. Мы их часто ловили, и помню, даже, как-то пару раз даже подсовывали в корпус к девчатам, во время “мертвого часа”.
Вот криков то было!

Оправившись, мы двинулись дальше. Конечно, за пятьдесят текущих лет, найти в лесу шалаш, когда-то построенный на скорую руку, было конечно делом не реальным.
За это время природа, скорее всего уже навела свой порядок и скрыла из виду все признаки, чьего-либо, когда-то случайного вторжения…
Ветра, дожди, снега делают своё дело. Деревья не вечны и подвержены стихиям.
Лес с годами обновляется и порою его трудно узнать. Та всё порою зарастает или наоборот….

Но мы с Потапычем продолжаем свой путь. Потрескивает под ногами хворост из сухих веток на земле, синицы с соловьями распевают свои утренние трели, а мы уже зашли
за шестой десяток ступеней пути.
И всё-таки сердце, что-то такое нашептывает и обнадеживает, какой-то энергией веры, что то, что мы ищем, нас ожидает и непременно ждёт.
Мне не верится, что всё кануло в лета бесследно и безвозвратно.
По крайней мере, до последнего хочется в это верить. И мы всё-таки не ошиблись…

На последнем десятиметровом рубеже я заметил среди деревьев, что-то, явно напоминающее скелет каркаса, какого-то “архитектурного” сооружения.
Сердце радостно ёкнуло, когда я приблизился к объекту ещё ближе.
Строение можно было смело назвать шалашом. Конечно, от него уже мало чего осталось. Основной корпус его весьма порядочно поредел.

Но главные и основополагающие позиции, составляющие основной корпус строения,
а это четыре главных столба, глубоко закопанных в землю стволов деревьев, ещё достаточно уверенно стояли, держа на себе сверху, по контуру, деревянные балки, крепко привязанные веревками к основаниям верхних узлов, а поверх крыши, ещё лежало несколько, так же, привязанных веревками отдельных стволов под куском старого, ещё советского целлофана….

Конечно, назвать это всё шалашом уже трудно и тем не менее….
Он сумел простоять почти пятьдесят лет! А это друзья чего-то стоит.
Стоит, хотя бы памяти тех, кого давно уже со мной рядом нет, но которые живут
в моих вечных воспоминаниях, в воспоминаниях всех оставшихся других, ещё живущих и помнящих эти добрые и прекрасные времена, нашего безоблачного, пионерского детства.
Весь свой труд и всю свою ответственность, старательность и любовь мы вложили в этот скромный и неказистый шалаш – монумент нашей доброй и бескорыстной дружбы.

Потапыч с жадным упоением выслушивал весь мой рассказ, про наши тайные, ночные вылазки, в стан таинственного и магического шалаша….
Как мы проводили в нём время, делясь между собою своими тайнами и секретами…
Как обсуждали свои будущие “коварные” проекты и планы…
Коварство и предательство шальных и сумасбродных  девчонок…
Любовные похождения, интриги и захватывающие приключения…
Как жарили на костре хлеб и деликатесы из лягушечьего мяса…

Как я прибегал сюда порою, чтобы просто отдохнуть от лагерной суеты и зарядиться силой леса и насытиться его природной энергией…
И было ещё, что вспомнить, но обо всём за один раз не переговоришь, чтобы ещё раз всё это, как следует пережить и прочувствовать….

Ну, вот и повстречался я со своим, дорогим сердцу шалашом, и мечтой, которая десятилетиями жила со мной, тая в себе незыблемые и томные надежды, на скорую встречу со своим недавним прошлым.

Постояв ещё немного наедине со своими воспоминаниями, мы, простившись
с памятником нашего далёкого детства, отправились в обратный путь.

Пятнадцать минут и мы опять уже у корпуса второго отряда.
Тут же в голову и пришёл ещё один план, съездить на Комсомольский залив,
о котором у меня тоже масса самых приятных, а так же трагических воспоминаний.
Ведь я, когда-то, переплывая его, чуть однажды не утонул.
И очень хотелось отрезвить свои воспоминания.

Потапыч с удовольствием откликнулся на предложение проехаться по местам моей боевой славы, и мы неспешно зашагали к машине.

Погодка просто шептала. Солнце уже было в зените. Летали пчёлы, шмели и суетились стрекозы. Копошились в зелёной траве разноцветные жучки.
Всё, как и когда-то тогда.
Ничего особо не изменилось, кроме осиротевшей пустоты улетевшего в бездну, суетного, лагерного бытия.
А как хотелось окунуться, ещё раз в этот неспокойный и суетный мир бесконечного
и беззаботного счастья. Снова и снова, но…….

Машина юркнула за ворота лагерного кордона, и быстро набрав скорость, обогнув ельник, свернула на лесную дорогу.

Потапыч, как генеральный гид руководил маршрутом, указывая каждый раз пальцем правильный маршрут движения.
Как всё изменилось за это время. Дорога, ведущая к заливу, давно позарастала дикой травой. Всё стало так непривычно чуждо и неузнаваемо.
Лишь некоторые детали, ещё как-то навивали воспоминания, но, в общем, картина уже была далеко не та, что я помнил раньше.
Некоторые пруды уже почти исчезли совсем, оставив после себя только заросшие дикой травой, прогалые впадины.

Посадки стали выше вдвое, а то и втрое, и превратились давно в закоренелые деревья. Появились засохшие от времени, глубокие, обрывистые овраги, когда-то
ещё обильно  заполняемые излишними, речными водами.
К берегу залива уже и почти не пробраться и не подойти.
Так густо заросло всё в округе за эти прошедшие годы.

Но дорога всё бежала и бежала, едва скрывая свой след, мимо густых зарослей дикого шиповника, углубляясь всё дальше и дальше…

Внезапные ямы и ухабы грозили угодить в полувысохшие болота, и приходилось
с осторожностью проходить самые опасные участки. Но один раз мы точно чуть не въехали в коварную трясину.
Где-то здесь и был, тот знаменитый резкий спуск между двух деревьев, на песчаное и круглое плато, на котором мы все когда-то загорали и отдыхали.

И по-моему, что-то такое знакомое мне напомнило именно это место.
Мы притормозили и вышли из машины. Запах полыньи приятно напомнил, о тех лагерных походах по этим историческим и “боевым” местам.

Слева, в окружении зарослей молодняка, едва прорисовывались два крупных и старых дерева, на вроде тех, что я когда-то запомнил.
С большими и светло – бирюзовыми листьями. Такие деревья обычно селятся возле пологих, речных берегов. Пробравшись между ними и раздвинув заросли, я нащупал ногами спуск вниз. Меж листвы просматривались отдельные проблески речной, водяной глади.

Потапыч мачеттой стал быстро отсекать лишнюю растительность и буквально через пару минут, мы обнаружили чуть ниже песчаный спуск.
Ещё пара усилий и проход был открыт. Вот оно, то песчаное плато, словно круглый, медный пятак.
Только оно стало уже более объёмистым и большим. Впереди, где неслась, когда-то обильным течением глубоководная река, тянулась, почти в безмолвном спокойствии, узкая и мелководная речушка, того самого, знаменитого Комсомольского залива, сквозь толщу воды, которой, с лёгкостью просматривалось песчано-илистое дно.

Подойдя к самому краю берега, я вспомнил сразу, как когда-то мне не хватало всего лишь пару метров, чтобы доплыть до этого желанного берега.
Берег был очень глубок и крут.
Глубина доходила почти до пяти метров, а теперь эту глубь можно и пешком перейти, не замочив даже пояса.

Пробежало сразу всё перед глазами, и тот побег из лагеря в “мёртвый час”, и эти несчастные переходы в брод через весь залив, и та глупая  попытка, после всего этого, переплыть залив на спор, и последние минуты перед расставанием с жизнью, когда обессилившего меня поразила смертельная судорога, и последние прощания перед концом, со своими друзьями и старшим братом, которые не могли мне никак,
в ту минуту помочь, так как, боялись, что я утяну их с собой на дно…

И вспомнилась та спасительная минута, когда незнамо откуда, как по велению волшебной палочки, появилась вдруг моя верная спасительница, как ангел с крыльями…

Моя дорогая пионер-вожатая, которая выхватила и вытащила меня из этой смертельной бездны на последнем моём издыхании…
Чуть не утонув из-за меня и сама…..
Которой я по гроб жизни обязан своим спасением и своей жизнью, благодаря которой
я познал и открыл в этой жизни столько красивого и нового, столько необычайного
и интересного…
Которая стала мне в тот момент второй матерью и второй сестрой, которую я помню до сих пор и благословлю, и которую никогда в своей жизни уже не забуду, хоть и давно позабыл её лицо и имя.

А вокруг такая тишь и благодать…
В маленьком затончике, как и тогда, распластав зелёные плавники, плавают белые кувшинки. Здесь, когда-то я помню я удил рыбу.
Отряд уже уходил в лагерь, а я всё никак не мог оторваться от этого любимейшего занятия, которое мне, когда-то привил отец.
Ну, что ж….
Ещё одна страница моей жизни пройдена. Перекрестившись и отдав дань памяти,
и мысленно промолвив должные молитвы, мы зашагали с Потапычем обратно, в машину.

“Да, Георгий”… – вздохнул Потапыч.
“Видать не спокойная была у тебя жизнь, коль ты так близко к сердцу всё это воспринимаешь “.
“И ты знаешь, я тебя, по-моему понимаю”…..
“Просто добрый ты, до чужой боли человек”….
“Вот тебя жизнь так за это и карает”.
“Видать слишком высоко мы, когда-то потянули на себя одеяло”….
“Вот оно и оголило нам с тобой наши голые пятки”.
“А душу за одеялом не укроешь”….
“Душа, она раскаяния, да понимания и прощения просит”.
“Так оно в этом грешном мире всё и устроено”.
“По человечески, по людски, значит”.
“ И где она эта, настоящая и загадочная, человеческая душа”?
“И в чем её спасение”? – тихо сам с собою причитал он.

“Есть ли у тебя ещё мил человек, ещё где, не испитый островок раненой души твоей ”? – вдруг с грустью и иронией, спросил он меня.
“Есть и ещё один островок израненной и не испитой души моей”!
“Наш лагерный клуб”! – ответил я.
“Тот тоже мне по-своему дорог”.
“Нужно и ему нанести свой скромный, дружеский визит”!

“Тогда двинули”! – взбодрился Потапыч.
“Идея хорошая”!
“Почему бы и не проведать лагерный клуб”!
“Я помню, как-то, тоже частенько в него на разные кинофильмы, с будущей супругой захаживал”….
“Время-то, молодое было”!

Машина тронулась, обдав  деревья и кустарники прибрежной пылью.
Пьяный запах мятной полыни и чабреца, продолжал нас преследовать почти до самого лагеря. У близлежащей рощицы запахи постепенно сменились, на более стойкие ароматы, жёлто-оранжевых смолянистых елей.
Поставив машину у клуба, мы поднялись по лестнице к главному входу.

Печальное зрелище. Полный погром и разруха. Боже мой! Это просто какой-то средневековый каннибализм! Кому это всё было нужно, чтобы так испохабить нашу
с вами историю.
Разбитая мебель, обезображенные стены, отбитая штукатурка и повсюду книги, книги, книги….
Издания В.Ленина, истории про космос, про подвиги разведчиков и пионеров великой, отечественной войны, историческое наследие советской, социалистической эпохи.

Не знаю даже, как словами это всё передать. На полу валяется наша с вами история страны. Видать снова фашисты отобрали у нас то, что нам вернули, когда-то наши деды. Наши “псевдо-лидеры” предали нас и сдали на откуп мировым оккупантам.
Страшно смотреть на всю эту гнетущую душу, жуткую несправедливость.
Видать Господь продал свою душу Дьяволу, не иначе!
И на кого нам теперь уповать, коль честь наша, так изуверски поругана.

И некому прибраться в этом спящем “королевстве”. Бардак в государстве – бардак везде! И никому до этого беспредела - нет дела! Ну, как же так, друзья?!

Когда-то здесь была возня и суета, в детскую комнату не пробиться.
Чтобы поиграть в бильярд, нужно было битые часы высидеть.
За то, спокойно заходи в библиотеку и сиди, читай себе, хоть зачитайся!
Проходим по коридору и тайный поворот направо. Самое волнующее место….
Здесь, где-то рядом дверь, для выхода за кулисы любимой “аван-сцены”.
Отсюда мы выбегали на подиум, чтобы давать свои концертные номера или читать стихи или петь песни.

Сцена завалена хламом. На стене, какие-то не хорошие слова, кем-то, нехорошим человеком написаны. Всё в унылом забвении….
А я ведь помню, какие мы здесь устраивали шикарные концерты! Сколько суеты, шума, воплей, аплодисментов, сколько радости и веселья!
А какой был пафос и пионерский задор! А сколько переживающих воспоминаний после!
Поздравления, награды, грамоты, подарки…..
В какое же мы волшебное то время жили ребята! Неужели мы всё забыли?

Эта знаменитая будка киномеханика. Вечно его подбадривали перед сеансом…
“Ну, сапожник, давай заряжай быстрее свою плёнку”!
А как обрывается та или иная часть или серия, все дружно выражали ему “квотум” своего общего недоверия, хором крича: “Сапожника на мыло”!
А лавочки, небось, разнесли по хутору?
Впрочем, как и всё в этом гнилом и тухлом псевдо “царстве – государстве”.

“Потапыч, как тебе вся эта промозглая хрень”?
“Мечтали мы, когда-нибудь о таком”?

“Вот на этой типа лавочке, я со своей Шурой, когда-то приходил сюда советский
“Щит и меч” смотреть”.
“Шикарный помню, боевик был”!
“Целых две серии, по-моему еле высидели”.
“А потом гуляли с ней вдоль лагерного бережка до третьих петухов”.
“Хорошее времечко было”….
“Молодость, и никаких забот”….
“Мне её сейчас так не хватает”…
“Слушай, Георгий”!
“А ты, семейный, али как”? – поинтересовался Потапыч.

“Да Потапыч, как тебе сказать”….
“Дети уже взрослые, переженились все, а вот жизнь, как-то, вот по-нормальному
и не сложилась”……
“Обухом по голове бьёт, как у Шукшина – помнишь”?
“Не сложилось короче”….
“Мне одному, как-то сподручней, что ли”….
“Свободу люблю….. мы люди творческие”!

“Да, видно не так всё гладко в этой жизни бывает”…. – тихо произнес Потапыч.
“Поди, разберись в ней, в жизни этой окоянной”!

“Ладно Потапыч, не усугубляй картину”!
“Клуб навестили, пора и честь знать”!
“Цветную гору, что с разноцветными песками – помнишь”?

“Помню”! – отрезал Потапыч.
“Давай смотаем до неё, а потом и расслабимся”?!
“Чай уха наша там ещё не забродила”?
“А то, что-то и аппетит, так и шепчет”!
“На природе, аппетит всегда на первом месте”!
“Правильно, я говорю – Потапыч”?

“Истину глаголишь - сын мой”! – улыбаясь, щюрился Потапыч.
“Так, что тема принимается?
“Это мы зараз, только дай команду”! – заискрился Потапыч.


Машина взревев, двинула к западному “кордону” и через секунду скрылась за воротами лагеря.
Мы ехали вдоль знакомых мест, елового леса и небольшой рощицы. Солнце нежно слепило взор и навивало мысли, о предстоящем, светлом, добром и прекрасном.

Впереди  показалось Глинище. Вдоль главной дороги, распугивая веткой гуляющих по хутору гусей, шагал никто, иной, как наш старый знакомый, первоначальный герой моего рассказа и важная, видать, местная “достопримечательность”, старожил этих мест, наш старый герой – Михалыч.
Машина внезапно подкатила к нему, чуть притормозив…
Я издал тихий, капитанский гудок.

“Михалыч”!
“Сколько лет, сколько зим”! – крикнул я ему из окошка.
“О, туристы, раскудрить твою за ногу”! – радостно заверещал он.
“Что, наотдыхались уже”? – добавил он.
“Да нет папаша, до цветных песков решили проехаться”! – ответил я.
“Экскурсия понимаешь”!

“Да, понятно дело, что вам молодым, да не женатым”!
“Почему бы и не поэкскурсировать, раз душа разнообразия требует”!
“А кто у тебя там, в машине, не “робинзон” ли наш, часом”?
“Потапыч, ты что там, тоже на экскурсию, речная твоя душа”?!
“В качестве гида, или так просто”? – и Михалыч разтёкся в улыбке.
“В качестве компаньона - Михалыч”! – уважительно протянул  Потапыч.
“За компанию, так сказать”!

“Понятно”! – почесал голову Михалыч.
“Собутыльник значит”!
“Да, шучу, шучу, хотя выпить бы не отказался”! – усмехнулся он.

“Михалыч, а давай с нами”! – кинул ему я.
“Сейчас съездим до песков, а потом возьём запотелую, да под ушицу и отобедаем”!
“Под ушицу, и дурак согласится”! – повеселел сразу Михалыч.
“Уговорили, так и быть”!
“Под ушицу грех не отобедать, тем более наш “робинзон” из мальков, насколько я знаю, ушицу не варит”…..
“Тот более крупной рыбкой апеллирует, я прав – Потапыч”? -  и Михалыч ехидно схихикнул Потапычу.

“Да, мы всё больше сомятинку практикуем”! – заулыбался Потапыч.
“Сомятинку”?!! – воскликнул Михалыч.
“Эт я классно попал”!
“За сомятинку, я хоть целый день с вами “экспедировать” согласен, если вы не против”! – просмеялся Михалыч, открывая дверцу и залазив в машину.

Мы тихо тронулись. Дорога побежала, всё дальше и дальше, удаляясь от хутора, извиваясь и петляя, лишь лёгкая пыльца серо-коричнегого шлейфа, змейкой струилась за нами, то рассеиваясь, то снова сгущаясь за машиной, при каждом замедлении хода.
Смородиновые посадки чуть поодаль левее, тоже здешние достопримечательности.
И вот они, пошли святые казачьи холмы, памятники казачьего “зодчества”.
И этот знаменитый, холмистый склон цветной горы, со своим историческим песчаным спуском. Когда-то в детстве мы спускались по нему на копчиках, как по снежной горке.
А песок, как будто и не переводился. Его, как всегда здесь целое море.
Коричневые, желтые, оранжевые и бежевые волны всевозможных расцветок и цветов!
А копни, так нарвёшься и на красный и даже на чёрный!

Те же замысловатые цветные камушки и гладкие и глянцевые от жары и солнца – любимые “голандчики”. Наберёшь целую пазуху этих камней и шкандыбаешь по пыльной дороге.
А впереди смородиновые россыпи “диких” смородин, зёленых, фиолетовых, красных, обветренных и пыльных….
Наешься “от пуза” этой немытой вкуснятины, перед самым обедом, а потом команда - “Строиться!” на обед, а у тебя своё “построение”, в обиталище страшного деревянного “монстра”, в котором всё так и дышит настоящей жизнью….
Здесь всё, и сила и мощь настоящего русского духа….
И всё здесь летает, и всё здесь кишит и зудит…
Глядишь в щель, и как-то обидно….

Отряд уже у дверей столовой.
Все сейчас предадутся более гармоничному и рациональному питанию, а ты здесь…..
Напротив, в “секретном бункере” номер один, что через канал от столовки…
Лишенный борща и винегрета, со сливочным пюре и смачной котлетой, лишь может, только довольствуясь мягкой корочкой хлеба, случайно принесённой, кем-то из
“коллег по цеху”, по привычке захваченный с окна кухонной раздаточной.

За то романтика! Где тебя ещё так, чисто по-советски пронесёт! )))


Пока я обходил знакомые красоты, мои компаньоны по открывали настежь двери
и разлеглись поперёк сидений во весь рост, на продуваемом салон сквознячке…
А я, нагулявшись по склонам, прилёг рядышком, под развесистым, как шар деревом, которое здесь стоит, с тех пор, сколько я его помню.
Сколько же ему лет интересно?
Лет пятьдесят, шестьдесят, а может сто?
Оно переживёт нас всех, уверен….

Распластавшись под ним, в его радушном теньке, я раз за разом вспоминал каждую мелочь из тех, прошлых, наших легендарных походов.
Рядом капошаться в желтоватой траве муравьи, летают бабочки, а запах!
Чебреца и полыньи. Чудный край бесконечных природных чудес…
Вверху сквозь ветви, едва пробиваются тонкие, солнечные лучики…

И вдруг,  краем глаза я замечаю остатки роскоши минувших “цивилизаций”!
Прямо в густоте листвы и многочисленных переплетений цепких ветвей, в одном из их перехрустий, застряла, кем-то, когда-то, искусно спрятанная или банально выкинутая, стеклянная бутылка из под фруктовой воды.

С трудом дотянувшись до неё, я ощутил испарину на лбу от приятного удивления.
Бутылка была не наша - сегодняшняя, а обычная, ещё советских времён, с удлинённым и вытянутым вверх горлышком!
Букв на этикетке уже и не различить.
В конце вроде бы прорисовывается, что-то тёмное, с длинным хвостиком, типа прописной буквы “д”….
Сразу побежали воспоминания. Скорей всего, это был обычный, советский “лимонад”.
В то время, это был самый распространённый, газированный напиток.
Я помню, мне родители привозили его не раз сюда, в наш лагерь.

“Смотрите отшельники, что я нашёл”!
“Музейный экспонат эпохи соц-реализма”!
Мои компаньоны тут же подняли головы и в один голос промычали: “Афигеть”!
“Дефицит”! – проскрипел Михалыч.
“Двенадцать копеек, когда-то стоила”!
“А теперь “пушниной” уже никто и не торгует… - и он тяжко вздохнул.
“А бутылочка справная”! – продолжил он.
“Такую и в серванту не стыдно поставить”! – и он по старчески засмеялся.

“Хоть будет, что вспомнить об этой поездке”… - думал я.
“Пусть напоминает мне о моём детстве”…. – и я вспомнил, как прощались со мной
у ворот лагеря мои родители, однажды навестив меня.
Отец открыл багажник своей “21-ой Волги” и достал сетку с разными вкусностями:
яблоками, конфетами, печеньями, и сверху сетки торчали две, точно такие зеленоватые бутылки, из-под того же “Лимонада”. Бутылки помню, так сильно нагрелись в багажнике машины от жары, что готовы были уже выстрелить, как шампанское.
Что в прочем потом, чуть позже и произошло…



А ещё помню, был розовый - розовый вечер. Так мне не хотелось прощаться тогда
с ними. Хоть они меня и подбадривали, всё равно на душе скребли кошки и было так грустно…
И ощущение было, будто мы прощаемся навсегда и больше никогда не увидимся.
Машина тронулась, унося за собой клубы сероватой пыли, секунда, другая и машина исчезла за прибрежными домами хутора.

Интересно, о чем думали тогда мои мать и отец, в ту минуту.
Возможно, думали о своих житейских проблемах.
Они были ещё тогда совсем молодыми людьми…
Они знали, что я в надежных руках, под присмотром “вездесущих” и заботливых вожатых и воспитателей.
Да… как же мне их сейчас не хватает…
Их ласки, любви и нежного слова. Всё в нашей жизни, к сожалению скоротечно.

Насытившись воспоминаниями и сгрустнув, оставив ненадолго свои воспоминания, мы решили отправиться за на хутор за “провизией”. Нужно было “взбрызнуть” это дело. Большую часть запланированного я выполнил. Оставалось только, как следует взбодриться и провести остаток времени в хорошей и дружной компании .

Опять вдоль дороги неслись поля и посадки. Ветер гнал позади машины придорожную пыль. Солнце было ещё в полном разгаре и день обещал быть радостным,  многообещающим и плодотворным.

Хуторские зеваки любопытно провожали взглядом наш представительский экипаж.
У магазина тоже велись залихватские пересуды.
Кто и откуда? Что за такая интересная машина. И к кому пожаловали такие “незваные” гости?
Михалыч с Потапычем важно похаживали, воркуя возле машины, пока я на “складе” закупался нужным “товаром”. Помимо основного “военного” набора, пришлось прикупить  заядлым курильщикам, “энную” порцию заграничного курева, в виде “здешних” “Мальборо”!
Здесь они, как я понял были у местных в особом почёте!
Мои компаньоны были поражены моим сверх-повышенным вниманием к их персональным особам, и прибывали весьма, в препраздничном настроении.
Затарив машину под завязку, мы тронулись под ублажительные вздохи хуторских зевак, демонстративно  крутанув им напоследок - прощальный “дрифтинг”, так называемой  “славянки”.


И опять мы мчимся мимо лесного хозяйства, к родимым воротам лагеря.
Такое ощущение, что я уже здесь не один день.
Всё так по-домашнему знакомо и привычно, будто и не было, тех пятков десятков лет, что разлучали нас с лагерем.
И такая неописуемая радость на душе от свободы, и беззаботной, и бесконечной, дружеской суеты, которой мне столько лет, так сильно не хватало.
Ребята – это такой кайф! Жить беззаботно на этом островке моей вчерашней жизни,
дыша волшебной природой, наслаждаясь истинным раем, вдали от городского шума и предательской и никчёмной, реальной суеты!


Котёл наполнялся дымком разгорающегося костра. Уха заблогоухала своими волшебными
и живительными ароматами. Природа, берег, река, томящее на горизонте солнце, что ещё надо мужику, чтобы отвести, как следует свою изголодавшую по заветным местам душу.

Михалыч с Потапычем варганят балык, а я суечусь за походным столиком.
“Нарезаю и накладаю”, да разливаю “мёд” по стопочкам!
А река медленно движется вниз, унося по течению сказочные и волшебные запахи.
Свечерело. Из-за горизонта выползла розово-вишнёвая зорька.

Трое мужичков, вооружившись чашками, ложками и “чекушками”, справно орудуют под пламенные тосты и речи. Вечер обещает быть нескончаемым, долгим и длинным, покуда не иссякнет “живительная влага” из сосудов наших. А этого добра я прикупил достаточное количество. Уж гулять, так гулять! Чай не каждый день празднуем!
А повод достаточно гуманный, чтобы от души, как следует погулять!

В перерывах между очередными вливаниями, мы беседовали на разные интересные
и жизненные темы, затрагивая при случае, за лагерную, пионерскую жизнь.
Никто из мужиков не был к этой теме равнодушен и рассказывал каждый, лично свои
истории и воспоминания…

Потапыч в основном рассказывал, как они с Шурой ходили в клуб на кинофильмы,
и как пару раз танцевали на местной “массовке” у корпуса второго отряда.
Как отдыхали после каждой смены его супруги, в домиках - вагончиках у её близких
и любимых подруг. Как до утра пели песни, под аккомпонимент лагерного баяниста.
 
Как купались ночью все вместе голяками в реке, пьяные и весёлые, как катались до утра на лодках…
Настоящая романтика ещё молодой, неспешной, весёлой и беззаботной жизни.
А на утро опять работа, опять заботы…
А вечером всё опять заново….
Так незаметно пролетало лето, а потом и осень….
Потом  зима, весна и снова с первым солнышком долгожданная летняя лагерная романтика, но уже более равномерной и серьёзной жизни.

А Михалыч, вдруг вспомнил про директора нашего лагеря – Александра Сазыкина.
Покуривая одну за одной сигарету, он рассказал, как когда-то, работая зав-складом
в Раковке, выбивал для лагерного директора. водяной мотор для водокачки.
Старый часто выходил из строя, в самый не нужный момент, и пришла пора подумать
о замене его на новый. Первая смена уже была на подходе и нужно было, что-то срочно предпринимать. С прошлого года “Волгогрэс” обещал закрыть эту тему, но воз, как говориться был и ныне там.

“А тут, как-то выпивая с Макарычем”, с легендарным лагерным сторожем.. - начал тот.
“Довелось случайно познакомиться с самим директором лагеря”.
“Добрый такой и отзывчивый человек, помню был”…
“Он и Люську мою, внучку значит, как-то по блату, помню, в лагерь пару раз пристраивал”…
“Просто так, по дружески, без путёвки даже, золотой души парень был”!

“Ну, за стопкой, другой, под настроением значит”…
“Узнав о проблеме,  я и пообещал директору, значит, эту задачку решить”.
“Сколько мне пришлось тогда бутылок тому нерадивому начальнику мех-конторы перевозить, лишь бы он согласился поделиться тем злосчастным мотором”.
“Он у того мёртвым грузом с десяток лет на складе стоял, ржавел, сто лет никому не нужный”…
“Короче, я как-то по пьяной лавочке увёл у него тот агрегат”!
“Тот два года ничего про него не знал и даже не догадывался”….
“За то, от водочки, не отказывался подлец, продолжал брать, пока однажды, его на пенсию, по чьей-то воле и не спровадили”….
“Ага, на заслуженный отдых, значит”...
“Так, что эта тема и закрылась сама собой, и концы в воду, как говориться”.

“Обнял, помню меня тот директор Александр”….
“Спасибо, говорит тебе огромное Михалыч за такой щедрый подарок”...
“Проси, говорит, чего хочешь”!
“Ничего не пожалею”!
“А я ему”…..
“Да, для такого человека, как ты, мне и самому век в должниках ходить, коль столько ты для моей внучки пользы сделал”!
“По три смены из лагеря не вылезала”….
“Для неё лагерь был, праздником всей её жизни”!
“До сих пор вспоминает про вас добрым словом”!
“Столько, сколько добра вы делаете нашим деткам, не хватит, чтобы высказать вам всю благодарность человеческую”!
“Святой вы человек”…
“И таких, честных и бескорыстных, как вы – мало”!
“Так, что не обессудь мил человек”….

“Выпили, помню, мы с ним, посидели, анекдоты потравили, и с тех пор были,
ну как самые близкие люди”….

“А ещё, помню, он меня раз в свою компанию “Нептуна” взял”!
“В свою королевскую свиту”!
“Меня главным за вёсла посадил, а сам, значит встал, как Стенька Разин на край кормы и громкие речи толкал”!
“Обмотался простынями, бороду нацепил, венок на голове берёзовый”….
“ Помню, много ему договорить тогда не дали”…
“И его и меня и всех остальных с лодки, всех нас в воду так и покидали, ничком, пионеры проклятые”!
“Чуть не утопили нас – окаянные”!
“На силу отбились”!
“Но хохма была ещё та”!
“Весёлый, такой, забавный этот директор был”…
“Кстати, а как он теперче, жив, здоров ли”?

“Да нет Михалыч”… - отозвался я.
“Умер он пару, тройку годков, как уже”….
“Болел вроде сильно”…

“Да….. пусть покоится тогда с миром, эт мил человек”!
“Жаль, а то б, если б было б, как-нибудь свидеться, было б, что вспомнить”….
“Жаль, ой жаль”….

“А я же тоже помню его”! – включился в разговор Потапыч.
“Вместе сколько в центр на моём “захаре” гоняли”….
“То за детишками на станцию, то за хлебом, да за продуктами”….
“Трудяга он был, ответственный, отзывчивый, добрейшей души человек”!
“На таких земля наша держится”!
“Давайте поминём дорогого человека, чем Бог послал”!
“Пусть ему земля будет пухом”!
“Покойся с миром мил человек”! – и мы поминули раба Божьего Александра.

“Ну, а теперь песня”! – и Потапыч резанул по струнам – “От героев былых времён”…
“Не осталось почти имён”….
И Михалыч, тут же стал утирать с лица побежавшие слёзы, вспомнив что-то о своём …

Песня и на самом деле была слишком тяжелой и трогательной….
У меня самого тут же, подкатил тугой комок к горлу…
И стало так больно и грустно….
И жалко, за тех былых героев, что не вернулись с былых боёв….
Стало обидно, за всё, что происходит сейчас вокруг, эти безвременные потери
и утраты, эта боль страданий человеческая…
Эта вечная и преследующая тебя на каждом шагу нещадная безнадёга….
Эти страдающие и нищие старики по всей России, эта непонятная “фрегидность” власти и её предательская  и патологическая ненависть к своему народу….
И наш лагерь, всеми забытый, брошенный и никому не нужный….

“Эх, Потапыч”!
“Давай нашу”!
“Колёса диктуют вагонные”!
“Где скоро увидеться нам”….
“Мои адреса телефонные”…
“Разбросаны по городам”….

И все вместе….
“Заботится сердце, сердце волнуется”…..
“Почтовый пакуется груз”….
“Мой адрес не дом и не улица, мой адрес Советский Союз”!
“Мой адрес не дом и не улица, мой адрес Советский Союз”!

“Так…. что-то я запрел от удовольствия”! – выкрикнул я.
“Объявляю пятиминутную паузу”!
“Потапыч, за мной”! – и мы, скинув одежды, кинулись в прохладную и освежающую реку. Михалыч со сверкающим взглядом растерянно смотрел на нас, на всё ещё таких,
как, когда-то тогда, вечно юных, задорных и озорных.

Костёр уже догорал и по-тихоньку дымился в предсмеркнующем закате, когда мы втроём, дружно улегшись на широком, шерстяном пледе, у берега родной реки,
отдали Богу душу, и слившись сознанием друг друга, обрели мирный и “бренный” покой на этой святой и счастливой земле….


Лёгкий храп обитателей “необитаемого острова”,  нежно лелеял и нежил томную, предрассветную тишину.
Над рекою клубился белый туман, и ощущение было, что мы летим на волшебном и воздушном облаке, над степями, лесом и нашим любимым хутором…
Между небом и землёй, и такое спокойствие и лёгкость…
И такое нежное тепло с утренней прохладой нежного июньского лета….

В воду звонко плюхнулась металлическая гайка, наспех привязанная Потапычем, на мою закидную, и служившая ей грузилом. Леска натянулась пружинным звоном и стала кренить деревянный колыш к воде. Я с пол оборота, тут же понял в чём дело.
Видать крупная рыбина заглотнула крючок с наживкой и потащила его на глубину.
Метнувшись к закидной, я резко потянул натянвшуюся леску на себя.
Но, что-то, определенно крупное и увесистое, тянуло леску всё дальше и дальше по течению вглубь. Стало немножко не по себе. Емкая леска сильно сжимала ладонь
и держать её уже становилось невмоготу.

“Потапыч ёпта”! – вырвалось у меня.
“Скорей выручай, я по-моему крупняка зацепил”!

Михалыч с перепугу аж заорал от страха. Потапыч, вскочивши было с колен, тут же свалился, зацепившись за корягу и смачно обматерившись, как волк поскакал, едва ковыляя спросонья на своих двоих.
“На захват”! – крикнул он и сунул мне в руки специальную палку, чтобы мотать “трос”.
“Я не могу размотать леску, она впилась мне в руку”! – орал я.
Он быстро перехватил леску впереди и мастерски мотнув пару раз захватом, перехватил управление леской на себя.
“Ничего, леска толстая – не лопнет”!
“Нужно только крепко держать и тихонько подтягивать её к берегу”! – нервно попыхивал он.
“Михалыч, ты что там, в штаны наложил”!
“Давай подключайся, иначе этот кит, меня сейчас на хрен на дно утянет - ёпта”!
А Михалыч прозрел, наконец, и хохочет над нами…
Что, мол… сомячий балык проявлять лояльность нам, типа не хочет…
Схватив захват, чуть ли не втроём, мы потащили, держа все вместе его, вверх по насыпи, путаясь в колючих, береговых репеях.
Отбежав на метров десять, мы заметили крупную и глубокую борозду на поверхности воды, тянувшуюся поперёк всей реки.

“Это будет улов года”! – радовался Потапыч.
“Такого кабана я ещё не тащил ни разу”!
“Это и вправду кит какой-то”! – и на поверхности, у самого берега метнулся вверх  сероватый плавник матёрого хищника.
Мы резко поддали ещё вперёд на пару метров и туша огромнейшего сома, пробороздив  песчаную гладь, с хлёсткимм юзом, въехала на береговую траву,
 выпустив из своей разинутой пасти, фонтан речной воды.

“Ничего себе, павлин – мавлин”! – удивлённо запричитал Михалыч.
“Метра три, не меньше”!
“А может - это “калуга”?

“Ага, Белуга, мать её перетак”! – причитал Потапыч.
Мы кинулись к берегу посмотреть на эту гигантскую чудо-рыбу!
“Бьюсь об заклад, ей лет пятьдесят, не меньше – спорим”! – не унимался Михалыч.
“Её нужно будет обязательно занести в красную книгу - однозначно”!
“Ага, Михалыч”!
“Ты только книгу ту красную, в “сельпе” не забудь купить”! – кряхтел Потапыч.

“А давай энту рыбину на ВДНХ отвезём”! – не унимался Михалыч.
“Ага, только в виде чучела”! – ёрничал Потапыч.
“Cтолькому добру задарма пропадать”!
“Я на балыке с него больше поимею, чем без толку на стенде в павильоне стоять”! – не унимался Потапыч.

А рыбина оказалась и вправду гигантской, аж два с половиной метра в длину!
Мы её втроём еле на пустырь выволокли, чтобы, как следует рассмотреть.
Усища, как у “водокрута” из фильма “Варвара краса – длинная коса”!
“Ну, точь, в точь “водокрут”! – прикалывал Потапыч.

“И что мы теперь с ним делать будем, с таким здоровым”? – пыхтел Михалыч.
“Что – что”!
“Балыки на всю зиму заготавливать”! – язвил Потапыч.
“Только вот мешок соли и метров пять марли, нам бы сейчас не помешали”! – добавил он.

“Ну, этого добра у меня в полном боекомплекте имеется”… - зевнул Михалыч.
“Так, что за мною не заржавеет”!
“А магарыч, я так понимаю за тобой”! – посмотрев на Потапыча, с ехидцей добавил он.
“За мной не заржавеет – Михалыч”! – деловито буркнул Потапыч.
“Этого добра имеется”! – улыбнулся Потапыч и прищуром посмотрел на меня.

“Я так понимаю, пора запускать в ход моего колёсного друга и дуть на хутор”?
“Я правильно тебя понял – Потапыч”? – выдохнул я.
“Не обижайся Георгий, но это твой звёздный час”!
“На большое дело идём”! – съязвил Потапыч.

“Понял, не дурак”! – тоже съязвил я.
“Разрешите действовать”?
“Действуй брат мой”! – отчеканил Потапыч.
“На тебя смотрит вся Россия”!

“Михалыч, за мной”! – приказным тоном, но по-дружески, отпарировал я.
“Слушаюсь, ваше высок-благородие”! – и мы, все трое разразились язвенным хохотом.


Пока ехали на хутор, я спросил у Михалыча…
“Михалыч, а ты один живёшь, аль с кем”?

“Да один, как перст, восьмой год, как уж”!
“Варюха моя померла, царство ей небесное”!
“Отправила Богу душу”…
“Так, что теперь один я остался”…..
“Сын ещё в Афганскую погиб смертью храбрых”…. – и он на секунду затих.

“Так его и не дождался родимого”…
“Даже в цинковом гробу не привезли”!
“Так и лежит, где-то там в горах, и только вороны терзают его душу”... –
и он снова замолчал.

“Извини Михалыч, не знал”…
“Соболезную от чистого сердца”.

“А что ты интересовался то”? – вдруг снова оживился Михалыч.
“Да, всё про Потапыча поговорить с тобой хотел”…
“А что, какая проблема, аль ещё какая заноза”? – тихо переспросил он.

“Да, забрал бы ты его на зиму к себе, чтобы он перезимовал, как-нибудь”…
“А то они вправду, как “робинзон”, скоро одичает совсем”!
“В лагере, как беженец живёт, как-то не хорошо это”…
“Мужичек-то он ещё, о, какой справный”!
“Таких “упырей” ловит, не каждый отважится”!
“Однако и тебе не скучно было бы, на старости лет”!
“Слышь, чаво гутарю”? – чисто по-казачьи, завинтил я.

“Да слышу, слышу”! – прокряхтел Михалыч.
“Говорил я ему как-то, той осенью ещё, да тот не хочет, ни в какую”!
“ Буду, говорит в лагере жить, ни кому не мешать чтоб, понимаешь”…..
“Совестливо, видите ли ему, у чужих на казённых харчах-то сидеть”!
“Я его и так и сяк, а он ни в какую, как рак упёрся и не “да” и не “нет” тебе…
“Вот такая, вот петрушка, понимаешь”….
“А я только, пожалуйста, только буду рад”! – закончил Михалыч.

“Понятно, понятно”!
“А если я его уболтаю, решение своё в силе оставишь”? – хитро подковырнул я.
“Да ты мил человек, не сумневайся”….
“Уж если Михалыч, когда-то, что-то пообещал, считай могила”!
“А с тебя бутылка, как с посредника”! – усмехнулся он.
“Да шучу, шучу я”! – хитро улыбаясь, засиял Михалыч.

“Ловлю на слове”! – отреагировал я, и притормозил у его неказистого домика.


К нашему приезду нас ожидала сакральная картина…
Пока мы ездили за бакалейным реквизитом, Потапыч разделал речного “кита”, как “тузик” грелку! Целые пласты, в полоску нарезанного сомьего мяса, лежали по всему периметру берега, в ожидании “торжественной засолки”.
Стол уже ломился от праздничной, утренней закуски. Уха сказочно булькала, обдавая берега опьяняющим, рыбным ароматом.

Процедура “торжественной засолки” долго не заставила себя ждать.
После дежурной дозы хмельного, “русского адреналина”, и чашки, наскоро съеденной утренней ушицы, сорок килограммов каллоритного сома, были смачно просыпаны солью, закатаны, словно мумии в марлю, и вывешены на близлежащие, сухие кустарники,
в качестве демонстрационных образцов достижений кулинарно-рыбацкого искусства двадцать первого века, как, когда-то в павильонах на ВДНХ, со всеми стопроцентными нормативами и эталонами качества, пресловутого и советского ГОСТа.

Потапыч сиял и цвёл, как майская роза, в лучах славы и звёздного, непередаваемого
триумфа! Вот это я понимаю! Бизнес, так бизнес!
“Нужно бы наладить поставки речной рыбы на прилавки столичных “гипермаркетов”! – шутя, смекнул я, а потом задумался и решил….
“А чем не бизнес”?
“Потапыч будет мне рыбу, да балык заготавливать, а я поставлять её на рынки,
а разницу, как бы и пополам”….
“Шутки – шутками, а выхлоп реальный”!
“Что скажешь – Потапыч”!
“Хочешь красивую жизнь”?
“Глядишь, домишко себе со временем приличный отстроишь и будешь жить в своём королевстве, как у Христа за пазухой”!

“А что, я только “за”! – заскромничал Потапыч.
“Мне эта работа очень даже по душе”!
“Я ради дела готов и две смены погорбатить, и летом и зимою”…

“Во! А нам такие специалисты, как раз и нужны”!
“Правда Михалыч”?! – и я подмигнул тому по-хитрому.
“Только нам здоровые нужны специалисты, сытые, накормленные”….
“С хорошей социальной поддержкой, понимаешь”!
“С льготами и бытовой защищённостью”…

“Эт, как понимать – расшифруй-ка”! – и Потапыч любопытно облизнулся.
“В общем, ты, как специалист узкопрофильного направления”…. – мудрёно начал расшифровывать я.
“То и нуждаешься в особых условиях”….

“Каких таких условиях”? – пробормотал Потапыч.
“В условиях социального гос-обеспечения”! – поправил я.
“Это долго тебе рассказывать”….
“Короче – подведём итог”!
“С первыми холодами, ты переезжаешь на постой к Михалычу”!
“Такой вот тебе несложный перевод”! – добил я, а потом продолжил.

“Условия конечно, не ахти, но на первое время, вполне даже подходящие”!
“Однако - не Артек”!
“Интернет, вайфай, сауну и солярий мы пока предложить тебе с Михалычем не можем,
но со временем решим и этот вопрос”!
“Правильно я говорю, Михалыч”? – и я ещё раз подмигнул Михалычу.
“Всё верно гутаришь”! – тут же подпел тот.
“Номер с выходом на лазурный берег и резиновую бабу тебе тоже предложить не можем”…. – тут уже измывался далее Михалыч.
“За то, кур из окна там пшеном покормить”…
“И ль на дубовой тахте по пружинам  скелетом поёрзать, это завсегда, пожалуйста”!
“Хоть сапоги точи”!
“Лишь бы польза была, да душа не тешилась”!
“Короче, лето пока коротай, соль да дело, а как лодыжки заноют, милости прошу”…
“Не, как приказ принимай, но как дружескую просьбу”…
“Как приглашение, значит”….- заключил Михалыч.

“А по такому случаю”… - вступил, тут в диалог я.
“Нужно это дело, как-то “обмозговать”…. – и я потянулся за открытой поллитровкой.
“Ещё, как обмозговать”! – включился Михалыч.
“Хотя заметьте”!
“Я вам лично этого не предлагал”!– дополнил он исторической присказкой из “Покровских ворот”.

“Короче, без меня, меня женили”! – ухмыльнувшись, произнёс Потапыч.
“Хорошо, дорогие мои земляки”!
“Предложение у вас, конечно заманчивое”….
“Соблазнительное”….
“Но…..
Потапыч внезапно посерьёзнел и слегка напрягся…..

А потом тихо и прямолинейно произнёс….
“Спасибо вам, дорогие мои за ваше дружеское предложение, но предложение ваше”…..

Он на секунду притормозил, а потом, глубоко выдохнув, добил…
“В общем, короче ….
“Ну же”! – уже напрягся Михалыч.
“В общем, принимаю, я ваше предложение, вы же всё равно не отстанете”! –
и Потапыч растёкся блаженной улыбкой.

“Ну, слава Богу, разродился окоянный”!
“Ой, и хитер ты Потапыч, ой, ну и хитёр, чёрт лысый”!
“А я уж поверил, что сейчас брыкаться начнёшь, ну и хитрюга, ты брат”! –
довольно запереживался Михалыч.

“Ну, уж теперь-то, грех нам портяночки морозить”!
“Давайте-ка братцы, за наш боевой и сплоченный, дружный, пионерский отряд”! – cкомандовал я.
“Под знаменем дружины – смирно стоять”!
“Стопки на пле-чо”!!!
“Вздохнули…. Сглотнули….Выдохнули”!!!
“От винта”!!! – и все дружно затянули моряцкую, Антоновскую….
“Море, море, мир бездонный, пенный шелест, волн прибрежных”….
“Над тобой встают, как зори, над тобой встают, как зори”…
“Нашей юности надежды”.


Так незаметно минула неделя. Неделя “активного” и плодотворного отдыха.
За эти дни мы все очень сильно сдружились.
Потапыч стал мне, практически родным человеком и в моей жизни занял, давно уже пустующую, никем не занятую нишу. Открыл во мне нечто большее, чем обычное человеческое отношение. И я принял это с открытым сердцем и открытой душой.

Михалыч же стал почётным гражданином нашего общества.
Недостающей половинкой нашей, так сказать организацией “стратегического партнёрства”, в полном смысле этого слова.
Он не находил, с тех пор себе места дома и большую часть времени пропадал у нас,
на нашей “охотничьей стоянке”. Участвовал во всех наших “злоключениях”, был нашим “умным, аналитическим центром” и координатором всех наших радужных  и “секретных” планов.
 
Погода баловала радушием и будничным теплом.
С утра мы немножко заряжались “настроением”, а после сообща, придумывали себе оптимистичный регламент на целый день и действовали согласно установленным коррективам. Так же делали пешие прогулки по достопримечательным местам лагеря,
а один раз прошли заповедными тропами всю береговую часть Медведицы, начиная от нашего пляжа и до потаённых берегов Комсомольского залива.
 
Сколько цветущих полян, редких и красивых растений и цветов окружало нас и этот, ещё до конца “неизведанный островок” нашего далёкого прошлого.
Дикие яблони, дикие груши, тёрен, шиповник, боярышник, смородина, дикий паслён…
А сколько ещё сказочного и неизведанного таится в этих прекрасных заказниках нашей молодости, о которых мы ещё даже и не знали и не ведали…

А один день мы просто провели в бесконечной поездке по окрестностям этого казачьего края.
Просто ездили по заброшенным дорогам, как первооткрыватели и наслаждались неистовой свободой.
Сколько исторических “архитектурных” произведений попадалось на нашем пути…
В виде построек, неких стоянок пребывания здесь, когда-то, ног “первобытного человека”, полуразрушенные, сарайчики из серых, убитых временем деревянных кольев
и жердей…
До исторический колодец с длинным “журавлём”, что давно уже для простого обывателя историческая редкость, брошенный некогда, нещадной, жестокой и разрушительной цивилизацией, а сколько сказочных анналов природы, ещё не изученных визуальным взглядом….

Все они вырастали, как сказочные персонажи, ни с того, ни с сего, а сколько разных природных подвохов нас ждало за поворотами впереди…
И главное не нарушить эту, отлаженную систему не кой “аномальной зоны отчуждения”, у которой есть свои законы и правила игры, не ведая которой, можно угодить в её, ведомое только ей одной, жертвенное “пространственное лоно”, из которого выбраться бы было не так-то просто…

И пару раз мы убедились в этом на собственном примере, случайно, чуть не завалившись с резкого обрыва дороги, в опасный, глубокий кювет, полувысохшего болотного "копыта", в смертельную ловушку, искусно расставленную “кем-то”,
в чаще густой и непролазной листвы заросшего заказника.

Сколько волнующих моментов! А сколько живых эмоций! Вам этого просто не передать! Михалыч с Потапычем за всю жизнь не напитались такой живительной энергией, как зарядились ею здесь, в местах казалось бы их исторической родины.
Жить, бок о бок с этой необъятной и живой цивилизацией и не видеть и не знать,
что в ней ещё такого феноменального жиждится и твориться, это конечно для моих компаньонов было откровенным шоком! Они испытали самый лучший в мире стресс, какой можно было ещё испытать, находясь уже в зрелом и не молодом возрасте…
Тут то, ты только и понимаешь, что жизнь ты эту прожил совсем не напрасно…

“Умными и образованными” мы возвратились обратно, в стан наших смешных и “слёзных приключений”, где нас ждало радушие и гостеприимство волшебной реки
и щедрого и царского, дружеского, и “калорийного” стола.


А через неделю мы уже прощались. Конечно, я мог бы, и остаться здесь и погостить ещё, в этом прекрасном оазисе, и с этой прекрасной и классной гоп-компанией …
Но дела звали меня обратно, в мою пасмурную и не приветливую Москву, как бы мне
не было грустно, покидать этот, добрый и милому сердцу край.

Все трое помню, стояли возле символических ворот лагеря и  чисто, по-дружески прощались…
Обнялись помню, как маленькие дети и даже прослезились….
Было, что вспомнить и было, что ещё сказать в ту минуту, но предательский ком в горле, не давал выразить весь спектр эмоций, точащий и переполняющий моё сердце…

Несколько банальных слов на дорожку, от грустно улыбающегося Михалыча…
“Ты эта, мил человек…. нас-то часом не забывай”….
“Прощай, коль, что не так было”!
“Знай… твой лагерь тебя всегда ждёт, завсегда переживает”…. – и из его глаз покатились старческие слёзы.
Я тоже не мог удержался от накативших эмоций и разрыдался, помню, как мальчишка.

Потапыч тоже стоял, едва сдерживая себя….
Пауза расставания затянулась.
“Ты эн то, Георгий…. забыл тебе всё сказать-то”…. – как бы опомнившись, запричитал Михалыч.
“Мы ж эта, к моей далёкой родне на первый Сухов то, прошлый раз так и не докатили”!
“К сеструхе моей, к Наталке то”!
“Она бы нам таких вареников с тёрном налепила”!
‘Вот бы празднику-то было”!
“Да с племяшкой моей бы тебя познакомил”!
“Ох, и важнючая ж она стерва - баба”!
“Прямо весь сок, к тому ж одинокая”!
“Хотя о чем это я”… - и он тут же смолк.

“Давай, братка”! – и Потапыч крепко обнял меня.
“Время, как будет – заезжай”!
“Балык к тому ж, самый, что ни наесть, сок возьмёт”!
“И в обще”…..

“Ждите меня скоро”! – с улыбкой сказал я и постучал Потапыча по плечу.
“Давай Михалыч”!
“Не обижай здесь моего “робинзона”! – и обнял его по родственному, нежно – нежно.

“И ты мой лагерь – прощай”!
“Я обязательно к тебе ещё приеду, чтобы мне это не стоило”!
“Мы теперь с тобой единое целое, ты и я”…..
“Знай это”!

Мой “трудяга – ослик” радостно взвизгнув колёсами, рванул по песчаной, израненной временем, “костровой”, при лагерной дорожке, мимо обрывистого берега родной Медведицы, мимо лагерной рощицы с пыльным оттенком, по извилистой хуторской, грейдерной колее, навеянной жарким, июньским солнышком, оставляя за собой, лишь серую полоску, убегающей вдаль, дымчатой пыли.


                2019г.


Видео в YOUTUBe: П/Л "САЛЮТ" - ПОСВЯЩЕНИЕ...

КЛИПЫ на ЮТУБе:
https://www.youtube.com/watch?v=i40-5NAaLCM
https://www.youtube.com/watch?v=gouD6szziZY
https://www.youtube.com/watch?v=i40-5NAaLCM&t=342s
https://www.youtube.com/watch?v=ddkdEzPgtCw&t=24s
https://www.youtube.com/watch?v=MCDKhjdfsuU&t=56s
https://ok.ru/group/44474568540301