Шестая жизнь. Часть 3. Ассирия

В начале августа, перед поездкой с родителями на море, Митя напросился провести несколько дней у бабушки: очень уж ему хотелось вновь отправиться вместе с Муськой в какое-нибудь удивительное путешествие. Но прошла неделя, и ничего не происходило. Кошка или спала, или важно прохаживалась, не обращая внимания на все старания мальчика разговорить её. «Мур» да «Мяу» – это всё, что он от неё слышал.
Как-то под вечер Митя решил быть настойчивее:
– Муська, ну, что ты опять притворяешься? Уж я-то знаю, что ты необыкновенная кошка. Скажи хоть что-нибудь. Скучно ведь валяться целыми днями и ничего не делать. Неужели тебе не надоело?
Один глаз лениво приоткрылся, равнодушно посмотрел в лицо говорившего и снова закрылся, а его хозяйка собралась вернуться в приятную дрёму
– Муська! – Митя начал тормошить дымчатую шерсть. Кошка недовольно фыркнула, потянулась и произнесла:
¬– Вот прриставала… И шшто тебе от меня нужжно? Ты и дальше собирраешься не давать мне наслажждаться простой кошшачьей жизнью?
Мальчик от радости даже подпрыгнул на месте, схватил лежебоку и прижал к груди.
– Задушшишь! – возмущённо зашипела та.
– Прости, – Митя аккуратно опустил её на диван, помолчал немного, а потом попросил: – Расскажи что-нибудь интересное. Из твоих прошлых жизней. Ты же помнишь их?
– Конешшно, помню. Да только рассказывать лень, – и Муська снова начала укладываться поудобнее.
«Сейчас опять уснёт», – расстроенно подумал мальчик, а вслух произнёс:
– Мусечка! Ну, пожалуйста! Я что хочешь для тебя сделаю! Все свои конфеты тебе отдам!
– Конффеты! – насмешливо фыркнула кошка. – Ещё не хватало, шштобы из-за твоих конффет у меня вся моя чудессная шшёрстка повылазила!
– Мусечка…
– Ну, хоррошо! – хитрюга больше не пыталась скрыть удовольствия от вызванного любопытства. – Рассказывать лень, но кое-шшто я тебе покажу.
Она запрыгнула Мите на руки, и яркий свет на миг ослепил мальчика.

*   *   *

Глинобитные дома изредка перемежались с деревянными постройками. На узкую улочку доносились несмолкаемый гул голосов, стук копыт и дребезжание колёс. Митя прошёл несколько шагов и осторожно выглянул на широкую дорогу, вымощенную булыжником. В обе стороны бесконечной вереницей двигались повозки, запряжённые лошадьми, расписные носилки с шёлковыми занавесками, странно одетые мужчины и женщины.
– Дорога процессий, – проронила Муська, озиравшаяся по сторонам на руках мальчика.
– Где мы? – тихо спросил он.
– В воспоминаниях о моей первой жизни. Это Ашшур, столица Ассирии. Много воды с тех пор утекло. Больше трёх с половиной тысяч лет прошло.
Митя осмотрел себя: на нём по-прежнему была синяя футболка и серые шорты, только на ногах каким-то образом появились кроссовки.
– Не волнуйся, нас никто не видит и не слышит.
И в этот момент укутанная с головы до пят в покрывало женщина, проходя мимо них, зацепила путешественника плечом, а отставленный немного в сторону локоть левой руки, придерживавшей плетёную корзину с фруктами, прошёл сквозь него. Маленькая девочка, цеплявшаяся за подол её одеяния, ткнула пальцем прямо в кошку, указывая на какой-то рисунок, нацарапанный на оштукатуренной стене:
– Что это?
– Цветок какой-то или кучерявое облако. Не разглядеть, слишком сильно… – окончание фразы Митя уже не расслышал: незнакомки свернули в ближайший переулок, так и не заметив чужаков.
– Как-то не по себе от такого: мы здесь и в то же время не здесь. Будто и не существуем вовсе, – поёжился мальчик.
– Скоро привыкнешь, – усмехнулась Муська. – Мы ведь, действительно, здесь в общем-то не существуем. Или почти не существуем. Или мы как раз существуем, а всё вокруг нас – уже нет. Фр, совсем запуталась. Смотри, наблюдай и ни во что не вмешивайся. Хотя у тебя всё равно не получится. Да и негоже это, в прошлое вмешиваться, – глубокомысленно заключила кошка.
Путники вышли на дорогу процессий и направились в сторону видневшегося вдалеке дворца.

Вокруг бурлил поток людей, лошадей, повозок и носилок. До Мити то и дело долетали отдельные слова и обрывки фраз, и вскоре он с удивлением осознал, что понимает их.
– Муся! Почему я понимаю, о чём все говорят? Ведь не могут же они разговаривать на русском языке?
– Нет, конечно. В Ассирии использовался аккадский язык. Но сейчас твой мозг сразу всё воспринимает на уровне смыслов. Не знаю, как лучше объяснить. Люди говорят по-аккадски, а ты сразу слышишь русскую речь. И наоборот: если бы ты мог поговорить с жителями Ашшура, твою речь они воспринимали бы как аккадскую. Между прочим, на аккадском языке была и письменность, и литература, – в голосе кошки явственно зазвучали хвастливые нотки.
– Ты словно сама на аккадском языке разговаривала, да ещё и книги читала, – не удержавшись, съязвил мальчик.
Муська посмотрела на него с укором и отвернулась.
– Ну, прости…
Тут их внимание привлекли крики на противоположной стороне дороги. Митя увидел, как крупный мускулистый мужчина стегает плетью упавшего на колени и закрывающего голову руками другого мужчину. Сквозь ткань на спине проступили пятна крови. Рядом переминались с ноги на ногу ещё несколько человек. Все они, как и первые два, были одеты в короткие туники, открытые сандалии держались на ремнях, обмотанных вокруг щиколоток, короткие волосы на голове сбриты ото лба до темени. Глаза безучастно взирали на происходящее с безусых и безбородых лиц. На земле стояли затейливо украшенные носилки, из которых гневно выглядывал, потрясая рукой, какой-то старик. Зачёсанные назад длинные седые волосы удерживала широкая налобная повязка с нашитыми золотыми бляшками, пряди прямоугольной бороды заплетены в косички, украшенные золотыми нитями.
– Прекратите! Не надо! – мальчик бросился к живописной группе, проскальзывая через толпу, равнодушно продолжавшую своё движение, повис на руке с плетью, точнее, попытался это сделать, но его тело прошло сквозь руку, и он упал. Муська успела спрыгнуть на мостовую и теперь смотрела на него как на неразумного котёнка. – Не надо! – из глаз готовы были брызнуть слёзы.
– Митя! Успокойся, – кошка влезла к нему на колени.
– Но что они делают? Почему? Почему никто не обращает на это внимания, не остановит их?
– Это моя вина, нужно было всё же кое-что тебе рассказать, подготовить к путешествию. Вставай, отойдём в сторону.
Мальчик поднялся, и они ушли с дороги, укрывшись за какими-то ящиками возле стены одного из домов.
– У каждого времени и места – свои законы, – заговорила Муська, как только они устроились поудобнее. – Ты ведь слышал о рабстве?
Митя кивнул.
– Мужчины с выбритыми волосами на головах – это рабы, старик на носилках – их господин. Судя по повязке на лбу и золотым нитям в бороде – очень знатный.
– Но почему один раб так жестоко бьёт другого?
– По указанию своего господина, конечно. Это раб-надсмотрщик. Наказывать рабов даже за самую незначительную провинность было в порядке вещей. Похоже, один из носильщиков не удержал носилки, и они сильно накренились, а может, даже упали.
Пока кошка говорила, старик скрылся за занавеской, рабы подхватили носилки, и вся группа двинулась восвояси. Надсмотрщик шёл рядом, похлопывая рукоятью плети по левой ладони.
– Муся, всем рабам выбривают часть волос на голове?
– Мужчинам – да. У женщин-рабынь волосы длинные, как у свободных. Но, выходя на улицу, замужние свободные женщины должны надевать покрывала, пряча за ними даже лица. Лишь глаза остаются открытыми. А рабыням, наоборот, кутаться в покрывала запрещено под страхом сурового наказания.
В это время мимо них пробежали мальчик и девочка лет десяти. Мальчик задел плечом один из верхних ящиков, и тот, оказавшись пустым, покачнулся и свалился прямо на незадачливых путешественников, а точнее, сквозь них на землю. Девочка засмеялась, и вскоре оба смешались с толпой.
– Уф, всё-таки как это неприятно. Ничего не чувствуешь и в то же время чувствуешь. Умом, всеми своими инстинктами, – недовольно проворчала кошка. Митя согласно кивнул.
– Вероятно, мальчик – раб, – продолжила Муська, – а девочка – его госпожа.
– Почему ты так решила? – удивился Митя.
– У мальчика волосы коротко острижены, а пройдёт несколько лет, их выбреют также, как другим взрослым рабам. Платье девочки украшено орнаментом, на руках и ногах – браслеты.
– Но они так весело играли вместе. И смеялись…
– Дети, – пошевелила ушами кошка.

Неожиданно поднялся какой-то шум, началась суматоха. Люди и повозки, давя друг друга, стали в спешке сбиваться к обочинам дороги, стараясь как можно теснее прижаться к стенам домов. Появились копейщики и лучники, а за ними высокая двухъярусная платформа на колёсах, запряжённая лошадьми. Почти все вокруг, упав на колени, уткнулись лицами в землю. Лишь немногие, самые знатные, выйдя из носилок, стояли, замерев в почтительном поклоне.
Митя смотрел во все глаза. На верхнем ярусе под роскошным балдахином восседал мужчина в длинной тунике, богато отделанной бахромой. Пурпурный плащ, расшитый золотыми пластинами, на левом плече скреплялся застёжкой с большим драгоценным камнем. На белом головном уборе, окаймлённом снизу лентой с причудливыми узорами, поблёскивали золотые нити. На нижнем ярусе примостился паренёк лет тринадцати – четырнадцати, зачёсанные назад светлые волосы доходили до плеч и удерживались тонким золотым обручем. Поверх белой туники до колен – замысловато обёрнута набедренная повязка, покрытая обильной вышивкой. Около паренька на бархатной подушке важно сидела дымчатая кошка. «Муська!» – мелькнуло в голове Мити, и он обернулся на свою спутницу. Та, напряжённо вытянув шею, уставилась на мужчину под балдахином, в её глазах угрожающе вспыхивали огоньки. Мальчик подумал, что ещё немного, и из них вылетят молнии.
– Муся, что случилось? – провёл рукой по приподнявшейся на спине шерсти. Мышцы под ладонью слегка расслабились.
– Луллайя… Негодяй!.. Всего лишь регент, а вообразил невесть что!
Тут её взгляд упал на паренька:
– Бааз, – голос наполнился теплом.
– А кошка рядом с ним? Это же ты?
Муська кивнула. И вдруг всё изменилось.

Путешественники стояли в роскошно убранной комнате, где высокий светловолосый мужчина с яркими синими глазами протягивал мальчику лет трёх крошечного дымчатого котёнка. В таких же синих, как у мужчины, глазах мальчика ещё блестели слёзы, но губы уже растягивались в радостной улыбке, когда он брал на руки маленький пушистый комочек.
– Это Бааз и я десятью годами ранее, – произнесла Муська. – Его отец, царь Базайа, принёс ему меня через несколько дней после смерти матери мальчика. Бедняжка никак не мог утешиться.

И снова всё изменилось.
Высокий берег реки. Баазу лет восемь – девять. Он сидит, свесив ноги вниз, и смотрит на сверкающую на солнце воду. Дымчатая кошка пристроилась у него на коленях.
– Никого, кроме тебя, Лави, у меня не осталось, – прошептал паренёк, уткнулся лицом в мягкую шерсть и заплакал.
Митя взглянул на Муську. Ему показалось, что та тоже сейчас заплачет, но она лишь проговорила:
– Меня тогда звали Лави… В то время мы часто приходили сюда. Бааз любил смотреть на бегущие воды Идиклата. Так на аккадском называлась река Тигр. Вот и в этот день он пришёл сюда. Базайа умер два дня назад. До совершеннолетия юного царя его опекуном и регентом был назначен родственник по отцовской линии. Ты уже видел его. Но Луллайю всё всегда было мало!
Наполненные негодованием последние слова утонули в топоте ног стражников, стуке копыт и грохоте царской повозки. Путешественники вновь очутились на дороге. И последовали за торжественной процессией.

Вскоре они приблизились к двум огромным, возвышавшимся напротив друг друга зданиям. К входам, с двух сторон обрамлённым величественными колоннами, вели многочисленные ступени. Ниши на фасадах и фронтоны украшали статуи мифических существ. Жрецы и жрицы почтительно, даже, пожалуй, подобострастно приветствовали регента и весьма прохладно юного царя. Митя вопросительно посмотрел на Муську, и та, без слов поняв его, ответила:
– Бааз в полной мере станет царём только после коронации, которая состоится в день его совершеннолетия. А сейчас всем заправляет Луллайя, – кошка даже не пыталась скрыть досаду из-за такого пренебрежительного отношения к её любимому хозяину и другу.
– Что это за здания? – мальчик с любопытством озирался вокруг.
– Это храмы. Тот, что справа, – Ашшура, слева – Иштар. Ашшур – бог войны, главный бог ассирийцев, именно его имя носит столица. Иштар – богиня плодородия, любви и войны. Сегодня большой праздник, посвящённый Ашшуру.
Регент и его свита начали подниматься по ступеням в храм, расположенный справа. Путники поспешили за ними.

Главный жрец, высокий худощавый мужчина с гладко выбритой головой, встретил регента и его свиту в храме у алтаря. Началась служба. Нарядные закутанные в покрывала женщины позвякивали золотыми и серебряными браслетами на руках и ногах с одной стороны храма. Мужчины, столпившиеся с другой стороны, не уступали им количеством и разнообразием украшений. Митя нашёл глазами Бааза и Лави, заметил, как кошка спрыгнула с подушки и начала пробираться между ногами собравшихся. И вдруг краски поблекли, всё вокруг словно затянуло дымкой. Лишь через несколько секунд мальчик осознал, что полностью исчезли красный, оранжевый и коричневый цвета, зато появилось множество новых оттенков синего, зелёного, а особенно серого. Взглянул на Луллайю – плащ регента из пурпурного превратился в тёмно-синий. А вскоре понял, что больше не видит ни юного царя, ни его хвостатую подружку. Ноги, ноги… Полы длинных туник порой заслоняли взор, неприятно касались морды. Морды? «Ты, как и я, сейчас всё видишь глазами Лави, то есть моими глазами в прошлом, – услышал мальчик в голове голос Муськи. – Смотри, слушай и запоминай».
Кошка проскользнула за плотную занавеску и спряталась в тёмном углу. Двое незнакомцев оживлённо что-то обсуждали, стараясь говорить как можно тише. Лави навострила уши. Через пять минут к ним присоединился третий. «Лекарь», – узнала его шпионка.
– Вот, готово, – и он протянул одному из них, невзрачному, с тусклыми глазами и реденькой бородой, какую-то склянку.
Второй, плотный и осанистый, достал из-под плаща увесистый кошель:
– За труды… и молчание. Господин Луллайя…
– Тсс, – первый приложил палец к губам и недовольно посмотрел на осанистого. – Имя господина никак не должно быть замешано.
Излишне болтливый виновато замотал головой, а кошель оказался под широкой набедренной повязкой лекаря.

Царский дворец поразил Митю, всё ещё взиравшего на окружающий его мир глазами Лави, своими размерами. Возведённый на высокой платформе, он представлял собой па¬рад¬ные, жи¬лые и хо¬зяй¬ст¬вен¬ные постройки, сгруппированные по сто¬ро¬нам боль¬ших и ма¬лых внутренних дво¬ров и имеющих об¬щую пло¬скую кры¬шу. Главный вход, внешние стены и фронтоны, как и у храмов, были украшены колоннами и статуями мифических существ, а внутренние стены узких коридорообразных помещений – причудливыми рельефами и росписями. Сады с бившими среди деревьев фонтанами дополняли великолепную картину.
Мальчик чувствовал, что Лави не разделяет его восторгов, привычно проскальзывая из одного помещения в другое. Нет, её волновало совсем иное. И нараставшая тревога вскоре вытеснила все прочие чувства.

Праздник в честь бога Ашшура завершился пиром. Луллайя сидел во главе длинного, в форме буквы «п», стола. Бааз – справа от него. Лави крутилась рядом.
– Что эта кошка тут делает? – недовольно проговорил регент. – Прогони её, – обратился к стоящему за его спиной рабу.
Тот замахнулся на Лави полотенцем.
– Пусть останется! – Бааз просительно посмотрел на опекуна.
– Нет! Ты уже взрослый, а всё цепляешься за кошку!
Лави, не дожидаясь окончания этого разговора, уже спряталась поблизости, внимательно наблюдая за происходящим. И тут Митя заметил мужчину с тусклыми глазами, который отдавал распоряжения рабам, прислуживающим за столом. Вскоре он оказался возле регента и юного царя и самолично наполнил кубок сначала Луллайя, а затем Бааза. Взгляд кошки уловил быстрое движение, когда содержимое склянки перелилось в кубок её хозяина. Свет факелов играл на поверхности тёмного вина. Парень протянул руку, взял кубок и начал подносить его к губам… Лави серой молнией выскочила из своего укрытия и запрыгнула к нему на колени, выбив сосуд с отравой. Тот с громким стуком упал, густая жидкость растеклась по полу. Регент с яростью схватил кошку и отшвырнул её прочь.
На мгновение яркие краски ослепили Митю. Он не почувствовал, как Лави перевернулась в воздухе и приземлилась на все четыре лапы, а увидел это. И догадался, что его зрение и сознание отделились от неё. Мальчик осмотрел себя, потом оглянулся на вновь возникшую рядом с ним Муську. Та стояла, выгнув спину, и шипела на Луллайю, в её глазах полыхала ярость.

*   *   *

Утром регент и его приближённые отправлялись на охоту. Бааз сам оседлал своего жеребца, умело подтянул подпругу, наполнил всем необходимым седельные сумки, ещё раз проверил колчан со стрелами. Он был в радостном возбуждении и весело переговаривался с темноволосым юношей года на три старше его. Мите показалось, что юный царь стал крепче и выше ростом, а над верхней губой начал пробиваться пушок.
– Прошло несколько месяцев, ему скоро исполнится пятнадцать, – Муська заметила озадаченное выражение на лице мальчика. – Ты же не забыл, что мы находимся в моих воспоминаниях? А я, как и все, помню далеко не всё. А уж отчётливо – лишь самые важные события.
Лави осторожно заглянула в конюшню и затем незаметно прошмыгнула в стойло с жеребцом Бааза, а когда парень на что-то отвлёкся, проскользнула в одну из седельных сумок и затихла там.
– Что-то заставило меня тогда последовать за своим хозяином. Услышанный где-то разговор, брошенный кем-то взгляд. Сейчас всё скрылось в тумане времени. Но совершенно точно то, что я была уверена: на моего милого Бааза опять готовится покушение, проклятый Луллайя жаждет власти, полной и безраздельной, а потому во что бы то ни стало ему нужно избавиться от законного правителя. Ты ведь заметил, как он одевается? По-царски! И всё ему с рук сходило! – с каждым словом возмущение Муськи усиливалось.
– А с кем Бааз так весело разговаривает? Наверное, это его друг? – Митя поспешил отвлечь кошку от столь болезненной для неё темы, а заодно удовлетворить собственное любопытство.
– Это Ахо, двоюродный брат Бааза со стороны матери. Думаю, он был самым близким, а возможно, единственным другом моего хозяина, – кошка сразу успокоилась и с теплом посмотрела на улыбающегося юношу.

Двор гудел от множества голосов, топота ног, стука копыт, лая собак, бряцания оружия. Наконец раздался низкий звук рога, и охотники выехали из восточных ворот дворца сразу за пределы города и поскакали к темнеющему вдалеке лесу. Митя и Муська каким-то чудесным образом не отставали от них.
Очутившись среди деревьев, мальчик удивился тому, как редко они росли и какими невысокими были. Среди четырёх или пяти видов он узнал лишь дубы, густо усыпанные желудями. Промелькнула пятнистая спина лани, и охота началась.
Вскоре Бааз в окружении ещё нескольких разгорячённых всадников оказался прямо перед мускулистым самцом. Загнанный в угол, раненый, он выставил вперёд мощные рога, не собираясь так просто отдавать свою жизнь.
– Смотри на Бааза, смотри внимательно, – едва слышно произнесла кошка.
Митя повернул голову и успел заметить, как откуда-то прилетела стрела, и она непременно вонзилась бы в спину юного царя в области сердца, если бы за миг до этого из седельной сумки неожиданно к нему на колени не выскочила Лави и не провела острыми когтями по его правой руке, оставляя на ней полоски, на которых тут же выступили капельки крови. Бааз вздрогнул, отклонился, и стрела пролетела мимо, только слегка зацепив перевязь на левом плече. Взвизгнула собака, и мальчик увидел, что наконечник вошёл в её бедро. Бедное животное дёрнулось, потом ещё и затихло. Глаза затянула плёнка.
– Почему? – прошептал Митя. – Почему она умерла? Ведь стрела всего лишь проткнула бедро.
– Отравлена, стрела была отравлена, – голос Муськи дрожал.
Поднялся переполох.
– Покушение на царя!
– Царя хотели убить!
– Стрела отравлена!
Самец лани, воспользовавшись суматохой, отступил и скрылся из виду.

На короткие мгновения путешественники очутились в покоях юного царя. Широкая кровать под балдахином, инкрустированный драгоценными камнями столик, высокий дубовый шкаф, полки с книгами и свитками. В глубоком кресле, поставив ноги на маленькую скамеечку, сидел Бааз и гладил уютно устроившуюся у него на коленях Лави. Наклонился, поцеловал её в лоб и прошептал:
– Спасибо! Если бы не ты, я бы погиб. Ты мой хранитель, мой оберег. Не удивлюсь, если внутри тебя живёт игиги.
– А кто такой игиги? – Митя посмотрел на свою подружку.
– Это дух неба. Их множество, этих безымянных легкокрылых созданий.

*   *   *

Память Муськи совершила новый скачок. И вот путешественники поздним вечером следуют за Лави, крадущейся по тёмным переулкам.
– Скоро, очень скоро всё закончится, – в голосе Муськи явственно слышалось волнение. – Со дня той охоты прошло примерно полгода, может, чуть больше. Приближалось совершеннолетие моего хозяина, и Луллайя, как никогда, цеплялся за власть. Бааз и его сторонники часто обсуждали это при мне.
Шум впереди заставил Лави на миг замереть, а потом она стремглав бросилась туда, откуда доносились крики и лязг оружия. Юный царь, Ахо и ещё трое молодых людей, зажатые в тупике, отбивались от десятерых головорезов, лица которых были скрыты масками. Мечи блестели под полной луной, свет которой просочился между домами. Все пятеро мастерски владели оружием, и вскоре трое нападавших упали на землю, а ещё двое, получив ранения, начали отступать. Вдруг один из них развернулся и, выхватив из-за пояса нож, метнул в Бааза, попав в руку, державшую меч. Второй нож вонзился в левое бедро. Юноша пошатнулся, не успел вовремя отразить удар, и противник нанёс ему смертельную рану. Хлынула кровь. Митя смотрел, как Бааз медленно сполз по стене и замер. Его сотоварищи, издав горестный крик, усилили натиск, а наёмные убийцы, видя, что их цель достигнута, обратились в бегство.
На несколько минут тупик опустел.
Лави прыгнула к распростёртому телу и то ли заскулила, то ли завизжала. От этого звука у мальчика болезненно сжалось сердце. Затем кошка начала лизать своим шершавым языком неподвижное лицо с полузакрытыми глазами. Веки слегка дрогнули, из пересохших губ донёсся слабый стон.
– Жив! Ещё жив! – услышал Митя мысли верного создания.
А потом словно какие-то тени начали отделяться от земли рядом с юным царём, с каждой секундой становясь всё плотнее и всё более приобретая человеческие черты.
Лави зашипела на них, выгнув спину. Шерсть вдоль позвоночника встала дыбом.
– Кто это? – испуганно спросил мальчик.
– Ануннаки, духи земли и подземного царства, – тихо ответила Муська. – Они пришли за душой Бааза.
– О, великая Иштар, мать всего живого! – взмолилась Лави. – Спаси Бааза, исцели его, сохрани ему жизнь! Преклоняюсь пред твоей силой и взываю к твоему милосердию! Помоги! – глаза кошки наполнились слезами.
И вдруг в сиянии света явилась прекрасная дева. Длинные волосы струились по плечам и спине. Одежда из тонкой ткани развевалась от лёгкого дуновения ветра, обрисовывая контуры изящной фигуры. На драгоценных камнях, украшавших высокий головной убор, танцевали разноцветные искры. За спиной висели лук и колчан со стрелами. Богиня строго взглянула на Лави:
– Ты звала меня, кошка?
– Да, великая Иштар! Помоги! – и просительница почтительно склонила голову.
В это время ануннаки почти полностью воплотились и протянули руки к истекающему кровью Баазу.
– Замрите! – прикрикнула на них божественная воительница, и те тут же оцепенели.
– Знаешь ли ты, несчастная, что за подаренную жизнь нужно платить другой жизнью? Что, придя за умирающим, духи не могут возвратиться в подземное царство с пустыми руками?
– Знаю, о, милосердная! Возьми мою жизнь! Только спаси его! – воскликнула Лави.
– И тебе не страшно умирать? Ты готова ради него пожертвовать собой?
– Страшно! Но я готова! Я уже немолода, а он так юн. Я верю, что его ждут великие свершения. Помоги!
– Ну, хорошо. Конечно, жизнь кошки – неравноценная замена жизни человека, но всё же ануннаки не останутся ни с чем. Твою энергию они заберут с собой, а твоё тело смешается с землёй.
– Благодарю тебя, прекрасная Иштар! – вновь поклонилась Лави.
– И ещё, – немного подумав, проговорила богиня, – я хочу наградить тебя. За твою преданность, за то, что такая огромная любовь смогла уместиться в таком маленьком теле, ты не просто проживёшь девять жизней, как проживает их любая кошка, а в каждой своей последующей жизни будешь помнить все предыдущие, а потому очень многое узнаешь об этом мире и иногда даже сможешь разговаривать, когда возле тебя окажется подходящий для этого собеседник.
И тут, когда последний вздох уже готов был покинуть Лави, всё словно замерцало, стало расплываться, и Митя услышал голос Муськи:
– Это последнее, что я помню…
И Иштар, и Бааз, и Лави, и дома, и лунный свет, и звуки, и запахи поглотил густой туман. Мальчик поспешил взять на руки Муську, боясь, что и она исчезнет вместе со всем прочим.

Но тут тонкий луч прорезал клубящуюся ткань, и в прорехе показалась Иштар. Она пристально посмотрела на путешественников:
– Я вижу вас, прибывшие из ещё не случившегося. Я узнала тебя, Лави, хотя теперь тебя зовут совсем по-другому. Сквозь многие пласты времени явились вы сюда. Зачем?
– О, мудрая! – ответила Муська. – Много веков миновало, я прожила уже несколько жизней и все их, по твоей милости, помню. Но самый яркий след оставила во мне первая из них, та, которую я провела рядом с Баазом. И я до сих пор скучаю по нему. Как бы я хотела узнать, что стало с ним дальше, какую жизнь он прожил!
– Ты очень любопытна… А ты, – богиня кивнула Мите, – ты бы тоже хотел узнать это? Разве не любопытство привело тебя сюда?
– Да, хотел бы, – немного осмелев, мальчик взглянул в переливающиеся радужным светом глаза.
– Что ж, кое-что я вам расскажу.
Иштар на мгновение задумалась, а затем продолжила:
– Через пару минут после того, как жизнь покинула Лави, вернулся Ахо с сотоварищами и с удивлением обнаружил около тела юного царя мёртвую кошку. А потом с ещё большим удивлением и неописуемой радостью – то, что Бааз жив, а раны его не столь велики, как казалось, и вовсе не смертельны. Молодые люди подхватили своего господина и той же ночью покинули столицу. Добравшись до отдалённой провинции, затаились там до поры. В это время Луллайя, уверенный в смерти своего подопечного, устроил пожар в царских покоях, который, впрочем, быстро потушили. Но после него подданным предъявили обгоревший труп какого-то несчастного, выдав его за труп Бааза. По прошествии нескольких дней бывшего регента короновали.
– Как же так? – забеспокоилась Муська.
Иштар усмехнулась:
– Узурпатор недолго почивал на лаврах. Не прошло и года, как в столице стало известно, что объявился законный правитель, вокруг которого начали собираться многочисленные сторонники. Луллайя и раньше отличался жестокостью, а сев на трон, превратился в настоящего тирана. А потому многие желали его смещения.
– И это удалось? Бааза короновали? – глаза Мити загорелись.
– Да. Бааз взошёл на престол, приняв имя Кидин-Нинуа. Годы его правления были для ассирийцев годами благоденствия. В стране, как никогда, расцвели ремёсла и торговля.
– И он освободил рабов? Отменил рабство?
– Нет, конечно! – и Иштар, не удержавшись, рассмеялась. Митя почувствовал себя неловко, поняв, что смеются над ним, словно он сказал какую-то глупость.
– Почему вы смеётесь? Что не так?
Богиня перестала смеяться и очень серьёзно ответила:
– Ты ещё очень юн. Всему своё время. В Ассирии никому, даже царю, и в голову не могло прийти отменить рабство. Есть солнце и луна, небо и земля, день и ночь, свободный и раб. Таков порядок. Конечно, иногда, крайне редко, за какие-нибудь особые заслуги раба отпускали на волю. Но...
Разочарование, отразившееся на лице мальчика, было настолько выразительным, что губы Иштар дрогнули в еле сдерживаемой улыбке.
– Ах, как бы я хотела увидеть коронацию Бааза! – вмешалась в разговор Муська. – Хотя бы одним глазком!
Богиня подумала и произнесла:
– Что ж, я могу помочь. Но предупреждаю: это опасно. Вам придётся выйти за пределы воспоминаний и во плоти стать участниками событий. А значит, с вами может случиться что-нибудь плохое. И раны, и боль – всё будет по-настоящему. И если вы погибнете, то погибнете здесь, в далёкой для вас древности, и никогда не возвратитесь домой. Вы готовы к этому?
– Да! – глаза Муськи запылали от предвкушения.
– Ты ничуть не изменилась, Лави.
Но, заметив, как зябко поёжился от услышанного спутник кошки, спросила, внимательно глядя на него:
– А ты, Митя, согласен ли так рисковать, чтобы увидеть триумф незнакомого тебе человека?
Мальчик слегка замялся, но потом посмотрел на разволновавшуюся Муську:
– Согласен. Раз это так важно для неё. Да и мне интересно. Но ведь я не знаю аккадского языка…
– О! Это пусть тебя не тревожит. Всё будет так же, как было, когда вы путешествовали по воспоминаниям.
Иштар изобразила в воздухе какой-то знак, и у Мити на глазах кошка превратилась в девочку примерно его возраста. Длинные русые волосы были замысловато заплетены в косички, по вороту и подолу закрывавшей колени туники с разрезами по бокам был вышит причудливый орнамент, сандалии с высокими задниками закрывали пятку и часть стопы. Мальчик осмотрел себя и обнаружил, что одет примерно так же. Провёл рукой по волосам: они стали до плеч и удерживались тонким кожаным ремешком на лбу.
– Ну, точь-в-точь дети состоятельного торговца или ремесленника, – удовлетворённо проговорила богиня. – Именно в таком облике вы меньше всего будете привлекать к себе лишнее внимание… Да, имена, вам нужно подобрать подходящие имена.
– Меня будут звать Милта, – Муська взглянула на Митю: – А его – Макко. Хорошее имя и ему подходит.
Мальчик кивнул.
– Сейчас вы окажетесь рядом с лагерем Бааза и его сторонников недалеко от Ашшура за три с небольшим недели до коронации. Не забывайте об осторожности! – и Иштар звонко хлопнула в ладоши.
 В тот же миг туман пошёл рябью, путешественников закружило, словно всасывая в гигантскую воронку, а затем вытолкнуло на землю, покрытую редкой травой.

*   *   *

Вал и неглубокий ров по периметру лагеря защищали собравшихся в нём людей от возможных атак. Когда путники пришли сюда на рассвете, дозорный задремал, и те проскользнули незамеченными. А потом к ним уже никто не проявлял особого интереса: они были далеко не единственными детьми тут. Им сразу нашлось дело: друзья ухаживали за лошадьми, таскали провизию в походную кухню и выполняли различные мелкие поручения. Очень быстро Макко и Милта, как их все здесь называли, освоились среди многочисленных палаток, колесниц и повозок со снаряжением и фуражом. Посредине лагеря возвышался богато украшенный шатёр юного царя, которого за три прошедших дня путешественники видели несколько раз, но только издалека. Одет он был почти так же, как и прочие воины: в длинную рубаху до колен с нашитыми на неё металлическими пластинами, узкие штаны заправлены в высокие мягкие сапоги.
Муська при каждом удобном случае старалась оказаться возле царского шатра, всякий раз удивляя Митю своей способностью получать задания поблизости от него.
– Лазутчик до сих пор не вернулся? – девочка услышала голос Ахо и осторожно выглянула из-за палатки. Двоюродный брат Бааза возмужал, приобрёл осанку закалённого воина, во всём его облике сквозили твёрдость и уверенность в себе.
– Нет, – ответил незнакомый Милте военачальник.
– Нам просто необходимо связаться с нашими сторонниками в Ашшуре, и как можно скорее.
– Конечно. Но это уже третий невернувшийся лазутчик. По приказу Луллайя досмотр при входе в столицу ужесточился. При малейшем подозрении всех отправляют в тюрьму. И это ещё в лучшем случае.
– Однако… – собеседники продолжили путь и через минуту скрылись в шатре.
Муська срочно разыскала Митю.
– Пойдём, предложим свою помощь! – она схватила мальчика за руку, увлекая его за собой. – Я знаю, как проникнуть в город незамеченными. Мы с Баазом несколько раз пользовались этим способом, когда мой хозяин был маленьким. Но когда ему исполнилось семь лет, Луллайя усилил надзор за ним, и наши вылазки прекратились. Вероятно, Бааз уже не помнит о них.
– Но ты же говорила, что негоже в прошлое вмешиваться.
Короткая пауза, озорной блеск зелёных глаз, и прозвучал уверенный ответ:
– А кто сказал, что наше пребывание здесь и наша помощь не были частью истории?
– Но как ты объяснишь, откуда тебе известно про лазутчиков? – уже соглашаясь, всё же спросил мальчик.
– Не волнуйся, придумаю что-нибудь. Ну, пойдём же быстрее!

Стража при входе в шатёр преградила детям путь.
– Передайте государю и господину Ахо, что мы можем помочь! – не отступала девочка.
– Чем же вы можете помочь? – рассмеялись стражники. – Лучше идите подобру-поздорову пока не поздно.
– Мы не уйдём! – упрямства Муське было не занимать.
– Что случилось? – на шум из шатра вышел Ахо.
– Выслушайте нас! Мы хотим помочь!
– Хорошо. Но, если окажется, что вы зря побеспокоили царя, вас ждёт суровое наказание. А потом велел воинам: – Пропустите их!

Кресло, в котором сидел Бааз, стояло на возвышении в глубине шатра, на лицо законного правителя падала тень. Вокруг столпилось с десяток военачальников. Ахо встал по правую руку государя.
– Говорите, – произнёс он.
– Я Милта, а это мой брат Макко. Я случайно услышала, что вам нужен лазутчик, чтобы связаться со сторонниками в Ашшуре. Мы можем стать такими лазутчиками. Мы знаем, как незаметно пробраться в город.
– Случайно услышала? – в голосе Ахо проскользнули гневные нотки. – То есть подслушала? Посмела подслушать?!
– Нет! Так получилось случайно! Мы очень хотим помочь! Очень хотим, чтобы господин Бааз воцарился и правил в Ассирии!
Это прозвучало так эмоционально и искренне, что Митя заметил, как смягчился взгляд темноволосого родича царя.
– А почему же вы этого так хотите? Что заставляет вас ради этого так рисковать собой? – спросил лысый жрец, появившийся из-за полога, разделявшего шатёр на две части.
– Луллайю в последнее время везде мерещатся заговоры и измена. По его приказу арестовывают и бросают в тюрьму и правых, и виноватых, даже не пытаясь в чём-либо разобраться. А иногда и казнят на месте. Не щадят и семьи несчастных, – повторил мальчик то, что неоднократно слышал, находясь в лагере. – Вот и нашего отца арестовали, а мы вынуждены были бежать из столицы.
– Но как же вы намерены проникнуть в Ашшур? – вновь вступил в разговор Ахо.
– В городской стене, в северной её части, есть узкий лаз. Он зарос можжевельником, поэтому совсем не заметен ни внутри, ни снаружи, и о нём почти никто не знает, – начала объяснять Муська.
– Укажите нам точное место, и мы отправим подготовленного лазутчика.
– Взрослый не сможет там пролезть! Лаз очень узкий, протиснуться в него сумеет только ребёнок.
– А вам откуда известно о нём? – Бааз наклонился вперёд, его лицо стало хорошо видно в лучах закатного солнца, проникавших в шатёр. Пронзительный взгляд синих глаз остановился на детях.
– Нам очень давно, когда мы были ещё совсем маленькими, рассказал о нём наш отец и велел держать это знание в секрете. Больше он ничего не добавил, но иногда мы играли там, придумывая разные истории.
Мите показалось, что царь не слишком поверил словам девочки, но промолчал, и его лицо опять скрылось в тени.

Можжевельник разросся ещё сильнее, чем помнила Муська, и утром следующего дня, пробираясь в столицу, юные лазутчики довольно сильно расцарапали себе руки и ноги. Но их миссия удалась, и это было главное. Они передали свиток с посланием и вернулись в лагерь с ответом. После этого дети отправлялись в Ашшур почти каждый день, и нередко по прибытии назад их вызывали в шатёр, чтобы брат и сестра отчитались о том, что видели и слышали на улицах. И вскоре путешественники стали не просто связными, но и разведчиками, старавшимися в подробностях узнать и запомнить количество, вооружение и расположение городского гарнизона.

В глазах Милты плясали радостные искорки, как это бывало всегда в присутствии Бааза, но голос звучал спокойно и ровно:
– Не думаю, что понадобится сражаться. И знать, и ремесленники, и торговцы, и гарнизон, начиная от военачальников и заканчивая простыми солдатами, ждут, когда законный правитель войдёт в город и займёт своё место на троне. Тирания Луллайя лишила свободных жителей слишком многих привилегий, к тому же постоянно заставляет их бояться за свою жизнь и жизнь близких.
– Ты не думаешь! – усмехнулся Ахо. – А ты не думаешь, что ваше дело докладывать, а не высказывать своё мнение?
Девочка смутилась, поняв, что проявила излишнюю дерзость, и опустила голову, но через секунду, взглянув в лицо приближённого царя, увидела, что тот и не собирается сердиться. Макко заступился за сестру:
– Простите её. Она не хотела ничего плохого.
– Идите, – невольная улыбка тронула губы Бааза.

Накануне того дня, когда собравшееся под Ашшуром войско двинулось к нему, Муська и Митя вновь отправились в столицу, чтобы передать последние распоряжения и ждать там царя и его приближённых. Солнце едва осветило башни, зубчатые стены из оштукатуренного сырцового кирпича и крепкие ворота, когда первые стройные ряды почти достигли расстояния полёта стрелы. Голоса труб прорезали утренний воздух. Внутри города повисла напряжённая тишина. А потом, как и предсказывала Милта, ворота распахнулись, и делегация самых уважаемых жителей вышла навстречу правителю, неся ключи от городских ворот на украшенной бахромой атласной подушечке.

Через неделю, в день коронации, улицы были переполнены празднично разодетыми горожанами. Все ликовали, казалось, совершенно позабыв о сбежавшем Луллайя и исчезнувших в неизвестном направлении вместе с ним нескольких его приближённых. В окна домов вдоль дороги процессий выглядывало множество лиц, места на крышах занимались ещё с вечера.
Из ворот дворца выехала высокая двухъярусная платформа на колёсах, запряжённая лошадьми, на которой в разукрашенном кресле под балдахином сидел Бааз. На первом ярусе стоял, гордо выпрямившись, Ахо. Знать следовала за ними на колесницах. Царский поезд окружали многочисленные копейщики и мечники. Народу в этот важный день разрешили лицезреть государя, а потому все радостно приветствовали его. Некоторые женщины бросали под ноги людям и лошадям цветы.
Митя и Муська, лишь одним глазком взглянув на торжественную процессию, ловко пробрались вперёд, к храму Ашшура, где должна была проходить коронация, и проскользнули внутрь. Там они спрятались за колонной, встав так, чтобы им было хорошо видно всё, что будет происходить у алтаря, за которым был установлен массивный трон.
Вскоре храм наполнился людьми, заиграли арфы. Затем всё смолкло, и главный жрец начал произносить какие-то слова. Мальчику показалось, что молитвы и наставления чередуются друг с другом. Закончив говорить, жрец надел на Бааза пурпурный плащ, проведя его под мышкой правой руки и скрепив на левом плече.
– Это не просто плащ, это конас – знак царского достоинства, – прошептала девочка.
Правитель прошествовал к трону и сел на него, а жрец, проследовав за ним, провозгласил:
– Да славится Кидин-Нинуа, величайший из царей! – и водрузил на голову юноши высокий конический головной убор с небольшим золотым навершием на макушке в форме башенки. Сзади на спину спускались пурпурные ленты с золотой бахромой на концах.
– Кидарис, – опять прокомментировала Муська и, когда стало ясно, что церемония подходит к концу, потянула Митю из храма. Снаружи они расположились поближе к дверям, ожидая выхода царя и его свиты.
Но не успели те ступить на крыльцо храма, как так же, как это уже бывало прежде, всё замерцало, начало расплываться, и рядом с собой мальчик увидел не русоволосую девочку, а дымчатую кошку. Последнее, что услышали путешественники, это изумлённый возглас Бааза:
– Смотри, Ахо, это же Лави!
– Тебе померещилось, государь. Лави уже давно мертва, а ты до сих пор вспоминаешь о ней.
– Разве я могу забыть ту, которая была мне настоящим другом и не раз спасала мою жизнь?

*   *   *

Митя огляделся. Они с Муськой вновь были в его комнате. Кошка погрузилась в глубокую задумчивость, и мальчик не стал тревожить её. Вместо этого тихо вышел за дверь и направился к бабушке, которая, сидя за столом, читала какую-то книгу. Посмотрев на него поверх очков, та всплеснула руками:
– Где же ты весь так исцарапался?! Ведь даже на улицу не выходил!