Провожатый. Пролог

Время покажется тебе не продавцом песка, пускающим все прахом, — жнецом, увязывающим тугой сноп.
А. де Сент-Экзюпери

Я всегда видел то, что другие не видели, а того, что видели другие, я не видел.
Сальвадор Дали

Иногда жизни приходится заниматься смертью, иногда смерти приходится забывать, что она — смерть.
Сергей Роганов

Вымирают не только редкие виды животных, но и редкие виды чувств.
Дж. Фаулз

   …нашёлся кто-то, кто не дал бы мне забыть. Я прочёл так много книг, но едва ли понял, о чём они. Я не знаю, сколько мне осталось, не знаю, когда я пойму истину, ради которой пришёл, но теперь я сделал для её постижения всё, что мог.
   Я с сожалением и ужасом наблюдаю, как люди вокруг меня сходят с ума. Их всё возрастающее число на единицу площади пугает их самих, как напугало бы бодибилдера его стремительно оплывающее тело. Каждый день в поисках свободного пространства, где я смогу притулиться для короткого предофисного сна, мне приходится проталкиваться сквозь смрадные внутренности толпы, заполняющей общественный транспорт. Я вижу опустившиеся уголки их губ, упрямый до отупения взгляд — и слышу скрежет ключей в замочных скважинах их внутреннего мира. Они прячут себя в тесных комнатушках молчания, зная, что в какофонии миллиардов голосов они не услышат и ноты сочувствия. В противовес безумной скорости сегодняшнего дня их собственная скорость приближается к нулю. Для каждого из них открыться — значит, взорваться и, подобно зерну кукурузы в автомате для попкорна, вывернуть наизнанку с таким трудом построенную благонадёжность.
   Эта перенаселённость добралась и до меня. Я почти не занимаюсь любовью с женой. Моим супружеским ложем стала узкая исповедальня душевой кабины, в которой я скоротечно и стыдливо отпускаю себе грехи. Я люблю свою женщину — но в одной из мизерных ячеек неотличимой от других многоэтажки, что, словно гигантское осиное гнездо, притаилась под безразличным ко всему небом, она перестала быть Любимой и превратилась в Ещё-Одну-Особь на тесной территории прайда. Я избегаю её, как и всех прочих, инстинктивно закрывая своё нутро с пересохшим от жажды свободы горлом.
   Моё отражение в зеркале всё чаще смотрит на меня глазами моего отца. Мы были не слишком похожи, пока он был жив, но сейчас усталость и затравленность, агрессивность и одиночество старательно гримируют меня до полного сходства.
   У меня на лбу, как клеймо, как значок автомобильного бренда, вдавленный неумолимой решёткой радиатора в тело попавшего под колеса, проступает приговор, диагноз, истина — такой же, как все.
   Каждую ночь я бегу по грязно-белым от цементной пыли улицам и просыпаюсь лишь тогда, когда мои губы целуют шершавое чело моего тупика.
   Поэтому…