Развод главы 7-я, 8-я, 9-я

РАЗВОД


Глава седьмая

Через неделю после приезда Каманина домой, папа предложил поехать на места Ленских расстрелов.
Как раз подошла годовщина тех трагических событий и там планировался митинг. Комбинат выделил автобусы для многочисленных желающих посетить эти места.
Папа много рассказывал о них в вечерних беседах и Каманину под впечатлением его рассказов захотелось увидеть по-настоящему суровую зимнюю тайгу. Он цеплялся за любую возможность не сидеть дома в одиночестве со своими мыслями. Ему требовалось как-то уйти от себя. Быть в кругу людей, с кем-нибудь говорить, а не сидеть дома в одиночестве, тупо уставясь в телевизор или книгу, которые ни граммом не откладывались в его мозгу.

Аркадий Иванович приехал в точно назначенное время.
Папа, мама и Каманин сели в машину, понёсшуюся в сторону Ленских приисков по заснеженной таёжной дороге. 
Ехать пришлось около трёх часов. Дорога вилась среди сопок, но здесь их называли гольцами. Каманин не знал откуда взялось такое название. Но эти гольцы с редкими лиственницами и березами на скалистых склонах и в самом деле выглядели голыми. Их заснеженные вершины величественно возвышались по обе стороны дороги и уходили вдаль насколько хватал глаз.
Огромные скалы нависали над дорогой и каким-то чудом за них цеплялись корнями громадные сосны и лиственницы. По укатанной дороге машина шла легко и на ней почти не трясло. Аркадий Иванович вёл «Волгу» аккуратно и во всех его движениях чувствовалась уверенность. Не первый и, наверное, не в сотый раз он преодолевал этот путь.
По дну ущелья протекала речка Бодайбинка. Её присутствие при таких морозах определялось только по толстому слою льда. Но везде чувствовалось присутствие человека.
Берега Бодайбинки выглядели безобразно изуродованными. Громадные отвалы камней, среди которых виднелись только скудные, жалкие кустики какой-то растительности. Папа, видя разочарованные взгляды сына, принялся объяснять:
- Да, мы разрушаем природу, переворачивая весь этот грунт. Может быть лет через двести, триста, тайга сама восстановит свой первоначальный вид. А пока и я, и ты, и наши внуки будем наблюдать этот лунный пейзаж. Зато я с уверенностью могу сказать, что золота здесь уже нет. Мы прошли эти места дважды по старым разработкам и выкачали всё возможное из этих мест. Вон на той драге несколько дней назад отмыли самородок почти в триста граммов. Каким-то образом его в своё время пропустили старатели. А мы с нашей технологией подбираем то, что они оставили и успешно выполняем свои планы.
Свернув с накатанной трассы, машина подъехала к работающей драге
Драга ковшами вгрызалась в мёрзлый грунт. Вокруг стоял лязг и грохот. За собой же она оставляла перемытую породу, составляющую те лунные пейзажи, которые машина только что проехала.
За папиными рассказами о тайге, о золоте, о его добыче незаметно пролетели три часа.
Каманин с папой сидели на заднем сидении, а мамочка впереди. Поэтому ничего им не мешало разговаривать, а Аркадий Иванович временами показывал на красивейшие места, встречающиеся вдоль дороги.

Место митинга представляла собой огромная поляна, посередине которой стоял знаменитый памятник. Дань памяти современных золотоискателей своим предшественникам.
Людей собралось очень много. Народ приехал не только из Бодайбо, но и из окрестных приисков.
Папу сразу окружили и увели в сторону трибун, а Каманин с мамой остались вдвоём среди множества людей.
Погода стояла на удивление замечательная. Безоблачное синее небо, небольшой морозец, яркое солнце и чистейший воздух.
В стороне от памятника установили множество столов, вокруг которых и собралось большинство людей. Мама предложил сыну пройти туда. Времени после завтрака прошло достаточно, поэтому требовалось подкрепиться.
Маму тут все знали. Она то и дело здоровалась и отвечала на множество вопросов, а Каманин с интересом наблюдал за людьми, смеющихся от души и без стеснения танцующих и поющих.
Но тут из этой толпы веселящегося народа его окликнули. От неожиданности он даже вздрогнул. К нему, улыбаясь и с объятиями, как к старому знакомому, приближались главный бухгалтер и главный экономист в окружении всё тех же пышнотелых спутниц. Василь Васильевич и Пётр Викторович вспомнил их имена Каманин.
- А ты правильно сделал, что решил приехать сюда, - Василь Васильевич по-дружески похлопал Каманина по плечу. -  Смотри, как народ гуляет, - широко повёл он рукой.
А вокруг действительно стояло настоящее веселье.
Каманин думал, что он приедет на митинг, посвящённый трагическому событию, и его атмосфера станет схожей с кладбищенской.
А тут, наоборот. Всенародное гулянье. Захоронение находилось в другом месте, недалеко в ухоженной пихтовой роще. Они потом туда позже подъехали.
- Наверное, проголодались, пока ехали, - в один голос заговорили дородные тётеньки. - Милости просим к нашим столам, - обнимая маму и оробевшего её сына радостно зазывали они.
И тут началось. Маму срочно оттеснили, а Каманина потянули к столам.

***

Вообще-то, у Каманина создалось впечатление, что в Бодайбо только едят и это у них тут главный вид спорта.
Мама чуть ли не каждый час спрашивала своего ненаглядного сыночка, не голоден ли он. Вечерами к ним заходили мамины подруги поговорить, ну и посплетничать, конечно. И каждая из них приносила какой-нибудь свёрток, кастрюлю или с наивкуснейшими блюдами и тортами. Разговоры велись сначала на кухне, а потом женщины переходили в гостиную и там всё это мероприятие продолжалось. Каманин уже чувствовал, что прибавил несколько килограммов в весе, а мамины подруги только сочувствовали ей:
- И какой же он у Вас всё-таки худенький, - Каманин, конечно, понимал, что хорошего человека должно быть много. Но не настолько же!
Потом подружки уединялись и о чём-то энергично шушукались с мамой. Каманин только догадывался о теме их разговоров по маминым вздохам.
- Как же ты один-то жить будешь дальше. Ведь не сможешь же. А здесь столько прекрасных женщин. Сходил бы куда. Познакомился бы с кем-нибудь, - как-то раз начала мама после очередного визита подружек.
- Мам. Ну что ты! Из огня, да в полымя… - удивился Каманин. - Дай хоть очухаться от всего пережитого. Не время мне ещё думать об этом. Да и желания нет никакого. Сначала надо разобраться во всём. Главное же дети. Как быть с ними. Мне нужно время. А там уже можно будет поговорить и о женщинах. Но только не сейчас, - отмахнулся он от мамы.
Разговор на этом закончился, но добродетельные свахи свои визиты не прекращали, а мама, как и прежде, вздыхала вечерами, глядя на понурого сына с книжкой в руках.

***

Вот и сейчас старые знакомые по гостинице потянули Каманина к столам, уставленными различными закусками и множеством бутылок.
- Где же ты пропал? – сочувственно интересовался Василь Васильевич. - Нигде тебя не видно и не слышно. Живёшь, как в заточении. Мы перед Владимиром Даниловичем этот вопрос обязательно заострим. Ты же не девка, чтобы себя держать в заточении. Это непорядок. Это надо срочно исправлять, - и путь исправления тут же нашёлся.
Один из доброжелателей держал в руке стакан, а другой тарелку с жареным мясом, помидорчиками и огурчиками, источающими невероятный аромат.
Каманин в растерянности от таких предложений оглянулся. Но мама отвлеклась разговорами со своими подругами. Они уже ели точно такие же куски этого самого дымящегося мяса. Но доза в руках главного исправляльщика Василь Васильевича, убивала.
- А мы уже давно усугубили, - с прежним дружелюбием протягивал тарелку Пётр Викторович.
- Ты не переживай. От мамочки мы тебя спрячем. Всё сделаем честь по чести. И отец в обиде не будет, - и Василь Васильевич настойчиво пытался всучить Каманину стакан.
- Но не пью я такими дозами, - нерешительно попытался отказаться от смертельной дозы Каманин.
- А ты не волнуйся, - торопливо согласился Василь Васильевич, - сейчас мы всё отполовиним. Петя, - обратился он к своему подельнику, - а где другая половина?
- Да вот же она, на столе, - указал Пётр Викторович на стол, где стояла отполовиненная бутылка.
- А что это я один? – не сдавался Каманин. - Давайте тогда уже вместе выпьем, - оглядел Каманин своих новых друзей.
Мужикам второй раз предлагать не пришлось.
В руках у них тут же появились стаканы. Каманин быстро разлил, предложенную ему дозу на три части. Они чокнулись и выпили. И, о-о-о! С каким удовольствием Каманин впился в аппетитный, ароматный кусок мяса, зазывно смотревший на него с предложенной тарелки, но мама уже оказалась рядом.
- Василь Василич, – протиснулась она к сыну, – а чем вы тут занимаетесь? Вы Вову до какого состояния накачали в прошлый раз? И в чём вы мне тогда кровно клялись? Вот если вы свои клятвы сегодня нарушите, я завтра с вами обоими буду иметь очень неприятный разговор. Понятно? А то смотрите! - грозно налетела она на собеседников Каманина. - А то глянь на них, они уже и за ребёночка моего взялись, - с возмущением выговаривала она Василь Васильичу и Петру Викторовичу.
Мужики принялись клятвенно заверять её, что подобной истории больше никогда в жизни не повторится, а когда успокоенная мама удалилась к подругам, вновь повторили тот же заход со стаканом.
Каманин с удовольствием доел мясо, раскрыл фотоаппарат и запечатлел всех присутствующих.
И мужиков с их друзьями и подруг и папу на трибуне. А потом кто-то сфотографировал и его с мамой. Больше с выпивкой никто не приставал, но зато от разносолов Каманин не отказывался.

От впечатлений, полученных на митинге и разговорами обо всём увиденном, дорога домой оказалась намного короче. Они заехали на источники. Набрали в канистры холодной чистейшей, бьющей из скалы, воды, которая даже в такие морозы, которые царят зимами в этих местах, не перемерзала.
Папа завтра уезжал по делам в Москву, и поэтому сегодня они решили лечь спать пораньше.
Так хорошо Каманин не спал последние три месяца.

Глава восьмая

Утром, как всегда, Каманина разбудило папино пение:
- Не кочегары мы не плотники ...
- Доброе утро, сынок, - бодро проговорил он, увидев заглядывающего на кухню сына, не переставая колдовать над жезвейкой.
Запах кофе уже разносился по всей квартире. Такой крепкий кофе по утрам мог пить только папа.
- Пора в путь дорогу, пора … - напевал дальше папа.
Свой походный чемодан папа сам собрал с вечера. Только дорожный костюм оставался разложенным на диване. Когда это он только всё успел? Ведь спать же ложились вместе.
Мама чинно вышла из спальни:
- Что, уже песни с утра? Рад не рад, что удирает от нас, - ворчала она, но принялась укладывать недостающие вещи в чемодан.
- Завтрак готов. Идите кушать, - послышалось из кухни.
Каманин уже так привык к этим утренним завтракам, что, глядя на бодрого папу, невольно проникся маминым настроением. Ему так не хотелось, чтобы папа уезжал. Он уже так привык за это короткое время, что папа всегда рядом. Что он бывает грустен и весел, грозен и сентиментален. Каманин уже предчувствовал ту тоску и одиночество, которое настанет после его отъезда.
Невольно что-то сильно кольнуло в груди. Сердце как-то замерло на мгновение и опять учащённо забилось. Что-то часто он последнее время начал ощущать сердце у себя в груди. Да, события последних месяцев давали о себе знать, но откинув от себя эти неприятные ощущения, он обнял папу, пытающегося успокоить маму:
- Не грустите. Чего носы повесили? Через недельку опять будем вместе. Мамочка! Ну что ты, родная. Не надо так, - и папа, приобняв маму, поцеловал её.
Раздался стук в дверь. Это уже подъехал Аркадий Иванович.
- Ну, всё! Пора собираться. Давайте присядем на дорожку и в путь, - уже весело предложил папа.
Они присели. Помолчали. Папа ещё раз приобнял маму и погрозил сыну пальцем:
- А ты, дорогой, смотри мне тут. Держись. Не рассиропливайся. Вся жизнь впереди, - и, подхватив чемодан, пошёл к выходу.
Мама раскрыла шторы на веранде и из окна смотрела, как папа на прощанье махнул рукой, сел в машину, и она скрылась за углом.
- Ну вот. Опять мы одни. Пора собираться на работу, - тяжело вздохнула мама.

Через некоторое время Аркадий Иванович вернулся, зашёл в квартиру и рассказал маме, как улетел папа, а потом повёз её на работу. Хотя до этой работы от силы идти десять минут пешком, но по традиции, заведённой папой, она ездила на работу с Аркадием Ивановичем.
Вот теперь уж точно, Каманин остался один на один со своими мыслями и переживаниями. Тоска! Хоть волком вой.
Он прошёл в кладовую, где хранились все семейные запасы. В одном из многочисленных ящиков нашёл бутылку «Токайского», налил себе стакан и опрокинул его в себя. Сел на кухне, тупо гляди в окно, и поймал себя на том, что в голове нет ни единой мысли. Абсолютная тишина. Что же, хорошо! Допил бутылку, оделся и вышел во двор.
Настроение улучшилось. Погодка стояла отличная. Наверное, днём может быть и плюсовая температура. А пока небольшой морозец пощипывал щёки.
Каманин огляделся. Что бы ещё сделать? Из второй половины дома вышел сосед.
Папа про него рассказывал, что это главный инженер.
В своё время папа заставил его учиться, вытащил из трактористов и недавно назначил на должность главного инженера. Говорил, что это очень толковый и перспективный человек.
- Сосед, ты чего это застыл, как памятник? Заходи, потолкуем, - попытался бодро прокричать главный инженер.
Но что-то у него это плохо получалось. По его опухшей физиономии Каманин сразу заметил, что с памятником он точно вчера встречался.
- Да вот думаю, чем бы заняться, - Каманин нерешительно осмотрелся.
- А ты не думай. Ты просто заходи. Дома никого. Моя приедет только через неделю.

Дома главный инженер и вправду находился один. Квартира являлась зеркальным отображением папиной, но только какой-то неуютной. У папы с мамой везде порядок, чистота… А тут всё раскидано и разбросано. Даже точно такой же югославский кухонный гарнитур и тот смотрелся по-другому.
На кухне на полу стоял открытый ящик шампанского, а на столе трёхлитровая банка с прозрачной белой жидкостью, похожей на воду и разбросанная закуска.
- Заходи. Не стесняйся. Я тут один уже неделю. Галка уехала на какие-то курсы в Иркутск, а у меня неделя отгула. Вот я немного и расслабляюсь, - пыхтел он, наливая из банки прозрачную субстанцию по хрустальным стаканам, в беспорядке стоящих на столе. – Чистяк, - сосед исподлобья посмотрел на Каманина, увидев его удивлённый взгляд. - Пил когда-нибудь? Или разбавить? Щас сделаем, - при этом он пьяно мотнул головой.
Достав бутылку шампанского из ящика, он небрежно открыл её и наполнил стаканы.
- «Северное сияние» называется, - бормотал он заплетающимся языком. - Я вчера с мужиками так насиялся, что сегодня тяжеловато, - и взъерошил не расчёсанные волосы у себя голове. – На, прими. Поддержи компанию. – Попросил он, протягивая Каманину стакан.
- А что? Давай, - залихватски отреагировал тот на предложение соседа, забирая стакан и, как и то утреннее вино, опрокинул его в себя.
Эффект поразительный. Через полчаса Каманин от Вовы не отличался. Они уже сидели в обнимку и доказывали друг другу у кого работа лучше.
Вова доказывал, что море это - говно, а лучше копать золото. Что жена у Каманина дура, что бросила его, а Галка у него самая умная, она такой глупости никогда не совершит, потому что знает цену жизни.
Потом они говорили про тайгу, рыбалку и чуть ли не про то, что есть ли жизнь на Марсе.
Когда в окна начали пробиваться сумерки и пришлось зажечь свет, Каманин понял, что уже поздно. Надо возвращаться домой. На столе оставалась ополовиненная банка со спиртом и несколько пустых бутылок из-под шампанского. А Вова всё пытался объяснить Каманину, как надо правильно охотиться на медведя, как его надо выманивать из берлоги и как не повредить его шкуру.
Но Каманин нутром чувствовал, что ему надо домой. Он был уже никакой.
Они ещё долго стояли, опираясь друг на друга на крыльце, объясняя со слезами на глазах, какие они замечательные парни, а потом Каманин по стеночке прошкрёбся к своему крыльцу.
Мама, увидев такое припёршееся счастье, всплеснула руками:
- Бог ты мой! Где это ты так надрался? – в недоумении смотрела она на сына.
- Там, - Каманин махнул рукой в непонятном направлении. - Щас спать пойду, - но, снимая унт, грохнулся на пол и на четвереньках дополз до своей кровати, где моментально заснул.
Мама только в ужасе молча смотрела на такое явление природы.
Она раздела сына, укрыла его одеялом и, причитая о том, что до чего это Лёшечка себя доводит и, что она завтра задаст этому алкашу Кочеткову, ушла досматривать телевизор.

И так продолжалось несколько дней. Всё для Каманина проходила в каком-то тумане. Какие-то люди, какие-то знакомые, квартиры, дома и везде пьют, везде водка, звон стаканов и бульканье из бутылок. А лучше на душе не становилось.
А когда ночью после дня пьянства, Каманин просыпался попить воды, то ему мерещилось одно и то же. Эти мысли сверлили и раздирали его мозг:
- Меня бросили. Я никчёмность и ничтожество. Я недостоин жить и сосуществовать с нормальными людьми. Я тряпка, об которую вытерли ноги и выбросили. Как быть дальше? Что будет дальше с моими детьми? Когда я их снова увижу? Как мне дальше жить? Что же надо сделать для того, чтобы быть таким же счастливым, как и прежде?
Тоска и отчаяние раздирали Каманина. Он покрывался холодным потом.
Сердце билось так, как ему самому хотелось. Иной раз оно стояло по несколько секунд. У Каманина начинала кружилась голова, темнеть в глазах и он мог даже мог упасть от этого, а потом оно начинало биться вновь с бешенной скоростью.
Сон пропал. И только после очередного принятого стакана Каманин засыпал. Но опять скоро просыпался и в вечной темноте его раздирали те же самые вопросы. Не мог он найти на них ответа. Голова лопалась от идиотских мыслей и идей. Вплоть до того:
- А не повеситься ли мне снова?
И только мамин вид, её присутствие как-то успокаивали Каманина. Она здорово обиделась на сына за его недостойное поведение и не разговаривала с ним. На её месте такого идиота, как её ненаглядный сыночек, Каманин сам бы растерзал своими руками, а она хранила молчание. Только иногда подходила к его кровати, где он притворялся спящим и подолгу смотрела на своего старшенького. А потом, тяжело вздохнув, уходила к себе в комнату.

И всё-таки Каманин себя победил. Он заставил себя залезть в горяченную ванну. Долго мылил и тёр себя дрожащими руками, то обливаясь то кипятком, то ледяной водой. А потом пил крепкий и ароматный чай, стараясь удержать в вибрирующих руках стакан.
Когда вечером мама пришла с работы и посмотрела на него, то улыбнулась и сказала с тоном вопроса в голосе:
- Всё? Одумался? Не будешь больше терзаться? Всё не можешь её забыть? Успокойся. Будь хорошим мальчиком. У тебя всё будет хорошо. У тебя всё будет ещё лучше, чем прежде. Всё у тебя будет. И дом, и семья, и дети, и красавица жена. Только ты не отчаивайся. Только будь самим собой. Добрым, ласковым и нежным. Держи себя в руках. Ты же вон какой у меня здоровый мужик, - и, слегка шлёпнув сына по затылку, прижала его голову к себе.
Вот тут и кончился весь здоровый мужик. Каманин заплакал. Он плакал так, как, наверное, никогда в детстве не плакал. Сначала слёзы лились сами собой, потом со всхлипом и в голос. Каманина сотрясало и колотило от этих рыданий. Все его трёхмесячные переживания сейчас выливались из него.
Мама только гладила его по голове, приговаривая успокаивающие слова, а потом отвела в комнату и уложила на диван.
Голова Каманина лежала у неё на коленях. Она её гладила, успокаивая сына самыми нежными словами, наверное, теми, что успокаивала его, после детских неудач. Да он и в правду чувствовал себя сейчас, как ребёнок, только ростом выше, да весом больше. А так, прежний её сынок. Такой же маленький и беззащитный. И его надо, как когда-то давным-давно, точно так же успокоить и обогреть.
А Каманин обливал её колени горючими слезами, льющиеся из него водопадом.
- Поплачь, поплачь. Вылей из себя горе. Тебе станет полегче, - нежно приговаривала мама.
А потом Каманин долго отмывал свою, распухшую от слёз и пьянки физиономию холодной водой, и они допоздна сидели на кухне и пили чай.
Каманина, как прорвало. Он рассказывал и рассказывал обо всех своих переживаниях за последние три месяца, а мама внимательно слушала, иногда вставляя свои добрые пожелания. После того, как Каманин выговорился и умолк, она уложила его в кровать и поцеловала:
- Спокойной ночи, сынок. Пусть тебе снятся только хорошие сны, - и, потушив свет, тихо вышла из комнаты.
А Каманину и вправду приснилось ромашковое поле и мама в своём синем цветастом платье.

Глава девятая

- Сыно-о-к. С добрым утром. Просыпайся, родной, - Каманин от таких родных и ласковых голосов в недоумении открыл глаза.
Передо ним стояли папа с мамой. По судовой привычке, он уже собрался подскочить, одеваться и бежать в машину. Там так просто не будят. Значит, что-то случилось. А тут перед ним стояли родители и доброжелательно улыбались. Когда они увидели, что их сын открыл глаза то, хором запели:

   Как на Алёшины именины испекли мы каравай
   Вот такой ширины, вот такой вышины.
   Каравай, каравай кого хочешь выбирай
   Я люблю, конечно, всех, - спел папа.
   Но Алёшу, больше всех, - допела мама.
 
- С днём рождения, сынок! – уже вдвоём исполнили они и бросились обнимать своего сыночка, наперебой целуя его.
- А ты помнишь, какой он был маленький и тёпленький? – говорил папа.
- А волосишки беленькие и лохматые, - вторила ему мама.
- С днём рождения, родной! – радовались и светились от улыбок лица родителей.
Ведь Каманин же их первенец. И этот день, когда он появился на свет, навечно останется в их родительской памяти.
Мгновенно в мозгу пронёсся день, когда Каманин узнал о рождении своего первенца. Сердце резанула боль. Но рядом находились его самые любимые и дорогие люди, поэтому он в мгновенно откинул вновь заволакивающую мозг хандру и увидел только их улыбки и неподдельное счастье в родительских глазах.
А потом ему дарили подарки, которые папа выбрал для своего сына в Москве.
Каманин давно не ощущал себя таким счастливым.
Ведь как раньше проходили такие дни? Жена холодно поцелует, что-нибудь пробурчит и всучит какую-нибудь мелочёвку, а на судне друзья-товарищи вынудят накрыть стол и нажрутся водки, забыв по какому поводу они её радёмую глушили.

Папа прилетел первым рейсом. Вот это он дрых! А теперь родителям надо идти на работу, а ему вновь оставаться в одиночестве дома.
- Сынок, ты распакуй там багаж, - попросил, уходя папа, - там много чего есть на сегодняшний вечер. Что сможешь, то сам приготовь. Мы не будем долго задерживаться.
- Вов? - просительно посмотрела мама на папу. - А что я там буду делать на этой работе? – мама вопросительно-требовательно смотрела на папу. - Ты же всё равно мои отчёты сам переделываешь. Может быть, я с Алёшей посижу? – она переменила и тон, и взгляд на просящий. - Мы с ним в магазин сходим. Погуляем. Воздухом подышим. Смотри, какая прелесть на дворе, - и мама для наглядности показала в сторону окна, за которым белела, покрытая белым снегом улица, голубое небо и суровые гольцы, освещённые только что взошедшим ярким солнцем.
- Нет. Съездишь обязательно. – Тут же возразил папа, но уже мягче добавил: - Но только через два часа. И то, по случаю дня рождения Алёши. И никаких возражений, - безапелляционно ответил ей папа, направляясь к двери.
Мама с недовольным видом последовала к, уже ожидавшей их машине. Но шёпотом, поцеловав сына, тихонько добавила:
- А я через часик приду, - и заговорщицки подмигнула сыну.
Каманин со скрытой улыбкой проводил родителей и принялся завтракать, откладывая миг начала распаковки багажа.

Ну вот. С завтраком покончено. Он взял нож и подошёл к предмету своего любопытства. Распорол упаковку и начал доставать содержимое. Но не успел всё достать, как на пороге появилась мама.
- Что же это там папочка нам привёз? – она отстранила сына и заглянула с любопытством в свёрток.
- Мам, но ещё же не прошло двух часов, - укоризненно посмотрел на неё Каманин.
- Да ну их, со своей работой. Без меня им там спокойней будет, - отмахнулась она от замечания сына.
Каманину достались кожаные, остроносые болгарские полусапожки на молнии сбоку, кожаная барсетка, молодёжная рубашки из плотной ткани в клетку и джинсы. Да… На такое богатство у него бы не хватило его месячной валютной зарплаты.
Бывая за границей, ему приходилось экономить каждый цент. Даже в банке сока, чтобы удовлетворить жажду, он себе отказывал. И это только для того, чтобы купить кое-что для семьи и детей. А тут - такое богатство!
Каманин от радости расцеловал маму. А она сама счастливо смотрела на сыночка, который неподдельно радовался подаркам.
- Ты доволен? – нерешительно спросила она сына.
- Очень, мамочка, очень! Такие шикарные подарки! Ну, папа! Где же это он всё достал? Надо ему позвонить, - пытаясь утихомирить радость, вспомнил Каманин.
- Не надо, - прервала мама его порыв. - У него там сейчас совещание до обеда. Он там всех сейчас песочит. Поэтому я сейчас с тобой, - как бы невзначай промолвила она.
Понятно. Мама есть мама. Если уж что решит, то так оно и будет. Любыми путями. Но всегда ласково и доходчиво.
- А сейчас давай готовиться к праздничному ужину, - прервала мама восторги сына. - Во-первых, сходи в магазин. Ой, нет. Тебя там обманут и не дадут, что мне нужно. Пошли вместе, — это она уже решила для себя.
Через пару минут они шли в этот местный магазин, где все продавцы только и хотят, чтобы обмануть её несчастного бедного сыночка.

Стол, как всегда, ломился. Мама не на шутку потрясла магазины и содержимое их кладовок.
Сервелат финский, сыр голландский, апельсины марокканские, копчёная красная рыбка и омуль, салат из свежих овощей. На столике рядом – большой букет роз. И это всё в том месте, куда можно только самолётом долететь.
А для сыночка специально – огурчики малосольные, масляточки и груздочки, капустка квашеная с яблоками, солёные арбузики. И жареный поросёнок. Ох, как вкусно говорит папа! Прощай фигура.
Сын с папой по поводу дня рождения приоделись по парадному. Каманин во всём новом. В папиных подарках.
Папа включил камин, зажёг свечи и, притушив свет, позвал:
- Мамочка, мы тебя ждём! – на что, как всегда, прозвучал ответ.
- Сейчас иду… - произнесённый певучим маминым голосом, от звука которого замирала душа.
И она пришла. Конечно же, тоже во всём новом. Слегка подкрашенная. Её длинные, густые русые волосы уложены в замысловатую причёску. В новом строгом платье, туфлях на высоком каблуке – от вида этой красивейшей, стройной женщины замирало дыхание. Каманин с папой не выдержали и, бросившись к ней, расцеловали свою дорогую мамочку и провели к столу.
Папа налил себе стопку водки, вопросительно посмотрев на сына.
«Да, он уже знает о всех моих похождениях», - невольно пронеслась мысль в голове Каманина. – «Уже доложили».
Здесь ты как на ладони в этом Бодайбо. Особенно, если ты сын генерального директора.
«Так тебе балбесу и надо», - подтвердил его мысль внутренний голос. - «Думать надо ещё до того, как ...»
- Не надо. Мне, как маме, - пряча глаза от стыда, ответил Каманин на папин жест. - Новая жизнь – всё по-новому, - объяснил он папе своё желание.
- Ну что же, сынок, не в лёгкое для тебя время мы празднуем твой день рождения, - глянув в затуманенные глаза сына, начал папа. - Но всё равно мы рады, что ты у нас есть, что ты рядом с нами. Мы с мамочкой тебя очень любим и хотим, чтобы все твои беды разрешились. Чтобы ты всегда помнил этот сегодняшний день за родительским столом. Будь счастлив, сынок, - и, встав со своего места, подошёл к сыну и поцеловал его.
Мамино же пожелание оказалось проще:
- Лёша, не надо так убиваться. Верь. Жизнь всё поставит на свои места. Надо только набраться терпения. С твоим характером ты всегда будешь счастлив. Только наберись терпения. И этого я тебе больше всего желаю.
От таких пожеланий Каманин не выдержал и, подойдя к маме, расцеловал её.
- Да, сынок, тебе трудно, - продолжил папа, - но ты должен преодолеть эти трудности. Ты должен найти в себе силы и не раскисать, - папа вновь выразительно посмотрел на сына.
Каманин понял, что он говорит о его беспробудном пьянстве. 
- Ты привык находиться в коллективе. Это твоя жизнь. Ты привык быть среди людей и в центре внимания. А мы тебя здесь посадили в клетку. Это наша ошибка, - папа перевёл дух и, выразительно посмотрев на маму, продолжил. - Поэтому мы с мамочкой решили дать тебе такую возможность. И себя показать и на людей посмотреть. Это будет дополнением к нашему подарку к твоему дню рождения. Мы тебе дарим путёвку в санаторий. Завтра я уточню детали и тогда будет ясно, куда ты поедешь.
Сердце Каманина переполнила благодарность. Он даже не знал, как это выразить и, подойдя к родителям, крепко обнял их и расцеловал.
Пока красота стола ещё оставалась в целостности, папа решил её сфотографировать.
А после первой стопки он включил музыку и праздник начался.

Конец девятой главы


Полностью повесть «Развод» опубликована в книге «Три измерения»: https://ridero.ru/books/tri_izmereniya/