Часть ii. В гнезде кукушки птенцов всё больше

ГЛАВА 1.
ЗАСЕДАНИЕ ИСПОЛКОМА ПО ДЕЛУ ПОСЛЕДНЕГО РОМАНТИКА

Вся неделя для Фионы Шарли прошла в мучительных сомнениях и изматывающем ожидании неизбежного. До последнего момента они с мужем Клаасом пытались найти хоть какое-то решение, которое помогло бы оттянуть на время развязку скандала с их сыном. Слёзные просьбы матери отложить судебное заседание ни к чему не привели. Рууд в знак протеста съехал с квартиры. И вот сегодня наступил решающий день – заседание суда по иску Рууда Шарли к своим родителям о праве выбора гендерной ориентации и принудительной оплате расходов на операцию по смене пола. И надо же было случиться такому совпадению: на эту же дату была созвана срочная встреча членов Исполкома в Лондоне. Сложно вообразить более неподходящий момент. Никакой дистанционки по «Зуму», телефоны тоже под запретом. Всех ждут лично.

Её робкий намёк на желание прийти в суд – единственный ребёнок всё-таки – не нашёл понимания у Дэйвида Литтла. По его мнению, достаточно присутствия одного из родителей. Кроме того, наше, как он сказал с нажимом на этом слове, современное правосудие не даёт оснований сомневаться в его справедливости.

«Ты не представляешь значение данного заседания!»

Фиона не поняла, какое заседание он имел в виду: судебное или комитета.

«Я не могу тебе ничего раскрыть сейчас, но в Лондон уже вылетели все, в том числе Питер Линдстрём из США и Милтон Ченг из Гонконга! – сообщил ей Дэйвид. – Тебе же до нас час лёта. Никто не поймёт твоего отсутствия».

Фиона догадалась, что речь пойдёт о Поле Доулинге. Вероятных сценариев было два: долгожданное выздоровление или ухудшение его состояния. Скорее всего, последнее. Иначе зачем вызывать из штатов главного юридического советника «Лейкерс МакКинли», в чьи обязанности входило решение различных кризисных ситуаций. Вряд ли банкет по случаю возвращения Пола можно считать таковой.

Фиона не могла отвлечься от собственных невесёлых мыслей. Расставание с мужем вышло тяжёлым. По его нежеланию смотреть ей в глаза было видно, что он не одобряет её отъезда.

«Это первый шаг к нашему поражению. К тому же мы его делаем сами. Так суд и воспримет твою неявку, уверен наш адвокат», – прочитала «смс-ку» от мужа Фиона, уже идя по рукаву на посадку.

«О господи, адвокат! Совсем про него запамятовала!» – с гримасой боли упала в кресло Фиона.

– Мадам, что-то случилось? – обратила на неё внимание стюардесса.
– Нет, всё хорошо, – от этой заученной до автоматизма фразы Фионе стало хуже.

В слезах она начала писать электронное письмо адвокату.

– Мадам, скоро взлёт, – предупредила стюардесса. – Ноутбуки нужно выключить.

Девушка постаралась придать как можно более строгое звучание своему голосу. Но видя заплаканное раскрасневшееся лицо пассажирки, она отошла в сторону и занялась проверкой багажа на полках.

Фиона нажала на кнопку «Отправить» и захлопнула крышку «Dell». Она представила себе состояние мужа, когда через час он не увидит в зале суда адвоката. Фиона только что аннулировала его мандат. Будучи не в силах справиться с эмоциями, она отвернулась к стене и так просидела в туманном забытьи, пока самолёт не вытряхнул её из него, жестковато коснувшись посадочной полосы в Хитроу. До офиса на Нью-Бридж стрит Фиона добралась, не помня подробностей. Всё слилось в мелькание безликого пейзажа за окном. Так же, не ответив на приветствие на стойке ресепшн, она поднялась в комнату переговоров. Спроси её сейчас, Фиона не смогла бы внятно объяснить, куда она идёт.

Тем не менее, Фиона, выйдя из лифта, направилась в сторону зала «Виндзор», где она столкнулась с Дэйвидом Литтлом.

– Я ждал тебя, – не стал скрывать своей тревоги мистер Литтл. – Хочу перекинуться парой слов с тобой тет-а-тет. Все уже собрались. Ждём лишь тебя и Питера Линдстрёма. Отойдём в сторонку.

Дэйвид аккуратно, но настойчиво потянул Фиону за локоть.

– Ты послушалась моего совета? – спросил он коллегу, но заметив её полуобморочное состояние, добавил: «Адвоката уволила?»

Фиона кивнула головой, подняв мокрые глаза на Литтла.

– Хорошо. Правильно сделала. Возьми себя в руки. Теперь ты идеальный кандидат на место главы глобального Комитета по разнообразию и инклюзивности. Я сдержу своё слово, – подтвердил своё обещание Дэйвид. – Сейчас о важном. Пол умер. Подробностей мало. Швейцарское дознание пока не закончено. Ждём результатов вскрытия. Тело остаётся в морге в Монтрё.

«Если скончался, то почему открыто дознание? Зачем делать аутопсию там, а не здесь, ведь он подданый Великобритании?» – не понимала Фиона.

Литтл увлёк её назад в переговорную, где перешёптывались мрачные члены Исполкома. Они понимающе посмотрели на заплаканное лицо Фионы, полагая, что она расстроилась из-за новостей из «Шато Бальмонт». Никто, кроме Дэйвида Литтла, не знал истинной причины слёз Фионы.

Распахнулась дверь, и в зал вошёл сухощавый высокий мужчина скандинавской внешности. Он выглядел настолько типичным шведом, что даже калифорнийский загар не смел пристать к вызывающе белой коже викинга. Его жёсткий с прищуром взгляд не могли скрыть очки в тонкой золотой оправе. Это был Питер Линдстрём, эксперт по чрезвычайным ситуациям, которого ждали.

– Прощу прощения, господа, – начал он с порога. – Рейс задержался. Сан-Франциско таки далековато от Лондона. Ветер над Атлантикой почти всё время был встречным. Я понимаю, что все в курсе последних печальных событий, но, мистер Литтл, не могли бы вы рассказать нам подробности. Что известно на настоящий момент?

Дэйвид доложил, что в последнее время состояние их Председателя начало ухудшаться. К нему вернулись суицидные галлюцинации, к которым добавились приступы удушья, сопровождавшиеся потерей сознания.

– Нет-нет, он не выбросился из окна и не ударился виском об угол при падении. Пол Доулинг… – Литтл намеренно сделал паузу, придав своему голосу трагизма. – Наш любимый Пол ушёл из жизни сам. Вчера утром его обнаружили повесившимся в ванне на радиаторе отопления. Предсмертной записки не нашли, поэтому ведётся следствие. Надеюсь, что оно будет завершено в ближайшее время, так как следователь констатировал отсутствие признаков насильственной смерти. Как я понимаю, нужно дождаться окончательных результатов вскрытия на предмет наличия или отсутствия в крови необычных веществ, чтобы исключить версию отравления. Скоро всё прояснится. В связи с этим событием у нас возникло много проблем, по которым неотлагательно требуется выработать совместное решение.
– Коллеги, настоятельно прошу выключить телефоны и не делать заметок в ноутбуках, – Питер Линдстрём заметил, что Фиона, что-то набивает на компьютере. – Всё должно оставаться в режиме строжайшей конфиденциальности. Я сам подготовлю протокол данного заседания. Продолжайте, мистер Литтл.
– Спасибо, Питер. Итак, у нас несколько сложностей. Первая – организация похорон. Но перед ними нужно решить, как и когда извещать партнёров фирмы. В ближайший понедельник начинается европейский саммит в Дубае. Не уверен, что такое объявление придаст правильное настроение нашей первой на Ближнем Востоке партнёрской встрече.
– Какие есть идеи? – спросил Линдстрём.
– Надеюсь, я выражу общее мнение… – Дэйвид попытался снять с себя авторство и уйти в зону размытой коллективной ответственности. – Нужно дождаться новостей из Монтрё и доставки тела покойного, и тогда делать официальный анонс. Так мы соблюдём формальную сторону, и будет понятно, почему мы не спешили объявлять о кончине Председателя в Дубае.
– Может, сделать какой-то промежуточный анонс о состоянии Пола? – предложил кто-то.
– Нет-нет! – отмахнулся Линдстрём. – Это явное введение в заблуждение, так как предположительно через несколько дней мы сообщим о его смерти.
– Но ведь мы не раскроем её причину? – то ли спрашивал, то ли утверждал всё тот же член Исполкома.

Питер внимательно посмотрел на него. Им оказался Милтон Ченг из Гонконга.

– Следует серьёзно подумать! Репутации фирмы может быть нанесён значительный ущерб. Самоубийство высшего должностного лица крупнейшей юрфирмы в мире – экстраординарное событие. И история с Гарри Олдом не забыта. Боюсь вообразить, что напишут английские газеты. А потом все мировые СМИ подхватят. Нам нужно спустить дело так… – Линдстрём осёкся, подбирая нужное слово. – Чтобы представить уход Пола Доулинга как очень печальную, но, тем не менее, исключительно семейную трагедию. И, конечно, без огласки диагнозов и прочих подробностей.
– Если бы не одно «но», – покачал головой Литтл.

Все присутствовавшие посмотрели на него. Фиона тоже подняла голову. В воздухе явственно чувствовалось электричество. Вот-вот мелькнёт молния, и разразится настоящая гроза. Именно ею являлась вдова Эллис Доулинг, которая уже посмела предъявить Дэйвиду и лондонскому Партнёрскому комитету претензии в преднамеренном сокрытии информации об истинном положении дел и создании неблагоприятной атмосферы вокруг Пола.

– То есть она прямо намекает на то, что мы, точнее, наши совместные действия послужили косвенной причиной его смерти? – уточнил Линдстрём.
– Точно так. Миссис Доулинг подозревает, что мы специально поддерживали соответствующий негативный фон и сообщали ему о развитии дела Олда в трибунале. Хотя… – здесь Дэйвид Литтл отчего-то покраснел. – Он не был той «Персоной С».
– Нам нужно знать что-то ещё? – задал вопрос Питер.
– Да. Пол готовил защиту. Собирал определённые материалы по различным проектам фирмы, в частности по перерасходу бюджета в «Проекте Первый», – подтвердил худшие опасения членов Исполкома лондонский управляющий партнёр. – Документы переданы частному детективу. Я его не видел. Имя неизвестно. Но я знаю, что он сейчас в Монтрё. А переговоры с Эллис назначены на шесть вечера сегодня.
– То есть, через каких-то… – Линдстрём никак не мог сообразить, сколько составляет разница во времени между Сан-Франциско и Лондоном.
– Три часа, – тихо безжизненным голосом подсказала ему Фиона, глядя на выключенный смартфон, из-за чего она не могла узнать новости из Амстердама.
– Спасибо, миссис Шарли, – поморщился (перелёт начал сказываться) Линдстрём, и он проглотит пилюлю. – Вот где, настоящая проблема, почти бедствие! Что мы можем ей предложить? Конфиденциальное мировое соглашение? Как обычно, положим на стол чек с крупной суммой?
– Весьма крупной, – подал голос Милтон Ченг. – Боюсь, что разовой выплатой историю замять не удастся. Придётся задействовать трастовую схему и увязывать получение дохода с вечным молчанием вдовы и всех наследников – настоящих и будущих.

Питер Линдстрём с усилием тёр лоб. Мигрень не отпускала. И он выпил очередную таблетку.

– Иначе газеты пронюхают рано или поздно, как в случае с Гарри. Сегодня можно пренебречь сроками давности. Нужно гарантировать «stampa silenza» !
– Дорогой Милтон, можно обойтись без сицилийских терминов? – взмолился Литтл. – Неуместно.
– Суть трастового соглашения, дорогой Дэйвид, от этого не поменяется. Как мы сделаем такое предложение, учитывая состояние миссис Доулинг? Чтобы она на эмоциях не отказала.
– Размер выплаты всегда имеет решающее значение, – не сомневался Питер, хорошо зная, как делаются подобные дела в его фирме. – Как обычно применим максимальный «потолок» в десять миллионов, чтобы не выносить вопрос на рассмотрение Комитета по политике? Иначе управляющие партнёры во всех офисах мира узнают о нашей сделке! Или всё-таки поторгуемся и начнём с трёх или пяти?
– Деньги с самого начала должны быть такими большими, чтобы они, с одной стороны, не оскорбляли торгом и, с другой стороны, свидетельствовали о серьёзности наших намерений, – выразил своё мнение Ченг.

Остальные, похоже, были с ним согласны.

– Да, и признаемся, что мы реально испугались. Фиона, ты что-то хотела сказать? – обратил внимание на её поднятый указательный палец Питер.
– Мне нужно срочно выйти на несколько минут. Я скоро вернусь.
– Пожалуй, короткий перерыв нам не помешает, – согласился Линдстрём. – Собираемся здесь через пятнадцать минут.

Все, гремя стульями, встали с мест и вышли из зала. Фиона осталась одна. Теперь ей идти куда-то и искать уединённое место не нужно. Она, торопясь, включила смартфон, и принялась вводить пароль. Тридцать секунд показались ей вечностью. Она пропустила несколько утренних «смс-ок» от адвоката с восклицательными и вопросительными знаками, листая и ища сообщение от мужа.

«Суд за него!»

Фиона без сил опустила голову на стол. Она просидела без движения минут пять. Затем невидимая сила будто толкнула её. Женщина медленно встала. Также словно в замедленной съёмке вышла из-за стола, развернулась к окну и… Вдруг, неожиданно ускорившись, с разбегу кинулась на стекло. Раздался глухой удар. Трещина разделила купол собора святого Павла на две рваные половины. Тело упало на пол.

«Миссис Шарли! Что с вами?! На помощь!» – заорала вошедшая в комнату секретарша.

Из её рук вниз полетел поднос с бутербродами и тарелками. Зазвенели падающие ножи и вилки. В спину опешившей девушке воткнулась другая, принёсшая напитки. Разбитое стекло лежало в мокром круге ковролина. На крики сбежались члены Исполкома. Подходить к телу никто не решался.

«Э-э-э…» – пыталась произнести что-то Фиона, пошевелившись.

Голландка попыталась опереться рукой об окно, но она проскользнула, и женщина опять рухнула.

Дэйвид Литтл догадался, что произошло в Амстердаме. Миссис Шарли явно была не в себе. Мистер Литтл тоже выглядел испуганным. Впрочем, такие же выражения лиц были и у всех остальных. Но Литтл судорожно вспоминал свою рекомендацию Фионе отозвать адвоката, не защищаться в суде, чтобы не поставить под угрозу свою карьеру в «Лейкерс МакКинли», а дать сыну самому определить свой гендер и оплатить его операцию по смене пола. В этом и заключалась суть его сделки, которую он предложил Фионе в обмен на место в ЛГБТ-комитете. Дэйвид лихорадочно пытался оценить возможные последствия своих слов. Слава богу, ничего не было написано на бумаге, никаких имейлов.

– Срочно врача! – приказал Питер Линдстрём.

«Скорая» приехала быстро и увезла Фиону, по-прежнему находившуюся в глубоком трансе, в госпиталь.

Линдстрём подошёл к окну и рассматривал трещину. Никто не видел, как Фиона ударилась о стекло. Нужно было возвращаться к выработке предложения миссис Доулинг. Времени оставалось мало.

– Давайте вернёмся к нашему предложению, – Питер сел за стол. – Итак, пять или…
– Лучше семь миллионов, – вставил Милтон и добавил: «Фунтов стерлингов».

Никто не возражал. Остальное было делом техники. Линдстрём набил руку в таких миссиях. Он быстро и тезисно (в виде «bullet points» ) набрал в ноутбуке текст секретного меморандума, который он планировал показать вдове. Отправил его на принтер и лично сходил за распечаткой. Через минуту он зачитывал предложение с единственного экземпляра.

***

Эллис снова и снова перечитывала листок, на котором не было подписей. На нём стояла лишь закорючка «РL», означавшая инициалы Питера Линдстрёма.

«Письмо о намерениях», – прочитала заглавие Эллис.

«Настоящее письмо составлено и подписано сторонами для увековечивания памяти выдающегося Председателя международной юридической фирмы «Лейкерс МакКинли», скоропостижно и внезапно ушедшего из жизни… В его честь фирма учредит приз имени Пола Доулинга, который будет вручаться ежегодно сотруднику, добившегося замечательных результатов в продвижении идеалов толерантности и инклюзивности и являющегося достойным примером уважения и борьбы за права сексуальных меньшинств… 

Госпоже Эллис Доулинг будет предложено возглавить Номинационный комитет и принять участие в разработке Положения «Приза имени Пола Доулинга». Размер премии будет установлен позднее.

… «Лейкерс МакКинли» принимает на себя обязательства по организации и проведению торжественных похорон Пола Доулинга. Элементы церемонии подлежат согласованию с госпожой Эллис Доулинг.

… Фирма гарантирует представительство интересов всех членов семьи и, в первую очередь, Эллис Доулинг при оформлении наследства и компенсирует любые расходы в этой связи.

… «Лейкерс МакКинли» обязуется учредить и финансировать Фонд/Траст (подлежит уточнению), целью которого будет являться обеспечение достойных условий жизни членов семьи покойного Пола Доулинга. В частности, Фирма выражает безусловную готовность выплатить госпоже Эллис Доулинг единовременную компенсацию в размере не менее 7 000 000 (семи миллионов) фунтов стерлингов, а также назначить ежегодное содержание не менее 250 000 (двухсот пятидесяти тысяч) фунтов стерлингов.

… За госпожой Эллис Доулинг бессрочно сохраняются все привилегии, которыми она и члены её семьи пользовались до сих пор, включая, но не ограничиваясь, медицинскими страховками и прочим.

… Вышеуказанные договорённости будут закреплены в соответствующих учредительных документах Фонда/Траста, которые подлежат согласованию между сторонами в кратчайшие сроки.

[УКАЗАТЬ ДАТУ] П.Л.»

«Покупают с потрохами! Испугались, толерантные черти?!» – Эллис скомкала листок и кинула его на пол подальше от себя.

Она отказывалась принимать смерть мужа, которая казалась ей чудовищной ошибкой Господа. Эллис зажмуривалась и потом, открыв глаза, хотела увидеть что-то другое. Но смятая в гневе бумажка по-прежнему валялась на ковре, напоминая, что утрата настоящая.

«Что ещё мне ждать от этой реальности?» – вдова обвела взглядом гостиную нового дома.

Убранство в традиционном английском стиле с многочисленными колониальными артефактами, которые они с Полом привозили в качестве сувениров со всего мира, недвусмысленно напоминало о роскошном образе жизни обитателей дома. Над камином сиротливо торчали две шляпки гвоздей, на которых когда-то висел «Юноша с лютней». Слева вверху, несимметрично, но так, чтобы совпадать с дневным светом, падавшим из окна, горела подсветка. Эллис не могла вспомнить, когда и зачем она её включила – картины же не было. Пол забрал её с собой в «Шато Бальмонт».

«Тик-так! Тик-так!»

Подал сигнал смартфон. Его экран вспыхнул и тут же погас.

Эллис взяла в руки телефон и открыла новое сообщение. Банк напоминал о том, что завтра срок уплаты очередного взноса по ипотеке.

«Едва ли доходы моего небольшого рекламного бизнеса устроят банкиров, которые скоро узнают о кончине мужа и, скорее всего, потребуют досрочного погашения кредита. Все накопления уйдут на это. А содержание дома? Учёба сына и дочери в университете?  Про путешествия первым классом придётся забыть, как и о многом другом…»

Жизнь настойчиво напоминала Эллис о долгах и её долге их вернуть. Эллис вновь попались на глаза неотвеченные вызовы Тони Блэкуоттера.

«А ведь он звонил, чтобы сообщить мне эту страшную новость. И он наверняка знает какие-нибудь важные подробности… А какое они имеют теперь значение? Когда моего любимого Пола нет в живых…» – подбородок у Эллис задрожал.

Она ждала, когда из глаз за первой слезинкой покажется вторая, и они вместе покатятся наперегонки. Но их не было. Всхлипнув, Эллис встала, чтобы поднять письмо о намерениях, составленное Питером Линдстрёмом. Она разгладила распечатку меморандума на кофейном столике.

«Семь миллионов фунтов стерлингов… Не менее… Двести пятьдесят тысяч в год… Не менее… Сохранить все привилегии…»

«Мой ежемесячный платёж по ипотеке… Не менее… Содержание дома и квартиры… Не менее… Обучение… Не менее… Прочее… Не менее…»

Обстоятельства упрямо подталкивали Эллис к компромиссу с «Лейкерс МакКинли». Милтон Ченг при ней позвонил управляющему трастом, чтобы тот начинал готовить необходимые бумаги.

«Настолько уверены в моём согласии? – спрашивала себя Эллис. – А детектив? Что он сможет сделать? Установить обстоятельства смерти? Насколько это важно? И что это изменит? Итоговую сумму в чеке? И так понятно, что «не менее» означает «возможно и более»».

Эллис оттягивала звонок детективу. Дэйвид Литтл тоже ждал её решения.

Не желая никого слышать, она набрала две буквы «ОК» и отослала «смс-ку».

***

Тони вернулся в гостиницу. Когда они с лейтенантом Францем и судмедэкспертом обсуждали результаты вскрытия, позвонил доктор Мартини и поведал, что гонконгский траст оперативно организовал прибытие бальзамировщика и сопровождающего лица из лондонского агентства ритуальных услуг. Их бизнес-джет готов перевезти тело сразу после завершения всех формальностей.

«Завтра могут забирать, – разрешил Маттиас. – Дело закрою утром и получу визу прокурора».

Аутопсия ничего подозрительного не показала. Кровь содержала активные вещества и метаболиты лекарств, которые принимал мистер Доулинг. Их концентрация соответствовала регулярности приёмов медикаментов. Всё в пределах нормы. Версия о возможной передозировке отпала сама собой. Тони заинтриговала нечёткая странгуляционная борозда у покойника, и он указал на этот момент патологоанатому и Францу. Полицейский скептически отнёсся к замечанию Блэкуоттера, особенно после того, как эксперт выразил мнение, что, скорее всего, причиной является мягкий пояс. Главное, что она всё-таки есть, и причина смерти – асфиксия.

Тони никак не мог отделаться от ощущения запаха формальдегида. Казалось, что он въелся под кожу и проник в черепную коробку. Не вытерпев, детектив сбросил одежду, c отвращением понюхал её и пошёл в душ. Он выдавил оба тюбика с гелем, взбил на голове огромную пенную шапку. Но приятный запах шампуня лишь на несколько мгновений успокаивал и тут же улетучивался, как «нос»  молодого вина. Тони усилил напор воды и долго стоял, воображая себя под водопадом. Так думалось лучше.

«Зачем я ляпнул по полосу на шее? Чем скорее тело окажется в Англии, тем быстрее я смогу самостоятельно приступить к изучению биоматериалов. К коронеру какого округа попадёт оно? У меня будет на него выход?»

Тони не открывал глаз, прислушиваясь к шуму упругих струй, сквозь который пробивались очищенные от суеты мысли.

«Итак, завтра к вечеру по плану лейтенанта Франца частный джет с гробом приземлится в Лондоне. Не раньше, а то и позже. Сколько времени потребуется на бальзамирование? Чёрт! Испортят анализы, но помешать этому невозможно. Придётся смириться. В любом случае повторное исследование начнётся послезавтра. Я успею встретиться с Урсом Штанкером в Цюрихе и оттуда вернуться в Англию».

Тони пытался перестроиться и решить, где провести последний вечер в Монтрё, но неустанно работающий мозг возвращал его то в морг, то в «Шато Бальмонт». В голове Блэкуоттера явственно и медленно, кадр за кадром, прокручивалось видео, снятое в палате Доулинга. Детектив ругался на то, что в фокус камеры попал узкий участок: самый край стола и дверь на террасу. А сначала она смотрела на витрину с лекарствами под картиной. Но Тони говорил самому себе, мол, а как ты хотел, приехать, посмотреть запись, всё там увидеть и… В жизни так не бывает. Блэкуоттер кропотливо изучал последние часы жизни Доулинга. Тот, по словам Си Фанга, лёг спать в обычное время после вечернего массажа, то есть где-то в половине одиннадцатого. В 23:38:08 камера зафиксировала чей-то локоть за столом. Возможно, это Пол проснулся и сел что-то писать. Его записки не нашли. Или это был не Пол? Установить личность сидевшего за столом было невозможно, так как на террасу он не выходил. Дверь в комнату массажиста была в другой стороне. Судмедэксперт установил, что смерть наступила примерно между часом и тремя ночи. Что же делал Пол столько времени перед самоубийством?! Собирался с мыслями? Прощался с родными? При этом спокойно сидя за столом или лёжа в постели? Нет. Он должен был нервничать, в возбуждении ходить по палате. Но Доулинг ни разу не попал в поле зрения объектива. Как такое может быть?

Что-то не давало покоя Блэкуоттеру. Фарфоровая чашка с ложкой то и дело вклинивалась в его воспоминания. Тони выключил душ, вытерся насухо полотенцем и вернулся в номер. Он взял рубашку и поднёс её к носу. Хотя никакого неприятного запаха от неё не исходило, Тони надел новую. Так и не определившись с ужином, детектив уселся за ноутбуком. Блэкуоттер установил громкость на максимум. Недовольно поморщившись, он нажал на «паузу» и нашёл наушники. С ними было удобнее. Детектив почти вплотную прильнул к экрану.

Голоса Пола и Си Фанга были неразборчивыми. Понять, о чём они говорят, было невозможно, даже во время массажа, то есть в точке, максимально приближённой к микрофону. Время от времени звучала отдалённая музыка. Это Пол, видимо, слушал свои любимые арии. Понять, когда пел Си Фанг, а когда звучал CD, Тони тоже не смог.

«Но почему, чёрт меня побери, так раздражает та чашка с ложкой?!» – досадовал Блэкуоттер.

Он переставил курсор в начало и напряг слух, одновременно во все глаза пялясь на компьютер. По-прежнему доносились слабые звуки пения и музыки. Но что это?!

«Дзинь…»
«Дзинь…»
И снова «дзинь…»

«Ах! – наконец-то дошло до Блэкуоттера. – Ложка звенит!»

Тони нажал на «стоп» и сдвинул курсор чуть влево – примерно на секунд тридцать до того, как начала дзинькать чайная пара.

«Интересно! – подумал детектив. – Никто не ходит рядом со столиком, а ложка дребезжит о чашку. Почему я их слышу не всегда, когда играет музыка? Стоп! А если?..»

***

Всю дорогу из Монтрё в Цюрих мистер Блэкуоттер изучал видео, иногда отвлекаясь на газеты. Доктор Мартини был прав: психиатрия вообще, а частная в особенности, закрытая, тщательно охраняемая зона. Зона всеобщего и полного табу, сравнимого с обетом молчания сицилийской мафии. О происшествии в «Шато Бальмонт» не было напечатано ни строчки. Казалось бы, тихая сонная Швейцария, и громкое событие: Председатель фирмы с мировым именем обнаружен в петле!.. С прекрасным видом на Женевское озеро – обязательно добавили бы английские репортёры, – если прощаться с жизнью, то здесь! Но криминальная хроника не издала ни звука. Видимо, лейтенант Франц пообещал доктору Мартини не только не приезжать в клинику на служебном автомобиле, но что-то ещё.

Блэкуоттер обнаружил, что он остался в вагоне один.

«Цюрих», – прочитал Тони на электронном табло, захлопнул ноутбук и выскочил на перрон.


Войдя в бистро «Антрекот», Блэкуоттер остановился в недоумении. Причиной этому была не девушка у стойки на входе, спросившая про предварительный заказ. Тони поразился тесноте заведения. Деревянные столы и стулья в венском стиле стояли впритык друг к другу. Гости сидели спина к спине с соседями. В зале висел плотный гул.

«Как тут разговаривать?» – мимика выдала недоумение Тони.

– У нас истинный парижский интим или французская близость – кому как нравится! – улыбнулась девушка. – Вас ожидают? Свободных мест нет.
– По идее должны, но как в этой бочке сардин понять кто? – Тони вытянул насколько можно свою короткую боксёрскую шею, чтобы заглянуть в самый дальний угол ресторана.

Бесполезно. В плотной рассадке невозможно разобрать, кто с кем пришёл, или кто кого дожидается. «Антрекот» был таким местом, где одиночество не существовало как понятие. Наконец Блэкуоттер заметил, что какой-то абсолютно лысый мужчина и с бровями, такими же густыми, как и его усы, внимательно смотрит на него, но не решается поднять руку.

– Кажется, он, – предположил Тони и стал пробираться к незнакомцу.

Никто не обращал на сыщика внимания. Все привычно пододвигались, давая ему пространство для манёвра.  На третьем столике Блэкуоттер понял, что его извинений никто не ждёт, и он молча, без сорри, как ледокол пошёл к своей цели.

– Мистер Урс Штанкер? – обратился Тони к мужчине. – Не хотелось бы ошибиться и повторить весь этот путь назад. Кто-нибудь, точно, заедет мне кружкой по голове.

Улыбаясь, англичанин обвёл рукой забитый посетителями зал. Он гудел множеством голосов, звенел бокалами, вилками, впивавшимися в плоть, и ножами, кромсавших антрекоты. Изредка эта типичная музыка популярного ресторана прерывалась синкопой, когда нож резал и мясо, и слух, противно скрипнув по тарелке.

Лысый с тремя усами кивнул головой и выдвинул из-под стола стул. Соседи, не оборачиваясь, сдвинулись, и Тони сел.

– Я тот самый Энтони Блэкуоттер, что писал вам. Частный детектив из Лондона.
– Чем обязан? – спросил Штанкер, пристально вглядываясь в глаза собеседнику.
– Видите ли, ваше имя было в списке Пола Доулинга – тех, с кем он планировал встретиться.
 – Неужели? – брови-усы взлетели вверх. – Зачем изгой фирмы вдруг понадобился самому Председателю?
– Это я и хотел узнать от вас. Но, судя по вашему замечанию, вы с ним не виделись.
– Ещё не вечер. Может, вслед за вами объявится и Пол.
– Уже не появится, – понизил голос Тони, – Он недавно умер, точнее, покончил жизнь самоубийством в одной швейцарской клинике. И семья поручила мне расследовать обстоятельства его смерти.
– Невероятно! Невозможно поверить, чтобы мистер Доулинг и...

Штанкер отложил в сторону вилку и нож, чуть отодвинул от себя блюдо и налил воды.

– Передайте мои самые искренние соболезнования Эллис. Но вряд ли я смогу быть вам полезным. С моего увольнения из «Лейкерс МакКинли» в Швейцарии съели очень много шоколада. И Пол действительно со мной не успел связаться.
– Насколько я понимаю, вы были ему нужны в связи с неким «Проектом Первый». Вот, почитайте. Может быть, поймёте.

Блэкуоттер передал Урсу листки с пояснениями Гарри Олда. Швейцарец забыл про еду и углубился в чтение.

– Ну, что ж, – Штанкер снял очки. – Здесь всё изложено правильно. До меня никак не дойдёт, как события, случившиеся задолго до избрания Пола председателем, коснулись его. Это меня выперли из фирмы за противодействие некоторым непрозрачным махинациям руководства, сильно пахнувшим коррупцией. А Доулинг-то причём? Добровольное финансовое объединение попытались протащить, если мне не изменяет память, где-то в две тысячи четырнадцатом. Но начиналось всё в одиннадцатом с красивого лозунга о «Common Financial Destiny» – общей финансовой судьбе. Как звучит, а?! Но обмануть этой вывеской нас не удалось. Затем её заменили на более откровенную англосаксонскую экспансию «FAMI» – финансовая и управленческая интеграция, с целью лишить самостоятельности национальные офисы. Прятаться уже было не надо, так как Исполком сумел пролоббировать снижение порогов квалифицированного большинства во всех, мистер Блэкуоттер, во всех органах управления.  Ваш информатор правильно пишет.
– А вам есть что-то добавить?

Штанкер бегло просмотрел письмо.

– Ну, пожалуй, можно. Моя оппозиция началась в две тысячи десятом, когда Исполком попытался изменить правила клиентского кредита. Знаете, партнёрский доход за развитие бизнеса, привлечение новых клиентов – сама суть предпринимательского духа «Лейкерс МакКинли»! Так вот фирма решила его уменьшить, прикарманив разницу себе для административных расходов.
– Большая сумма выходила?
– Нет. По сравнению с «Проектом Первый» сущая ерунда, но важно другое. «Лейкерс МакКинли» целенаправленно воспитала целое поколение партнёров-клерков, которые вообще не понимали, что такое клиентский кредит. Получали готовый заказ из США от условной «Кока-колы» и знать не знали, как окучить клиента и получить проект самостоятельно, в поле, так сказать. А между тем введённый нижний порог в двадцать тысяч долларов означал следующее. Что любой проект стоимостью до ста пятидесяти тысяч не приносил партнёру тот самый бонус в размере тринадцати процентов. Для любого маленького или среднего офиса, между прочим, вполне приличная работа. Один подобный проект в месяц, и вы имеете доход в полтора миллиона. Разве мало или плохо? Это был тонко рассчитанный и эффективный удар по таким, как я. Поэтому я и встал в оппозицию Исполкому. Но молодые партнёры нас не поддержали. Они уже были отравлены заокеанскими подачками в виде гарантированной работы.
– Как интригующе запутано. Впрочем, я всегда полагал, что экономические преступления, ну или делишки самые… Как бы поточнее выразиться? Самые интеллектуальные, что ли. А вы следили за секс-скандалом в лондонском офисе «Лейкерс МакКинли»? – задал вопрос Тони.
– Меморандум вам подготовил Гарри Олд? – смекнул Урс.
– Без комментариев, мистер Штанкер. Но вы правы в том, что Доулинг оказался замешан в деле Гарри Олда, и кто-то из руководства фирмы сильно на него наехал. Давление было столь мощным, что Пол вынужден был защищаться и даже собрал файл с документами, которые, по его замыслу, должны были остановить эту атаку. Но, к великому сожалению, его психика не выдержала нервного напряжения, и он попал в «Шато Бальмонт», кстати, не без помощи вашей бывшей фирмы, где и повесился через несколько месяцев. Трагическая и невероятная история, в которой мне предстоит разобраться.
– Н-да, во что превращается «Лейкерс МакКинли»! Знаете ли, я сначала переживал по поводу своего изгнания, а теперь считаю, что оно к лучшему. У меня теперь небольшая, но своя в меру успешная практика. На жизнь в Швейцарии хватает. Друзья от меня не отвернулись. Мне не нужно в страхе и судорогах оборачиваться на «Большого Джо». Я полностью самостоятелен. А независимость раздражает глобальное руководство фирмы, и подлежит уничтожению на местах. Не без успеха. Сегодня и бюджет публично не обсуждается, а голосуется дистанционно через электронный счётчик. А присутственно обсуждают всякую ерунду, прикрываясь социальной ответственностью. Мир Кэролла Льюиса! Удивительно, но именно Исполком изобрёл «карусель голосования»!
– Что это?
– Если вопрос, вынесенный на обсуждение, не получает нужного большинства, то он ставится вновь на голосование. И так до бесконечности, пока не пройдёт. А в перерывах выводят из зала ключевых представителей оппозиции и выкручивают им руки, не стесняясь подкупа или шантажа. О чём можно говорить? По моим сведениям, осталось сломать Париж и русских. Немцы же вот-вот сдадутся. У них нет шансов устоять перед осью «Чикаго – Лондон». Всех в конце концов затянут в мутный омут «ЕМЕА+», и наступит конец эры нашего основателя дядюшки Рассела. Забавно будет узнать, чем закончится битва под Москвой.
– Урс, в списке Пола есть несколько имён… – начал Тони.
– Не тратьте своё время и деньги клиента, – перебил англичанина Штанкер. – Вы наверняка имеете в виду немецких партнёров. Они, как и я, в лучшем случае подтвердят то, что вы и так знаете. Главное, что никто из них не выступит против фирмы, пока не определится судьба офисов в Германии. Какой идиот добровольно подпишет себе приговор? Мой вам совет: ищите «Персону С», последнее неизвестное в вашем криминальном уравнении.

Урс Штанкер попросил у официанта свой счёт, расплатился картой и, сославшись на встречу с клиентом, попрощался с Блэкуоттером. Тони остался один – нет, его по-прежнему со всех сторон плотно обступали соседи. Под мысли о «Персоне С» и о ставшей очевидной необходимости внедриться в лондонский офис детектив допивал плоский пино нуар от местной винодельни. Поездка в Мюнхен и Франкфурт-на-Майне стала не нужной. Никто из тех, на кого рассчитывал Доулинг, и кого он включил в свой список, не собирался ему помогать.

«Последний идеалист… – подумал, с трудом выбираясь из-за стола, Блэкуоттер. – И сумасшедший романтик!»