Вагон Желаний

Он умел радовать, а она принимать, мягко, по-кошачьи. Вот и в это солнечное, воскресное утро, весеннее солнце, вырвавшееся из зимней дремоты со всей своей щедростью и радостью, хотело делиться вдохновением и дарить надежду на исполнение любой, самой дерзкой мечты. Окна их спальни выходили в сад, а там уже солнце ласкало тюльпаны, приглашая медленно, незаметно для глаза, раскрыть свои миндалевидные лепестки. Оно же ослепительно ворвалось в спальню и притулилось возле кровати, согревая её дыхание и прогоняя сон.

Весело проснувшись она, оставалась ещё в постели, нежилась; он, совершенно седой, с добродушными седыми усами, интеллигентный, несмотря на свой почтенный возраст, сохранил правильные, благородные черты лица и тихо, как всегда, подошёл к кровати, присел на кончик, стараясь ей не помешать и спросил:

- У тебя есть какие-нибудь желания, ну как бы ты хотела провести свой юбилей? Есть какие-то пожелания, - повторил он.

Она оживилась, приподнялась на постели, подняв к подбородку острые коленки и обхватив их кольцом рук, со смехом зажмурилась:

- У меня желаний вагон и маленькая тележка.

- Излагайте, - принимая серьёзный вид шутил он.

Она сходу вошла в эту игру и продолжила:

- Извольте, а впрочем нет, у меня после завтрака есть кое-какие планы. По пути я заеду в кондитерскую и к вечернему чаю, с твоими любимыми эклерами, вручу трактат на рассмотрение.

И сладко потягиваясь, накинув лёгкий шёлковый халатик, босиком пошла в душ, крикнув на ходу:

- А ты пока новости почитай, я приготовлю завтрак и тебя позову.

Он любил воскресные завтраки, переходящие к полудню, особенно в жаркий, безветренный день. Терраса, окружённая цветами и золотыми мягкими шезлонгами, была его любимым местом, а маленькие, румяные сырнички, как детские щёчки, со сметаной и кизиловым вареньем, были его любимым лакомством.

Её нельзя было назвать красавицей даже в молодости, когда они познакомились, но природное обаяние, лёгкий характер и бездна вкуса, играли божественную роль в её наполненной, творческой жизни. Безукоризненный вкус преображал её до неузнаваемости, она могла быть очаровательной простушкой из французской пасторали, а в другом костюме-это элегантная молодая женщина, но никогда не строгая классика, которая, как она говорила, старит, как серьги и красная помада.

Сейчас она собиралась за пуговками и шпилькам, так смешно называл её дела муж, потом в Охотный ряд за эклерами…, но надев из тонкой лайки безупречный костюм, цвета солнечного восхода, она была безумно хороша и он уж в какой раз мысленно отметил-прелестна…

Вечером, сидя в уютном кресле, на белоснежной, спускающейся почти до полу скатерти, вышитой гладью с прорезью Ришелье, когда-то эту скатерть её бабушка вышивала, со свечами и эклерами, она, играя своей озорной улыбкой, сказала:

- Я попробовала написать, вагон получился длинный, как такса, а тележка такая маленькая, что все желания из неё вываливались. Поэтому, давай я так тебе расскажу, а ты сам реши, что ты положишь в вагон, а что в тележку. Такой юбилей ведь только один раз в жизни бывает, поэтому прими решение сам, я приму с радостью любое.

Какая она мягкая и женственная подумал он и сказал:

- Люблю тебя.

И так он это тепло сказал, и так тепло смотрел на неё, что трудно было поверить, как много лет они уже вместе, почти пятьдесят…

Она немного пополнела, редкий, солнечный оттенок её седины, даже украшал её, а про морщинки вокруг глаз, - так это складки улыбок, - как она, смеясь говорила.
Сохранилась веселость и непосредственность, а он сохранил первую влюблённость и желание подарить всё, и звезду с неба достать, и весь Ботанический сад.

В этот вечер он был особенно грустный, потому что слово юбилей, само по себе не радостное. А она, как обычно щебетала:

— Вот смотри, мы можем полететь, например, в Париж, не чтоб увидеть и умереть, а чтобы дышать Парижем, обойти весь сад Тюильри, подняться, пока ещё сможем по лестнице к Базилику Сакре-Кёр. А ты знаешь сколько надо преодолеть ступенек?

- Понятия не имею.

И тут она сделала такое довольное лицо, будто выиграла олимпиаду:

– 237, вот. Ну, ещё я в гости к Моне заглянула бы, по мостикам его прошлась, да мало ли ещё куда, да просто в кафешках на воздухе посидела бы…

- Ну, не знаю, - потянул нарочно он, - у нас на терраске вроде тоже хорошо… Шучу, шучу, ну давай дальше рассказывай.

И она продолжала...

Говорила она до полночи, потом зевая быстро приняла душ и клубочком завернулась в простынях. А он ещё долго, долго не спал, даже не ложился, заказал и билеты, и гостиницы по всем заветным местам, о которых она говорила.

Он подарил ей Париж с садами Тюильри и Брюгге с замком времён Босха, и Венецию с маскарадами, где и состоялся её юбилей. Он заполнил все места в вагоне её желаниями и назначил её вагоновожатой. Она и была вожатой его жизни, а сам скромно сел в тележку и помчался с ней в юбилей.

Счастьем дышала каждая остановка, а он этим счастьем жил...

Их долгая, совместная жизнь прошла в любви, заботах друг о друге, в ней не было места ссорам и интригам. Было много солнечных дней, а дождливых они не помнили, так уж была устроена их одна совместная душа, душа добра и преданности беззаветной.

Он когда-то ей сказал:

- Моей любви на двоих хватит, – и хватило бы, но с годами, она свою добавила.


- Следующая остановка конечная…

- А куда потом?

- Как куда? В депо...

Она вышла из опустошённого вагона, пересела в тележку. Место там было мало.

- Ничего, - сказал он, - поместимся. Помнишь, как спали мы с тобой когда-то вместе..., на одной раскладушке...



Наташа Петербужская.  @2024. Все права защищены.
Опубликовано в 2024 году в Сан Диего, Калифорния, США