Счастье Улыбается Дважды
Так возле дома сидела тётя Маруся, её Дина, ещё с пеленок тётей называла, смотрела на зимний малиновый закат, на нетронутые снежные поля, на ели высокие, они вдали тёмно-синими казались и вспоминала, и свою молодость, и Веркину, как же ей жаль свою подругу, так рано ушедшую из жизни, и жизни-то не видала.
Маруся, всё что могла для Верки сделала и слова её последние помнила, она уже теряла сознание, бредила, и просила присмотреть за Динкой. Спасти Верку не удалось, схватки начались раньше срока, да ещё ночью, она видать в сени вышла, да споткнулась, ударилась и сознание потеряла, сутки пролежала, зима поди, вот и застудилась, хорошо Жучка ранним утром лаем своим соседей подняла и открыв двери, Маруся нашла Верку без сознания, а та видать уже с высокой температурой, в бреду лишь повторяла про Динку, позаботиться просила.
До больницы доехали поздно, так врач и сказал, поэтому, и не спасли, застыла в сенях, а кричать сил не было. А девочку крошечную в больнице выходили, с месяц держали, а потом Маруся принесла её в дом и всей семьёй воспитали, и назвали девочку Динкой, как велено было, а уж потом поняли, что Верка-то просила за корову Динку позаботиться… Но было поздно и корова осталась Динка, и девочку записали Диной.
— Вот уехала вчера моя крестница опять в город, ох и болит душа за неё, прямо ноет. Вот ведь как жизнь поворачивается, не угадаешь наперёд… Такую ладную девочку родила Верка, ну всё при ней и ласковая, и умненькая, правда Верка тоже отличница была и хороша собой, сколько планов строила, а вот ведь горе какое, прямо напасть какая, отец с матерью Веркины угорели в баньке за год до её кончины и её за собой потащили. Господи, спаси и сохрани девочку мою, солнечную...
Так Маруся у крылечка своего сидела и волновалась, прямо места себе не находила с той минуты, как опять Дина решила поехать в Москву…
Маруся ведь первый раз сама сказала ей:
- Езжай в город, тебе учиться надо, ты ведь лучшая в школе, как и мама твоя. Мама с Ангелами за тебя печётся, а я тут на земле о судьбе твоей тоже беспокоюсь.
Вот Дина и поехала в город, сразу после восьмого класса. К знакомой Валентине Ивановне на почту устроилась, та помогла ей и с общежитием, и со школой. Так Дина уехала в город и пошла там в девятый класс. А на мне осталось всё будничное, деревенское хозяйство; и цыплят накормить, и корову подоить, от неё у нас всё-и молоко, и сметана, и творог, - спасибо Веруня и за корову, и за доченьку, ты не беспокойся, я в ней души не чаю, и за тебя, и за себя люблю.
Дина высокая, стройная, как Василиса Прекрасная и Премудрая вместе, потому что и умна была, и хороша. Одни волосы чего стоят, как лён колосятся по поясу, да глаза сравнимы только с небом апрельским. Как вошла она на почту и спросила ангельским голосом Валентину Ивановну, так всё почтовое отделение на цыпочки встало, чтобы сказочную красоту увидеть. А Дина даже покраснела от застенчивости.
Валентина Ивановна пошла Марусе навстречу скорее обещанного, так как ей самой девушка уж очень понравилась. И общежитие нашла ей с отдельной комнатой, и рядом в школу записала, словом, охотно, без особых просьб помогала, видать сразу она ей по сердцу пришлась.
Школа, хоть и рабочей молодежи, но класс оказался дружный и приняли её сразу, как свою. Первые несколько месяцев, учительницы по истории не было, её заменяла учительница по географии, но сегодня пришёл молодой учитель и представился:
- Николай Александрович, я буду преподавать вам историю.
Потом немного рассказал о себе, что он окончил университет и учится в аспирантуре, а вообще в будущем хочет быть археологом и ещё, что интересуется раскопками древней Греции.
Николай Александрович на самом деле через две недели должен был на год улететь в Грецию. Греция целиком представляет собой место археологических раскопок. Прошлое решительно проникает в настоящее и будущее, создавая ослепительное, незабываемое многообразие. Николай был в совершенном восторге, когда его утвердили в группу единого археологического комплекса вокруг Акрополя. Люди со всех концов света приезжают туда, чтобы увидеть собственными глазами колыбель западной цивилизации и почувствовать мощь и величие, воплощённые в древних реликвиях.
Вещи были собраны и отъезд назначен, но вдруг раздался звонок с просьбой заменить учителя истории и звонок, по всей вероятности от того, кому в принципе невозможно отказать никогда, и мечта всей его жизни расплавилась, как часы на картине Дали, и время счастья остановилось…
Или Бог поменял археологическое счастье на сердечное…, всё в руках Божьих…
Николаша, как его шутливо называла мама, всячески старалась его утешить, но у неё не очень-то получалось, наверное, от того, что сама собиралась на всё лето в Грецию, она уже и домик у моря присмотрела, и теперь её длинный отпуск тоже под вопросом. А вот бабушка, Вероника Андреевна, называла любимчика своего Никуша, она думала, что родится девочка и назовут её тоже Вероника, а родился мальчик, который и получил вторую часть от её имени. Она умела его успокоить, потому что в душе волновалась за эту годовую экспедицию и не горела желанием на год с ним расстаться. Вот бабушка и нашла какие-то нужные слова, что в школу, в роли педагога по истории, он уже пришёл в хорошем настроении.
Дина сидела возле окна и хоть осень уже давно вошла в свои права, её расположение было добрым и по цветной палитре дня можно было сказать, что она ещё не готова, и не уступит зиме ни свой вишнёво-охристый наряд, ни запах скошенной травы, ни божественные терракотовые закаты. Пусть осень и в одном шаге от зимы, но шаг её персидского ковра семимильный…
Трудно представить красоту венецианского клёна, листья которого соприкасались с окном, возле которого сидела Дина в маминой голубой блузке, по счастью взятой с собой в Москву и с утра надетой, от мысленного с ней соединения.
Первое, что бросилось в глаза Николаю Александровичу – это оконная рама на фоне неба голубого и клёна совсем живого, и вот она сидит Весна Сандро Боттичелли, не украшенная цветами, венком и букетиками, а в блузе бледно-голубой, с глазами того столетия. Казалось, не мальчик, а юноша двадцати семи лет, преподаватель, а справиться с собой не смог, не мог же он рассказать, что увидел Весну Боттичелли, когда за окнами осень и даже листья жёлтого клёна касаются стекла...
Прошло почти полгода, когда он смог осторожно поправить прядь её волос, которая выбилась из-под маленького красного беретика, тётя Маруся связала и сказала:
- Хоть весна и пришла, но снег ещё не сошёл и ветер холодный.
А Дине шёл этот беретик, одно ушко прикрывало, второе мёрзло, вот она и меняла стороны, ей всё было к лицу и к её радостной улыбке.
Однажды, гуляя по Нескучному парку, Николай рассказал ей историю жизни Сандро Боттичелли и его знаменитую картину Весна, и показал ей действительное сходство с ней. Она молча слушала, а потом неожиданно, положив руки ему на плечи, просто сказала:
- Я видела на твоём столе среди листов учебных, эту репродукцию и с того самого дня, когда все думали, что ты перепутал осень с весной, я поняла, что ты во мне увидел ту Весну. Потом я купила такую же репродукцию и повесила у себя в комнате, и долго ждала, когда ты мне сам об этом скажешь…
- Так ты знаешь, что я тебя люблю больше белого света…
- Я тоже, - сказала она, повзрослев в эту минуту на несколько лет.
А потом головокружительная весна закружила их вальсом неги и туманными рассветами. Дина его называла Ника, но не как бабушка, а покороче.
- Ника, а у меня есть один секрет, хочешь я тебе расскажу…
И тут же рассказала, что она готова сдавать экзамены в мае за девятый и десятый класс, что она экстерном подготовилась.
- Как же ты успевала?
- Мне легко даётся учёба, как и моей маме.
Тут она впервые рассказала о маме, и он заплакал не скупыми мужскими слезами, а как плачет душа…, она гладила его по голове и говорила:
- Ну сейчас же всё хорошо, сейчас я уже выросла и тётя Маруся добрая, очень меня любит и Динка у меня есть.
Тут он на секунду повернулся к ней:
- Какая Динка...
- Наша корова, - смеясь, Дина рассказала о происхождение своего необычного для деревни имени, и они оба рассмеялись.
- Я хочу свою невесту познакомить с родителями, мы живём втроем, у папы два года тому назад был обширный инфаркт, спасти не смогли, теперь мы живём втроём – бабушка, мама и я, и, если ты не против, мы будем жить отдельно, снимем квартиру.
- А твои родители не обидятся, что ты от них уйдёшь…
Ника оценил её ласковое сердце и подумал, - таких больше нет на свете, чистый Александрит, редкостный камень, прозрачный, как слеза с небесным отливом.
То, что Муза Дмитриевна преподавала музыку, интерьер квартиры не отражал, не помогало даже чёрное пианино, стоящее неприкаянно в углу возле окна. А вот то, что это профессорский дом, было видно сразу.
Большой письменный стол с бумагами и папками, всё в порядке, видно было, что стол не сник, по-прежнему преданно ждёт хозяина; орехового дерева стеллажи, видно, что на заказ вымерены; между ними небольшой диванчик, с такой же спинкой; при нём овальный стол на одной ноге, столешница с разводами этого же дерева и два удобных кресла. На стенках несколько пейзажных акварелей и портрет хозяина дома – маслом.
- Мама, бабушка, познакомьтесь, эта моя невеста, любовь моей жизни.
Дина смутилась, опустила глаза, а бабушка, не успев представиться сказала:
- Не смущай девочку, проходите, садитесь, сейчас будем чай пить с черешневым вареньем, пробовали когда- нибудь?
А Муза Дмитриевна добавила:
- Вы любите рулет с маком?
Дина растерялась:
- Я не знаю, не пробовала ни то, ни другое...
— Вот и чудненько, значит можете желание загадывать, даже целых два, кто ест что-то впервые, загадывает всегда желание.
Дина улыбнулась и мама, и бабушка увидели эти распахнутые, доверчивые глаза, невероятной красоты и не сговариваясь хором спросили:
- Сколько Вам лет, деточка…
- Семнадцать, - чуть громче начала и уже на выдохе тихо добавила, - в декабре исполнилось.
Тут бабушка, позвав Нику, пошла в кухню за чайником, а мама за ней нарезать рулет и уже из кухни доносились какие-то громкие разговоры, переходящие в шипение, похожие на ссоры.
- Ника ты с ума сошёл, она же ребёнок совсем, школьница ещё наконец, она твоя ученица, она тебе как дочь, - и последний аргумент против Дины, ей казалось она услышала полностью, но ключевое слово "как" застряло между стенкой…
И тут вдруг она поняла, что значит Ника её отец, а как же с ним весна колдовская, её бросило в жар от всего сразу и от весны божественной, и от позора.
Пока шипение в кухне не закончилось и Муза Дмитриевна не вошла с маковым рулетом, Дина ветром вылетела из квартиры, бегом перебежала улицу, остановила машину, доехала до дома и не отпуская машину, через двадцать минут уже сидела в электричке. Лихорадочно сопоставляя детали своего рождения, не зная подробностей, она мысленно расспрашивала тётю Марусю. За короткую дорогу до Ручейков Дина попрощалась со школой, не сдала экзамены за девятый и десятый класс, попрощалась с намеченным институтом, с почтой, комнатой с репродукцией Боттичелли и со своей весной тоже.
Молчаливая, с разбитым сердцем и болью, от которой дышать невозможно, доплелась пешком от станции до родного дома, бросила вещи на пол и два дня пролежала, не вставая с кровати. Тётя Маруся и не подозревала, что её крестница неприкаянно лежит плашмя за стенкой и рыдает о разрушенной жизни. Потом, необычно тихо, не поднимая головы Дина пришла к тёте Маруси и без предисловия твёрдо сказала:
- Расскажи мне всё подробно о моём отце, я должна знать всю правду, - и спокойно добавила, - время пришло, сядь пожалуйста и начни с самого начала…
Маруся аж побледнела от такой неожиданной встречи.
- Что стряслось доченька..., - в особо волнительные моменты так называла её Маруся.
- Об этом потом, - тихо сказала Дина, - сейчас ты сядь и вспомни всё до мелочей, мне это очень важно, понимаешь…
Хотя Маруся ничегошеньки не поняла, но расстраивать девочку пуще не стала…
- Я никогда от тебя и не собиралась ничего утаивать, просто я мало что знаю. Это был конец мая или начало июня, точно не вспомню, мы закончили десять классов и вечером пошли на речку, устроили там костёр, пели песни. Было уже поздно, когда группа студентов, совсем молодых, скорее всего первокурсников, подошли к нам, к костру и спросили нет ли кого, кто на лето сдаст комнату…
Вера, не так давно похоронив бабушку и дедушку, сказала:
- А вас сколько, я могу взять двоих.
- Нас пятеро, - но трое сказали, что у Павла Степаныча уже устроились.
— Вот честно тебе скажу, даже не знаю, как их звали, уехали они недели через две, а Вера призналась, что все эти две недели будто на небе жила, так и сказала. А парень-то видать испугался и раньше срока из деревни уехал. Короткая небесная жизнь у мамы быстро закончилась, замкнулась в себе, видать переживала, а я не докучала вопросами… Ну потом уж, когда узнала, что тебя ждёт, словно ожила, повеселела, платья новые сшила, чтоб свободней дышать было. Она ждала тебя к Рождеству Христову, а получилось вот как и забрал её Боженька на небеса одну, а тебя оставил. Милая моя, прости, но я ничего о нём не знаю, помню высокий, белобрысый, симпатичный паренёк, чуть постарше Верки.
Конечно, из этого рассказа никаких выводов сделать было невозможно, кроме того, что по-настоящему, этому симпатичному пареньку должно быть за сорок, а не двадцать семь…
Ей стало стыдно и за свои дурные мысли, и за свой поступок, который так ужасно повлиял на её жизнь. Но вернуться и просить прощения, какое-то смешанное чувство внутри мешало… И она, как и когда-то мама, замкнулась до тех пор, пока ей Маруся не сказала:
- А ты детка, чай не беременна…
19 декабря, в день Святого Николая Чудотворца, Дина родила девочку, беленькую розовощёкую на парном молоке вскормленную… В честь памяти мамы с одной стороны, и с другой единственного любимого человека, по своей ошибке потерянного, дочку свою назвала Вероникой. Сразу можно было сказать, что она похожа, на обоих, в ней соединилось их родство душ. Внешне Дина потихоньку приходила в себя, но в душе было по-прежнему дымно.
Николай, увидев пустое кресло, понял, что Дина слышала их возмущение, поняла по-своему, ко двору мол не пришлась и без объяснений опрометью убежала… Он схватил куртку, выбежал, поискал глазами и не найдя её, сел в такси, доехал до общежития, в комнате было пусто, только на стене смотрели, как немой укор её глаза…
Он посидел на полу в оцепенении, потом вспомнил про почту, она была уже закрыта, домой идти не мог, бродил пока не замёрз. Переночевал у приятеля и с утра, придя на почту понял, что Валентина Ивановна сама не знает из какой деревни Дина, в общежитии тоже не знали, потому что устроила её Валентина Ивановна, как свою племянницу, те же сведения были и в школе… В полиции спросили паспортные данные, а только по фамилии Дину Новикову, найти не смогли.
Николай приходил ежедневно и в школу, и на почту, но никакой новой информации не было. Была весна в его жизни и, кажется, растаяла, как снегурочка. В мае Динин класс распустили и найти беглянку не было никакой возможности.
Николай, в обиде на бабушку и маму, в душе не простивший их, на год улетел в Грецию, а Дина, через год решила снова вернуться в Москву и начать всё сначала, но уже с Вероникой, девочка была на редкость спокойная и покладистая, хлопот с ней не было.
Со второй попытки пришла к Валентине Ивановне и на правах её "племянницы" рассказала свою историю… Мир не без добрых людей, может быть, вам покажется странным и неправдоподобным, но Дина осенью сдала экзамены и за девятый, и
десятый класс, и на отлично сдала вступительные экзамены в медицинский институт, потому что мамина смерть, как ей казалось, была врачебной ошибкой. И эта взрослая, мудрёная жизнь была для неё, как бег с препятствиями, она решительно преодолевала их, не оставляя свою мечту стать врачом.
Не получилась сразу сладкая жизнь, - я в горькой только сильнее буду, - а сладость свою она в доченьке любимой видела и ещё видела в ней Нику, и от этого только теплее на душе становилось, и в делах всё спорилось.
Маруся нашла желающих круглый год снимать Динин дом, так что с деньгами проблем не было. А Валентина Ивановна, как теперь она всегда называла Дину своей племянницей, подыскала им чудную маленькую квартирку, прямо возле института и жизнь тихо шла своим чередом…
До тех пор, пока Николай не вернулся из Греции. Он ведь ни на минуту не переставал любить Дину и продолжал везде искать её глаза… Вот и теперь, прямо с дороги, решил заехать сперва на почту, он подружился с Валентиной Ивановной, писал ей письма из Греции и надеялся на эту тонкую ниточку связи. Он считал её тоже родственницей, за одно то, что она когда-то помогла Дине со школой и общежитием.
Иногда всё же счастье улыбается дважды.
Николай так искренне обнимал Валентину Ивановну, и так сердечно был растроган, когда она, в мельчайших подробностях рассказала ему про его семью, которая ещё не знает, как горячо папа любит свою доченьку и как безумно он любит свою Весну...
Наташа Петербужская. @2024. Все права защищены.
Опубликовано в 2024 году в Сан Диего, Калифорния, США
Свидетельство о публикации №224012000344